Игрушки

      Утро для сотрудников «Зималетто» было разным, но практически для всех именно добрым. Шура сладко спала, не слыша будильника, в объятиях своего шефа, Зорькин метался по квартире, отыскивая чистую рубашку, а затем свою чашку, Андрей пил кофе под выпуск новостей, Кира и Виктория ждали больничного завтрака, а Воропаев спешно собирал вещи. На то, чтобы исчезнуть из поля зрения кредиторов у него было чуть менее двух часов. Маша и Федя быстро собирали Егорушку в детский сад, надеясь не опоздать. Они появились в компании вовремя, затем стали подтягиваться остальные сотрудники. — Фёдор, Роман Дмитрич уже в офисе? — поинтересовалась Катерина, едва выйдя из лифта. — Так э-э-э, — Коротков замялся, не зная, как прикрыть Малиновского и при этом не очень наврать начальству. — Он звонил, сказал, что плохо себя чувствует. Наверное, больничный возьмёт. — Отлично… А Андрей Павлович? — Пушкарёва постаралась не раздражаться на Романа. Их ждали на переговоры в банке «Лойд Морис», а Малиновский, на минуточку, занимал пост вице-президента, и должен был сопровождать Катю. — А Андрей Павлович стоит позади вас, — голос Жданова раздался совсем близко, над самым ухом и Пушкарёва едва удержалась от того, чтобы не вздрогнуть. Обернувшись, наткнулась на изучающий и немного уставший взгляд из-под очков. Стряхнула мимолётное оцепенение, придавая лицу нейтрально-вежливое выражение. — Поедете со мной на переговоры. Через двадцать минут встречаемся у лифта, — распорядилась Пушкарёва и, не дав бывшему шефу ответить, пошла к президентскому кабинету.       Катерине хотелось как можно скорее избавиться от изучающего, внимательного взгляда Андрея. Он разумеется, успел в деталях рассмотреть её сегодняшний наряд — белый костюм и черный топ с довольно глубоким вырезом. Жданов, проводив госпожу президента взглядом, принялся набирать Ромео — хотелось дозвониться до друга первым, до того, как это сделает Катерина Валерьевна.       По дороге в банк Катя думала совсем не о переговорах. Так, на задворках сознания было желание, чтобы все прошло удачно. А думала она о Жданове. Он кидал на неё выразительные взгляды, изредка отрываясь от дорожной ситуации. И эти взгляды отчего-то вернули Катю в недавнее прошлое, когда она вот так, сидела на пассажирском, внимала каждому слову Андрея и млела под его взглядами. «Насквозь лживыми и притворными» — добавила для себя Пушкарёва, понимая, что ещё немного и любовно возведённая ею стена обиды рухнет. Брошенная вчера Зорькиным фраза «Он любит тебя» не давала покоя, зудела где-то внутри, потому что Коля был прав. Он любил и мучился, она мучилась и любила. Но не знала, как теперь выходить из ситуации, «сдаваться в плен» не хотелось — пройденный этап.       И тут, Катерине, совсем по-женски, стало обидно. Потому что вот она — доступная, они наедине, а он не пристает. Не делает никаких попыток на сближение. До ужаса обидно, что вот он, Андрей, её Андрей, сидит так близко, от него пахнет его любимым парфюмом, и даже не пытается с ней заговорить. Вцепился в руль, как в спасательный круг — даже костяшки побелели, и делает вид, что всё хорошо. Как будто они чужие люди… От этой мысли Кате стало откровенно страшно. Да, злилась, да, ненавидела и проклинала. Но любила и всё равно хотела, чтобы он был рядом.       Андрей Павлович, словно прочитав Катины мысли, обернулся к ней, едва светофор загорелся красным. — Катенька, вы извините мне моё молчание. Но я же видел, как вам это неприятно — попытки пообщаться неформально. А я не хочу доставлять вам неудобств.       Пушкарёва, краем глаза заметив, что они стоят на перекрёстке, всего в нескольких десятках метров от пункта назначения, набрала в грудь побольше воздуха и выдала: — Я хочу с вами поговорить. Очень. Сегодня вечером. — Поговорим, конечно же. Я за вами зайду.

