Дурман

      Тепло обволакивало Билла, словно кокон. Ему было так спокойно и хорошо, что даже шевелиться не хотелось. Но придется — неизвестно, когда приедет домой Бушидо и что он подумает, не обнаружив свою игрушку на месте. Выбравшись из-под одеяла, Билл не смог сдержать улыбку — Том все еще был рядом. Спал, подложив ладонь под щеку, как маленький ребенок. Длинные ресницы отбрасывали тень, пухлые губы с подковкой пирсинга были слегка приоткрыты, как будто напрашиваясь на… Тряхнув головой, Билл быстро отвернулся, ощущая, как предательски тянет внизу живота.       И кого он пытается обмануть? Все это время — ему хотелось дружить? Конечно, дружить. Когда встречаться с Томом после конца его смены — чуть ли не священный ритуал. Когда крутишься перед зеркалом едва ли не часами, потому что хочешь произвести впечатление. Когда, слушая его истории о бывших и девушках на одну ночь, изображаешь интерес, но в глубине души ненавидишь всех этих девчонок и женщин заочно — просто за то, что у них было то, чего никогда не будет у тебя. И это — дружба? Так себя ведут и чувствуют по отношению к друзьям?       Не в силах удержаться, Билл снова повернулся к спящему Тому. Хоть этого парня он знал совсем недолго, уже успел прикипеть к нему сердцем — и поэтому не хотел потерять. Том не поймет. Их дружба разрушится, едва успев зародиться. Хоть Билл и выглядит достаточно утонченно, все же он не девушка. Не говоря уж об одном зловредном рэпере, который закатает их обоих в бетон, если что-то заподозрит! Но тем не менее — может ли Билл сделать хоть что-то? Вот прямо сейчас, пока Том не проснулся? Никто не узнает. Это будет его маленькой тайной. Украденным мгновением счастья, которое будет греть изнутри в самые тяжелые времена.       Губы Тома были горячими и мягкими. Едва сдержав порыв присосаться к ним сильнее, Билл отстранился и зажмурился, пытаясь запомнить это ощущение как можно лучше. Его будто пробивало крошечными разрядами электричества от макушки до самых пяток. Это был первый в его жизни поцелуй. Теперь и умереть не страшно! Оказалось, что смерть не так уж и далека. На Билла смотрели ошарашенные и совершенно не сонные карие глаза…

***

      Это был конец. Билл ожидал чего угодно — крика, мата, мордобоя — и даже в какой-то мере хотел этого, потому что глупость должна быть наказана — но Том выразился достаточно коротко: — Я натурал… Да, это слово било больнее, чем самый тяжелый кулак! Однако, вопреки инстинкту самосохранения и здравому смыслу, на Билла нашел идиотский, бессмысленный кураж. — Натуралы иногда экспериментируют, давай попробуем?..       Это было похоже на хождение по канату, натянутому над пропастью. Билл боялся в любую секунду получить в глаз — но не останавливался, целуя Тома, как умел, а последний и вовсе вел себя странно — не отталкивал, но и не отвечал, будто бы еще не понял, куда ему деваться. То ли осмелев, то ли окончательно лишившись рассудка, что, в общем-то, означало одно и то же, Билл спустился ниже, прижался губами к острому кадыку и замер ненадолго. Том по-прежнему не издавал ни звука, но весь дрожал, и от него исходил волнами жар — как от вулкана перед извержением. Еще чуть ниже — Билл утыкается лбом ему в грудь и, решив урвать так много, как только сможет перед неминуемой кончиной, касается языком сжатого то ли от холода, то ли от чего-то другого соска, и тут…       Это невозможно. Этого не может быть! Но вот она — рука, крепко ухватившая Билла за задницу. И не успел он даже пикнуть, как оказался придавлен к матрасу, а Том навис над ним — ухмыляющийся, горячий и сильный, явно собравшийся доминировать. Он раздвинул Биллу ноги, но не стал снимать белье ни с него, ни с себя — просто терся своим пахом о пах друга, и это было странно — мучительно, потому что хотелось большего, и приятно как раз именно из-за этой ограниченности действий…       Билл сам от себя не ожидал, что кончит так быстро и бурно, ему определенно стоило сменить трусы. А Том, тяжело дыша, встал и, бросив ему: — Пойдем-ка, покурим? — вышел.