Черт из Припяти.

      Может быть, что-то шло сейчас не так, как должно, но этот сон для меня стал кошмаром. После двухлетнего перерыва внезапным гостем в моих потусторонних мирах стал Ярик.       Я не могла понять, как он попал сюда, одетый в свою неизменную черную рубаху, прячущую его исколотые тощие руки за широкими длинными рукавами. Без теплой одежды в тридцатиградусный мороз за окнами.       Он метался по нашей съемной квартире. Было похоже, что он ищет деньги или хоть что-нибудь, имеющее мало-мальскую ценность. Открывал дверцы шкафов и вытряхивал на пол содержимое ящиков. Переворачивал все вверх дном, но при этом ни произнеся ни единого звука.       В последнее время он выглядел неважно. А если быть до конца честной — плохо. Я слишком поздно узнала, что все эти изменения в его характере, привычках и даже внешние имеют банально простое объяснение: Яр — героиновый наркоман. По сути тот, кем он был сейчас и тот Ярослав, с которым мы познакомились, были двумя разными, не имеющими друг к другу никакого отношения людьми. Он скатился в эту яму всего за год, превратившись из веселого доброго парня в собственную тень, ненавидящего всех и разрушающего все вокруг себя.       Я по-прежнему любила его. Так же, как в наши с ним самые лучшие времена. Я все еще надеялась, что это безумие закончится, и он снова станет прежним Яриком, который любил меня, засыпал цветами и буквально носил на руках. И поначалу он пытался остановиться. Но белый порошок, так прочно укоренившийся в его жизни, не оставлял никаких шансов ни мне, ни ему.       Яр вдруг подошел совсем близко ко мне. — Мне нужны деньги, — он наклонился к моему лицу, упершись рукой в стену. Я видела, как его несильно потряхивает. Словно через тело проходят слабые электрические разряды. Он нависал надо мной, преградив путь к отступлению. От его горящего безумием взгляда становилось страшно. — Вчера вечером ты забрал последние, — слезы неудержимо прочерчивали мокрые дорожки по моим щекам. — Ты не понимаешь. Мне нужно! Иначе я сдохну, — голос надломился и треснул. Он вдруг со всей силы ударил кулаком в стену рядом с моим плечом. Я подпрыгнула от неожиданности, а мужчина вновь заметался по квартире, сея хаос на своем пути.       Снова оказавшись рядом со мной, случайно вдруг наткнулся глазами на мои серьги. Маленькие скромные золотые колечки у меня в ушах. Его подарок на день рождения. Не раздумывая, протянул руку: — Снимай.       Возражать было бесполезно. Сейчас он вряд ли владел собой и был адекватен. И если честно, в такие моменты я его просто боялась. Дрожащими руками сняла серьги и отдала ему. Быстро отправил их в карман на груди рубахи и направился к выходу. — Ярик, не уходи! — я плакала, где-то в глубине сознания понимая, что больше никогда его не увижу. — Остановись. Прошу тебя.       Он молча отодвинул меня от двери, обувая на босые ноги разношенные сандалии. — Пожалуйста, — слезы искажали пространство вокруг и его бледное лицо. Он стоял совсем близко. Самый дорогой для меня человек. Но от него веяло холодом, пробирающим до костей. — Я скоро приду, — хрипло сказал он.       Встала перед ним, загородив дверь: — Не ходи, — всхлипнула, опустившись на пороге, из последних сил надеясь, что он меня услышит. Он все еще стоял вплотную ко мне. Я была единственным препятствием перед дверью, но он переступил через меня и ушел, хлопнув так, что в окнах задрожали стекла.       От отчаяния я завыла в голос. Дрожащими руками пыталась набрать его номер, но никак не могла вспомнить нужные цифры, а когда начинала нажимать на кнопки, дисплей становился слепящее зеленым, так, что я не видела перед собой совсем ничего, кроме этого ядовитого света. Несколько пиликаний оповестили о том, что я получила сообщение, но вместо слов на экране была какая-то абракадабра. Я понимала, что это сообщение от Яра, но буквы отказывались складываться в слова, оставаясь бессмысленным набором, часть из которого и вовсе была мне не знакома.       