Движение «за» и «против»

Шли дни, и вместе с ними сменялись, как в маггловском калейдоскопе, события, мысли и настроения. Погода, опомнившись, пригнала из-за горизонта туманы и сырость; заволокла серым цветом долины, видневшиеся за территориями Хогвартса; ветрами прошлась по зелёному ковру, пригибая к земле пробившуюся траву. Дракучая Ива со скрипом ветвей и шорохом листьев пыталась укрыть разноцветные бутоны, поросшие по всему её шероховатому стволу. Как будто тревожась, она тянула свои длинные узкие листья и ветки-хлысты вниз, неосторожно, но бережно защищая цветы. Забота была ей в новинку — и потому так неумело она путалась и осыпалась древесной пылью. Шёл дождь. Уныло, точно были у него дела поважнее, чем поливать луга и собирать озёра под холмами. В такую погоду совы не летают. Ни почты, ни связи с родными — купол изоляции и отрешённости накрыл стены Хогвартса. Но мало кого волновал он настолько сильно, чтобы надолго выбираться из клубов, библиотеки или гостиных; школа жила под пологом осадков — как всегда бывало в начале весны. Приходили дожди и вместе с ними тишина, когда старшие курсы набирались сил перед экзаменами, а младшие, подавленные четырьмя стенами, подхватывали пасмурную апатию. Гарри стал часто прохаживаться перед окнами галерей. Широкие и узкие, высокие, до пола и уходящие к потолкам — все они показывали одно. Серые туманы, холмы, чернеющие где-то за облаками, и неизменно пустые парки. Ни одного человека, разве что тени, мельтешащие по земле; и непонятно было, откуда они берутся, то ли птицы массово посходили с ума, то ли просто неясные отсветы. Никакой почты. Повторить хоть десяток раз, а легче на душе не становится, и взгляд к горизонту по-прежнему остаётся прикован. Никакой почты — всё равно, что медленно убивать себя ожиданием, во всех подробностях смакуя волнение. Лучше бы прояснилась реакция Реддла сразу, ужалит она или нет, не так важно, лишь бы только известна была и не пытала молчанием — Гарри думал подобным образом с тех пор, как понял, что птицам сквозь ливень не пробиться. Они ведь не Министерские — те и в буран, и в шторм исполнят свой совиный долг. «Наш Поттер тоскует по плену?» — Малфой спросил пару дней назад, как ни в чём не бывало штудируя конспекты с урока зелий. Легко, мимолётом спросил, точно погодой интересовался, а Гарри тогда рад был, что отвернулся к окну — Малфой бы точно всё понял. И не только он: Гермиона, прерванная его нападкой, подобралась и как можно быстрее свернула тему. По крайней мере, она попыталась, вот только вопрос, спешно задвинутый в сторону, осветился ярче, острее. Никто о нём не забыл. Кроме Рона — тот засмеялся, ударив Драко в плечо, и обозвал его параноиком: «Так еще практику у Реддла не называли!» Малфой фыркнул, свернув конспекты. Постучал по тугому свитку пальцем, оттянул резинку на нём и с щелчком возвратил на место. Недовольный сложившимся разговором, невнимательностью, как он считал, гриффиндорцев к переменам в Поттере; и всем на свете — для пущей драматичности, он ушёл. Как часто в последнее время бывало — к Джею. Гарри следил за этой парой по мере сил. Спрашивал у знакомых-свидетелей, устраивал встречи полной компанией, убеждаясь, что их отношения крепнут, обрастают доверием и ростками осторожной привязанности, дружбы. Он помнил, как шли к своим результатам Гермиона и