Черт из Припяти.

      Перед самым выходом все планы поменялись: Хромой спустился в подвал и сказал, что активизировалась охрана. По городу катается несколько машин, кого-то ищут. Черт решил не рисковать и дал команду расчехляться. Договорились выдвигаться вечером, когда можно будет укрыться в темноте в случае чего.       Я спряталась с одной из Чертовых книг в комнате, где ночевали Пес с Хромым, и пыталась сосредоточиться на чтении. Но мысли мои упорно уносили меня в какие-то дебри, и я все никак не могла разобрать хоть что-нибудь, бессмысленный набор слов не желал складываться в целое и обретать значение. Злилась на Илью, на его друзей, на себя. Хотелось домой. В уютную кухню Антохи. Рассказать о своих злоключениях брату за чашкой любимого кофе. Не прятаться с сигаретой. Получить слова поддержки. Я вздохнула. В проеме показалась голова Хромого: — Чо, монах-то наш? Навыки свои не растерял еще? — заржал он.       Сделала вид, что не слышу, уткнувшись в буквенную неразбериху. Но Сашка был настроен достать меня: — Да не тушуйся ты, у Черта бабы уже сто лет не было.       Оторвалась от книги, подняла на него глаза. Неужели Илья поддерживает этот идиотизм? — По-моему, это его личное дело, — зло парировала я.       Он расхохотался своим пугающим смехом. — Какие мы агрессивные, — вошел в комнату. Я была готова поклясться, что, если бы сейчас здесь, кроме него и меня, никого не было, он прямо тут же похотливо набросился на меня. — Такое впечатление, что это у тебя бабы сто лет не было, — я старалась говорить спокойно, но, наверное, он чувствовал, это только внешне, и я готова дать ему отпор, а если надо, могу и в морду вцепиться. — Я тут подолгу не задерживаюсь. И бабы мои меня за Зоной ждут, — ухмыльнулся Сашка. — Но если что, я к твоим услугам, девчуля, — и снова этот дурацкий смех душевнобольного. — Я лучше прямо сейчас в Брянск вернусь, чем твоим предложением воспользуюсь.       В соседней комнате в голос заржал Мишка. — Ну и зря, колючка. Я много чего умею. Подумай, от чего отказываешься, — продолжал глумиться сталкер. — Хромой, захлопнись, — в проеме возник Илья. — Достал, — он подошел к топчану, на котором я сидела. — Пошли обедать, — обратился ко мне. — Не хочу.       Хромой, подмигнув, расплылся в противной слащавой улыбке и вышел. — Ясно, — это прозвучало слишком сухо. Черт достал сигареты, вытащил одну, подкурил. То, что осталось в пачке, молча положил рядом со мной на лежаке и вышел. — Спасибо, — выдавила я. — Да травись, чего там, — донеслось уже из другой комнаты.       Через час Илья куда-то ушел, и Хромой возобновил свои нападки. Пес сначала не вмешивался, иногда негромко смеялся, занятый какими-то своими делами, но вскоре и ему это надоело: — Санек, да хорош уже. Совсем девчонку заклевал, — он, согнувшись, вошел в комнату и присел возле меня на топчане. — Не обращай ты на него внимания, Вик. — Пес, ты думаешь, добренький будешь и сразу примажешься? Она к Черту пришла, тебе не даст, — Хромой оскалился и наконец-то свалил. — Я не примазываюсь, — Мишка искоса глянул на меня, сунул мне конфету и пошел к выходу. — Ты если поесть захочешь, говори. Там тебе Черт оставил. И за крысу не злись.       Заглянула в оставленную пачку. Она была почти полная, может, двух-трех штук не хватало. Закурила. Дым царапал легкие непривычной крепостью. Читать не получалось. Встала размяться, медленно ходила по комнате, смотрела себе под ноги, затягиваясь и осторожно выпуская струйки табачного дыма. Задумавшись, не заметила, как в комнату вошел Илья. Натолкнулась на него, чуть не уронив сигарету. — Докуривай и будем выходить, — сказал он, пристально смотря на меня. — Полчаса на сборы. ***       Когда все были готовы и вышли на улицу, Илья спустился в подвал, проверить, все ли в порядке, и забрать арбалет. Такого оружия раньше мне видеть не приходилось. Это был небольшой, добротный самострел, ручного изготовления. Здесь не стоило лишний раз привлекать к себе внимание любого из многочисленных обитателей Зоны. Будь то охрана, мародеры или залетные туристы. Поэтому бесшумное оружие было очень ценным. Оно могло защитить, с ним было можно охотиться. Конечно, не на медведя, но для добычи любого мелкого зверья арбалет был вполне подходящим.       