Металась по коридору и не могла выбраться из него ни в подъезд, ни в комнату. Входная дверь не открывалась, а перед входом в зал пол провалился, зияя черной дырой. — Ярик! — В истерике кричала я…       Смутно-знакомый голос где-то над моей головой все настойчивей звал меня по имени, постепенно выдергивая из объятий злого бога Морфея. Не совсем соображая, где я нахожусь, чувствовала, что уже сижу, что плачу на самом деле и чьи-то сильные мужские руки осторожно, словно ребенка, прижимают меня к широкой грудной клетке, слегка укачивая. — Ну, ты что, малыш? Успокойся. Все хорошо. Я с тобой. Я рядом, — тихо говорил голос, в котором я узнала Илью. Я слушала его, прижавшись ухом к его груди, и от этого тембр голоса казался низким и бархатистым. — Здесь нет никакого Ярика, не бойся.       Он гладил меня по голове. Его майка на груди уже стала мокрой от моих слез. — Может, тебе воды принести? — Черт слегка отстранился и быстро скинул намокшую одежду. — Не надо. Просто кошмар приснился, — шмыгнула носом, вытирая слезы. — А это тоже из-за него? — Илья провел рукой по моему запястью, спотыкаясь на каждом шраме.       Кивнула. Это действительно было так. Сталкер на секунду бесшумно спрыгнул с печи и тут же вернулся с пепельницей, сигаретами и кружкой воды. Заставил меня сделать несколько глотков и, подкурив сигарету, сунул мне ее в рот. Закурил сам, сидя по-турецки: — И часто тебя так кошмарит? — Последние два года спала спокойно. А раньше иногда спать ложиться боялась.       Он молчал. Стряхивал пепел в банку. В темноте был виден только огонек его сигареты и темный силуэт. Ничего не спрашивал и не советовал. И я была благодарна ему за эту молчаливую поддержку. За то, что не лезет с расспросами, но сидит здесь, на расстоянии вытянутой руки, и не бросает в эти жуткие для меня минуты в одиночестве.       Докурили. Мужчина так же быстро и бесшумно убрал воду и сигареты на место и вернулся на полати: — Ложись. Нужно поспать, — тихо сказал он. — Не бойся. Я рядом буду. Послушно улеглась, поджав ноги. Илья прилег рядом. Лицом ко мне. В темноте совсем близко я видела его глаза, смотрящие на меня. — Мне страшно, — выдохнула, поежившись. — Иди сюда, — мужчина осторожно обнял меня, притянув к себе. Вскользь поцеловал меня в висок и положил подбородок мне на макушку. Я лежала головой у него на груди, слушала гулкий размеренный стук его сердца. Вздохнула и робко обняла его, на что он лишь крепче прижал меня. Так и заснула в его теплых объятиях. После такого срыва провалилась в черную бесшумную яму глубокого сна. ***       Проснулась я рано, в доме еще было темно. В соседней комнате слышен зычный храп Хромого. Илья спал глубоким утренним сном, по-прежнему обнимая меня. Не хотелось его будить, и я тихо лежала, слушая стук его сердца и мерное сопение, боясь пошевелиться. Лежать было неудобно и немного жарко: от печи, от горячего тела мужчины, от одеяла, под которым мы лежали. Я осторожно высунула ногу из теплого плена. Снаружи было свежо.       Снова полезли в голову дурацкие мысли, вспомнился сон и Ярик. Сейчас к нему на могилу точно никто не ходит. Кроме меня, некому. Тохе так и вообще не нужно. Хотя Ярику это и подавно до фонаря… Неужели все начинается сначала? Его ночные визиты. Единственная возможность увидеться, такая болезненная и страшащая. Здесь мне помочь будет некому.       Глаза слипались от недосыпа и недавних слез, но сна не было. Я лежала головой на груди сталкера. Его правая рука была у меня на плече, левая поместилась под моей спиной, слегка придерживая меня за талию. Колючий подбородок упирался мне в макушку. Звук его глубокого дыхания, сопровождаемого гулкими размеренными ударами сердца, был подобен музыке, вводящей в транс. Илья был без майки, от его кожи дразняще пахло свежестью и обжигало теплом.       В какие-то секунды я вдруг усомнилась в реальности происходящего. Кто бы сказал мне всего пару месяцев назад, что я проснусь среди ночи на русской печи в обнимку с малознакомым мужчиной. Странным, но жутко притягательным. Где-то в далекой радиоактивной глуши, о которой до сих пор и понятия не имела. Я бы посмеялась в лицо этому безумцу. Решила бы, что он сумасшедший. Но, черт возьми, это происходило на самом деле. Здесь и сейчас. Именно со мной.       