***
— Здравствуйте, — Георгия, едва вышедшего из лифта, радостно принял в свои объятия Милко. — Жорик, доброе утро! Пойдём скорее, я кое-что покажу. У Лакшанцева были другие планы, но противиться он не стал. Потому что ему очень понравилось в мастерской, а сам Милко, капризный и нелегкий в общении, оказался очень интересным собеседником. — Пойдёмте, я весь внимание, — Георгий позволил себя увести. Фёдор проводил его удивлённым взглядом и занялся почтой. Через пару минут Милко знакомил свою дорогую Олечку с новым другом и «Музом», как выразился сам маэстро. — Олечка, знакомься, это сын Павла Олеговича, Жорик. Он милый и очень умненький. Побудет пока у нас, — дизайнер буквально лучился хорошим настроением. — Жорик, это моя Олечка, для тебя она Олечка Вячеславовна. Понял? Любить, ценить и обожать обязательно. — Конечно. Рад познакомиться с вами, Ольга Вячеславовна. Милко говорил о вас много хорошего, — Георгий, вспомнив, чему его учили, изящным жестом прикоснулся к женской руке губами, заставив Ольгу смутиться. — Ну что вы, что вы. — Олечка, а где у нас тут было платье бирюзовое? Шифон, твидовый пиджак, кардиган… — Милко, буквально зарывшись в вешала с разными моделями, что-то настойчиво искал. — Маэстро, оно в линейке, которую заканчивали позавчера, — женщина поспешила на помощь гению. Через час Георгий чувствовал себя в мастерской, как рыба в воде, успев поразить Ольгу умением шить, а Милко — изысканным вкусом. Дизайнер, объявив перерыв, и выпроводив Ольгу Вячеславовну отдохнуть, с заговорщическим видом подозвал Жору к себе на диван. — Жорик, ты завтра придёшь сюда и поможешь мне в подготовке коллекции, ладно? Часикам к десяти. — Милко, я почту такое приглашение за честь, — улыбнулся Георгий Палыч. — Спасибо. — Понимаешь, Олечка завтра будет отдыхать, но это большой секрет. Молчи как партизан. — Конечно, — Лакшанцев кивнул. — Кстати, душа моя, скажи, ты откуда так шить умеешь? — Мама брала меня с собой на показы, я быстро научился держать иголку и сантиметр. Но такого гения как вас ещё не встречал, — немного польстил Георгий. Этого было достаточно, чтобы Милко записал его в список друзей.***
Катя, вместе с Зорькиным, вернулась домой чуть раньше обычного. — Мама, папа, мы дома, — прокричала Катерина из прихожей, снимая новые туфли. Не привыкшая к каблукам, она очень натерла ноги и теперь просто мечтала оказаться в уютных домашних тапочках. Елена Александровна, разумеется, тут же кинулась кормить деточек, а Валерий Сергеевич был занят работой — весь кухонный стол завалил бумагами и не обращал внимания на причитания жены. — Катюха, ты как хочешь, а я должен поесть. Иначе умру прямо тут. — На коврике, — Катя улыбнулась и первой заняла ванную, оставив друга стоять в коридоре. Когда через полчаса, сытый и довольный финансист пробрался в комнату к подруге, Катя отложила в сторону свой дневник и пересела из-за стола на диван. Зорькин присел рядом, стащил надоевший за день галстук и примерил его на Катиного мишку. — Коль, какие у тебя планы? — В смысле? Сейчас у тебя побуду, потом домой. Родители не скоро вернутся, свобода. — Коль, я о Виктории. Ты же каждый день к ней ездишь… Подарки привозишь, витамины. Конфеты её любимые. Это всё просто так? Ты не имеешь на неё планов? — Пушкарёва, ну что ты за человек? Ты же всегда была милой, доброй и понимающей. Откуда такой цинизм? Хоть ведром черпай… — Коль. Ну извини. Мне не всё равно, что с тобой происходит. Просто момент такой… Подходящий. Вика ничего не помнит, ходить не может… Ей как раз нужна забота и внимание. А тут ты, такой красивый, с подарками, милый и заботливый. Не сказал ей ещё, что у вас роман и она твоя невеста? — Да ты что?! — Коля аж подскочил на ноги от возмущения. — Она же… Она же чудесная, само совершенство. Как я могу? Нет, Катюх. Не могу я ей врать. Просто буду рядом, капризы всякие исполнять, она и оценит… — Ага. Капризы в виде горы долгов и машины? — Пушкарёва поразилась язвительности в голосе, с которой произнесла эти слова. — Ладно, Катюх, с Викторией все будет хорошо, у меня есть план по её спасению. Расскажи лучше, чего ты такая злая. На людей вон, кидаешься. Андрея вообще убить готова. Что он