Вечернее Солнце клонилось к горизонту, отбрасывая на нас свои негреющие лучи. Тени деревьев вытягивались, отпечатываясь на снегу фиолетовыми пятнами. В морозном воздухе искрились мелкие снежинки. Припять провожала нас полным безмолвием.       Мои спутники были нагружены под завязку. То, что не сумели нацепить на спину или взять в руки, было решено забрать со второй ходкой. Мужчины шли впереди меня и негромко переговаривались. Иногда Илья оборачивался, словно проверяя, иду я с ними или нет. Меня это немного нервировало.       Мертвый город остался позади в синих вечерних сумерках. Все так же безмятежно смотря нам вслед черными глазницами оконных проемов.       Я шла по следам троицы, гоняя в голове про вчерашний вечер и это утро. На душе было муторно. Мало того, что Черт умудрился скормить мне какую-то крысу, вчера это стало темой для плоских шуток Хромого. А утром, так и вообще, сделал из меня посмешище. Его гости весь день ржали при виде меня, особенно веселился Сашка, отпуская в мой адрес глумливые реплики.       Полдня просидела одна в пустой комнате, служившей ночлегом Псу и Хромому, уткнувшись в книжку. При этом смысла ни единой строчки из нее я так и не уловила. Не хотелось ни есть, ни спать. Только бы не попадаться им на глаза. Особенно Хромому. А Илья только раз цыкнул на него и больше за меня так и не заступился. Снова вспомнила про то, что Фаза меня подарком для Черта посчитал. А если эту байку тут все знают? Бред какой-то. Такого подарка он точно не получит. Во всяком случае, этим подарком буду не я.       Черт в очередной раз оглянулся. Возможно, я шла слишком медленно, Пес и Хромой были уже далеко впереди. Сталкер остановился, дожидаясь, пока я догоню его. Завязнув где-то далеко, в своих мыслях я даже не заметила, что мужчина стоит и пристально смотрит на меня. Я злилась на него. Хотелось изо всех своих девичьих сил, что есть мочи, поколотить, попинать его в этих сугробах и оставить здесь валяться и мерзнуть. Наклонилась и зачерпнула горсть снега, в секунду скатала из нее шарик и со злостью запульнула в Илью, только после увидев, что он стоит и недоуменно наблюдает за моими движениями.       Снежок глухо ударился ему в грудь и тут же рассыпался. Он косо, как-то невесело усмехнулся: — Какая муха тебя укусила? — Отвали.       Он вдруг остановил меня, схватив за плечи: — Да что случилось-то, мелкая?       Я отступила, пытаясь освободиться из его хватки, но мужчина, крепко удерживая меня на вытянутых руках, стоял и ждал ответа: — Если я тебя обидел, то я даже не знаю, чем, — наконец, выдал он. — Скажи, я, может, прощения попрошу. Или ты только для того меня через всю Зону искала, чтоб друг другу настроение теперь портить?       Подняла на него глаза. Илья выглядел растерянно. В сумерках этот взгляд действовал, как транквилизатор, но ничего объяснять ему прямо сейчас мне не хотелось: — Давай, потом поговорим, — ответила, чувствуя, как он отпускает из своей хватки мои плечи. — Эй, новобрачные! — донесся до нас дурацкий смех Хромого. Я недовольно хмыкнула.— Чего вы там встали? По дороге все свои отношения выясните. Идти всю ночь! — Да не ори ты, — негромко отозвался Черт. — Идем уже.       