Рон — ругались еженедельно, слишком непохожие, но резонирующие по какой-то причине. В какой-то момент Гарри понял: в их компании все… неправильные. Что Джей и Драко, что Гермиона с Роном плюс рисуемая в воображении пара Поттер-Реддл — все они с партнёрами сошлись (или сойдутся) не сразу, через ссоры и взаимные недовольства. Резонирующие, взаимодополняющие, они не могли, как другие ученики, прийти к абсолютному согласию. Да что там, иногда даже какой-то пустяк поделить не могли… Рыжеволосо-каштановая составляющая регулярно царапалась из-за учёбы; Драко, непривычный к мягкости, порой так ласково смотрел на Джея, что у того руки дрожать начинали и извинения непроизвольно на свет лезли. Что уж говорить о Гарри, тоскливо патрулирующем каждое окно в коридорах. — Удивляюсь я, Поттер, — в одной из галерей на перемене его выловил усмехающийся Драко. Подошёл тихо со спины и по привычке устроился, подражая Гарри — уперев локти в каменный подоконник. Они помолчали, пока Малфой концентрировал в себе достаточно язвительности для очередной шуточки, и Поттер только надеялся, что будет она как можно нейтральней. — Вроде бы наклонностей мазохиста в тебе не замечал, а тут… — Много воображаешь, — Гарри недовольно вздохнул, вспоминая заготовленную легенду с долгожданным письмом от крёстного, как раз на случай возобновления темы. Он просто заявит, что волнуется, получил ли Сириус отчёт о прошедшем месяце, а дальше Малфой пускай весь сарказмом исплюётся на его меланхолию, но опровергнуть не сможет. — Воображаю, — Драко вытянул шею так, что проступили мышцы под кожей, сделал вид, что усиленно вглядывается в горизонт, почти упираясь лбом в запотевшее стекло. — Прикидываться перед Уизелом с Грейнджер будешь, — он хмуро скосил серый взгляд, прерывая попытку солгать. — Я видел их, Поттер. Я говорил вам бежать как можно быстрее. Вам позволили уйти, а ты после всего ходишь с глазами брошенного щенка и едва не скулишь под окном. Не вздумай мне врать. Гарри отвернулся, рассматривая одну за другой накатывающие волны школьников. Внутри него заклокотала злоба, и он душил её, морщась от яростного, бешеного протеста гордости. Он пытался смолчать, ведь это был Малфой: язвительный, неоднозначный. И дружба их подчас была такой: на грани распри, колеблющаяся от общих тайн до угроз и шипения. Он должен был вспомнить об этом. — Тогда не вздумай верить, что сможешь понять, — стоило прикусить язык. Молчать, молчать, потому что Гарри знал, на что надавить, и пользовался доверенной ему тайной. Как чёртов слизеринец, вспыливший глупо и опрометчиво. По-гриффиндорски. — Что знаешь ты? Жалкие крохи информации, которую вечно воспринимаешь в штыки! И сейчас вдруг решил поиграть в мамочку-защитницу! Любовный эксперт... Драко ссутулился. Слабо, но слишком явно для своей идеальной осанки. Оттолкнулся от подоконника, разглядывая напряжённого, упрямо поджавшего губы Гарри. — Иди ты, Поттер. Их рассудил колокольный звон. Ученики вокруг загалдели, разбегаясь по кабинетам. Малфой, не дожидаясь ответа, развернулся и скрылся в толпе. Чёрт. Гарри вытолкнул из себя застрявший в горле воздух, нервно лохматя волосы. Молодец, Поттер, высказался, защитил свою гордость. Как всегда, о последствиях своих поступков задумался в самом конце. И кто его только просил сводить неудачную шутку Драко к мерлиновой ссоре?