***

— Дамочки, а вот спорим, что Катя с нами никуда завтра не пойдёт? — Светлана поудобнее перехватила стаканчик с горячим кофе и посмотрела на подруг. Шура встала на сторону Локтевой, а вот Ольга Вячеславовна и Амура сохраняли нейтралитет. — А мне кажется, что пойдёт. Катя — она же наша подруга, верно? Ну и что, что президент компании. Её отношение к нам не поменялось, — Таня была на стороне Катерины. Пончеву поддержала Маша. — Да, девочки, чего за человека решать? Она же не робот, чтобы двадцать четыре часа работать. Надо и отдыхать. Вот приедут с переговоров, спрошу. — Вот и отлично. Посмотрим, — Света была настроена скептично, может, потому что не выспалась, а может, потому что видела, насколько сильно изменилась Катя после своего возвращения. — Давайте, если Катюха с нами пойдёт, расспросим её как следует, почему она ушла, почему вернулась… — Маша покрутила бижутерию на шее. — Интересно же. — И с Колей что произошло, — Шурочка мечтательно улыбнулась, думая совсем не о Зорькине и не Катерине. Все мысли её занимал Роман Дмитрич, а с сегодняшней ночи просто Рома. — О-о-о, Шуруп, колись. Ты чё такая счастливая с утра пораньше? — Амура решила тайком от Шуры разложить на неё карты и посмотреть, что же там и как. — Настроение хорошее. Девочки, вы как хотите, а я больше к Вике не поеду. Она вчера такое устроила… — Да ладно тебе, Шур, она несчастная и больная вдобавок. У Клочковой и так характер не сахар, а тут ещё авария, — Ольга покачала головой. — Надо быть терпимее. — Ага, больная она. На голову, — хохотнула Шура и чуть не расплескала кофе, который стоял рядом с ней. — Упс. Извини, Танюш, я сейчас допью. — Кстати, девочки. Меня до завтра Милко отпустил. Там у него Георгий в помощниках, вы заглядывайте периодически, ладно? А то наш маэстро замотает мальчика, получится неудобно. — Что-то случилось? — Заболели? — Может, наша помощь нужна? Мы всегда, только скажите! — женсовет переполошился, все заговорили одновременно. — Всё нормально, девочки, не волнуйтесь. Потом обязательно расскажу, — Ольга Вячеславовна ушла, оставив младших подруг ещё чуть-чуть посплетничать. — Ольга странная какая-то, — Амура проводила её взглядом. — Может, влюбилась? — предположила Тропинкина, видящая во всём и повсюду любовь и прочие нежные чувства. — Машуля, ну ты как скажешь что-нибудь, — улыбнулась Татьяна, положив руку на живот. — А что? Я согласна с Машей. Любить хочется в любом возрасте, — Светлана поправила очки и первой поднялась с диванчика. — Пойдёмте, девочки. Работа стоит, а мы тут сидим.             Через несколько минут, когда женсовет занял свои рабочие места, в приёмную к Светлане и Тане заглянул Милко. Он пребывал в чудесном настроении, помахивая накинутым на шею бирюзовым боа. — Девушки-красавицы, а Олечка уже ушла? — Да, маэстро, только что, — Локтева кивнула. — А что-то случилось? — Вот и прекрасно, — модельер ушёл, что-то напевая себе под нос. — Странный он какой-то, — Таня пожала плечами. — Он гений, — с гордостью произнесла Света и добавила на полтона тише. — Пончит, он уволил Бурёнку, да с такими рекомендациями, что ей пути в модельный бизнес заказаны. Представляешь? — Светка… Так и надо этой Бурёнке. А Захар что? — А Захар, Танечка, обещал сегодня прийти в гости. — Так это же здорово! — Дети, конечно, против были… Но я с ними поговорила, и они всё поняли. Потому что отец есть отец. — Как я за тебя рада! Слушай, а может тебе у Кати отпроситься? Ужин приготовить, себя в порядок привести? Она поймёт. — Захар придёт к Насте и Пете, а не ко мне. Это, во-первых. А во-вторых, я и так всё успею. — Ну, как знаешь, — Таня занялась своей работой — Урядов снова надавал каких-то бредовых поручений, а Светлана своей — Николай Антонович попросил срочно доделать отчёт.

