Брак и любовь

      Какой день правильный для решающей битвы? Кто и когда решит, что вот, пора столкнуться войскам лоб в лоб, чтоб выяснить, кто все же сильнее? Валерио не раз задавался этим вопросом, когда, проснувшись от лагерного шума с утра, продлевал моменты под тонким одеялом. Пусть было лето, но ночи были морозными, а после дождя — особенно. Или Валерио был непривычен ко сну в открытом поле.       После разговора с Зонге, Фрэнсис нашел время для беседы с супругом. Нацепив на лицо послушную мину, развалился на своей постели в палатке. Валерио сел напротив. Усталое и сосредоточенное лицо мужа смотрело на него почти безразлично. Слабый интерес теплился лишь в глубине глаз.       — Я вот никак не могу сложить все кусочки в одну картинку. Не поможете ли мне, мой дорогой муж? — насмешливо спросил Валерио у супруга.       — Спрашивайте, пропуская расшаркивания. Будем крутить словесные вальсы, когда попадем во дворец.       — Вы все время твердили, что вам нужен был вход в семью аристократов, и теперь я понимаю, что за этим скрывались совсем другие мотивы, нежели те, о которых я думал вначале. Вы, оказывается, работали на восстание, а не в угоду королю. Не пойму лишь, почему я. Уверен, что нашлись бы с десяток желающих сочетаться браком с будущим королем. И да, никак не соображу, к чему вы все время твердите мне о любви?       — Разве вам не льстит любовь будущего короля? — рассмеялся Болье.       Валерио промолчал в ответ.       — В вашу пользу говорило несколько аргументов. Во-первых, напомню вам, сочетаться браком со мной никто не спешил, хоть они все и заинтересованы в моем успехе. Во-вторых, король сам не торопился позволять мне осквернять чью-либо семью моим присутствием. В-третьих, войдя в такую семью, я автоматически становился бы зависим от главы и садил себе на шею пару-тройку десятков ближайших родственников, желающих поиметь с меня свой интерес. В общем, все элементарно, все причины на поверхности.       — Герцог Асти имеет родителей и детей.       — О, ваш бывший супруг, мой горячо любимый муж, со всех сторон был наиудобнейшей кандидатурой. Ромарио наследовал титул матери, так как она оказалась последней представительницей бедного и умирающего рода Асти. Сама же она, выйдя замуж, вошла в семью мужа, фактически отрекшись от права на титул. Его дети — несовершеннолетние и перешли в род опекуна — отца Асти.       — Как это перешли в род опекуна?       — Тут пришлось подсуетиться, — дернул плечом Фрэнсис и прикрыл глаза. — А про любовь... Вы правы, я вижу, вы совсем не тот человек, с которым удобно выезжать на этом факторе. С вами лучше вести переговоры. Вы крайне разумный мужчина.       — Вы сейчас серьезно?       — Конечно. Разве темы, которые мы обсуждаем, годятся для шуток?       — И любовь?       — Вам хотелось бы, чтоб я был в вас влюблен? Валерио, не скрою, вы симпатичны, — Болье скользнул на пол к его ногам и прикрыл ладонью правое колено, — я с удовольствием занялся бы с вами сексом, прогулялся под луной и выехал на пикник. Все это, я не исключаю, вполне могло привести к большим и светлым чувствам. Но сейчас мне некогда уделять этому время. Я говорю не про абстрактные два-три часа времени в сутках, а про место в мыслях. Происходящее требует от меня полной сосредоточенности. Последний рывок, я почти у финала того, к чему шел почти половину сознательной жизни. Вы умный, Валерио, поставьте себя на мое место, подумайте о том, каковы приоритеты. На влюбленность нет времени. Когда вы появились в моей жизни, я подумал, что такому, как вы, будет проще среди причин найти с моей стороны любовь. Мне не хотелось от вас проблем. Мне нужно было как-то управлять вами.       — Я рад, что сам в вас не влюблен. Будь это так, ваши слова были бы ошеломительными, — с трудом произнес Валерио. — Хочу поблагодарить вас за честность.       — Не стоит. Я хочу видеть в вас союзника, Валерио.       Сказанное мужем потрясло до глубины души. Да, он наверняка догадывался обо всем этом. Но все же, произнесенное вслух, звучало не слишком приятно. Более того, будучи честным с собой, Валерио признал, что слова об отсутствии чувств больно ударили по нему. Возможно, Болье стоило и дальше придерживаться первоначальной версии. Конечно, в их обществе жить иллюзиями опасно, и Фрэнсиса действительно стоило поблагодарить за честность, но манера, в которой муж выкладывал факты, действовала не хуже удара молотком по голове.       — Мне стоит оставить вас одного, Валерио?       — Был бы крайне благодарен.       Фрэнсис поднялся и вышел, оставив Валерио размышлять. Лаццо считал, что мысли должны кружить вокруг озвученных только что тем, разрывая сознание обидой на то, как легко Болье признается о том, что попользовал мужа в собственных целях, но вместо этого из головы никак не желала убираться мысль о том, каким будет день решающей битвы? Сойдутся ли на поле брани воины, ослепляя друг друга отражающимся на обмундировании солнцем, или будут проклинать дождь, пытаясь сквозь стену разглядеть, где свой, где чужак.       Валерио знал историю страны, в которой жил, и основные законы. Знал родственные связи всех наиболее значимых семей. Не устраивал никаких выкрутасов, выйдя замуж не по любви, хотя история знала много примеров строптивых супругов. Он искренне старался быть нужным и значимым членом семьи и общества, но в итоге, если рассматривать текущую ситуацию, он — пшик. То, что он заинтересовал Болье — стечение обстоятельств. Будь мужем Асти кто-то другой, и Фрэнсис не стал бы копаться — женился бы на том, кто есть. В числе соратников муж идет к победе, к достижению целей. А он, Валерио? К чему идет? Послушно плывет по течению, ни во что всерьез не вдумываясь, поступая наиболее просто — так, как от него ожидают. Пустышка и салонный мальчик. Блестящий лишь снаружи, а не изнутри. Возможно, Фрэнсис в этом не так уж и не прав? Идя по жизни, он не оставлял за собой следов и друзей, жил, руководствуясь чужими принципами. И ничего, и никого не ценил по-настоящему. От души, от себя. Потому что это было важно ему, а не написано на бумажке. Валерио закрыл глаза и тихонько застонал. Отчаяние путалось с обреченностью, безразличие со стремлением плыть против течения. Бунтарские начала в нем были слишком слабы, он никогда не был среди тех, даже теоретически, кто идет против системы. Он был слишком исполнительным и старательным бабушкиным воспитанником, чтобы сейчас сделать что-то из рук вон. Он также был достаточно практичным, чтобы не совершать поступки, повинуясь моменту. Все варианты он рассмотрел и откинул, как невозможные, неперспективные. Сбежать? Куда? В лес и темноту? Он даже не умел добывать себе пищу, не говоря уже о том, чтоб преодолевать большие расстояния, спасаясь от погони. Погоня. Он не мог гарантировать, что она будет. А еще он совершенно не знал, куда податься. Вернуться пораженным, после постыдного побега домой? Что ему там скажут? Он слишком хорошо знал своих родных, чтобы понимать, что его там не слишком ждут. Даже если любят. Чтобы это понимать, не нужно быть предсказателем. Достаточно было хоть каплю знать членов его дома. Здесь, в этой стране, он не завел знакомств и связей. Да что там! Он не знал практически никого, кроме бывшего и нынешнего супруга. Слуги, конечно, не в счет. Комнатная болонка! Анализируя ситуацию, Валерио ненавидел происходящее до зуда на кончиках пальцев. И все так же задавался вопросом о том, каким он будет, день решающей битвы?       В его мыслях он сопровождался лязгом металла, запахом крови и шумом сотен воинов, в доспехах несущихся друг на друга верхом на конях. Валерио не видел себя среди этого: впереди войска, рядом с мужем? Тогда ему суждено погибнуть в числе первых. В конце, среди охраняемого отряда? Вряд ли найдутся для того свободные люди.       