***

— Гарри Поттер, доучившись до шестого курса, ты возомнил себя настолько взрослым, что опаздываешь на уроки и даже не извиняешься? — возмущённый шёпот Гермионы выговаривал ему всю дорогу от двери до блаженно дремлющих ученических рядов. Аккуратно подвинув раскинувшегося на двух стульях Дина, обогнув увлечённо строчащую что-то в тетради Лаванду, Гарри сел между друзьями. — Ладно тебе, — Рон широко улыбнулся, многозначительно вскинув брови, — может, у него была свиданка? — Свидание, Рональд. И Гарри, — Гермиона запнулась под взглядом напрягшегося Поттера, — у Гарри… должна быть более уважительная причина для опоздания. Так ведь? — Ну давай, колись, кто она? — Малфой, — раздражённо цыкнув оцепеневшим на пару секунд гриффиндорцам, Гарри схватился за перо. — Поссорились? — Гермиона нахмурилась, сразу же разгадав в его резких движениях плохое расположение духа. — Снова. Гарри вздохнул, принимаясь чересчур увлечённо записывать временные рамки седьмого восстания гоблинов. По рассказам профессора Бинса выходило, что эти восстания вспыхивали, даже не закончившись толком, и начинались иногда за год или за два до конца предыдущего… И всё-таки он никак не мог понять малфоевского стремления поддеть побольнее. Сам же в итоге оскорблялся, получая ответ. И эта вечная его смена настроений: дружелюбная забота, что порой захлёстывала Драко при встрече, причудливо перерастала в насмешку и раздражение. А ещё… А ещё Горланх Горбатый, вооружившись каменными топорами (четырьмя, два из которых использовал, как протезы), в одиночку пошёл штурмовать неприступную крепость своего брата. По слухам, он обижался на прозвище, пущенное тем в обиход, и мстил, как хватало фантазии, кровью и топорами. Иногда Драко вспыхивал, как свеча, чтобы изжечь свою злобу дотла, до чёрного пепла и начать ухмыляться менее ядовито, чем всегда. Таков уж был он, похожий на хрустальный сосуд с узким горлом. Раздражение капля за каплей медленно копилось на его выпуклом дне, но стоило дойти до горла — пара лишних слов, и он был переполнен, выплёскивал свою ярость, чтобы вновь накопить её. Горланх, кстати, тоже долго терпел обиды. Личностью был злопамятной, мог по именам обозвать каждого, кто однажды косо взглянул на него, а так как пальцев для их пересчёта не хватало, он коллекционировал камни — по одному на обидчика, величиной соразмерно нанесённому оскорблению. Уже после его кончины из них воздвигли знаменитую Горбатую Крепость — нерушимую, одну из самых известных своей неприступностью. Такой же непобедимой, как и злопамятность Горланха. — Гарри. — Гарри! — Что? Бинс впервые рассказывает что-то интересное, ребят, — а может, интересно было всегда, если слушать? Гарри отложил перо и потянулся в сумку за платком. Рон, кое-как дозвавшийся его, галантно склонил голову перед Гермионой, мол, дело сделано, принимай, и тут же уронил её обратно на парту. Мисс Грейнджер поджала губы и обратилась к Гарри: — Как всегда, слишком уходишь в себя. Вытерев чернила с рук, Гарри аккуратно сложил серую ткань. — Прости. Гермиона покачала головой и потянулась к своей сумке. Ненадолго ушла в её бездонный мир, но вскоре вернулась с тремя аккуратно сложенными белоснежными листами. — Если тебе интересен период восстаний Горланха, я одолжу конспекты, профессор Бинс давал нам его на третьем, четвёртом курсе… и ещё недавно, примерно в декабре. И где вы только витаете на истории? — она закатила глаза, улыбаясь с привычным укором, но в следующую секунду посерьезнела, понизила голос. — Лучше возьми это, я проанализировала те названия, что ты выписал в Малфой-мэноре… думаю, тебе полезно будет просветиться. Теперь. В руки Гарри перекочевали три белоснежных листа, исписанных ровным почерком Гермионы. Слева, подчёркнутые идеально ровной линией, наименования танцев, справа — описание, краткий (по меркам мисс Грейнджер) экскурс в историю и значение каждого. — С-спасибо, — моментально забыв и про Бинса с Горланхом, и про ссору с Малфоем, Гарри вцепился в неожиданный подарок. Забегал глазами по строчкам, осторожно поглаживая бархатистые листы маггловской бумаги, и до конца урока выпал из реальности. — Не за что, — Гермиона улыбнулась. Ей ничего не стоило выписать этот безобидный минимум информации, поверхностный, но честный. Если Гарри того захочет, он даст ему крупицы новой надежды, ничего не обещающей, но ободряющей и радостной. Всегда всё будет зависеть только от него самого, вынырнет он из омута фантазий и ожиданий или предпочтёт захлёбываться в нём и дальше. Если справится сам, Гермиона только улыбнётся. А если нет… пока он будет вчитываться в пустые по сути строки, она успеет найти, как докинуть до него спасательный круг.