Впереди замаячила колючка. Сбавили темп. Возле самого заграждения сняли рюкзаки и по одному стали передавать перебравшемуся через барьер первым Псу. Потом препятствие преодолели Хромой и Черт. Пока Мишка с товарищем снова нагружались мешками, Илья терпеливо ждал, когда я проберусь через проволочные линии, придерживая колючие железные нити у меня над головой.       В небольшом леске, начавшемся через пару часов, сделали привал. Я отказалась от ужина. Набравшись наглости, стрельнула сигарету у Мишки — сейчас он казался мне самым безобидным из этой троицы, отошла от них метров на сто. Присела на какой-то поваленный ствол и закурила. С первой же затяжкой на меня напал жуткий кашель. Сигареты у Пса были слишком крепкими. Но за неимением других, и эти были хороши. Докашлялась до того, что на глазах выступили слезы.       Как же обидно! Даже покурить нормально, и то не могу. В носу предательски защипало. Я шмыгнула носом. Всегда старалась держаться и быть сильной. Увы, иногда не удавалось. Благо, сейчас из тех троих меня никто не видел. Они остались на месте привала, но даже издалека до меня долетали отголоски их смеха и громкой речи Хромого.       Сглотнула подступивший к самому горлу ком. Только не раскисать! В последний раз затянулась. Возвращаться к своим спутникам совсем не хотелось. Сидела и таращилась в темноту, прислушиваясь к шорохам за спиной. В чернильном мраке снег казался синим. На небе россыпью сверкали миллионы звезд. И тишина, которую вскоре нарушил скрип снега. Кто-то шел в мою сторону.       Шаги приблизились и замерли у меня за спиной. — Ну и долго ты тут сидеть собираешься? — послышался уставший голос Ильи. — Не знаю. Пока привал не закончится.       Он перешагнул через ствол, на котором я сидела, и тихо присел рядом. — Когда я сюда пять лет назад пришел, тоже был обозленный на всех, — Черт говорил, не поворачиваясь ко мне, тихо, немного глухо. — Казалось, что все слишком несправедливо. Почему у других в двадцать семь жизнь в самом расцвете или только начинается, а у тебя уже почти закончилась? Они живут, заводят семьи, рожают детей. А ты стоишь уже обеими ногами в могиле, врачи не оставили тебе никаких шансов. Даже срок определили, сколько до конца. И понимаешь, что уже сделать все равно ничего не успеешь. Готовишься. Боишься неизвестности, которая там, за чертой. Злишься на тех, здоровых, румяных, веселых, что видишь каждый день… А их не хочется видеть. Совсем. Даже близких. Особенно после того, как она сказала, что устала и больше так не может, — он сглотнул, перевел дух. Чувствовалось, что сейчас ему очень нелегко говорить мне все это. — Я не стал ее держать. Зачем мучить и ее и себя? Отпустил… Была мысль, пойти сделать петлю и сунуть в нее голову. Не знаю, почему я ее не осуществил… Потом кто-то рассказал про Зону. Здесь не было людей. А я их к тому времени уже ненавидеть начал. Хотелось уйти от всех и в тишине просто сдохнуть. На кордоне меня Михалыч перехватил. Убежать бы я все равно не смог. Сам не знаю, как сил хватило, вообще, до Зоны добраться. Хотел он меня восвояси отправить, но я сразу сказал, зачем приехал. Наверное, пожалел меня, — сталкер достал сигареты, протянул одну мне. Мы закурили. — Помог в Залесье к тетке одной добраться. Она меня за пару месяцев на ноги поставила. Тогда я понял, что назад, домой уже никогда не вернусь. Нет мне туда дороги. И дом мой здесь теперь. Но эти первые несколько месяцев были тяжкими. Мало того, что ты еле ходишь, у тебя нет сил дышать, говорить, есть. Ты ненавидишь людей. Ты все ненавидишь, даже себя. А тебя каждый день заставляют пить какие-то отвары, куда-то идти, что-то делать. Жить снова... — он вздохнул и замолчал.       Этот монолог окончательно меня добил. Илья еще говорил, когда я поняла, что плачу. От его слов, от обиды и жалости к себе, от понимания того, что я не могу вернуться домой, что та моя привычная жизнь и все, кто в ней был, для меня больше недоступны. Сигаретный дым ел глаза, я из последних сил старалась сдержаться, но слезы предательски катились из глаз. Соленая влага тут же заполнила носоглотку, мешая дышать.       