Черт из Припяти.

      Когда лежать мне все-таки надоело, спустилась с теплой печи. Тихонько прошла, не обуваясь, по дощатому полу на кухню. В доме было пусто. На столе красовалась накрытая крышкой сковорода, полная картошки с яичницей, и крынка молока. А рядом клочок бумаги с карандашными каракулями, сообщающий, что я должна позавтракать и одеться к приходу Ильи. Внизу записку украшало забавное солнышко-смайлик, заставившее меня улыбнуться.       Есть, правда, совершенно не хотелось. Выпив молока с хлебом, я пошла за теплой одеждой. Куда мы отправимся, пока было непонятно, поэтому я впрыгнула в свои ватные штаны, поверх тельняшки натянула водолазку, успевшую хорошо просохнуть за печкой.       Тихонько скрипнула входная дверь, и я почувствовала, что Черт уже стоит за моей спиной, бесшумно скользнув в комнату. — А если я раздетая? — повернулась к нему лицом. В ответ он только усмехнулся, но ничего не сказал. Глянул на мои ватники: — Слишком теплые. Можешь прямо в тех штанах, что я тебе вчера нашел, идти, не замерзнешь. Тут недалеко. — Тогда отвернись, я переоденусь. А куда мы пойдем? — Ты вчера за Пса так распереживалась. Пойдем, убедишься, что все с ним нормально, — мужчина выглянул на кухню. — А почему не поела? — Я потом. Миленькая записка, спасибо. Чиркнула спичка. — Ну что, готова?       Спустились с крыльца и быстро прошли к бане. Илья пропустил меня внутрь первой. Из предбанника зашли в теплое, немного душное помещение. На лавке, одетый в одну футболку и драные джинсы, скрючившись, отвернувшись спиной к двери, лежал Мишка. — Принимай гостей, Пес, — Черт присел на лавку возле его босых ног. — Отвали, — глухо буркнул Мишка, поежившись. — Да уйду я. Девчонка вот за тебя переживает, — Илья встал и направился к выходу, но не ушел, а остановился, прислонившись плечом к дверному косяку.       Пес повернулся и сел на полке, проведя по лицу рукой: — Ну, привет, сестренка, — грустно кивнул мне. — Не переживай, ничего мне не сделается. — Тихо хлопнул ладонью по лавке рядом с собой. — Присаживайся. Села возле него, заметив хмурый, неодобрительный взгляд Черта, стоящего с незажженной сигаретой во рту: — Ну что, Миха, можешь по порядку все рассказывать, — сказал он. — Вика человек свой теперь. Ей жить тут долго еще. Так что можно все так, как есть. — С тобой я вообще разговаривать не хочу, — проворчал Пес. — Ты, бля, зуб мне вчера выбил. У меня их и так нет.       Поняла, что его шепелявость мне вовсе не мерещится. — Я специально по зубам не метил. Так получилось. — Получилось у него… Что я тебе рассказывать должен? Чего еще ты не знаешь? Черт пожал плечом, подкурил, выпустил струйку дыма и кинул пачку сигарет мне. Достала по одной себе и Мишке. Пес с наслаждением глубоко затянулся, скурив почти сразу половину сигареты. Медленно выдохнул дым и поежился. — Ничего такого я не сделал, чтоб морду мне бить. Ну феников вчера обожрался. Я ж не убил никого, — несмотря на тепло помещения, его била еле уловимая дрожь. Было видно, как трясутся его руки. Пес закашлял в кулак, шмыгнул носом. — Про феники это ты Вике можешь рассказать, — разозлился вдруг Илья. — Она, может, и поверит. Откуда у тебя белый?       Мишка покосился на меня, потом поднял глаза на него: — Бля, Черт, какая разница, откуда? — Я тебя не за этим сюда тащил. — Благодетель, — хмыкнул Пес. — Там кайф меня жрал, тут зиверты хапаю лопатой.       Я видела, как Илья все сильнее сжимает кулаки, еле сдерживаясь, чтоб не подлететь прямо сейчас к другу и не выбить ему оставшиеся зубы. Он затушил бычок о дверной косяк и отшвырнул его в предбанник. Мне все меньше хотелось присутствовать при их разговоре. Собралась встать, но Мишка вдруг остановил меня, взяв за рукав: — Сестренка, посиди со мной, — попросил он.       