Мужчина вдруг перевернулся на спину, утягивая меня за собой. Я почувствовала, что его хватка стала крепче и мне не хватает воздуха. Попыталась потихоньку выскользнуть из его рук, но от моих движений Илья проснулся. — Ты чего не спишь? — удивленно пробурчал он. — Жарко.       Сталкер расслабил руки, отпуская меня от себя. Повернулся на другой бок. Но, освободившись от одеяла, я подвинулась ближе к нему и осторожно обняла его спину, прислонившись виском к лопатке. — Вот бы время сейчас остановить, — шепотом сказал мужчина, накрыв мою ладонь своей. Почему-то от его слов по телу пробежала приятная волна тепла, застряв где-то в легких. Я молчала, но желала сейчас, как и он, остановки времени, в эту самую минуту, чтобы можно было просто лежать вот так, рядом с ним, бесконечно. — Прости, если вламываюсь в личное, — Илья повернулся лицом ко мне. — Кто он? Из-за него ты так плакала.       Несколько секунд молчала, собираясь с силами. Наверное, настало время, чтобы рассказать. Чтобы попробовать отпустить его наконец. Как бы тяжело ни было вспоминать все это сейчас. — Я собиралась за него замуж, — вздохнула, чувствуя, подступающий к горлу комок. — А потом он… Он умер. — Прости, — Черт скользнул рукой по моим волосам, запустил в них пальцы, тихо перебирая пряди. — Я опять лезу, куда не просят. — Раньше он снился мне почти каждую ночь, — я вдруг почувствовала необходимость рассказать ему все, что так долго меня мучило. Его глаза смотрели на меня в темноте, я едва различала этот взгляд, но он словно гипнотизировал, не давая моим эмоциям выплеснуться через край очередной истерикой. — Когда мы познакомились, мне было семнадцать. Это были последние наши недели в интернате.       Антон как-то потащил меня гулять по каким-то крышам. Мы втихаря смотались из этого ненавистного дома, где жили. Забили на уроки. Там была дыра в заборе, не каждый туда пролезет. Но мы были вечно голодные и потому запросто туда просачивались. Мы часто так убегали на день. Гуляли и возвращались под вечер. Получали от воспитателей и учителей. Но все они понимали, что скоро мы все равно уйдем, станем взрослыми и самостоятельными. Поэтому в последний год не сильно привязывались и закрывали глаза на наши похождения.       Мы встретили Ярика на чердаке того самого дома, куда меня потащил Тоха. Он сидел там один. Грустный и потерянный. С бутылкой вина и сигаретами. Было девять дней, как умерла его мать. И мы так не вовремя оказались в этом месте.       Погулять по крыше в тот день так и не получилось. Мы зависли на этом пыльном чердаке вместе с ним. Мне он сразу понравился тогда. Высокий, кареглазый. Коротко стриженный, темноволосый, похожий на спортсмена, — зацепилась вдруг взглядом за губы Ильи. Вот почему он вызвал у меня такую симпатию: у Яра губы были такого же типа: пухловатые, аккуратные, с загнутыми вверх уголками. — И губы совсем как у тебя…       Илья молча слушал, не перебивая, не спрашивая. А я, будто на первой в своей жизни исповеди, в полной темноте тихо говорила, не в силах остановиться, не поднимая глаз, словно боялась потерять эту нить. И чувствовала только легкие прикосновения мужской ладони к своей голове и его пальцы, перебирающие мои волосы. — Допили его вино, помянули его мамку. Разговорились. Он жил в этом доме. Еще у него была сестра и отчим. Но с ними он не ладил. Сестра была дочерью этого отчима. Он его ненавидел. Мать у Ярика умерла от инсульта. Почему-то виноватым в этом он считал отчима.       Потом еще несколько раз пересекались на этом же месте. Как-то Антон бросил нас, внезапно смылся, и мы вдвоем гуляли по городу. Мне нравилась его компания.       На наш выпускной Ярик пробрался в интернат. Это был самый сумасшедший вечер за все мое детство. А потом государство пинком отправило нас во взрослую жизнь. Положенные нам от него, как сиротам, квартиры получили далеко не все. Пока мы оббивали пороги разных инстанций, Антоха стал владельцем квартиры, которую ему оставила по завещанию бабушка. На первое время мы с Наташкой перебрались жить к нему. У них там все так закрутилось. А я была там лишней, к тому же стала все больше времени проводить с Яром.       