***

Сказать, что для друзей Гарри пропал из зоны доступа — всё равно что мышь уравнять со слоном. Он вставал, торопливо приводил себя в порядок и, словно Мидас в свои сокровища, вцеплялся в бумаги. Кое-как отбывая срок на уроках, шёл в библиотеку, а возвращался каждый раз с новой книгой. Гермионе стало казаться, что за прошедшую пару дней формуляр он заполнил больше, чем за прошедшие курсы. Она украдкой наблюдала за его действиями — и начинала больше и больше тревожиться. Гарри искал дополнительную информацию на каждый из танцев. Кропотливость была ему не присуща, но вот родительское упрямство преобладало, когда нужно было для Гарри и совсем не вовремя — для Гермионы. Упершись руками и ногами в поставленную задачу, он титаническими усилиями закатывал её на вершину горы-результата. Что он искал, мисс Грейнджер не знала, замечала только, что раз за разом терпит неудачу — камень-задача откатывался в подножие. По известным только ему критериям Гарри отбрасывал танец за танцем, идя чётко по списку, и брался за новый с неизменным упорством. Конспект Гермионы — библиотека — часы размышлений, когда он уходил в пугающий неподвижный транс, анализируя полученную информацию. Продолжаться до бесконечности его поиски не могли, и Гермиона понимала — рано или поздно своего он добьётся. Не мог не добиться, ведь краешком сердца она чувствовала, знала, какой танец ищет Гарри. Специально ведь поставила его в списке последним, подарив себе лишние дни на поиск решений. Теперь её и Гарри жизнь походила на догонялки, причём один из игроков даже не догадывался, в какую напряжённую и серьёзную игру его втянули. Он жил своей целью, планомерно продвигаясь вперёд — и почему-то упорно обходил Гермиону на каждом повороте. Помнится, она попросила Рона занять чем-нибудь Поттера — у того это получалось всегда лучше остальных. Вернулся тот ни с чем — Гарри обещал, что всё будет… но потом. Когда-нибудь. И снова нырнул в свои книги. «Ты точно его не кусала?» — получив свой заслуженный подзатыльник, он, как довольный пёс, напрыгнул с объятиями, захватил в свои огромные руки и вывел из игры совсем не того, кого должен был, — возмущающуюся и хохочущую мисс Грейнджер. Вот так они и жили — совсем как обычные школьники, влюблённые и только влюбляющиеся, считающие, конечно, что их случай — из ряда вон выходящий. Отчасти. Но оттого — ещё более интересный, незаметно заражающий азартом каждого в их компании: что тройку гриффиндорцев, игравшую в войну за книги и против книг; что на ту пору обиженного слизеринца, величаво отсиживавшегося в подземельях; что непомерно счастливого когтевранца, скрашивавшего вечера своего, наконец-то своего слизеринца, при нём становившегося чуть менее обиженным на мир. Так они и жили, пока Гарри, наконец, не захлопнул с торжествующим видом последнюю из прочитанных книг. Гермиона подняла голову с плеча задремавшего Рона. Они сидели в гостиной Когтеврана, дожидаясь завтрака в башне Кондиды на правах друзей Джея. Гарри пользовался своей привилегией вовсю — заявившись с утра пораньше и притащив друзей, обложился справочными материалами, перьями, прихватил даже добытое где-то пресс-папье, которым придавливал исписанную бумагу. А стопка белоснежных листов выросла и уже не напоминала краткий пересказ основной информации — ведь по каждому танцу Гарри написал целый доклад, чтобы не упустить ни крупицы знаний. На данный момент он ставил последнюю точку на самом последнем листе. Медленно, наслаждаясь моментом, обмакнул в прозрачную чернильницу кончик истёртого, облысевшего пера. Жирная капля осторожно скатилась обратно, и Гарри, покрутив в руках принадлежность, закусил губу, нахмурился и чувственно, со скрипом вдавил острие в бумагу. Поставив большую, блестящую точку, оно