Черт молча вышел, закрыв за собой дверь. Мишка вздохнул. Забрал у меня недокуренную сигарету и затянулся, обжигая губы о фильтр. — Тебе тоже интересно? — хрипло спросил он. — Не знаю. Я просто хотела убедиться, что с тобой все нормально. — Убедилась? — он легонько толкнул меня плечом. Кивнула. Сейчас не возникало желания ни о чем его расспрашивать. Слишком знакомым было его теперешнее состояние.       Мишка снова поежился, вздохнул: — Сигарет оставишь мне? Протянула ему оставленную Чертом пачку. — Спасибо что зашла, сестренка, — Пес говорил, смотря в пол, не поворачиваясь ко мне. — Приятно знать, что хоть кто-то о тебе беспокоится. А то, что это ты — приятно вдвойне. Если хочешь, приходи. Я тебе всегда рад. Отходняк вот поймаю и, может, Черт меня в дом к вам пустит. Пока тут сидеть буду. Не впервой.       Видя, как его трясет, я скинула свой тулуп и повесила ему на плечи, до дома и так добегу: — Тебе принести чего-нибудь? — спросила на всякий случай, хоть и знала, что на отходняках ничего ему нужно не будет. — Не надо. Все равно Черт заберет. Чтоб я не смотался. — Мишка слегка сжал мою ладонь своими длинными пальцами. — Беги, он тебя ждет там.       Я вышла на улицу. Илья на корточках сидел возле двери и действительно ждал меня. — Ты чего без куртки? — Встал и подошел к двери бани. — Беги в дом. Я сейчас.       Пошла по дорожке и вдруг за калиткой разглядела человеческую фигуру. Кто-то, небольшого роста, худой и немного нескладный, похожий на подростка, стоял с той стороны забора, но не заходил. Остановилась и обернулась. Черт как раз появился в дверях бани с моим тулупом в обнимку: — Ты чего, заболеть хочешь? — строго спросил он. — Илья, там кто-то стоит. — Да не бойся, — его голос вдруг снова потеплел, а на лице появилась улыбка. — Это Моня. Беги в дом, сейчас я его приведу.       Я послушно убежала в теплое помещение, на пороге снова чуть не упав из-за непонятно откуда возникших двух кошек. С улицы был слышен смеющийся голос Ильи. Он что-то говорил, но ответом ему было молчание. Поставила горячий чайник на стол и достала чашки. В этот момент в открытую дверь, все еще обнимаясь с моим тулупом, вошел смеющийся Черт, а следом за ним человек, которого я приняла за ребенка. — Знакомьтесь. Это Моня, — представил сталкер своего спутника. — Вика, — кивнул в мою сторону. — Моня обычный парень. Все понимает, не глухой. Только не разговаривает. Он тут рядом живет, — легонько подтолкнул своего гостя в спину. — Ну заходи, дружище. Вику можешь не бояться. Она девчонка хорошая.       Спутник Ильи оказался совсем молодым пареньком, похожим на подростка. Он мялся на пороге, стащив шапку с головы и стесняясь пройти. Мою куртку Черт кинул на гвоздь на стене: — Такие вещи Псу оставлять нельзя. Умотать даже босиком может. — Его колотит. Я думала, он укроется хотя бы. — Ну да. Ему как раз только куртки и не хватает. Сходить, заначку найти, сожрать и спать себе спокойно, — сталкер сел на лавку, разливая чай в чашки. — Моня, да не стой ты там. Проходи, раз пришел. Свои все. Не стесняйся.       Наш гость осторожно ступил в помещение и примостился с краю лавки. Я открыла стоящую на столе сковороду, теперь можно и позавтракать. Илья тут же достал ложки и пересел поближе ко мне. Человек, отзывающийся на странное имя Моня, к еде интереса не проявил. Зажато сидел, уставившись в пол. Я осторожно разглядывала его, стараясь не смутить еще сильнее.       