Строили планы. Ходили всей компанией на концерты. Отрывались там, как безумные. Музыку любили все одинаковую. Дружили с панками, готами и другими веселыми ребятами.Это было лучшее время. Я поступила в пед университет. И начала подрабатывать в местной молодежной газете. На жизнь этого, конечно, не могло хватить. Но Ярик был старше меня на четыре года. У него была стабильная, хорошо оплачиваемая работа. Он ушел из дома и снял квартиру. Я переехала к нему. У Тохи с Наташкой отношения трещали по всем швам, а у нас, наоборот, все хорошо было.       Я любила его. По-настоящему. Это трудно передать словами. Все было взаимно, красиво и романтично. Совсем, как бывает в кино, только все это было на самом деле. Яр был очень заботливым, нежным, добрым… Нам было хорошо вместе. И никто не был нужен, кроме друг друга. Он все чаще говорил, что мы друг для друга, как две половинки одного яблока. Мы даже собирались подать заявления в ЗАГС. Мечтали о собственном жилье и будущих детях.       Не знаю, в какой момент вдруг все поменялось. Как получилось, что он начал колоться. Почему между мной и ним встал героин. Тогда же у него появился новый друг. Дэн. Устроился к ним в бригаду работать.       Ярик все чаще начал задерживаться после работы. Иногда приходил какой-то совершенно невменяемый. Будто бы пьяный, но от него не пахло алкоголем. Или слегка, совсем чуть-чуть, пивом. Он всегда был крепким, спортивным, а тут вдруг стал худеть. Часто был злым, раздражительным. Но все еще по-прежнему был готов носить меня на руках. Особенно в какие-то моменты просветления. Тогда я еще не знала, что его благодушие напрямую зависит от дозы. Если она у него есть, он милый, разговорчивый. Даже песни пел. А когда ничего не было, его словно подменяли. Он часами лежал на диване, отвернувшись к стене и не двигаясь. Скрючившись под одеялом. Ночами его мучила бессонница, зато днем он часто ходил сонный и вялый, похожий на зомби.       Однажды я пришла домой намного раньше обычного, отпустили с учебы. И застала его на кухне с Дэном. Они как раз ставились. Вокруг разбросаны какие-то пузырьки, ложки, инсулинки. Ты себе представить не можешь, как мне было плохо и страшно тогда. Дэн тут же убежал, а Яр начал врать мне, что он только второй раз в жизни все это попробовал. Что больше ничего такого не будет. Он вешал мне эту лапшу, не собираясь на самом деле ничего менять.       Я наивная. Поверила ему. А дальше все пошло под откос. Он почти перестал приносить деньги. В последние месяцы нам пришлось сменить две квартиры. Искали подешевле. Он обещал мне, что бросит. А сам уже перестал носить футболки и майки, влез в черную рубашку с длинными рукавами и ходил в ней даже в самую жару. И эти глаза без зрачка, которые после очередного укола становятся светлее. Безразличный сонный взгляд полуприкрытых глаз. Он таким все время мне снится...       Я не знаю, почему, но я все равно его любила и не могла уйти. А когда его ломало, я его боялась. В последний вечер он перевернул нашу квартиру вверх дном. Искал деньги или что-нибудь, что можно отнести барыге за дозу. Но у нас ничего не было. Все, что было можно, он давно вынес. А потом ушел, хлопнув дверью. Больше я его не видела. Его нашли через неделю. В парковых зарослях, на самой окраине. Он успел уколоться, и даже сигарету в рот сунуть. Но так и остался там сидеть под деревом. На корточках. С зажатой в кулаке зажигалкой.       Вот так, по-глупому, его не стало. Моя жизнь тоже потеряла смысл. Он сломал и свою, и мою одним махом. Я готова была лечь с ним в одну могилу. Жить не хотелось… Первый раз вскрыла вены, потом таблеток наглоталась и чуть не загремела в психушку, оба раза меня Тоха с того света вытащил. Пришел не вовремя. Я каждый день через полгорода ехала на кладбище и сидела там в любую погоду. Иногда Антон на несколько дней запирал меня у себя дома, чтобы я не могла выйти, отбирал у меня обувь и теплую одежду. Но я умудрялась смотаться даже полураздетая и босиком. Может быть, я на самом деле сходила с ума. Опять ехала на кладбище и не хотела ничего, кроме как лечь там рядом с Яром и остаться насовсем. И тогда он стал приходить по ночам. Каждую ночь он заставлял меня просыпаться в холодном поту, с криками и слезами. Никуда не звал, ничего не просил и не давал, почти не разговаривал со мной. В каждом сне он был под белым... В конце концов у Тохи лопнуло терпение, он сказал, что я совсем слетела с катушек, и потащил меня к бабке на другой конец города на отчитку. Почти на два года мои кошмары прекратились. А сегодня вот опять... — я почувствовала, что больше не в силах сдерживать подступающие слезы, и замолчала.       