Движение «за» и «против»

Пахло чаем. Приторно-сладким, щедро разбавленным мёдом и ежевичным вареньем. Запах, вязкий и почти осязаемый, стоял в раскалённой комнате, и от получившегося сочетания становилось дурно на пятой минуте. Но Гарри к нему привык. Он ненавидел кофе и потому пил до невозможного сладкий чай, пичкая организм этим незамысловатым энергетиком. От шоколада его уже тошнило, но вот варенье пока годилось, и потому на столике у камина ловили золотистые блики пламени опустевшие банки. Рядом с ними скопилась горка тарелок, она кое-как придавливала недавний газетный выпуск. О том, что газета вышла всего тремя днями раньше, свидетельствовало только число, в остальном же измятая, зачитанная, истёртая бумага сгодилась бы экспонатом в музей древностей. Слишком уж часто выпуск перечитывали, бросали, мяли и бережно разглаживали каждую морщинку, вновь устраивая на столике под горкой использованных тарелок. Однажды на эту газету пролили горячий чай, было это, когда её впервые взяли в руки, и теперь коричневое пятно разбухло, точно нарыв. Тарелки стояли на нём, вздувшиеся страницы время от времени покачивались, и вместе с ними качалась гора посуды. На самом деле, довольно странно: как это газета и раскачивает тяжёлую посуду? Будь она хоть трижды разбухшая, измятая или даже наделённая зачатками разума… что-то её к раскачиванию подталкивало. Верно. Это были потоки воздуха, резво носившиеся по Выручай комнате. По сиренево-голубому свечению, шлейфом тянувшимся за ними, можно было судить об их магическом происхождении. А по тёмно-бардовым вспышкам, искрами рассыпавшимся по светлому шлейфу — о едва сдерживаемом раздражении создателя. О да, Гарри был раздражён, пусть и не хотел признаваться даже себе. Дыша ровно и глубоко, он раз за разом отводил натянутый, как струна, мысок стопы себе за спину, до тянущей пульсации в мышцах, и терпеливо возвращал на место. Раз, другой, третий… десятый. Закончили упражнение. Теперь — с другой ноги, а потом будет какая-нибудь очередная, совершенно скучная, бесполезная тягомотина, на которую его так и тянет наплевать, нарычать, наорать… На этом моменте Гарри всегда замирал. Сжимал-разжимал кулаки, со свистом выталкивая через нос воздух, и повторял: он вовсе не раздражён. Ни капельки. Всего лишь тренировка, когда-нибудь она должна закончиться. Когда-нибудь — да, но точно не в ближайшие два часа после отбоя. Гарри вздыхал и возобновлял упражнение. В конце концов, он сам подписался на самоистязание тренировками, так неудачно обнаружив партнёра. Реддл, он недостатков терпеть не станет, и любая ошибка карается его безразличием. Поэтому нужно быть лучше. Гораздо лучше, чем он может позволить себе сейчас. Изредка захаживали друзья. Чаще Рон с Гермионой, пореже Джей. Надолго не задерживались, всего лишь напоминали о себе и шли по делам. Гарри был им благодарен — ему не до посторонних мыслей. Порой заглядывал Драко. Он оставался уже надолго, не беспокоясь, что может мешать. Садился в ближнее к танцевальной площадке кресло и молча смотрел, как Гарри, изо всех сил отрывая взгляд от земли, заучивает, заучивает повороты, переходы, прыжки. Ругается, допуская ошибки, долго и хмуро сужает взгляд, пытаясь понять, что делает не так. Если ситуация заходила в тупик, Драко тихо подсказывал: расслабить спину, не дёргать плечами, отбросить лишний перфекционизм. Гарри слушал его, как когда-то Люпина и Квиррела, потому что понимал: Драко знает, о чём говорит. Малфой пояснял тихо, задумчиво и не проявлял особого рвения играть в учителя, но всё-таки помогал. Без советов и нотаций, всего лишь сухая теория, которую Гарри воплощал в практику. — Знаешь, — сказал одним вечером Малфой, — что говорят про классический танец? Гарри, в десятый раз оттачивавший простейший лапис, поднял пасмурный, отчаявшийся взгляд и вяло качнул головой. Драко продолжил: — Говорят, что у танцора сорок четыре ноги. Гарри, на тот момент едва справлявшийся со своими двумя, приглушил мелодию проводника и непонимающе нахмурился. Малфой пояснил: — Правая и левая; правая, которая левая, и левая, которая правая. Натянутая, согнутая, выпрямленная, расслабленная… Затем он перечислял все виды позиций, а Гарри под его спокойное, размеренное рассуждение тянул мысок, не зная, радоваться ему или огорчаться, что в запасе имеет точно меньше сорока четырёх ног. За последние дни в груди поселилось чувство беспомощности. Оно отдавало тоской и глухой