Он был небольшого роста, худой, чернявый. Похожий на высокого ребенка. Только еле заметная синева на гладковыбритых щеках говорила о том, что наш гость несколько старше, чем кажется. Большие глаза в обрамлении густых темных ресниц он боялся поднять, сосредоточенно разглядывая доски на полу. Ничего примечательного в чертах лица: обычный, чуть с горбиной нос, небольшой, похожий на кошачий из-за круто загнутых вверх уголков губ, рот. Коротко стриженый, со смешно торчащими ушами. Не походящий ни на сталкера, ни на местного жителя. Было совершенно непонятно, как он тут оказался, что он здесь делает. — Может, Мишке поесть отнести? — первой решилась нарушить тишину я. — Да не будет он, — покачал головой Илья, ковыряя ложкой завтрак. — Точно говорю.       Моня наконец зашевелился, полез в карман, и достав вчетверо сложенный лист бумаги, протянул его Черту. Поднял на нас глаза. Они были зелеными, словно бутылочное стекло, с золотистым отблеском, как осколки, брошенные на солнце, отчего казалось, что сами глаза его светятся. Я видела людей с такими глазами у себя в Брянске, но это были всего лишь цветные линзы. С линзами сегодня у тебя могут быть зеленые глаза, а завтра хоть фиолетовые. Но в глазах молчаливого пришельца линз видно не было. Встретившись взглядом со мной, вдруг смущенно улыбнулся и снова застеснялся.       Илья, пробежав глазами по бумажке, положил ее на стол, поставив сверху чайную чашку: — Да не вопрос, Монь. После обеда подойду и все сделаем. Дед-то как? Все так же по утрам бегает и снегом обтирается?       Гость кивнул. Осторожно отпил чай из своей чашки. Чтобы не смущать его, я ушла в комнату, которую выбрала для себя. Слушая их одностороннюю беседу. Сталкер что-то спрашивал и видимо получал ответы в виде кивков или отрицательного мотания головой.       Потихоньку занялась наведением порядка. Действительно, вся чистота в жилище была только кажущейся. Повсюду полно пыли и паутины. Я перетирала полки, книги, стулья. Очень скоро тряпка стала грязной. Попросила Илью нагреть мне ведро воды, для уборки. — Вот сразу видно, женская рука появилась, — рассмеялся Черт. — А мне и так нормально было. Моня, а тебе пыль мешает? — обратился он к собравшемуся уходить парню. Тот радостно замотал головой, стоя на пороге. На руках он держал одну из «подпольных» кошек, страшную, ободранную, настоящего заморыша. Он запихнул эту тощую морду за пазуху и застегнул куртку. Помахал ладонью мне и Черту, приоткрыл дверь. — Ну вы меня ждите там, — напомнил Илья. — Как обещал, приду.       Гость кивнул и вышел, тихо затворив за собой дверь. Сталкер принес полное ведро снега и поставил на печь: — Вот и вода тебе сейчас будет. — А почему он не разговаривает? — спросила, наблюдая, как, быстро тая, оседает снег в ведре. — Дед Филипп говорил, что он тут в селе с матерью до аварии жил. Обычным ребенком был, а потом что-то с матерью у него случилось. Уже после эвакуации. То ли мародеры ее убили, то ли охрана зоновская, когда они сюда вернуться решили. Он с того времени не разговаривает. Дед его приютил у себя. Знаешь, сколько ему лет? — Молодой совсем. — Не поверишь, ему двадцать девять уже. А выглядит и правда необычно. — А почему Моня? Это кличка? — Не знаю. Он у деда Филиппа так и жил, когда я сюда пришел. Они его Моней зовут. А он может, и не Моня совсем. Отзывается, и хорошо, — Илья опустил руку в ведро. — Тебе сильно греть? — Чтоб руки не мерзли. — Тогда держи свою воду. Только ведро не таскай. Сам потом вылью, — потрепал меня за волосы и сел на лавку обуваться. — Я скоро приду. ***       Наводила чистоту с каким-то невиданным прежде рвением. Никогда не любила заниматься уборкой. Но сейчас занятие было мне в удовольствие. Видимо, давно ничего такого не делала. Перетерла и перемыла все, что попадалось на глаза. Правда, несмотря на запрет Ильи, несколько раз меняла воду в ведре, выливая грязную в сугроб у крыльца и наполняя емкость чистым снегом, который потом топила на печи.       