раскрошилось, отдав себя великой поттеровской цели. Гарри откинулся на спинку стула. Запрокинул голову к потолку, размял затёкшую шею, — всё совершенно спокойно — затем выпрямился. Взглянул на огромную новенькую книгу — ограниченное издание, хранившееся в гостиной когтевранцев — и захлопнул её с сочным, звонким хлопком, запустивший волну вздрагиваний по гостиной. — Да! — следом пошла вторая, от восторженного, ликующего возгласа. И третья — когда Гарри, вскочив, с разбегу упал на диван, прямо на убаюканных всезнающей тишиной гриффиндорцев. — Гарри! — Гермиона покачала головой, призывая к порядку в чужой гостиной, но друг её не особенно слушал; он разминал руки, шею, ноги, всё, что только мог; затем, не выдержав, вскочил и принялся прохаживаться по гостиной. — Тебя потревожил кто-то невидимый?.. — ласково поинтересовалась Полумна Лавгуд, новая знакомая, появившаяся в окружении Гарри пару дней назад — именно она одолжила ту самую книгу, положившую конец бесконечному штудированию научной литературы. Гарри просиял и кивнул, не задерживаясь на одном месте, насиделся он на всю оставшуюся жизнь. — Рон, помнишь, я обещал когда-нибудь помочь разобраться с теми слизеринцами, оккупировавшими поле? — Ты готов? — почти не веря, спросил друг, кажется, поверив в возвращение Гарри из мира книг и задумчивости. — Готов, — Гарри снова улыбался, причём до невозможного счастливо, словно все его проблемы решились по одному мановению руки. — Завтра… или послезавтра. Хотя постой… — Слегка помрачнев, он задумался. — Может, в субботу. Эту. Или ту? — То есть когда-нибудь… — начав было подниматься с дивана с объятиями, Рон тяжело упал обратно. Кое-кто всё-таки неисправим. Сбоку, вновь устраиваясь на его плече, тихо засмеялась Гермиона и утешающе погладила его по локтю. — Ну-ну…

***

— Ты нашёл, что искал? — осторожно спросила за завтраком Гермиона. Гарри, набросившийся на еду, как оголодавший книззл, не смог внятно ответить и для начала просто кивнул. Отпив из кубка, неимоверными усилиями проглотил всё, что успел набрать, и уже спокойно, довольно ответил: — Нашёл. Выглядел он не лучшим образом. Растрёпанный, словно спал прямо в одежде, лохматый, будто ураган по голове прошёлся, но счастливый, тут уж ничего не скажешь. Наклонившись к уху мисс Грейнджер, он таинственным, звенящим шёпотом сообщил: — Это танго. Гермиона опустила расширившийся взгляд. Её щёки алели, а сердце бешено колотилось от страха и стыда — ведь она впервые попыталась скрыть от друга крупицы так необходимой ему информации. Ограничившись кратким описанием танцев, отданным Гарри, она вдобавок совершила ужасную вещь — лишила его шанса выиграть в их мнимой игре. Гермиона взяла в библиотеке книгу, хранящую всю базу, необходимую Гарри. Эта книга лежала сейчас в её сундуке, погребённая под старыми конспектами, и всё равно напоминала о себе — стыдом и бешено бьющейся в клетку самоуверенности совестью. А Гарри нашёл ответ. Изучая каждый том, посвящённый конкретному танцу, привлекая знания, что хранились в башне Когтеврана, он упрямством добился, чего желал. И сейчас, радостно улыбаясь, первым делом поделился новостью с Гермионой. В этой игре он выиграл. Абсолютный нокаут. Гермиона подняла взгляд. Начинается новый тайм. — Ты же знаешь, что в школе только один человек сможет тебя научить. Гарри оцепенел. Да, мисс Грейнджер играла не по правилам: давила на его непоколебимую, неприкосновенную гордость. Ведь тёмный, на грани запретного опасный танец в его кругу изучал Драко. Драко, с которым они так и не помирились и ни на шаг не приблизились к мировой. Гарри поджал губы, хватаясь за приборы. Внутри него схлестнулись две волны, которые никогда не должны были столкнуться. Страстное, яростное желание на шаг приблизиться