***
Вечерний сумрак разгоняли фонари. Во дворе сдвинули около десятка столов, образовав один длинный, который ломился от щедрых закусок. Казалось, каждый из слуг был готов поучаствовать в подготовке к пиршеству, ведь Кэрим сказал, что господин Лаццо ждет любого из слуг сегодняшним вечером. Дети носились вокруг, мешая приготовлениям, выхватывали леденцы друг у друга и громко хохотали. Большой ужин в бедной деревенской семье. Именно так видел это Валерио. Все то, что происходило здесь и сейчас, было неприемлемо в его прошлой жизни. Там и тогда, когда он жил с родителями. И даже Ромарио побольше соблюдал дистанцию между ним и слугами. А вот Фрэнсису Болье было абсолютно безразлично, что его друзья не имели хорошего происхождения, что дети, которые заглядывали ему в глаза — крестьянские слуги, а мужики, которые имели манеру высказывать Фрэнсису частенько мнение, были холопами с окраины села. Была бы его воля, Валерио изменил бы тут все. Заставил слуг почаще мыть руки и носить униформу. Они бы не смели поднимать глаза и заговаривать с хозяевами без разрешения. Но у Болье были другие представления о ведении хозяйства. И Валерио стоило с этим смириться. Наверное, как можно скорее? Потому что никаких сил не хватало у него выслушивать сегодня от слуг, жадно вглядывающихся в угощение, расставленное на столе, что он оказался хорош, а они думали о нем дурно. Что он зазнавшийся ценитель чистых кровей с замашками потомственного аристократа. Большая проблема была как раз в том, что он им и был. Любителем красивой жизни, дорогих домов и лучшего хрусталя. Фрэнсис Болье, его король и его страна отняли у него все это.***
Фрэнсис прервал его размышления, когда шагнул в толпу и громким окриком заставил всех замолчать. — Вы знаете все, что я ценю каждого из вас! Что вы — мой дом и семья! Никто из вас или ваших членов семьи на протяжении уже нескольких поколений не предавал моё доверие или моих предков. Сегодня я прошу вас выпить и закусить, приняв таким образом благодарность от меня и моего супруга за вашу преданность. Но настал тот день и та развилка пути, на которой я не смею приказывать вам идти за мной, только просить. Каждого, кто не пожелает такого, я отпущу добровольно. Кэрим выдаст по две золотые монеты той семье, что пожелает покинуть меня. Вы слышали или услышите сейчас, что я встал на опасный путь противостояния королю. И хоть я и имею поддержку, солдат и оружие, вероятность вернуться на щите, прослыть изгнанником или оказаться приговорённым к виселице велика. Сегодня и сейчас я даю вам возможность избежать участи клейма слуги предателя. Ровно в шесть утра ворота поместья закроются и все, кто находится тут, попадут на осадное положение до тех пор, пока не решится ситуация в ту или иную сторону. До этого срока любой из вас может беспрепятственно покинуть поместье. А сейчас прошу — ешьте, пейте и веселитесь. Не дав опомниться ни ошеломлённым крестьянам, ни остолбеневшему Валерио, Фрэнсис потащил его, крепко ухватив за локоть, в сторону дома. Едва они оказались в спальне Валерио, Фрэнсис развалился на кровати, уперевшись локтями в матрас и выжидательно уставился на Лаццо. — Спрашивайте же! Наверняка у вас появились вопросы. — Да, но я даже не знаю с чего начать. Мне казалось, вы близкий друг короля? — Знаете, предают как раз самые близкие. Незнакомые люди не могут предать — им нет места в вашем сердце. — Да вы философ, господин Болье, — нервно рассмеялся Валерио. — Что будет теперь со мной? — Боюсь, Валерио, вам я не могу предоставить такой же выбор, как и слугам. — Смею предположить, что у меня его и вовсе нет? — И вновь вы правы. Вам суждено разделить до конца мою участь. Вы будете сопровождать меня в походе. Так что рекомендую побеспокоиться о вещах — в этот раз