натворил? — Колька уселся на пол, облокотившись на диван. Катя последовала его примеру — они так всегда делали, им было привычно и удобно. — Злая? Кидаюсь? — А то. На меня, например. И заметь, как на тебя в «Зималетто» смотреть стали. Особенно твои подруги. Ты не обижайся, Катюх, но власть тебя изменила. — Да не власть меня изменила, Колька, совсем не власть. А Андрей… Об меня перестали вытирать ноги. А девочки… Мне некогда с ними поболтать толком, на обеды не хожу… Вот они и обижаются. Да понимаю я всё, но Коль, когда мне с ними болтать, если то авария, то с Воропаевым история… То сын Павла Олеговича… — У вас прямо бразильский сериал, — шутливо восхитился Зорькин. — Воропаев — мерзкий тип. Зря ты мне не дала ему врезать как следует. Один раз только вмазал, жаль. — Коля, он не мерзкий, — Катя возмутилась. — Ну что вы за люди такие? Женщины, я имею ввиду, — Коля поправил очки и продолжил, эмоционально жестикулируя. — Прощаете всяких отморозков и уродов! А нормальных мужчин динамите. — А кто тут нормальный? Ты? Ладно, не спорю. Или что, ты Андрея защищаешь?! Да после того, что он натворил, его убить мало, ты понимаешь, Коля?! Он попользовался и выбросил, как вещь ненужную… — Тихо ты! Хочешь, чтобы родители услышали? — Коля… Андрей — не тот человек, который заслуживает жалости, — Катя обхватила колени руками и сцепила пальцы в замок. Смешная домашняя клетчатая юбка, легла живописными волнами. — Кать, а ты сама в это веришь? — Да! Пусть помучается… А то привык по людям ходить, добиваться всего такими методами. Пусть… — Нет, ну вы всё-таки дуры! Все вместе и ты, Пушкарица, в частности! Как ты можешь ругать одного придурка, а поощрять другого? На свиданки бегать… Цветы домой охапками таскать, — Коля кивнул на несколько ваз, занятых цветами, подаренными Александром. — Да почему он урод, Коля? Он бизнесмен, профессия обязывает быть жёстким, холодным и расчётливым… — Ты слышишь, что говоришь, а? Сашенька твой расчудесный об тебя ноги вытирал, не стесняясь ничего, а ты… Катя, да он после того, что натворил, бабку грабанул и сестру чуть не убил, вообще к тебе не имеет права на километр приближаться. Ты понимаешь, что он опасен? Да он тебя подставит и не поморщится? Кать, ты понимаешь это? Он же отморозок, без принципов и морали… А Андрей… — А что Андрей? Что Андрей? Жданов — такой же. Да. Да, Коля, я идиотка, я набитая дура, я не умею разбираться в людях, я наступаю на одни и те же грабли! Да! Что ещё скажешь?! — Катерина не заметила, как из глаз потекли слёзы. Усталость и напряжение нашли выход вот таким образом. Зорькин, испугавшись, тут же засуетился вокруг подруги. Он, как любой мужчина, не переносил женских слёз. Тем более, ему хватало Виктории — она не скупилась на эмоции. — Катя, ну что ты? Глупенькая какая… Ну чего ты ревешь? Ты не дура, ты умная, красивая, талантливая… Самая-самая. И вообще, ты хороший друг и свой человек. Чего ты? — Коля, неловко поглаживая Пушкарёву по спине, думал о том, что его рубашке, купленной как раз Катей, уже ничего не поможет. Уткнувшись в зорькинское плечо, Катюша щедро полила её слезами, оставив небольшие следы от пудры и туши. — Коля, я заигралась. Понимаешь, я стала такой же, как они. Думала, что это так легко… Притвориться, что мне не нужен Андрей, что я его не люблю. Сделать вид, что я всё забыла. А я не забыла, Коля… Я слабачка, я такая же мямля, в очочках и с косичками, какой и была. Это тяжело, Колечка, это ужасно тяжело. Сидеть в его кабинете, вспоминать, как всё было… Зорькин растерялся окончательно и бесповоротно. Во-первых, он не знал, как утешить подругу, что ей сказать, как донести мысль, что она совсем не слабачка, и не «такая как они». — Катя, послушай меня внимательно, — Коля отстранил Пушкарёву от себя и даже по-джентльменски дал платок. Переждав, пока она вытрет слёзы и хоть немного успокоится, более-менее подобрал слова. — Ты не такая как они, и сама это прекрасно это знаешь. Да, работать в «Зималетто» тяжело, но ты вспомни, что тебе там всего полгода отпахать. Немного времени уже прошло, так что… Ты справишься, Катюх. Ты же не одна. Это я всё понимаю, устала, издёргалась, поревела. А теперь успокаивайся и давай