***

      Клочкова сжала в кулаке кусок ни в чём неповинной простыни и повернула голову на бок. Уколов Вика боялась, а сейчас как раз пришла медсестра — забрала градусник и завозилась с шприцом и ваткой. Сморщившись от того, как кольнуло в локтевом сгибе, пострадавшая представила, насколько хуже сейчас Кире и выдохнула. О том, что подругу ограбили и избили, она узнала случайно — ей позвонила общая знакомая, желая узнать подробности. Сочувствия, откровенно говоря, у Викули не было. Потому что у Киры был любящий и заботливый молодой человек — Никита Минаев, а у нее никого не было. Только долги, безденежье и мрачные перспективы на личном фронте.       Разве что Зорькин… Смешной недотёпа в очках, смотрящий на неё как на божество. Конечно, Николай приносил ей вкусности, ухаживал, как мог, старался скрасить пребывание в больнице, но всё равно это было не то.       «Идиотка… И зачем я вчера перед этими женсоветчицами разоткровенничалась? Они же посмеялись надо мной, обсудили вдоль и поперёк. Дурочка ты, Вика, надо держать язык за зубами. Они — не Кира. А Кире сейчас не до тебя» — думала Клочкова, смотря на кусочек неба, видневшегося в сквозь мутное стекло.       Разговор с Ольгой Вячеславовной, с одной стороны, снял неимоверный груз с души, а с другой… Давно Викуля так не плакала, по-настоящему, не притворяясь и не играя, и уж тем более не рассказывала о своей личной жизни с такого ракурса. Совсем плохо стало не во время рассказа, а потом, когда помощница Милко, по-матерински заботливо поправила одеяло и произнесла без намёка на издёвку: — Всё наладится, девочка. Вот увидишь.       Для всех и всегда существовала лишь красивая, ухоженная, самоуверенная Виктория Клочкова, дочь не бедного отца, жена олигарха… О другой Вике, скучающей по матери, обиженной на отца и желающей домашнего уюта, тепла и любви, никто не знал. Даже Аркадий Альбертович не видел того, как трудно его дочери, задаривал её подарками, давал денег, возил на курорты… Но элементарно поговорить за всё это время так и не смог.       Клочкова не понимала, что у неё наладится, когда она лежит в больнице, с загипсованной рукой и ногой, с перевязанной головой, страшная и никому не нужная?       «Без денег, машины, мужа и с долгами у меня всё наладится только в одном случае — если я умру. Тогда мне ничего не понадобится, буду лежать себе… В красивом подвенечном платье, от Валентино, накрытая кружевным покрывалом…» — Вика замечталась и, незаметно для себя, уснула.       Не догадываясь ещё, что совсем скоро её жизнь изменится и довольно круто.

***

      Александру казалось, что он предусмотрел всё, уходил, не оставляя следов. Конспирировался на достойном уровне, поменял машину, номера телефонов — купил не зарегистрированные сим-карты, оделся совсем просто и, главное, нашел жилье, на котором собирался отсидеться. Нет, это не была квартира-студия в центре, как раз под самым носом у кредиторов, рассчитанная на то, что они не станут копать рядом со своим же офисом. Это была обшарпанная однушка в Бибирево, с выцветшими обоями, ковром на стене и холодильником «Бирюса» на кухне.       Саше казалось, что он всё продумал, верно рассчитал и его не тронут ближайшее время. Увы, сам долг он сумел погасить, но набежавшие проценты и ещё примерно треть — которую потребовали не понятно с чего, собрать не удалось. А это означало, что-либо Саша в ближайшее время познакомится с фауной Москва-реки, либо окончит свое жалкое существование на одном из пустырей города. Ни того, ни другого, бизнесмену не хотелось.       И расчёт, увы, оказался, неверным. Воропаев припарковал дребезжащие на все лады «Жигули», достал с заднего сиденья несколько плотно набитых пакетов с продуктами, оглянулся и направился к подъезду, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Ему было безумно страшно.       В подъезде, пахнущего кошками, тлеющими окурками и пивом, тоже было тихо. Дверь послушно поддалась на двойной оборот и расслабившийся было Александр шагнул в тёмную прихожую. С осторожным щелчком позади захлопнулся замок, а на бизнесмена-должника обрушился первый удар. Он пришёлся на солнечное сплетение, выбив воздух и лишив возможности говорить. Второй удар пришелся в лицо — рот Александра мгновенно наполнился кровью, нос сильно зажгло, а голова закружилась. Пакеты выпали из рук, с хрустом разбился лоток с яйцами и, похоже, надорвался пакет молока.       Следующий удар неизвестный нанёс уже в лицо, затем, не дав опомниться, «прошёлся» по почкам и спине. Чьи-то ноги пинали в живот, по коленям, не останавливаясь. Скрючившись на полу, Воропаев думал только об одном — убивать его не будут. Только накажут. И снова поставят на счётчик… — Лучше бы убили, — прохрипел, сплёвывая на ботинки одному из незнакомцев. Жить вот так, полунищим, на неясных условиях, казалось отвратительным и постыдным. Воропаев никогда не был смелым, боялся боли до дрожи, а сейчас и вовсе запаниковал. — Ты реально хочешь сдохнуть? Мы это устроим. Но не сейчас, — пообещал парень, приподнимая Сашу за волосы на затылке. — Умоешься кровью, отвечаем.       Ещё один удар в лицо погасил свет перед глазами Воропаева, он отключился, прямо там, где лежал. А накачанные парни в чёрных масках, прошлись по пакетам с едой и хлопнули напоследок входной дверью. Ключи, по чистой случайности, остались с той стороны.