Мужчина молча обнял меня, и не пытаясь успокоить. Я уткнулась в его плечо и беззвучно плакала, окончательно раскиснув. Сама не заметила, как обняла его в ответ, словно самого родного человека. Илья вздохнул и тихо добавил: — Ты сейчас злишься, боишься тишины этой мертвецкой, потому что ты тут не по своей воле оказалась. И привыкнуть сразу невозможно. На это время нужно… Я, правда, не знаю, чем я тебя обидел. А нам еще долго один кров на двоих делить. Я не хочу войны. Тем более с тобой.       Я шмыгнула носом и подняла на него глаза. Удивилась, увидев, что он в очках. Не зря его взгляд мне казался близоруким. Илья опустил руку, обнимавшую меня, и вытер мне слезы тыльной стороной ладони. Я набрала в горсть снега и приложила к лицу, умывшись, стряхнула остатки: — Это ты меня прости, — произнесла, не глядя на него. — По-дурацки так получилось. Хромой надо мной смеется все время. Из-за крысы этой. Из-за ночевки. — Не обращай ты на него внимания, — Черт встал и подал мне руку. — Он от зависти. Пусть лучше думает, что ты со мной, приставать не будет. Он глаз на тебя положил, не поняла разве? А крыса — это нутрия. Их едят, разводят специально даже. Мясо диетическое. Ничего страшного, что ты его ела. — Если ты их будешь готовить, просто предупреждай. Я не люблю экзотику.       Илья кивнул: — Ну что, мир? — Мир. — Тогда идем, мужики ждут, — и он осторожно потянул меня за руку. ***       Пес с Хромым уже заждались. Сашка, конечно, не удержался, чтобы не подковырнуть: — Вы чо там, трахались, что ли? Пошел и провалился. До дома не успеете? — Хромой, ты достал, — разозлился Илья. — Не, ну что? Не так, что ли? — Закройся.       Пес в это время помогал мне нацепить рюкзак: — Ты чего такая? Плакала? — почти шепотом спросил он. — Нормально все. Сигареты у тебя больно крепкие. Кашель достал. — Других у меня нет, — виновато проворчал он.       В темпе продолжили наш путь. Я снова шла позади. Илья чуть приотстал, дожидаясь, пока я догоню его. — На, вот, — он что-то протянул мне в кулаке. Подставила руку. Ладонь царапнуло. Конфета. — Спасибо. — Идти далеко. Еще упадешь с голодухи. Следующий привал нескоро теперь. — К утру-то дойдем? — К утру — да. Баню затопим, — все еще было заметно, что настроение у него не лучше моего, но он старается не показывать этого. — У меня банька отличная. Весь негатив смоешь. Молочка свежего тебе от стариков принесу. Потом отоспишься по-человечески. Другим человеком будешь. — У тебя даже баня есть? — Да. Все от прежних хозяев осталось, — сталкер остановился на минуту и показал куда-то в сторону. — Вон Новошепеличи, где проводник твой остался. Завтра пацанов туда снаряжу.       Действительно, далеко, еле различимы, виднелись темные тени домов. Я бы прошла и не заметила. — Фаза мне тут историю одну рассказал, когда метель пережидали, — осторожно начала я. — что-то типа местной легенды. — Валяй, — согласился выслушать меня Черт. — Про подарок. Что тебе от Зоны будет. Фаза почему-то решил, что это я. Расскажешь?— не удержалась, вывалив все сразу, как есть, спросила напрямую. Надоели мне эти неясности, а еще больше ломать над ними голову. — Это очередная байка местная, — голос потеплел, и по нему было слышно, что мужчина улыбается. — Было, гадала мне тетка Нинка. Только я никогда не верил в это. Но если б так получилось, то от такого подарка не отказался бы, — он покосился на меня.       