злобой. Без партнёра Гарри мог чертовски мало… но даже эти крохи, необходимая база знаний давалась с треклятым трудом. Может быть, потому, что он ни разу не видел, как танцуют волшебники танго. Пару раз Драко при нём репетировал, затем показал все движения — но не больше. Танго. Дикий танец… Опасный. Требует полного контроля над силой и, как вампир, сосёт её из танцующих. — Ты слишком себя загоняешь, Поттер, — сказал тем же вечером Малфой. — Ни выигрываешь, ни отступаешь. Топчешься на одном месте, пока дыру в паркете не протанцуешь. И после удивляешься, что до сих пор без партнёра... — Заткнись. — Как грубо, Потти. Может, потому, что я правду сказал? — протянул насмешливо-злобно Малфой. — Может, тебе сейчас лучше уйти? — Ты ведь знаешь, что в этот раз от экзамена не сбежишь... — не отрываясь Драко следил, как движения Гарри из сосредоточенных и выверенных становятся нервными, угловатыми. Контролировал тот себя в моменты злобы паршиво. — Не сбежишь, сколько ни уклоняйся. И партнёра тебе всё равно назначат. Конечно, первыми не выдержали нервы у Поттера. Резко оборвав тренировку, он недовольно покосился на развалившегося в кресле Малфоя и сдал позиции. В считанные секунды Выручай комната обеднела на одного мага и зачитанную газету, яростно выдернутую из-под пустых склянок и чашек. Малфой, до этого изображавший невозмутимого победителя, зашипел и скатился с дивана, бросившись подхватывать рухнувшие посудные башни. Всё-таки сервизом комната снабдила их дорогим, коллекционным, а наследник рода Малфоев умел ценить дорогие вещи. В отличие от "чёртового безалаберного Поттера", напоследок со всем недовольством хлопнувшего дверью.

***

Сказать по правде, от книг его уже тошнило. От их скрипучей новизны или песочной старости, от сухости страниц и плывущих перед глазами строчек. Гарри не рождался под фамилией Грейнджер и потому даже спустя две недели после набега на библиотеку не отошёл от перенасыщения информацией. Но, право, он готов был учить ещё месяц и даже два, засесть за книги до конца курса, лишь бы не чёртово правило школы. Ужасное, треклятое, злокозненное правило. В конце года каждый ученик сдавал на экзамене танец. До третьего курса самостоятельно, а после — уже с партнёром. Постоянным или назначенным школой — значения не имело, в течение двух последних месяцев каждый обязан был показать навык парной работы. Мерлиновой парной работы. Чтобы сбежать от этого правила, Гарри готов был на всё. Совершенно. Даже на письмо Сириусу. О, это был нечестный ход! Ход, категорически запрещённый прознавшей о нём Гермионой и совестливостью гриффиндорца. За три года знакомства с крёстным Гарри применил его лишь однажды — на четвёртом курсе. История тогда вышла пренеприятная, а вот закончилось всё хорошо. И вот сейчас Гарри прохаживался у главного входа в школу, то и дело поглядывая на дорогу. Среагировал Сириус быстро, словно только и ждал второго письма, чтобы скопом ответить на оба. Повозмущался, что крестник надолго ушёл в тень, многозначительно проигнорировал тему Тёмного Лорда — здесь Гарри готовился выслушать отповедь тет-а-тет — и клятвенно обещал: «Как только, так сразу!». Причём практически так и написал, в свойственной ему, Сириусу, манере. В ближайший выходной день крёстный уже примчался. Растрёпанный, взбалмошный, вылетел из-за угла и сразу же наскочил с объятиями. Гарри под его тяжестью, пахнущей кожей и свежестью, согнуло в три погибели, а Сириус, хохоча, пытался с ногами забраться ему на спину. Когда ничего не вышло, он резво соскочил с придушенного крестника и только посетовал, что в старости его, похоже, на горбу только Люпин и будет таскать. От Гарри-то не дождёшься… К директору Сириус пошёл сразу по прибытии. Даже толком ничего не сказал, только пообещал, что они со всем разберутся. Многозначительно пообещал. — Не парься, не назначат тебе никого в партнёры, Сохатый. Тебе повезло, что Дамблдор сам меня ждёт, — крёстный взлохматил волосы Гарри. На мгновение в его тёмных глазах вместе с отблесками солнца отразилась серьёзность. — Подожди у озера, Гарри. Я вернусь… и мы найдём, о чём поговорить. Идёт? Гарри, внезапно смутившийся его пристального взгляда, опустил голову и осторожно кивнул. Радость от встречи потеснил зародыш волнения, разраставшийся, крепший ежесекундно. Так что, когда Сириус скрылся за поворотом, Гарри даже полегчало от того, что разговор они завели не сразу. Ему не помешает подготовиться.

