By Chance, But Always

На экране будильника отчётливо виднелись яркие неоновые цифры, которые ясно давали понять, что время близится к четырём часам утра. Ночная лампа лениво разливала по комнате тусклый свет. Прижимаясь всем телом и склонив голову на плечо Йена, Микки, мирно посапывая, обдавал нежную кожу шеи тёплым, ровным дыханием. Но Галлагеру было не до сна. Он нервно водил подушечками пальцев по бедру брюнета, нежно прикасаясь и цепляясь поверхности. Рыжик уставился в потолок, надеясь, видимо, изучить его досконально до минимальной трещинки. И изредка переводил взгляд на парня, который буквально разбивал его на мелкие осколки, но делал это настолько приятно, что это приносило больше наслаждения, чем боли. Ощущение того, что Милкович не захочет углубить отношения, крепчало с каждой секундой, и Галлагер всё больше предавался раздумьям по поводу предложения. Предложения встречаться, конечно. Ему было мало сказочного траха, от которого в глазах прыгали разноцветные огоньки, он хотел нечто большее. Он хотел Микки. Всего. Рыжик старательно помечал его при каждом удобном случае, он оставлял красные пятна и дорожки, чтобы до брюнета дошло, что он принадлежит Йену, и тот не собирается его отпускать. Желание парня было простым. Он просто хотел засыпать каждую ночь и просыпаться в объятиях черноволосого. - Йен, почему ты не спишь? - тихо спросил Милкович, вздыхая и пристраиваясь поудобней на груди Галлагера. - Я не могу уснуть, - приобнимая за плечи брюнета, ответил Йен. - Тогда мне не мешай. И перестань меня наглаживать, ты всё равно ничего не получишь, - хитро проговорил Микки, по барски забрасывая ногу на рыжего. - Ну это мы еще посмотрим. - Бля, - только и успел выдохнуть Микки, прежде чем оказаться вжатым в матрас. Йен оседлал его моментально и уже нащупывал губами эрогенные зоны брюнета на шее. Под одобрительные вздохи Милковича, Галлагер обнаружил чуть припухшую венку и, то проводя горячим языком, то бесстыдно посасывая с характерными причмокиваниями, начал всё больше проникаться процессом. Его взгляд опустился ниже и... - Мик, что это? - хмурясь, прохрипел рыжий медленно проводя рукой по поврежденному участку кожи. - Ты шрамов никогда не видел? - устремляя свой взгляд на выразительные зелёные глаза, произнёс Милкович. - Видел, - подскочив с брюнета, Йен сел рядом и, отклонив голову Микки в бок, с пристрастием стал рассматривать, - Почему я его раньше не видел? Откуда он у тебя? - Ты уверен, что сейчас самое время поговорить о моём прекрасном детстве? - хмурясь от того, что секс обломался, Милкович отбросил руку рыжего и приподнялся на локтях. - Мик, - Галлагер решить включить командира и устремил на Микки свой самый выразительный взгляд. - Ладно-ладно, - недовольное выражение лица сменилось на слегка утомленное, и брюнет, устроившись поудобнее на кровати, посмотрел на серьёзного Йена сонными глазами, ещё секунду назад горевшими похотью, - Что ты хочешь узнать? - Я хочу узнать, откуда у тебя этот шрам, - мысленно радуясь победе в негласном поединке и косясь на шею парня, ответил Галлагер. - Я случайно напоролся на нож, - пряча глаза, сухо проговорил Милкович. - Ты издеваешься? Рассказывай, иначе... - Чё ты раскудахтался? Хорошо. Меня порезали случайно. И такое бывает. А теперь давай-ка спать, - не желая продолжать разговор, брюнет демонстративно повернулся на бок спиной к Йену и накрылся с головой одеялом. Он надеялся, что рыжик отвяжется. Наивный. Галлагер не хотел отступать, не хотел, чтобы между ними были какие-то недомолвки. Йен был уверен, что имеет полное право на такую информацию. Они всё-таки не чужие друг другу люди. Но Милкович