Я только развела руками: — Я на эту роль не гожусь. — Почему? — удивился Илья. — Я не вещь, чтобы меня дарить. К тому же я далеко не подарок. — А я б не отказался, — повторил он. — Я уже привык жить так, как живу. Но иногда не хватает рядом близкого человека. С которым можно посидеть, доверить ему все свои тайны. Даже просто обнять. С тобой тепло, легко, — Илья набрал в руку снега и осторожно, словно пробуя, собирал его с ладони губами. — Вода есть, — запротестовала я. — Снег чистый. Хочешь? — Нет. — Ну и зря… Идем быстрее, — вдруг сказал он, отряхнув руки и увеличивая скорость. — Опять Пес за свое…       Мы почти догнали двоих сталкеров, когда стала слышна их перепалка. Сашка матерился в голос и обкладывал Пса последними словами. Мишка же бухтел в ответ каким-то не своим, севшим голосом. Его размашистая походка стала шаткой и неуверенной, он еле передвигал ноги, согнувшись под тяжестью своего мешка. — Чего собачитесь? — обратился к ним Черт. Но мне казалось, он и без их объяснений знает, что происходит. — Опять этот урод, — Хромой в сердцах плюнул. — Завтра один пойду. У себя его оставляй. Задолбал! — Еп-те, Мих! Ты слово мне давал, — разозлился Илья. — Я его дал, я его и забрал, — вяло огрызнулся Пес.       Черт матюгнулся и, схватив меня за руку, рванул вперед. Бежала следом, не поспевая, словно Пятачок за другом Винни в известном мультике. Оглядывалась на Мишку с Хромым, оставшихся у нас за спиной. И ничего не понимала. Что натворил Пес, чем он так разозлил своих друзей. Что, вообще, с ним случилось. Спрашивать боялась. Одного взгляда на Илью было достаточно, чтобы понять: не стоит этого делать.       Не знаю, сколько времени я бежала за Чертом, рука была крепко зажата в его ладони. Ноги вязли в снегу. Да еще и ветер, который понемногу усиливался, дул в лицо. Но, в конце концов, я упала. Лицом в сугробы. Со всего маху. Чуть не свалив следом за собой мужчину. Он чертыхнулся и помог мне подняться, отряхивая с меня снег. Было неудобно за свою неуклюжесть. Но идти в таком темпе, проваливаясь по колено, я больше не могла. Дыхание сбилось, сердце колотилось в грудной клетке будто раненый зверь. — Курить бросай, — почему-то вдруг засмеялся Илья. Заправил выбившиеся пряди волос мне под шапку. — Тебе не идет этот образ.       Немного постояли, пока дыхание мое не выровнялось. Он оглянулся. Хромого с Псом видно не было. Снова взял меня за руку и, уже не торопясь, пошел, уводя за собой. Как ни хотелось сейчас спросить, что случилось с Мишкой, я молча брела рядом, прикусив язык. — Ты сказала, что в детдоме с самого детства жила, — вдруг сказал сталкер. — А родители? — он обернулся ко мне. И добавил: — Прости за бестактность. — Да нет, нормально все.       Сейчас мне почему-то хотелось рассказать ему все. Обычно я не была склонна к откровениям. Тем более, с малознакомыми людьми. Но на Илью это почему-то не распространялось. Было в нем что-то, располагающее к таким беседам, во время которых можно говорить даже то, что не расскажешь на исповеди: — Честно, я их не помню. Я не знаю, как это, чувствовать их любовь и заботу. С самого раннего детства меня окружали такие же, как и я, сироты. У некоторых из них были и мама и отец, но чем иметь таких родителей, лучше быть круглой сиротой. Настоящей. А не когда ты просто живешь в интернате потому, что им не нужен. У Тохи была такая мать. Мы, правда, не знали об этом. Она жила где-то в свое удовольствие. Пила, меняла мужиков. Изредка к Тохе приезжала старая бабушка. Привозила печенье и апельсины. Мы завидовали ему. Хотя чему завидовать? Он был такой же, как и мы сирота. Но у него была какая-то далекая родня, которая хоть изредка маячила на горизонте. У меня и такой не было.       