Брак и любовь

Генрих всегда знал, что создан для правления. Устройство страны по собственному видению было его целью с десяти лет. Он много читал, упражнялся, а с двенадцати заводил нужные связи среди подрастающей знати. На удивление был восхитительно хорош на пути к своей цели. Это всегда признавал и отец. Король видел в сыне конкурента, боялся его и оттого совершенно не мог проявлять родительские чувства. Генриху было все равно. Он всегда четко знал, чего хочет и упорно шел к намеченному. Вот и сейчас он четко знал, что хочет видеть Валерио Лаццо рядом с собой, своим. Не было вокруг того, что могло помешать ему. В том, что супруг Болье захочет быть рядом с новым королем, Генрих не сомневался. Все в этой жизни имело цену. И он готов был заплатить столько, сколько попросит возлюбленный. К осознанию того, как называются его желания, король шел долго, но будучи всегда честным с собой, планировал извлечь из них максимум удовольствия и пользы. Для них обоих, конечно. Безусловно, нужны некоторые подготовительные моменты, без которых не обойтись. Когда он стоял на балконе и наблюдал за казнью Болье и его приближенных, цена успеха в деле с Лацио впервые показалась слишком высокой, потому что замерло и забилось пойманной птицей сердце от ужаса, что сорвется, не получится, не выживет. Ладони в перчатках вспотели, и накрыло позорное желание отвернуться. Конечно, он не позволил себе такого. — Моя сила и слабость, — едва шевеля губами, прошептал Генрих в момент, когда Валерио провис на веревке. Никто никогда не воспримет Валерио Лаццо как слабость. Только как силу! Король поспешно покинул балкон. В своих покоях он несколько раз лично поправил свечи, одернул белье, пока ждал прихода Валерио. Лаццо дрожал, был бледен и, казалось, соображал не слишком хорошо. — Арчи, — шепнул он, мутным взглядом обведя комнату. Генрих торопливо стянул грязную одежду с любовника, подтолкнул к ванне и только тогда почувствовал, как покинуло напряжение. Он поспешил налить вина им обоим, выпил свое залпом, стараясь быстрее унять дрожь, что прошла по телу. — Я умер с тобой на мгновение, — прошептал Генрих, прикладывая к губам Лаццо бокал теплого вина. Арчи провел губкой по коже Валерио, наблюдая за тем, как остаются следы даже от малейшего нажатия. Больше всего на свете он хотел сейчас опрокинуть возлюбленного на простыни и заняться с ним любовью. Обласкать губами член, прикусить молочную кожу бедер и сжать в ладонях аппетитную попку. Хотел входить в узкую, плотно обхватывающую его ствол дырочку ануса и двигать бедрами, проталкиваясь так, чтоб войти до конца, сделать Валерио своим, утвердиться в правах, заставить любовника забыть о том, что в этом мире существует что-то еще, кроме них. Чтобы тот поверил, что виселица была суровой необходимостью, а не прихотью короля-самодура. Целовать нежную кожу, прикусывать и посасывать, оставляя метки и следы, заставляя поверить, что все для Валерио, весь мир и все королевство. Вытравить память о прежних любовниках и любовницах, стать лучшим, единственным навсегда. Запечатлеть в памяти разомлевшего от ласк, распростертого на его кровати, выгнувшегося в экстазе. Хотелось всего сразу, нагнать упущенное время. Покрыть все годы, что не были даже знакомы, и те месяца, что провели порознь. Проникнуть в него и слиться так, чтобы стать целым из двух половинок. Знать все о нем и капельку больше, чтобы не смела даже на краю сознания появляться мысль о том, что Валерио может привлечь кто-то другой. Чтоб ревность и жадность отпустили, позволив дать возлюбленному свободу быть с ним. Генрих вымыл любимого и положил мокрую губку на пол, равнодушно отметив расплывающуюся лужу. Взял густой пены и запустил руки в волосы возлюбленного. Он неспешно массажировал пальцами кожу, желая, чтоб Валерио расслабился, чтоб забыл о событиях предыдущих суток, чтобы они не вынудили его сомневаться в короле и его чувствах. Когда Арчи вытирал любовника, послушного, покорного и пугающе молчаливого, он жаждал дать ему покой и чувство дома в своей стране. Чтобы тот даже на краю сознания не допускал мысли о том, что хочет куда-то сорваться. Чтобы Валерио было рядом уютно, комфортно. Закончив банные процедуры, Генрих легонько подтолкнул возлюбленного к кровати. — Отдыхай. Тебе нужно набраться сил, — тихим голосом велел он. Глаза Валерио прикрылись, едва его голова коснулась подушки, дыхание выровнялось. Король порадовался, что Лаццо чувствует себя в безопасности в его комнатах. Мысль о том, что тот слишком вымотался и ему было все равно, где спать, Арчи не допускал. Негоже королю в себе сомневаться! Утро для Валерио наступило, когда солнце уже садилось. Он чувствовал себя разбитым и усталым. В комнате никого не было. Он поднялся с кровати, прошел до стола и налил себе вина. Выпил залпом два бокала подряд и опустился в кресло. Голова гудела и категорически не хотелось думать о том, что же дальше. Хотелось перекусить и лечь дальше спать. Но он заставил себя одеться и покинуть покои. Медленно бредя по коридорам, Валерио пытался заставить себя найти ответ на вопрос «кто он теперь?» — Эзон! Смит, как обычно, появился словно из ниоткуда. Хлопнул его приятельски по плечу и потащил совсем в другую сторону, отличную от той, в которую он шел. — Запутались, мой друг? Коридоры нашего дворца, словно лабиринт! Валерио предпочел молчать в ответ. Они шли не так долго. и вскоре Брайан затащил его в просторные светлые комнаты. — Это твои новые покои, — уже не так жизнерадостно, как в коридоре, сообщил он. — Как ты себя чувствуешь? — Отвратительно, благодарю, — отозвался Валерио, взглядом отыскал кресло и тут же опустился в него. — Прикажи подать вина и еды. — Сию минуту, Ваше Сиятельство, — язвительно отозвался Смит, но действительно выглянул в коридор дать распоряжение слугам. — Что теперь? Я потерян, — признался Лаццо. — И раньше особо не чувствовал своего места, а теперь и вовсе непорядок. — Тебя ждут в поместье Штольган. Как только уладишь дела, приезжай в столицу. Король ждёт твоего возвращения и готов принять любое твоё решение. Валерио с удивлением посмотрел на Смита, но тот ничего не добавил к своим словам. Три часа спустя резвый конь уносил Валерио прочь от столицы к очередной попытке найти своё место в жизни.