до сих пор оставался загадкой для парня. Кроме того, что его родитель - наркобарон, Галлагер ничего не знал. Поэтому резко отбросив с брюнета одеяло, рыжий повернул его к себе лицом, давая понять, что их разговор ещё не закончен. - Кто тебя порезал? - вскидывая брови и делая голос более настойчивым, продолжил Йен. - Отец, - после самого мучительного контакта глаза в глаза выдохнул Микки. Глядя на замешательство Галлагера, брюнет прикусил губу и продолжил наблюдать за реакцией парня. - Отец? Как? В смысле? Почему? - лицо рыжего охватило беспокойство, и всевозможные вопросы, роившиеся в голове, быстро слетали с языка. Милкович успел заметить, что при волнении Йен начинает говорить без остановки. Ему, кажется, даже не важно какой бред он несёт, главное в любой непонятной ситуации что-то болтать. Такая забавная реакция умиляла Микки, и он откровенно начинал пялиться на удивленную мордашку Галлагера, забывая при этом слушать то, что он говорит. Йен знал, что отец Милковича не является примером для подражания, что Терри далеко не божий одуванчик. Но калечить собственного сына. Это уже бред какой-то, немыслимая жестокость и крайний дебилизм. - Эй, - рыжик помахал рукой перед лицом Микки, возвращая его в беседу, - Как он тебя порезал? За что? - Мне совершенно не хочется разводить здесь и сейчас сопли. Это было давно, и, к счастью, я всё ещё жив, так что расслабься и забудь. - Но я хочу знать, что случилось, - предотвращая новую попытку брюнета уйти от разговора, Галлагер требовательно прижал его к матрасу и вопросительно заглянул в голубизну глаз парня, - Рассказывай. - Мне девять было, - начал Милкович, уже забывая про недавно намеченный сон, - Отец в тот вечер накидался, как всегда. Это должен был быть мамин день рождения. Он, конечно, и раньше бухал, но в этот раз всё было намного хуже. Терри смешивал всё без разбору, а затем и шмаль где-то раздобыл. Короче, обдолбанный и пьяный в стельку он усадил своих детишек в круг, - Микки тяжело вздохнул, вновь мысленно перемещаясь в тот день, - Отец стал нести несусветную хуйню про маму. Как они счастливы вместе, какая она прекрасная и замечательная, что она скоро придёт, и мы сами во всём убедимся. Мы с Игги пытались не встревать и поддакивали каждому его слову, но Мэнди искренне не понимала в чём дело, - Милкович остановился, сглотнул подступивший к горлу ком и нахмурившись продолжил, - После очередного вопроса Терри в стиле "А где же наша мамочка? Почему она задерживается?", Мэнди не выдержала и, захлебываясь слезами, сказала, что мама умерла ещё год назад. Я до сих пор не могу поверить, что мы успели оттолкнуть ебанутого папашу. В тот момент он был полнейшим неадекватом. Схватив нож, он реально собирался её прирезать, даже не колеблясь от того, что это его маленькая дочь. Пока Игги пытался его успокоить, я уводил побыстрее Мэнди. Но через секунду брат валялся на сломанном кофейном столике, а отец нёсся на нас, размахивая тесаком. И, пожалуй, это всё, что я помню. Он вроде как об косяк меня ударил, а пока толкал, полоснул ненароком. Самое страшное, что я Мэнди никак не мог помочь, сразу вырубился. Но Терри всё равно до неё не добрался. Мэнди Милкович с детства охуенный бегун. Так что пока я сползал медленно на пол, она уж второй квартал пробегала, - Микки усмехнулся и перевел свой взгляд на рыжего, - Когда мы с Игги очнулись, этот урод валялся в прихожей и захлебывался в собственной блевотине. Моя рана была не очень глубокая, однако я уверен, что на том месте до сих пор пятно от лужи крови. Нам помогли соседи, обработали мою рану, ну и через пару месяцев остался только шрам. А на следующий день отец