***

— Жданыч, ты не представляешь! — Малиновский, во вчерашней несвежей рубашке, лохматый и не выспавшийся, буквально фонтанировал хорошим настроением. — Оказывается, она такая… Такая… — Да куда уж мне, — усмехнулся Андрей, глядя на то, как в Рома пытается подобрать слова. Впервые за годы безбожных гулянок Роман не знал, как подобрать слова, как назвать то, что с ним произошло вчера, как назвать Шуру, Александру, Сашеньку, так, чтобы это полностью отразило её и не умалило достоинств. — Надеюсь, не обидел девушку? — Ты что! Сегодня мы опять встречаемся… Иду на ужин, — Рома уселся на стол и стал жонглировать степлером и маленьким колёсиком скотча. — Вот. А ты сопротивлялся, — Жданов не скрыл довольной улыбки. — Я тоже, кстати. — О, кто она? Хорошенькая? Блондинка? Нет, наверное, рыжая, с зеленым глазами… — фонтанировал Роман, не замечая при этом, как на него смотрит друг. — Не угадал. Это Катя. Катерина Пушкарёва. — Чего?! Ты её уломал? Как тебе это удалось? — Малиновский выронил и степлер, и скотч, но похоже этого не заметил, настолько его поразила новость. — Ну не каменная же она, — отмахнулся Андрей. — Теперь надо как-то не испортить то малое, что осталось между нами. — А ты не пей. Покажи ей свою тёмную сторону, — ухмыльнулся Малиновский. — Уверен, она оценит твой подвиг по достоинству. Кстати, Павел и Маргарита уже уехали? — Уехали. К показу обещали быть. А что? — А то, милый мой Андрюша, что братец твой засматривается на ту, в чью сторону даже дышать страшно. И рядом нет человека, способного поговорить. — В смысле? — Андрей не понимал ничего ровным счётом. На кого там запал братец, раз Рома такую панику поднял?.. — На Юлианочку, свет Виноградову, запал твой старшенький братец. Прикинь, что с ним будет Юлиана переедет его катком своего феминизма и даже не поморщится. — Ну, ты преувеличиваешь, — не согласился Жданов. — Юлиана не такая, как ты говоришь… — Ага. «Я не такая, я жду трамвая», — пропищал Ромео тонким голоском. — Жданыч, поговори ты с ним, пока не поздно. — Ох, Ром. Ты такой прям… заботливый. Ладно, пойду поищу Георгия Палыча. — Вот. Роман Дмитрич, мальчик, плохого не посоветует, — Рома проскрипел старческим голосом и спрыгнул со стола. Теперь ему хотелось порадовать Шуру внезапным букетом в офис, анонимным, разумеется. Для этого нужен был всего один звонок и укромное место. В поисках его Ромео и вышел из родного кабинета.