В самом пыльном углу одной из комнат обнаружилась древняя, расстроенная и совсем облезлая гитара. Аккуратно протерла инструмент и положила на диван. Интересно, можно ли на ней играть или она тут как элемент интерьера? Когда-то, еще в интернате, один из моих одноклассников учил меня играть. Потом гитара была у Антона, и мы часто бренчали на ней, сидя в его кухне. Пели почти весь репертуар «Кино» и «Алисы». Позже в этот список попала Земфира, которую просто боготворил Тоха, «Мумий тролль» со своим Владивостоком, «Смысловые галлюцинации», какие-то русские переделки знаменитых песен «Status Quo» и «Nirvana»…       Снова глянула на гитару, так хотелось сбацать что-нибудь эдакое. А может, и Черт играть умеет? Было бы совсем здорово. Тем более Новый год на носу. Придет, сразу же спрошу у него. А может, и помучаю немного этот артефакт со струнами.       Я намывала полы, ползая по полу, босиком, в подвернутых до колен армейских штанах и в полный голос пела. Любимого Кинчева. Что еще нужно для хорошего настроения? Так, пятясь задом, доползла с тряпкой и ведром до кухни. Бросила ее в воду, промыла, отжала и выпрямилась, наконец.       Перевела дух и услышала за спиной какой-то шорох. Обернулась и тут же почувствовала, как начинают гореть мои щеки, все больше краснея: у окна на лавке за столом сидел, курил и улыбался все еще румяный от мороза Илья. — Я же говорю, поешь ты здорово, — как ни в чем не бывало, сказал он. — А ты давно этот концерт слушаешь? — больше не нашлась, что ответить, я. — Нет. А что, он большой был? — Да пока перемыла тут все, — села с противоположной от мужчины стороны стола, поджав ноги, в кухне было прохладно. — Здесь еще вымою, и все. Чистенько, почти стерильно. — Так что, и споешь еще? — подмигнул сталкер. — Я по заказу не пою, — буркнула, покосившись на него. — Жаль. А я бы подыграл, — он достал из-за пазухи небольшую серебристую железку и положил на стол. — Трофей немецкий. Дед Филипп подарил, — Илья кивнул на металлическую штуковину, в которой я разглядела губную гармошку. — А гитара старая в комнате тоже твоя? — я сразу вспомнила об инструменте, который нашла в пыльном углу. — Вот, на ней тоже могу подыграть. Если ты споешь, — мужчина хитро улыбнулся, подвинув пачку с сигаретами в мою сторону. — В другой раз, — я достала сигарету и, повертев ее в руках, сунула в рот. — Сам же говорил, Новый год скоро.       Не успела я чиркнуть спичкой, как Илья в одну секунду оказался за моей спиной, обняв меня за шею и отобрав сигарету. — Надо бросать курить, — тихо, низким голосом раздалось над самым моим ухом, так, что по спине пробежала волна мурашек. Горячее дыхание касалось щеки, щетина колола кожу.       От неожиданности я дернулась, но сталкер крепко держал меня, обнимая сзади, склонившись к моей шее. — Эй, ты чего, малыш? А ночью ты меня не боялась, — он так же неожиданно отпустил меня и, собрав мои волосы в хвост. — Не обижайся. Иногда мне кажется, что я знаком с тобой тысячу лет, — положил руки мне на плечи. — Ты, правда, можешь меня не бояться. Я про обет на полном серьезе сказал.       Задрала голову, уставившись на него: — Что еще за обет? В чем тут подвох? — Никакого подвоха, — сейчас он был вполне серьезен. — Все в жизни идет так, как должно быть. Это давняя история. Еще с того времени, когда я остался один, больной и никому не нужный, — мужчина повернулся и поставил на печь чайник. — Это долго и скучно. — Ну и что. — Тебе, правда, интересно? — удивился он. — Правда. Я ведь надолго здесь застряла. — Не знаю, как тебя, а меня это радует, — Илья улыбнулся уголками рта. — Меня — не очень. Но выбора у меня все равно нет, — я смотрела, как он разливает чай. — Тебе так не нравится моя компания? — спросил он, придвинув чашку ко мне. — Наоборот, — на секунду встретились глазами. — Просто эту компанию я бы предпочла где-нибудь поближе к цивилизации.       