уже ничего не помнил. Мэнди мы смогли найти лишь под утро, но она справилась с этим дерьмом и впредь знала, что лучше молчать, когда Терри обдолбан. Закончив свой рассказ, Милкович обречённо покачал головой. Медленно, под молчаливые сочувствия Йена, он сполз с кровати и, вытащив из кармана штанов помявшуюся пачку сигарет, выудил одну и закурил. Наблюдая за исчезающими клубами дыма, Галлагер пытался переварить всё то, что только что поведал ему парень. Прежде чем к нему вернулся дар речи, рыжий смотрел, как быстро до самого фильтра тлеет сигарета. Подобрать слова оказалось сложнее, чем ожидалось. Говорить сопливую банальщину совсем не хотелось, но других слов поддержки Йен не знал. - Мик, - Галлагер спокойно проводил фигуру брюнета до стула, на который парень со вздохом опустился и, поджав ноги под себя, принялся за новую порцию никотина, - Прости, я не знал, что все настолько плохо. - Но ты хотел это знать, - выдыхая через нос смолистый дым, перебил его Милкович, - Так что не доставай меня больше с этим. Йен с готовностью кивнул и, приглаживая непослушные волосы, изредка поглядывал на Микки, пытаясь не оставить его в эту сложную минуту. - Раз уж такое дело, то и ты расскажи мне что-нибудь, - после непродолжительного молчания произнес брюнет, туша догорающий бычок в пепельнице соседа Йена. - Что ты хочешь узнать? - мгновенно отреагировал рыжик. - Не знаю. Я о тебе вообще ничего не знаю, - протянул брюнет и, нахмурившись, добавил, - А какого я о тебе ничего не знаю? - У меня очень скучная жизнь. - Рассказывай. - Ну хорошо, - усаживаясь поудобнее и смотря в какую-то одну точку поверх Милковича, начал Йен, - В общем, жил я в Чикаго. Отец - наркоман и пьяница, а мать психически больная и бросила нас ещё детьми. Я рос с братьями и сёстрами. Всего нас шестеро: я, Фиона, Лип, Дебби, Карл и Лиам. - Шесть детей? Охуеть можно. - Зато не скучно, - усмехнулся Галлагер и, немного замявшись, продолжил, - Выживали, как могли, все работали и пытались приносить хоть немного денег, - он остановился и пристально посмотрел Микки в глаза, решаясь будто на что-то очень важное, - Я сначала работал в магазине, а затем в гей клубе... - Где-где? - от удивления у парня взлетели брови, - Кем же ты там работал? - с опаской задал свой вопрос Милкович. - Сперва барменом, потом танцором, - наблюдая за реакцией парня, который, мягко говоря, был шокирован, Йен продолжил, - Танцорам больше платят, и работа, в общем-то, не пыльная. - Лучше бы ты в магазине остался работать, - брезгливо произнес брюнет. - У меня были свои причины уволиться. Так что работать там было нельзя. Потом я окончил школу, переехал сюда... - А какие причины? - недоверчиво переспросил Микки, всё больше убеждаясь в том, что жизнь Галлагера не такая уж и неинтересная, как он утверждает. - Я как бы, - рыжий замялся, пытаясь сообразить, как помягче выразится,- Я трахал мужа хозяйки магазина, - наконец произнёс он. Милковичу потребовалась минута на осознание. - Так ты чистокровный гей? То есть с самого начала только с парнями? - спросил он. - Ну да, - спокойно ответил на вопрос Галлагер, - Моя семья с пониманием к этому отнеслась. - Постой, а сколько было лет тому мужику? - Сорок с хвостиком, - не дожидаясь следующего вопроса, Йен продолжил, - Мне было четырнадцать. - Ты серьезно? - стараясь подавить приступ смеха, произнес Микки, - Подросток трахает сорокалетнего мужика? Ты врунишка, говорящий, что его жизнь скучна. Ты там дедушек случайно никаких не пялил? А то мне уже страшно. Рыжик опустил глаза и стыдливо прикусил нижнюю губу. - Неееет, - удивленно протянул Милкович, поняв, что к чему. - Он был не так уж