к Тому Реддлу, такое сильное, что, казалось, нетерпением сожжёт внутренности. А напротив — не менее яростная, стальная гордость, которая не позволит за что-либо извиниться, против воли сдавая позиции. Сердцебиение ускорилось, пришло волнение. Гарри выпрямился, сражаясь с самим собой, прокручивая в голове безумные варианты альтернатив; не выдержал, бросил взгляд на стол Слизерина. Малфоя не было. Гордость перетянула на себя канат решения. — Почта! — радостно провозгласил Рон, привлечённый хлопаньем крыльев. Слабо вздохнувший Гарри расслабил плечи и задрал голову, как большинство учеников Хогвартса. Дожди так и не прекратились, ни одного сухого денька не выдалось с тех пор, как он отправил Реддлу письмо. Лило как из ведра, и обычную птицу, будь она даже верной и храброй Буклей, снесло бы ветрами и потоком воды, хлещущей с неба. В такую погоду летали только Министерские совы — выносливые, каждая с крошечным защитным талисманом на лапке. Такой не найдёшь в магазине, а мастера-артефакторы предоставляют услуги лишь самым влиятельным магам. Гарри оглядел мешанину из хлопающих крыльев. Из птичьего урагана резко выбилась неприметная серо-черная сова и теперь описывала круги прямо у него над головой. На мгновение замешкавшись, Гарри вытянул руку. Когда в предплечье вцепились стальной хваткой когти, он покачнулся от веса птицы. Казавшаяся небольшой и лёгкой, вблизи сова была крупнее своих сородичей, да ещё и распушилась, замерла, как статуя. Зыркнув жёлтым глазом, она медленно вытянула лапу с привязанным небольшим свитком. — Сириус пишет? — Гермиона недоверчиво взглянула на посланницу. — Давно от него вестей не было. — Давно, — отвязав письмо, Гарри аккуратно освободил сову от остатков бечёвки на лапе. Та же вместо элементарной птичьей благодарности только сильнее распушилась, встрепенулась, взметнув вокруг себя ворох пыли, и, оттолкнувшись, исчезла в водовороте птиц. Гарри зашипел: когтями сова разодрала мантию. — Что, настроение на убыль пошло? — Рон выглянул из-за газеты, насмешливо вскидывая бровь. — Не дождёшься, — Гарри улыбнулся, распечатывая конверт. Рядом, устраиваясь поудобнее, уже заглядывала через плечо Гермиона. — Что пишут? — Политика-политика… О! Вчера определили, где будет чемпионат по квиддичу… и снова политика… — раздалось монотонное перечисление со стороны Рона, ушедшего в жизнь магического мира. Кивая в такт его словам, Гарри крутил в руках тёмно-серый конверт. Ни адреса, ни каких-либо опознавательных знаков... Крёстный же всегда ставил пометку в правом верхнем углу. Явно писал не он. Сбоку напряглась Гермиона. Проверить письмо на наличие подлянок в зале не представлялось возможным, поэтому Гарри мгновение колебался. Безопасность безопасностью... но, Мерлин, он ведь не выдержит до конца завтрака! Рванув неприметный серый сургуч, Гарри аккуратно заглянул внутрь. Сердце учащало свои удары, пока он доставал небольшой белоснежный лист, пока вчитывался в короткие строки без имён и приветствий и пока узнавал витиеватый, мелкий почерк Тёмного Лорда. Как и в прошлый раз, всего несколько ёмких, лаконичных фраз. Названия, даты — всё, что ему нужно знать "в благодарность" за мелодию, отправленную недавно. — Гарри, — Гермиона осторожно дотронулась до плеча, — это Реддл? — Да, — он закусил губу, вновь напрягаясь. Расправил плечи, разгладил смявшиеся в руках страницы. — Похоже, придётся заново расставлять приоритеты. Едва ли не в первый раз Гарри пожалел, что преуспел в своих поисках. Хотел получить ответ — пожалуйста, вот он, лежит на столе. Приглашение на приём, а из условий — умение танцевать. Танго. Взгляд рванул к слизеринскому столу, где, задумчиво изучая точно такой же серый конверт, уже восседал Малфой. Упрямству придётся в этот раз отступить.