***

Озеро. Вокруг, свесив зелёные косы, вогнали под землю мощные корни плакучие ивы. Они настолько стары и пропитаны духом столетней жизни, что даже свежий весенний мох, который покрыл их сырые стволы, похож на вековые наросты. Тёмно-зелёные, щедро напитанные влагой и чертовски пушистые. Гарри всегда любил провести по этим наростам рукой, прежде чем сесть, оперевшись о перекосившийся серо-бурый ствол. В ладони тогда оставался мокрый прохладный сор, который приятно было вытирать о сухую горячую траву. Вскормленная палящим солнцем, она всегда с жадностью забирала влагу с ладоней, и Гарри довольно щурился, зарываясь пальцами в её изумрудный бархат. Сверху — палящее солнце. За спиной — прохлада сырого ствола. Впереди — тишина стеклянного озера, непоколебимая, звенящая. Проведя пару раз ладонью в траве, Гарри замахнулся. Раз, два — по воде, нагоняя друг друга, пошли круги. Зажурчали, забеспокоились, и слабые волны с шуршанием коснулись спёкшегося у берегов песка. Раз, два — едва успокоившаяся гладь вновь зарябила, принимая в свою глубину крошечный серый камешек. С тихим всплеском он скрылся в блеске воды, оставив после себя всего три волны. Гарри вздохнул, сел поудобнее. Огляделся. Следующий камень был больше. Он потонул с громким, смачным шлепком, словно тяжёлый снаряд, призвавший в озеро шторм. Волны пошли большие, быстрые. Агрессивные. Окончательно пробудившись, озеро больше не успокоилось, теперь в разных его уголках поминутно раздавались тихие всплески, словно копошился кто в зарослях высокой травы. Гарри притянул ноги к груди, засмотревшись на живую водную гладь. Волны, споря одна с другой, устроили спиральные гонки, и под золотым солнечным светом блестели невыносимо ярко. Шторм не в пример предыдущему. Только такой громоздкий, внезапно ворвавшийся в тишину озера камень смог породить беспорядок и разбудить тишину. Гарри даже залюбовался им, беспорядком. Живым, бунтующим, не желающим успокаиваться, едва ли ладящим с водной гладью, но без неё невозможным. — Развлекаешься? — Сириус промычал свой вопрос прямо над ухом, и Гарри вздрогнул, сильнее прижавшись спиною к иве. Прошло уже столько времени, что крёстный успел вернуться от Дамблдора? Сколько же, час, два? — Думаю, — слабо улыбнувшись, когда одним плавным движением Сириус оказался сидящим рядом, Гарри вновь посмотрел на воду. — А, — Блэк хохотнул, и звон его смеха смешался с жужжанием и бешеным щебетом, — и что надумал? — Да ничего, наверное, — Гарри опустил взгляд. Он и сам пока не решил, что же увидел странного в волнах. — Как всё прошло? — Как-как... сдавать тебе всё же придётся, — Сириус облизал губы, откинув голову на тёмный ивовый ствол. — Зато я выпросил самого спокойного, не благодари. — Вот уж точно не буду, — буркнул уныло Гарри и тут же поплатился за своё недовольство: крёстный напал с возмущёнными возгласами, требуя хоть немного уважения к старшим. Они покатились по земле, пачкаясь в пыли и сыром ивовом мху. Шуму наделали изрядно... а когда успокоились, растрёпанные и довольные прислонились ко всё тому же дереву. Вздохнули почти синхронно. Сириус посерьезнел. — Не убей своего напарника, серьёзно. Он же не виноват, что уже сдал экзамены и решился помочь. — Всего три недели осталось, — Гарри скосил взгляд, ничего не обещая. Настроение колебалось между радостью от встречи с Сириусом и тоской по грядущим дням. — Снова спасти тебя от Макгонагалл я