стар. - Наверно, это был отец хозяйки магазина, - пытаясь хоть как-то смягчить данную тему, пошутил брюнет. - Нет, - сухо произнес рыжий, заставив тем самым Микки облегченно вздохнуть, - На самом деле, это был отец парня моей сестры. Челюсть Милковича так и отвисла. Какой же пиздец творился в жизни Галлагера. Он, оказывается, многого о нём не знал. С виду походил на обычного парня с интересной внешностью, но, кажется, без жизненных дефектов. Йен притягивал своей натурой, но совершенно не отталкивал каким-то грузом, висящим за его спиной в виде прошлого. Не всё так просто. У него не было золотых родителей, не было прекрасного детства, не было ослепительного будущего. Но кто сказал, что у Микки все это было или когда-либо будет? Может, это ещё один повод быть чуточку ближе и вместе переживать это дерьмо? Или Милкович в очередной раз размечтался, слишком глубоко погрузился во всю эту гейскую хрень. - Мик, ты собираешься меня за это осуждать? - Галлагер в знак недовольства нахмурился и упёрся кулаками в матрас, - Знаешь, не так легко расти в гетто районе с моей ориентацией. Открытое гейство приравнивается там к самоубийству. Думаешь, мне следовало трахаться с таким же сопливым подростком, как я сам? Мне нужен был кто-то понадежней. - Я не осуждаю тебя, Йен, расслабься, - произнес брюнет. Поднимаясь со стула и направляясь к кровати, он присел рядом с Галлагером и мягко положил свою руку ему на плечо. - Сейчас это не так важно. Это сейчас и вовсе ничего не значит. Это было в Чикаго. Ты переехал оттуда, у тебя иная жизнь. Жизнь без стариков и дерьмовых родителей. И я не собираюсь осуждать тебя и напоминать о прошлом. Я хочу помочь тебе разобраться с настоящим. От слов Микки у Йена что-то запылало внутри. Оно расползлось по всему телу, обжигая нежную кожу и собирая несколько капелек пота у виска. В комнате действительно стало жарко. Возможно, Милкович этого не заметил, но температура поднималась всё выше и выше. - Черт, ты в порядке? - взгляд брюнета беспокойно метался по лицу парня. Видимо дело не в чувственной речи Микки, потому что Галлагер стал ощущать слабость и жуткую головную боль. Рваный ритм учащенного сердцебиения заставлял содрогаться внутренние органы. Шум в ушах пытался заглушить настойчивый голос Милковича. В глазах мелькали черные пятна, и всё сложнее становилось дышать. - Что с тобой? - не оставляя надежду докричаться до сознания рыжего, продолжал расспросы Микки, при этом помогая ему принять горизонтальное положение. - Подай мне бутылку, - указывая взглядом на желаемый предмет, Йен обессилено прикрыл глаза. С помощью брюнета сделав пару глотков, Галлагер почувствовал себя гораздо лучше. Мелкая дрожь покидала его тело. Водичка с волшебным порошочком, который вручили ему в больнице, действительно работала. Но он всё ещё чувствовал усталость, и его голова, медленно освобождаясь от боли, становилась только тяжелее. Рыжик любезно пододвинулся к стене, освобождая место для Милковича. Тот без промедлений плавно опустился рядом и без лишних слов, дабы не напрягать Йена, придвинулся ближе, позволяя себе приобнять парня. Галлагер, совершенно не против такого расклада, лишь поудобнее расположился на груди Микки, передавая своё нездоровое тепло. Пожалуй, не самое прекрасное завершение разговора и ночи в целом. Но это многое поменяло в них. Теперь они имели хотя бы малейшее представление о том, с чем связались. А это уже достижение. Главное, что сейчас они также вместе лежат, деля одну постель, и, прижимаясь ближе друг к другу, пытаются найти опору и защиту. Эта ночь многое изменила. Но ведь все зависит от того, в лучшую ли сторону изменения.