Илья поставил на стол мед и печенье. Возле моей чашки мимоходом положил конфету и занял свое место напротив меня. — А ты долго привыкал к этому безлюдью? — спросила, разглядывая в чашке красные ягоды, плававшие по поверхности. — Наверное. Уже не помню. Но я и не особо видеть кого-то хотел. Я вообще не думал тогда, что буду жить здесь. Забыла, зачем я сюда приехал?       Достала из тарелки печенюшку и положила рядом. Мужская рука в этот момент осторожно накрыла мою. Черт сидел, подперев свободной рукой голову, и таращился на меня.       Не знаю, на сколько затянулась эта пауза, но, очнувшись от глазения друг на друга, мы вдруг резко схватились за свой чай, который уже успел остыть. Пили, переглядывались, и обоим было смешно. Какая-то дурацкая, глупая ситуация. И странное ощущение дежа вю, именно этих минут, и как будто бы в этом месте… *** — Не знаю, как ты, а я чай погорячее люблю, — наконец не выдержал Илья. Снова поставил чайник на огонь и остановился у меня за спиной. Его ладони вновь опустились на мои плечи. — А если бы, действительно, встретились не здесь? Наверняка бы прошли мимо и даже не заметили друг друга. — Почему? — Не знаю. Пять лет назад я вообще думал, что у меня есть всего несколько месяцев, чтобы как-то собрать все в кучу. Подвести черту. Итог какой-то. Хотя ничего на тот момент не успел хорошего сделать. Даже для нее. Наверное, поэтому она и ушла. После всех этих процедур, химий, со мной невозможно было даже просто рядом нормально побыть. Я сейчас это понимаю. А тогда было обидно, что Юлька устала со мной возиться. Ей было двадцать три. Как тебе сейчас. Скажи, ну кому захочется вместо прогулок и танцев в клубах сидеть дома, ухаживать за больным, слушать его бесконечное нытье? — он отвлекся на кипящий чайник. Наполнил клокочущей жидкостью наши чашки и, передвинув свою, сел рядом со мной. — Тебе бы хотелось тратить свое время на все это вместо развлекухи? —Не знаю. Пять лет назад такой вариант для меня был бы лучше, чем то, что у меня было. — Прости. Я забыл совсем.       Отхлебнула кипяток, в котором плавали ягоды, и почти не было цвета. Чаем этот напиток можно было назвать с большой натяжкой. Видимо, запасы заварки заканчивались. Глянула на Илью. Он сидел, сосредоточенно созерцая содержимое своей чашки. Почувствовав, что я смотрю на него, повернулся. —Она собрала вещи, пока я ходил в больницу. Уже даже записку мне написала. Хотела уйти по-тихому, не прощаясь. Я просто слишком быстро вернулся. А в дверях она с пакетом и сумкой, — Черт, вдруг почему-то рассмеялся. — Представляешь, тогда я подумал, что все. Конец всему. Юлька решила, что я ее останавливать буду, сразу столько всего мне наговорила. Много какой-то ереси. Понял только то, что она меня не любит. И не любила никогда. А я — дурак, — сталкер вздохнул и прислонился виском к моей голове, так, что его подбородок оказался у меня на плече. — Я ей даже слова не сказал. Открыл дверь и отпустил. — Сильно. — Чего там сильного? Смысла ее удерживать не было. И я знал, что все равно скоро исчезну. Сначала правда хотел ускорить этот момент. Сделал петлю, примерил. Глупость какая-то. Понял, что этот вариант не мой. Просидел с ней в руках полвечера в коридоре у двери. Бредятина всякая в голову лезла. Потом открыл окно. Седьмой этаж. А