В действительности все было совсем не так, как ему казалось. Они выехали на рассвете. Солнечный день и легкий ветер создавали ощущение прогулки, а не серьезного похода. Кто-то пел песню в дальних рядах, и его весело подхватывали то одни, то другие. Валерио ехал рядом с мужем. Фрэнсис выглядел расслабленным и довольным жизнью — все, видимо, было полностью так, как хотелось ему.       Впечатляющая мощь королевского войска, едва появившись на горизонте, заставила Валерио испытать волнение и нехватку кислорода в груди.       — На нас нет даже доспехов, — обратился он к мужу, заставляя себя унять дрожь пальцев.       — Я знаю, — отозвался Фрэнсис и повернул к нему голову. — Хочу, чтоб ты верил мне. Всегда. Даже в абсурдных ситуациях. Верь мне сейчас, и я не подведу тебя, позабочусь о твоей безопасности.       Лаццо выдохнул с трудом и кивнул. Язык прошелся по пересохшим губам. Почему-то мелькнула мысль о том, с кем спит муж. Мелькнула и сорвалась с губ.       — Сплю? — удивленно переспросил Фрэнсис.       — Да.       Болье усмехнулся и собирался что-то ответить, но труба встречного войска отвлекла его. Кажется, им суждено вечно прерываться в самый важный момент.       Это было феерически, это было слишком просто, чтоб именно в таком формате заносить потом в книжки по истории, и в то же время слишком грандиозно, чтобы лишить потомков такой истории. Армия, пришедшая вместе с королем Андерсом, присягала Фрэнсису Болье. Они шли ровными шеренгами, один за другим выходили вперед, огибая бывшего короля, и опускались на колени. Гулом разносилась по полю клятва верности. Щурясь от слепящего солнца, Валерио смотрел на безликую толпу, ставящую бескровную точку в этой борьбе.       Всплыли в голове слова Болье о любви будущего короля, которая должна льстить. То, что происходило вокруг, кружило голову мощью и могуществом. И любовь такого человека должна была не только льстить, но и сводить с ума, возносить к небесам. Вот только Болье казался равнодушным не только к нему, но и к остальным женщинам и мужчинам. Валерио поднял глаза на мужа. Никакого озарения и неожиданной любви не упало на него с небес. Сосредоточенный мужчина, сидящий на коне чуть впереди него, оказался загадкой. Простолюдин, добившийся того, чтоб перед ним склонялись воины, чтобы по его планам играли аристократы, заслуживал уважения и восхищения. Заслуживал мужа, так же страстно разделяющего его стремление захвата власти, как и он. А получил Валерио, не испытывающего к родине мужа совершенно ничего, к самому мужу — почти ничего. И даже доверие вряд ли было тем, что между ними установилось. Между ними не было ничего — ни любви, ни страсти, ни дружбы с доверием. Чужие люди с разными целями и стремлениями. Цели Болье были как на ладони, а о том, к чему стремится Валерио, он и сам не знал. Причастность к происходящему — вот чего ему захотелось в данный момент. Хотелось, чтоб муж желал разделить с ним победу, с ним, а не с... с кем он ее разделит? Кому подарит?       Хлопая крыльями, ур опустился на круп его коня, заставив Валерио вздрогнуть и нечаянно натянуть поводья. Ур хрипло дыхнул ему в ухо, обдав шею запахом мяса. Молочный, слегка испорченный дух заставил тошноту подкатить к горлу. А птица взмахнула крыльями и издала пронзительный крик. Сотни других отозвались в ответ, наполняя поляну резким, давящим на уши звуком. Валерио не успел испугаться, как воины взорвались радостными криками, вскакивая с колен. Ур махнул крыльями, оглушил поляну еще одним криком и взлетел, зацепив рубашку Валерио и оторвав от рукава приличный кусок. Уры короля Андерса поднялись в небо и полетели в сторону леса за новым вожаком.       С глухим стуком меч короля упал на землю. Болье оглянулся и подарил Лаццо скупую улыбку.