не смогу. Старая кошка страшна в гневе, ты же знаешь, — крёстный пихнул слабо улыбнувшегося Поттера в бок. Пожевал губы. Откашлялся. — Ну... теперь я, наверное, должен отреагировать на вторую часть твоего письма. Сырой ивовый ствол внезапно стал жёстче. Напрягшись, Гарри ощутил, как впиваются в спину выступы на его коре, а капли воды, впитываясь в рубашку, мурашками бегут вниз по позвоночнику. Сириус хмуро смотрел вперёд, и тень, в которую они забрались, спасаясь от жары, сейчас обернулась для Гарри врагом: взгляд крёстного надёжно укрылся за нею, и описать его чувства и мысли не представлялось возможным. — Я, наверное, должен устроить тебе хорошую встряску. Отчитать по полной программе, может, кинуть парой угроз, спросить, чем ты, вообще, думал, связываясь с Врагом, — последнее словно он выделил с особой злобой и неприязнью. — Что ж... так я и сделаю.

***

Давно Гарри так не отчитывали. Жёсткое и рычащее "Чем ты думал?!" звенело у него в голове до самого Хогвартся, а на плечах тяжестью повисло чувство захвата Блэка, когда тот вцепился в его плечи, чтобы взглянуть в глаза. "Это наш враг", — он полурычал эти слова, и Гарри, скованный его взглядом, видел его далёкую, придушенную годами боль. Война отняла у Сириуса друзей, семью, она выжгла проклятием годы его молодости и по-прежнему продолжала терзать. Дразнила воспоминаниями, маячила где-то под носом, но всё никак не показывалась, лишая его возможности отомстить. И крёстный злился. Пропадая на месяцы, бесконечно сражаясь в подполье, он никак не мог отпустить своё прошлое. Оно же под именем Тома Реддла спокойно играло в политику, притворяясь кем-то лучшим, чем было на самом деле. И вот-вот готово было забрать Гарри, единственную связь со светлыми днями. "Чем ты, вообще, думал?!" — Гарри поморщился. Разве он виноват? Виноват, что не отверг мысль о том, что может быть счастлив с такой судьбой? Разве? В конце концов, Сириус почти ничего не сказал против. Он только злился, но запрещать встречу не стал. Мрачно сверкнул синим взглядом и, вздохнув, попрощался. Видно было, как неприятно ему уходить после ссоры, Блэк ссутулился, сдвинул брови и отвернулся. Он не мог промолчать, сделав вид, что его всё устраивает, потому и завёл разговор в конце, чтобы прежде успеть хоть немного повеселиться. Гарри тряхнул головой. Они помирятся. Так всегда бывало. Итак, партнёра ему всё-таки назначили. Очередная проблема прибыла точно по расписанию и предвещала разрастить в катастрофу карманного масштаба. Более того, она не заставила себя ждать: налетела у входа в школу. — Гарри? Гарри Поттер? — П-привет? — обернувшись на ласковый голос, Гарри замешкался. Луна Лавгуд, улыбаясь под стать своему нежному голосу, подплыла на пару шагов ближе. С лёгким ветерком от её движений до Гарри донёсся свежий кисло-сладкий запах, незнакомый и необычный. — Я узнала о твоей проблеме и предложила помощь. Теперь мы напарники. Ты рад? — Рад? Я... растерян, — Гарри отвёл взгляд. Не мог он в ответ на добро огрызнуться или пожаловаться. — Луна, ты уже сдала практику? В ответ когтевранка мягко кивнула и плавно направилась к лестницам. Поневоле Гарри сдвинулся с места, нагоняя её удивительно быстрый шаг. — Ты ведь хочешь сразу начать? — спросила Луна уже на середине лестничного пролёта. — Ты очень усердный, Гарри. Часами можешь учить движения. — Может и так, — Гарри улыбнулся, вспоминая часы и недели тренировок. В