пошевелим мозгами. — Давай. В какую сторону будем шевелить? — Объясни мне, пожалуйста, своему другу-ботанику, почему ты так относишься к Александру. Обещаю, ни слова в его адрес. Просто объясни. Расскажи, что ты видишь в нём и чего не вижу я. — Воропаев всегда был высокомерным и эгоистичным, способным извлекать выгоду даже из воздуха. Я это знаю, Коленька, и не обольщаюсь. Наверное, глупо, что стала его защищать перед Ждановым. Но, понимаешь, Александр Юрич передо мной раскрылся, как книга. Я его понимаю. Его никто не любил, меня никто не любил. А сейчас Саша учится чувствовать, а не играть. По-настоящему, понимаешь? Это дорогого стоит… Андрей Палыч, он баловень. Всегда в любви купался, с рождения. И отказа никогда не знал. Ему всё легко доставалось всегда… Понимаешь, Коля, я когда с Андреем была, я его любила, всегда любила, каждую минуту. Но ни на секунду не могла поверить, что он искренен со мной, я не забывала, что есть инструкция. Что это блеф, игра. Подарки, цветы, рестораны — всё это не радовало, раздражало даже. А тут… Саша ко мне иначе относится, я это чувствую. С ним интересно просто говорить, а не только о делах «Зималетто», как с Андреем. С Александром я чувствую себя женщиной, понимаешь? Он умеет ухаживать, он настоящий мужчина… В общем, Коля, ты можешь меня осуждать, но мне Воропаев… нравится. Я поняла его, что творится у него в душе, и перестала злиться. У Саши большие проблемы с кредиторами, Кира в больнице, Ираида его вычеркнула из родственников… Он должен ответить за свои поступки, пусть разбирается сам, я помогать ему не буду. — А Андрею ты помогала. Тоже подсудное дело, — ехидно и устало отозвался Колька. — Да не злись, я шучу так… Кать, я просто не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. А Андрей… Я его понимаю. Он любит тебя. Ты сама это понимаешь. Вот, по глазам вижу. Но не готова это признать. Катерина собиралась было ответить что-то возмущённо-гневное, но осеклась, понимая правоту верного друга. Её мобильный спас от продолжения разговора. — Да. Зорькин вышел из комнаты, пробормотав, что он за пирожками и чаем. — Катя, я у твоего подъезда, ты можешь спуститься вниз? — Воропаев, мягко говоря, удивил. После всего того, что произошло утром в компании, вот так просто и легко позвонил. — Да, могу. Что-то случилось? — Нет. Жду тебя, — Александр отключился. Катерина нервно заметалась по комнате, подыскивая, во что бы переодеться, но так, чтобы не вызвать отцовского гнева. Выбор пал на вполне скромное синее платье и тонкую, светло-серую кофточку. На улице было прохладно, чтобы выбегать вот так. Коля, открывая дверь ногой, вошел в комнату и недовольно покосился на Пушкарёву. — Ты куда? — Саша позвонил. Ждёт меня внизу. — И ты пойдёшь? — Ну ты дура, Катюха! — Сам дурак, — Катя вышла из комнаты и заглянула на кухню. Родители негромко о чём-то разговаривали, работал телевизор, на экране мелькало лицо ведущей новостей. — Мама, папа, мы с Колей спустимся во двор, мой сотрудник привёз папку на подпись. — Что? Какие документы? Ночь на дворе, — возмутился Валерий Сергеевич. — Ну что ты, Валер, наша дочь такой компанией управляет, мало ли что… Да и Коленька её в обиду не даст, не дай Бог, что, — Елена Александровна постаралась успокоить мужа и немного отвлечь. — Пять минут, и чтобы была дома. — Да, папочка, не волнуйся, — Катя, подхватив жующего Кольку, помчалась вниз. — Эй, ты чего? Я ж подавлюсь, — ворчал Зорькин. Они вышли из подъезда и Катя усадила друга на лавочку, сразу возле двери. — Сиди и жуй свой пирог. Я быстро. — Прекрасную принцессу охраняют, чтобы злой дракон не унёс её из замка? — Александр отошёл от машины и вручил чуть опешившей Кате букет фрезий. — Спасибо… Они чудесные. У меня есть всего несколько минут. Что-то случилось? — Нет, просто решил заехать и подарить цветы. Поблагодарить, — Воропаев не ёрничал, не язвил, как это обычно бывает, вёл себя достаточно непривычно и спокойно. — Похоже на прощание, — Катерину побрала дрожь. То ли от прохладного вечера, то ли от предчувствия. — Я в порядке. Но если всё-таки пойду ко дну, ты узнаешь об этом первой, — Александр улыбнулся одними глазами и, шагнув к Кате, невесомо и осторожно