у меня нет времени хлопотать о ваших капризах. — Благодарю, что предупредили, — рвано выдохнул Лаццо. Фрэнсис Болье был человеком настроения, упорно идущим к своей, теперь известной Валерио, цели. Все остальное, хоть и попадало в поле его внимания, явно шло в случае чего в расход. — Скажите мне, Фрэнсис, что делаю здесь, среди ваших планов по укрощению мира, я? Болье улыбнулся мягко, став похожим вдруг на загнавшего в угол мышь кота. Кота, который понимает, что можно расслабиться и поиграть, потому как добыча уже не сбежит никуда. Он плавно встал и подошёл к напряжённо замершему у окна Валерио. — Вы красивы, Валерио. Недоступная мне гордость, попавшая в вас с кровью предков. Вы нежный цветок на кровавом поле моей жизни. Нечто прекрасное, что я хочу видеть рядом с собой, чтоб помнить, что жизнь человеческая ценна, душа прекрасна, а у некоторых ещё и чиста. Я читал отчёты, ваш дом славится преданностью семье. И это тоже неоспоримое достоинство. А вообще, вы будете смеяться, Валерио, и вряд ли будете верить. Но я влюбился в вас. Глядя издалека на прямую спину и вашу улыбку. Не зная совсем вас лично, читая только скупые строки отчётов, я понял, что хочу быть частью вашей семьи. — И потому убили моего мужа? — Нет, Валерио. Смерть вашего мужа — судьбоносный момент, но не причина его смерти. Не имел бы я задания короля покончить с подпольным предателем, вряд ли бы увидел вас вскоре. А может быть, мы не встретились бы никогда. Ромарио был неосторожен в своих шалостях, и разведчики короля поймали его на том, что он вёл переговоры с домами, в том числе и с домом вашей семьи, о поднятии бунта против порабощения страны. Асти собирал бешеные деньги с согласных для того, чтоб якобы, нанять войска. И купить птиц. Одну он даже привозил показать. И насколько я знаю, как раз вашему отцу. Асти обещал, что эти птицы помогут вам отомстить за унижения. В любом случае, лично мне Асти мешал на моем пути. Он был мне конкурентом. И я не отговаривал короля от решения наказать твоего бывшего мужа. — Разве он тоже желал сместить короля? — Не он, Лейсар жаждал справедливости для тех, кто спонсировал долгие годы двор короля, не получая взамен ничего. Лейсар сумел убедить Асти в огромной выгоде данной идеи. — Я кажусь себе несмышлёным дитем в море ваших игр за власть, хотя я и рос при дворе, — нервно усмехнулся Валерио, кусая пересохшие губы. — Зачем ты позволил этот праздник? Если кто-то уйдёт и доложит королю? — Нечего докладывать. Король всё знает. — Что будет теперь? Каков ваш план? Что будет со мной? Что будет? — Будет бунт, переворот и, если мне повезёт, я буду победителем в этой заварушке. — А если нет? — Тогда я буду надеяться, что наша с вами смерть будет быстрой. — Вы шутите? Шутите?! Фрэнсис словно смутился от этой интонации. По крайней мере, Валерио показалось именно так, когда муж на миг опустил глаза и разомкнул губы, подбирая слова. — Ну что ты, маленький салонный мальчик? Разве не радует тебя идея стать супругом короля? Валерио стиснул зубы, сдерживая рвущийся грубый ответ. А Фрэнсис вдруг шагнул к нему, крепко обхватывая затылок ладонью, прижался к нему лбом и жарко зашептал: — Я просто дурак, Валерио. Неумело влюблённый в тебя дурак. Я не умею говорить комплименты и ухаживать так, как это полагается в модных столичных домах, не умею одеваться изящно и совсем не представляю, о чем с тобой, с таким гордым аристократом, полагается говорить. Каждый раз, как я открываю рот, мне чудится, что испортил нашу беседу, даже не начав. Так вышло, что идея переворота повстречалась мне раньше, чем ты. Да что там говорить, всё было запущенно уже настолько, что пути назад уже нет. И если бы и был... Я бы не свернул. Это часть меня, моя суть. Мне бы очень хотелось, чтоб на этом пути