танце он был один и не мог положиться на опытного партнера, а потому не мог и позволить себе ошибиться. Знать танец до малейших движений, вплоть до количества шагов — так ему было спокойнее. Никакой импровизации. В танцевальном зале пустовали четыре из девяти площадок. Близился срок сдачи, и задержавшиеся ученики зачастили с тренировками. Каждую пару накрыл едва заметно светящийся купол изоляции, благодаря нему слух не резала какофония звуков. Кто-то, по-видимому, очень скрытный, умудрился пустить по своему куполу рябь: серый градиент скрывал движения танцующих. Забираясь на пятую по счету площадку, Гарри оглядел с возвышения зал. Его фигура отразилась в бесконечном коридоре зеркал, чуть ниже мелькнула светлая голова Луны. Спохватившись, он подал руку и, колеблясь, все же поблагодарил: — Спасибо, что согласилась. — Я сама этого хотела, — Луна пожала плечами, и это недоумевающее движение никак не хотело вязаться с её словами. — В последнее время ты изменился, Гарри. Она прошла в дальний угол, оставляя там огонёк своего проводника. Слегка нахмурившись, Гарри нагнал её. — О чём ты? — в подставленных ладонях загорелся светлячок его магии. Обдав руки теплом, он отлетел на предназначенное ему место. — Ты не любишь бояться, Гарри, и стараешься избегать ошибок, но, кроме танца, забываешь про все на свете. Стоило подойти ближе, Луна скользнула куда-то вбок. Рядом с лицом всколыхнулся каскад её русых волос, и вот уже она оказалась посреди танцевальной площадки, протягивая руки в ожидании приглашения. Гарри приблизился, коснулся её ледяных пальцев. — Раньше ты улыбался и просто жил, а сейчас посерел. Словно ту часть тебя, которая умела радоваться, кто-то сглазил, но я даже не вижу вокруг тебя мозгошмыгов. Ты сам по себе стал грустнее. О пятикурснице с Когтеврана, падкой на своевольные предпочтения в одежде и частенько недостижимой для понимания обывателя, ходило множество слухов. Кто-то пустил шутку, мол, Луна Лавгуд и правда с Луны. Заглядывая в её невероятно голубые, с серебристыми проблесками глаза, Гарри тоже задумался, человек ли она. Они закружились в медленном вальсе, самом классическом танце для мага, какой только можно найти. Теряясь в пространном взгляде своей визави, Гарри видел в нём Милдима, точно такого же в моменты задумчивости. Хотел бы спросить, не родственники ли они, но сам себя поостерёг: Луна и так читала его, точно открытую книгу. — Все вокруг это видят, но почему-то молчат, хотя тебе плохо. Ты сам не справляешься, так ведь? Гарри отвёл взгляд. Выходит, со стороны он выглядит именно так? Унылый, отдалившийся от друзей, с головой ушедший в работу. — Давай заниматься. Тем же вечером в гостиной Гриффиндора Невилл, осторожно присев рядом, помедлил с пару минут, но всё же спросил: "Как тебе танцевать с Луной?". Гарри знал, что недавно эти двое стали партнёрами, решили испытать свою невысокую совместимость. Пожав плечами, он ответил что-то очень уклончивое и, не выдержав, добавил с недоумением: — Совсем нет чувства такта. — Она даже с партнёром словно танцует под собственный ритм, — Невилл улыбнулся. Гарри, говоривший не только про танец, промолчал. Он не хотел знать, как уживается столь необычная пара, и потому попрощался со всеми до следующего утра. Настроение его менялось от спокойной сосредоточенности до лёгкой досады на завершившийся день, и, право, хотелось лишь одного: поскорее начать следующий.