Я помню себя где-то с трех лет. Тогда я уже была в детском доме. Маленькая, злая. Чувство справедливости у меня, наверное, обострено было, я без раздумий кидалась в драку, когда обижали слабых. Становилась на их защиту. Так сдружились с Антохой. Всем товарищам по несчастью врали, что мы брат с сестрой, пока сами в это не поверили. Друг друга в обиду не давали. Но воспитатели меня любили. Все говорили, что я обязательно найду своих родителей, которые меня заберут к себе. Пару раз меня действительно были готовы взять в приемную семью, но что-то не складывалось, и из детдома я перешла в интернат.       Лет в двенадцать Антон начал розыск своих родителей. Я тоже не отставала. Тогда-то и выяснилось, что он сирота при живой матери, а мои родители погибли в какой-то жуткой аварии. Не знаю, как я уцелела и была ли, вообще, в этот момент рядом. Но мне, все-таки, было не так обидно, как Тохе. Меня никто не бросал. И наверное, любили и носились с каждой моей болячкой, пока были живы. Жаль, я всего этого не помню…       Тогда же мы с ним начали регулярно сбегать из ненавистного дома-интерната. Мы воровали булки и сгущенку в супермаркетах. Удирали от ментов. Приключений было, что тебе и не снилось. Нас упорно возвращали обратно. Антона пару раз отправляли в дурку, как зачинщика. В интернатах это обычная практика, всех неугодных отправлять в психушку. Чтоб мозги им там подкрутили. Но потом выписывали, и снова интернат. Меня это миновало. Почему-то считалось, что я попадаю под его дурное влияние.       После интерната оказалось, что от той самой бабушки Тохе осталась скромная квартирка на окраине Брянска. Нас с жильем, которое положено сиротам, умудрились побрить. Первое время я и Наташка, наша с ним общая подруга, квартировали у Тохи. У них там даже любовь какая-то случилась, — усмехнулась, как же давно это было. — Потом они стали ругаться из-за Тохиных увлечений экстримом. Он любил всякие сплавы по горным рекам, лазание по горам и подземельям. Иногда даже дрались. Я становилась между ними. Но, сам понимаешь, так не может продолжаться долго. Тем более, в то время я редко у них появлялась. Почти вышла замуж… — я вдруг осеклась и поняла, что дальше говорить не могу. Рассказывать про Ярика я не могла. Даже через столько лет. Даже Илье. — Почти, — эхом повторил Черт. — Значит, не вышла? — Извини, я не хочу об этом говорить. Не могу, — голос дрогнул. — Тогда не нужно, — обернулся мужчина. — Не вороши это. Не расстраивайся лишний раз. Надумаешь — расскажешь. А нет — значит, нет. — А дальше ты знаешь, — тихо добавила я. — работала корреспондентом в газете. По заданию поехала снимать любимые руферские катакомбы. И попала… Фотик редакционный там потеряла. Сама еле сбежать умудрилась… Вот, теперь ты про меня все знаешь. — Почти, — вставил Илья. — Ты прав. Но это больше, чем я знаю про тебя. — Раз пошла такая пьянка, говори, — предложил Черт. — Что тебя интересует? — Там. За Зоной ты чем занимался? — До того как заболел, работал на скорой. Медбратом. Хорошая работа была. Мне нравилось. Особенно ночные дежурства. — Значит, ты у нас медицина? — Ну да. Помощь первую оказать могу. — Вот почему ты так быстро с ногой моей справился? — Ерунда. Обращайся.       Небо медленно светлело. Окраска его постепенно переходила из черно-фиолетовой в розовато-голубую. Звезды таяли в утренних сумерках. Ветер ослабил свою силу и слегка обдувал сбоку. Мы, не торопясь, шли через лес. Илья все так же держал меня за руку. Возле какого-то бурелома я начала спотыкаться. Тогда решили сделать привал. Черт быстро соорудил костер, разогрел банку с кашей из наших запасов и заставил меня поесть. Честно говоря, мне кусок в горло не лез, но, под грозным взглядом сталкера, я умудрилась кое-как запихнуть в себя чуть меньше половины. Остальное доел Илья. Заварили чай. Мужчина одарил меня еще одной конфетой.       Передохнули и снова пошли. Над Зоной отчуждения всходило огромное красное Солнце. Лес редел. Впереди показались темные очертания каких-то построек. — Вон Кошаровка уже. Почти пришли, — сказал Илья. Голос был уставшим.