её поцеловал. Пушкарёва, прижимая к себе цветы, боялась шелохнуться. В его объятиях Кате было надёжно и очень тепло. Руки, неожиданно горячие, крепко держали её за плечики, а которые она накинула тонкую шерстяную кофту. Катерина догадывалась, что отец за ними наблюдает, но не знала, что её мама устроила целую операцию по отвлечению Валерия Сергеича от окна. — Мне пора. Иди домой, замёрзла совсем, — начал Александр Юрьич и тут же ввернул в привычной манере. — Иначе мне не простят, что не сберёг человека, на котором держится «Зималетто». — Доброй ночи, — Катя улыбнулась и, бережно придерживая цветы, поспешила к подъезду. — О, Катерина Валерьна, у вас всё по-взрослому. — Пошли уже, балбес. — Сама такая. Я, в отличие от тебя, по мужикам не бегаю. Катюша, счастливая и раскрасневшаяся, только покрутила пальцем у виска.***
— Ой, Андрюха… Надоело так всё. Опять девочки-красавицы телефон обрывают… Надоело. Капризы, сюси-пуси, котик, солнышко, зайка. Я мужик, в конце концов, а не мальчик-зайчик, — Малиновский вздохнул и подпер подбородок кулаком. — Доктор, поставьте мне диагноз. — Малина, я-то поставлю, но боюсь, тебе диагноз совсем не понравится, — усмехнулся Андрей и взял с блюдца полупрозрачный ломтик лимона. — Ну, короче, Склифосовский. — Жениться тебе пора, Ромочка. Всё, нагулялся. Вырос. — Чего?! Жданчик, так шутить опасно для здоровья! — Твоего или моего? — Нашего. Либо меня хватит кондратий от такого заявления, либо мы оба напьёмся до свинячьего визга. — Я серьёзно, Ром. Набегался ты, нарезвился. Захотелось, чтобы дом был, уют… — Свят-свят! — Малиновский замахал на друга руками. — Да хватит тебе угорать, Ром. Ну правда, сам смотри. Так вся жизнь пройдёт, а тебе нечего вспомнить будет. Пробегаешь за модельками, «ту самую» не найдешь… Постареешь, располнеешь, заработаешь бабла. Пресытишься всем. А главного, Малина, не будет. Модельки, они же как — все на одно лицо. Параметры одни и те же. Ром, ты даже их имён не запоминаешь, не то, что лиц. Физиология и не более того. Разбежались и забыли. — Да уж, зато твою Катеньку не забудешь никогда! — запальчиво выдал Роман и тут же об этом пожалел. Андрей медленно отставил бокал с коньяком и повернулся к другу. — Шучу-шучу, спокойно. Извини, ступил. У меня же язык без костей и с головой не согласованно работает. Сначала ляпнул, потом подумал. — Дурак. Ромка, ну я вижу же, что маешься ты. Глаза вон не горят… — Ага. Лапы ломит и шерсть отваливается, — проворчал Малиновский. — Хочется не какой-то интрижки, а нормальных отношений. Уюта, понимания… Чтобы мужиком себя почувствовать, а не мальчиком по вызову… Чтобы домой приходить хотелось, чтобы она ждала. — Да где ж такую найти? Чтобы и понимала, и любила, и ждала… Таких не бывает, — с убеждённостью заметил Рома. — Глазки разуй, Роман Дмитрич. Шурочка у нас в офисе, например. Молится же на тебя… Кофеёк раньше приносит, чем ты попросишь. — Не надо на меня молиться! — взбрыкнув, Малиновский замер и задумался. — А действительно… Высокая, умная, симпатичная, внешность модельная… Готовит вкусно, хозяйственная. А что, идея. — Только, Ромка, смотри. Как бы она тебя в порыве страсти не пришибла. Шура у нас боевая, спортивная, не то, что ты. — Это я не спортивный?! — Роман накинулся на Андрея, шутливо отвешивая ему легкие подзатыльники и тычки. — И ещё ты слабак, Ромка, — на свой страх и риск выдал Жданов. Мгновенно получил за это ощутимый тычок в бок. — Чего это я слабак, а? — А того, друг мой Ромео, что даже цветы девушке подарить для тебя подвиг. Не потянешь. — Какой такой девушке? — Совсем склероз? Рома, мы про Шуру говорили. Александру. Секретаршу твою и основательницу фан-клуба имени тебя. — Лады. Спорим, сейчас поеду, куплю роскошный букет и рвану к ней? — Да ну. Ты не сможешь, — Андрей знал, что после такого Рома действительно в лепешку расшибётся, но сделает. — Смогу. Поехали, покажу тебе мастер-класс. — Уже боюсь, — Жданов улыбнулся и полез было за деньгами, но друг его остановил. — Не надо мне тут. Я тебя приглашал, — Роман оставил бармену деньги, и они направились к выходу. О том, что Шуры банально может не быть дома, друзья отчего-то не подумали, увлечённые своей идеей.