***

Луна Лавгуд являла собой пример совершенно удивительной личности. Она легко относилась к жизни и её правилам, часто видоизменяя реальность под своё воображение. В её ладонях расцветали невообразимой красоты иллюзии, чарующие, хрупкие и манящие. Они сверкали стеклянным светом и манили к себе завороженный взгляд. С Луной Лавгуд было легко. Она танцевала, словно воздух был её партнёром, и никогда не обращала внимания на недостатки напарника. Она улыбалась, помогая и направляя, и всегда была неизменна: красивая, уверенная, невесомая. С Луной Лавгуд было непросто. Она всегда улыбалась, но никогда не меняла себя. Гарри не мог с ней поладить, ведь рассчитывал на теорию танца. Она же, текучая, неповторимая, знала только импровизацию. Их стили схлестнулись и долгое время кружили друг против друга, никак не способные слиться. Луну хорошо понимал Невилл. Он не любил теорию и часто ошибался, и его ошибки, подхваченные Луной, перерастали в непродуманный, но красивый танец. Он был похож на собрание совершенно случайных движений, непостижимым для Гарри образом сплетённых в единое целое. Движения эти, казалось, готовы были распасться в любой момент, но продолжали связывать Невилла и Луну. Было в их танце, совершенно случайном, что-то чарующее. Пусть и недоступное Гарри. К концу учебного года мало что изменилось. Отчасти Гарри был рад стабильности в своей жизни, последние три недели он пребывал в состоянии спокойного равнодушия. Избегал ярких впечатлений, откровенного проявления эмоций, больше готовился к сдаче экзаменов. Даже мысли о предстоящем приёме маячили на периферии сознания, не бросая тень на бегущие дни. Пару раз на репетиции Луна предлагала расслабиться, сымпровизировать. Гарри отказался. Как можно мягче, но всё же... Он не мог перешагнуть собственные привычки. Когда, наконец, за спиной мягко щелкнула дверь последнего кабинета и в чемодан полетели перья и склянки с чернилами, Гарри вздохнул свободнее. Вторая половина шестого курса превратилась в настоящее приключение. Его похищали тёмные маги, допрашивал Тёмный Лорд Волан-де-морт, по совместительству его партнёр... Хорошо всё-таки, что из подобных фантасмагорий состояла не вся его жизнь. Полнейший хаос и вечная неопределённость... от этого веяло жуткими проблемами. В ночь перед отъездом Гарри спал плохо. Накануне измученная сипуха доставила ему весточку с площади Гриммо, и прочитанное перед сном письмо вылилось в череду совершенно бессвязных, непонятных кошмаров. Порой они перетекали в абсурдные комические моменты из жизни, и каждый раз Гарри подкидывало на кровати, словно от толчка. Пренеприятное чувство, словно внезапно оборванное падение. Проснулся он утомлённый, задумчивый. Друзья, попытавшись было его растормошить, вскоре махнули рукой и просто шли рядом, щедро делясь своей радостью. Гарри был благодарен им за возможность спокойно побыть в себе, он пребывал в том редком расположении духа, когда даже самого отъявленного беззаботного оптимиста тянет на пространные рассуждения. Гарри же думал о Реддле. В чемодане покоились аккуратно снятые со стен Комнаты документы и фотографии, и время от времени он прикасался к шершавым кожаным заклёпкам, словно не доверял их надёжности. Он всё вспоминал, что говорили о Лорде друзья, знакомые... Сириус. Прощаясь, Блэк бросил фразу: "Тёмному Лорду не нужны проблемы". Признаться, вырвана она была из контекста гневной тирады, обличавшей этого самого Лорда, и никак не могла нести в себе тот заботливый подтекст, услышанный Гарри. Но он зацепился именно за одну короткую фразу, и теперь, перебирая в голове каждое её слово, представлял проблемой себя. Проблемой живой и внезапной, по-подростковому непонятливой. Гарри всё думал, засыпая и просыпаясь в вагоне Хогвартс-экспресса, но так ни к чему и не пришёл. Сказалась ли на его недогадливости бессонница или желание убежать от простой истины, он тоже не задумывался. Потому, сойдя в Лондоне на платформу девять и три четверти, Гарри просто окинул сонным взглядом перрон. Наткнувшись на взгляд в толпе встречающих, он слегка приободрился. Крепко обнял приказавшую чаще писать Гермиону, задохнулся на мгновение в медвежьих объятьях Рона, потрепал сияющего Джея по голове и, усмехнувшись, протянул руку Драко. Тот хмыкнул и даже слабо толкнул его на прощание в плечо. Держись, мол, ещё увидимся. И правда. Ровно через неделю. Хогвартс-экспресс, поторапливая сходящих учеников, издал протяжный гудок. Платформа заполнилась сладковатым магическим дымом; разгребая его руками, Гарри наугад выбрал путь. Бродил он вслепую недолго и понял, что угадал, наткнувшись на мягкий, пахнущий травами и пылью жилет. — Ремус, — он не сдержал улыбки. — Ну привет, — когда дым развеялся, профессор Люпин всё ещё улыбался своей мягкой, солнечной улыбкой. — Готов ехать домой?