если не получится и стану на оставшиеся месяцы калекой — только обуза родителям. Тоже не то. Позвонил домой Михе. Он тут же приехал. С ящиком бухла. Засели с ним на кухне. Напились. Он честно сидел и слушал все эти пьяные слезы-сопли мои. А под утро весь этот коктейль алкогольный с моими таблами вдруг сработал. Очнулся я в реанимации под капельницами через несколько дней. Спасибо Псу, он скорую вовремя вызвал, хоть и сам пьянючий был. И бригада с моей подстанции дежурила. Вытащили меня. Врач сказал, что я полный придурок. И так всего ничего мне осталось, а я тут отпущенным временем так разбрасываюсь. Две клинических смерти было. — Ничего себе! — вырвалось у меня. — Точно, — кивнул Илья. — Там страшно было. Если бы я запомнил все, что видел, наверное, крышу бы потом не поймал… После мамка приходила, плакала. А я отворачивался к стенке и молчал. Злился на всех. Как-то уже перед выпиской пришел Миха с каким-то обдолбанным другом. И тот мне вдруг рассказал, что есть такое место, где нет никого на несколько километров вокруг. Радиация только. И я загорелся любой ценой попасть в это место. Где никто меня не будет доставать, — он допил свой чай и достал сигарету. Закурил, покосился на меня. — Одну можешь взять. Пока я добрый. Но курить бросай. — Легко сказать. Я в тринадцать курить начала. — Ну и что? Дед Филипп сорок лет курил, а потом бросил. Ему под восемьдесят, а больше шестидесяти и не дашь. Бегает, подъем с переворотом делает, — мужчина стряхнул пепел в банку, затянулся в последний раз и потушил окурок. Несколько секунд наблюдал, как я курю, а потом, не обращая внимания на мои протесты, забрал у меня недокуренную сигарету, быстро затянулся и отправил ее к остальным окуркам в пепельницу. — Пойдем в комнату. — Я тут еще не домыла. — Успеешь. Никто с часами над тобой не стоит. — Если ты мне эту историю дорасскажешь. — Не вопрос. Идем.       На диване залитой солнцем комнаты сиротливо лежала гитара. Илья осторожно поставил ее к стене, задев струны. Инструмент отозвался нестройным дребезжащим звуком. — Настроить надо, сто лет никто ее в руки не брал. Присели на жалобно скрипнувший диван. Вернее, присела я, а Черт примостился головой у меня на коленях. — На чем я остановился-то? — Что ты в Зону решил уехать. — Ну да. Последний курс химии. Добрый доктор, правдивый. Дальше ты знаешь, меня Михалыч поймал. Отправил к тетке Нинке. А потом я вдруг понял, что все по-другому стало. Она достала меня с того света. Проснулся утром и понял, что не умру. Но решил, что домой не поеду. А потом тетка Нина мне вдруг весь этот бред нагаданный рассказала. Я посмеялся. Тут людей-то нет, а если кто и есть, то одни старики, откуда тут девушка вдруг появится? А она меня и слушать не стала. Взяла с меня слово, что я эту девушку не обижу. И в постель не потащу, если не буду точно знать, что жить без нее не смогу. А она без меня, — сталкер замолчал и поднял глаза на меня. — Круто. — Не то слово, сериал снимать можно, — усмехнулся он. — Поэтому можешь быть спокойна. Я тебя не трону. Хочется мне того или нет. Даже если мне крышу тут от любви вдруг снесет. Я слово дал. Это и есть мой обет.       Вот это поворот! Услышь я это у себя в Брянске, решила бы, что он сумасшедший. Зато, на душе воцарился полный покой. Илью можно было не бояться, не смотря на его постоянное внимание к моей персоне. — Умеешь ты удивлять, — запустила пальцы в его волосы, проведя ото лба к затылку. Заметила, тронувшую его губы улыбку. — А Мишка оказывается тебя спас. — Надо сходить к нему. Колес подкинуть. Хреново ему там сейчас, наверное. —А… — Со мной нельзя, — не дал мне даже слова сказать Черт. — Я к нему один пойду.