вы были со мной, разделив тяготы и вкус победы. Но сделать это я могу, лишь принудив вас идти со мной. Мне жаль, что я не слишком высоконравственен, потому как не упущу своего шанса. Я не попрошу вас остаться здесь, в безопасности. Понимаешь, мой дорогой супруг? Сейчас я здесь перед тобой обнажаю душу и раскрываю карты. Не рассчитывай, что такое будет повторяться слишком часто. Мир вокруг Валерио замер. Шум праздника за окном, мерное тиканье настенных часов — всё это отошло на второй план, стало таким маловажным. Перед Валерио стоял решительный мужчина, не побоявшийся открыть свои слабости. Сейчас, в этот миг, Фрэнсис Болье казался искренним и близким. Стоило только поднять пальцы и дотронуться до щеки. Можно было бы погладить нежную кожу, уколоться щетиной. Можно было сказать пафосную речь — Болье бы позволил ему это сейчас. Сейчас было всё можно. Но стоило отмести прочь всё ложное и выбрать единственное верное. Его всегда учили, что семья — святое, что на стороне семьи нужно быть всегда. И он неукоснительно следовал этому правилу, как он сам считал. Но если подумать, если посмотреть со стороны, то Валерио легко убегал от трудностей, стоило семье изменить привычные правила и рамки. Взять хотя бы родителей. Ведь он уже не на их стороне? Живет среди поработителей и врагов, живёт и ничуть не задумывается о том, на чьей он стороне. Плывет, словно сорванная ветка по течению ручья. Забыл Ромарио, не горевал толком и тут же страдает о малом внимании нового мужа. Выходит что же? Он и впрямь салонный мальчик с недалекими ценностями и устремлениями? Вот если он сейчас рука об руку пойдет вслед за мужем в новое, сложное и неизвестное, пойдет ли он за ним до конца? Преодолевая все трудности, пойдет ли в любое будущее или только в приятное? Готов ли он действительно быть поддержкой и опорой своему супругу? Готов ли он идти рядом, плечом к плечу? Даже если путь будет в сторону виселицы, потому как его муж — предатель, мятежник. Готов ли он вырасти так, чтобы его супруг с гордостью смотрел на того, кто плечо к плечу преодолевает все тяготы и невзгоды вместе с ним? Быть не только красивым личиком, но и личностью? Валерио поднял руку и погладил щеку супруга. Она была нежной и немного колючей от небритой щетины. — Идем, у нас много дел, если мы хотим положить мир к твоим ногам. — К нашим ногам, — прошептал Фрэнсис. — Мне не нужен мир у моих ног. У моих ног я хочу тебя, мой будущий король. Фрэнсис улыбнулся этим словам и, спешно поцеловав мужа в лоб, торопливо вышел из комнаты.***
Они выезжали ночью, гоня вперед лошадей. Вместо сундуков с одеждой, у Валерио с собой был небольшой вещмешок. Любимые шелковые рубашки заменили хлопковая рубашка и теплый свитер. На ногах удобные ботинки на плотной подошве. На руках плотные кожаные перчатки. Валерио Лаццо ехал рядом с Фрэнсисом Болье, супругом, в далекую неизвестность. Он обещал себе быть верным мужем этому человеку и надежной опорой. Ему казалось, что брак для него начался только сейчас и только сегодня. Валерио не мог поручиться за то, что все выйдет красиво и идеально, но точно знал, что приложит к этому все силы. Болье своим признанием вложил в него столько сил и энергии, столько непривычного стремления к цели, что Лаццо сам не узнавал себя, надеясь, что не остынет со временем. Слева от Фрэнсиса гнал вперед лошадь Эрнест. Они нагоняли армию, которая ушла вперед ещё до заката — тихо и бесшумно, обойдя стороной деревню и занятых пиром крестьян. Уехали вперед них и братья Салле — Сэт Салле оказался командиром западного полка, а Мэтт его помощником. Или заместителем, Валерио не разобрал. Галоп и предвкушение перемен будоражили кровь, и Валерио азартно подгонял коня. Догоняя мужа, обгоняя ветер, он прокладывал дорогу к счастью.