Илья, не говоря ни слова, обнял меня, притянув к себе. Вздохнул: — У меня в жизни тоже были наркотики, — вдруг сказал он. — Тогда не было среди моих друзей ни одного, кто бы не успел попробовать что-нибудь для изменения сознания. У меня тоже вот белый был и винт. Сам не знаю, как я соскочить смог. Мы все были оголтелыми панками. С Михой в одной банде сдружились. Только я потом девчонку встретил, остановился. А он как был панком, так им и остается. Меня Бог потом наказал, я заболел. За все в жизни платить нужно. А Пес — безбашенный парень. Уже тут, я разыскал его через Хромого, сюда утащил. Но все ему нипочем. Видела сегодня, как я его отмудохал? Самому паршиво. Он мой друг, а я ему морду бью. Потому, что он эти допинги свои везде находить умудряется. Даже здесь.       Черт осторожно отодвинулся от меня, взял в ладони мое лицо и заглянул мне в глаза. — Отпусти его. Ты держишь его, поэтому он тебе снится. Все хорошо будет. Я тебе обещаю.       В комнату медленно пробирались предрассветные сумерки. Перед глазами у меня были губы Ильи. Еле сдерживала желание коснуться их рукой. Ткнулась лбом ему в грудь, поджимая ноги под одеяло. Через секунду, снова оказавшись обнятой, молча замерла, а в голове стаями носились тысячи мыслей, которые медленно и верно клонили в сон. ***       Разбудил меня шум, поднятый собирающимся уходить Хромым. Он уже привычно подкалывал Илью на предмет наших с ним отношений. Шумно завтракал и обсуждал цель похода: — А злючку свою что не будишь? — с набитым ртом спросил он. — Пусть поспит девчонка. — Девка-то — огонь? — А то, — щелкнула зажигалка. Черт откашлялся. — Список забирай. Все записано. Только не забудь, ладно? Праздник все-таки. — С Псом что решил? — А что я с ним решу? Он взрослый мужик. Ума, правда, нет ни хрена. Переломается пока. А там поговорю с ним. Ему за периметр вообще нельзя. Сдохнет он там. Тут и то находить умудряется. — Ох, Черт, мне бы столько терпения. Убил бы уже, — ответа не последовало. — Знать бы еще, где он дурь свою берет. Ну ладно ганжа. Сам знаешь, это так, по приколу. Сам люблю. А все остальное просто ума не прислоню. Если только с собой все таскает извне. Он же прошлую ходку нам чуть не сорвал. Я его в Киеве потерял. На три дня пришлось переносить. Отменять все. Короче, Черт, ты его попытай там. Пусть завязывает. А то дел никаких не будет, — заскрипела по полу отодвигаемая табуретка. — Ну давай. Пойду. Зазнобе своей привет от меня передавай, — хохотнул. Цвиркнула молния. Хлопнули по рукам. — Повезло тебе, дружище, молодая она, не заезженная, смотрю. Вся такая, ух, сам бы потискал. Хорошенько ее там дери, чтоб добрая была. А то, как еж, колючая. «Хромая козлина, — зло вскипело в моей голове. — Ну припомню я еще тебе!» — Иди ты, — отбрыкнулся от него смеющийся голос Ильи.       Хлопнула дверь, и в доме воцарилась полная тишина. Я приоткрыла глаза. Солнце только показалось из-за горизонта, освещая слабым розовым светом комнату. Снова скрипнула дверь. Черт негромко разговаривал с мяукающей кошкой. Мне показалось, что даже не с одной. Звякал посудой. Что-то переливал. Смеялся и беззлобно матюкался.       Хотелось встать и посмотреть, но было неохота вылезать из-под одеяла. Потянулась и забралась под него с головой, устроившись поудобней. Еще немножко поваляюсь и буду вставать.       Дверь, скрипнув, снова негромко хлопнула. Я осталась одна в доме. В тишине почувствовала, как рядом со мной появилась кошка. Она подобралась мне под бок и пыталась улечься, мурча и перебирая лапами. Выглянула из-под полога. Возле меня толклась большая, лоснящаяся, черная как уголь. Снова другая. Сколько же их тут?