Движение «за» и «против»

Сперва пришли тёмные маги. Их было легко опознать: каждый телепортировался по особому приглашению. Порталы, сверкнув, черным песком исчезали между их пальцами. Уверенные, хмурые маги, они выглядели почти одинаково. Может, причиной тому позиция, что Гарри занял: на балконе второго этажа, как раз над парадным входом. Оттуда как на ладони простерлись змеящиеся тропинки, и люди, бредущие вереницей, сливались в один окутанный темнотой образ. Иногда Гарри задирал голову и долго всматривался в небо, укрывшее белоснежный камень поместья. Его алый свет отражался на барельефах, и бордовые облака, как на палитре, перемешивались с белоснежными, становясь нежного красноватого цвета. Малиновые отблески тяжёлыми сочными каплями стекали вниз по колоннам, и глубокое кровавое пятно зияло чёрными провалами на чешуе черепицы. Ещё вчера небо над Малфой-мэнором окрасилось всеми оттенками алого. Сперва Гарри не удивился, но стоило разъярённому, покрасневшему — что забавно — Краучу с криком пройтись по поместью в поисках провинившегося, Поттер задался закономерным вопросом: кто? Утром ответ, сквернословя, рухнул к его ногам. Вышвырнутый из тренировочного зала, он пропахал спиной все ступени парадной лестницы. Этажом выше грохнула дверь, и дикие крики, на мгновение отразившись в стенах поместья, вновь оказались заперты. Гарри смотрел, как маг, потирая затылок, бормочет что-то не очень лестное, но не мог узнать его, пока тот, повернувшись, не заухмылялся. — Жизнь дорога — возвращайся, откуда шёл, — молодой Пожиратель, посмеиваясь, лёг на живот и непринуждённо уставился тёмным насмешливым взглядом. В нём Гарри признал одного из «молодняка», накануне громившего залу в отсутствие старших. Его порезы довелось лечить Поттеру. Помедлив, он сел рядом. Тут уж, не выдержав столь вопиющего хамства, зарокотали портреты: мол, в благороднейшем доме неблагороднейшие поступки. Пожиратель царапнул щетинистый подбородок и цокнул. — Как командующий утихомирится, загляни в большой зал, подлечи немощных. — Что-то случилось? — Мы это, — Пожирателю словно бы сделалось неудобно, он повертел пальцем в воздухе, снова цокнул, силясь подобрать слово. — Немного с танцем напутали, так что недельку поживёте под колпаком. — Колпаком? — Красным таким. Мордред тебя, — Пожиратель вцепился ногтями в ковёр, словно нашкодивший кот, и следы от его пальцев оставили сероватые нервные борозды. Из открывшихся вновь дверей танцевального зала рвануло лассо, обхватило его поперёк туловища и, расщедрившись на сердитый щелчок, утащило обратно наверх. Гарри поморщился: волей хозяина магия пересчитала ребрами Пожирателя каждую мраморную ступеньку. Действительно, небо над Малфой-мэнором окрасилось всеми оттенками красного. В сотне футов бардовые тона переходили в малиновые, следом, причудливо искажаясь, казались зеленоватыми, и уже далеко, далеко за оградой поместья над головой простирался бесконечный океан синевы. А стоило оглянуться — и зловещая алая заря снова внушала страх. Впрочем, гости остались довольны. Опершись о холодные гладкие перила, Гарри со своего места наблюдал, как, появившись, они замирают на долгие секунды, задрав головы вверх. Ещё бы. Стоило признаться: зрелище неимоверное. Красивое своим зловещим очарованием, оно способно завладеть мыслями, покорить воображение, нашептать: ночь предстоит особенная. Пару раз, когда гости оказывались у парадного входа, Гарри слышал их восхищенные отзывы. Там же, прямо внизу, Малфои наверняка улыбались, кивали, усердно делая вид, будто бы так и задумано. Никаких случайностей в доме столь уважаемой, благородной семьи. А то, что целый час этим утром под окнами бегали с воплями Крауч, а от него — дымящиеся Пожиратели… об этом знать дорогим гостям вовсе не обязательно. Так шумно порою бывает. «Я же говорю, полигон», — подтвердил за завтраком Малфой. Втянувший голову в плечи, сонно вцепившийся в чашку, он походил на разбуженную сову. Драко сидел, окружённый со всех сторон исчерканными листами, и тщательно собирал из десятка черновиков одно-единственное письмо. — Нам пора в зал, — сейчас он, облокотившись на перила неподалёку, смотрел, как припозднившиеся волшебники торопятся с совершенно непринуждённым видом. Не в пример Краучу, бодро выскочившему из темноты бокового сада и нырнувшему в главный вход. Малфой, отследивший его манёвр, презрительно фыркнул. — Запереть бы его в медпункте… Завладев вниманием Гарри, Драко поклонился в полушутливой манере, пока их никто не видел. С блестящими, тщательно уложенными платиновыми волосами, с идеальной осанкой, спокойным, выразительным взглядом — Драко выглядел превосходно воспитанным светским юношей, выросшим под музыку бального танца. Словно бы восковой: с матовой кожей, с неизменно вежливым выражением на лице. И только скрытые искры во взгляде, улыбка, призраком мелькнувшая на губах, выдавали в нём живую, молодую натуру, выглядывающую из-под маски аристократа. — Ты готов? — спросил Малфой, оправив фрак, когда Гарри не двинулся с места. Между ними повисла неловкая тишина, Драко коснулся серого шейного платка, одёрнул манжеты сорочки. Сегодня он не собирался танцевать и потому позволил себе сковывающую роскошь в одежде. — Гарри. Пойдём. Осторожным прикосновением к чужому предплечью он вновь обратил на себя внимание. Заставил посмотреть прямо в глаза, так выразительно, что сразу стало понятно: всё пройдёт хорошо. — Спасибо, — тихо добавил Малфой, и только тогда Гарри кивнул. Неуверенно, отведя взгляд. — Пойдём, — они вышли в Главную залу. *** Змеи. Змеи, которые слишком умны, чтобы шипеть на первого встречного. Сейчас кажутся безобидными, посматривают издалека, контролируют. Попрятали языки и куда осторожнее пробуют воздух: ещё не нашли, на кого можно ощерить клыки. Гарри чувствовал их взгляды из каждой группы людей. Будь то увлечённо беседующие маги-боевики или молчаливые «золотые» аристократы — те, кто бедром не дёрнут в защиту страны. Гарри чувствовал змеиные взгляды на спине, на манжетах специально пошитой рубашки, на чёрном дорогом жилете, на чёрной же ленте под горлом и условно послушной причёске. Змеи пытаются высмотреть в нём своего. Не сумеют — заухмыхляются, а воздух пронзит их тихое, торжествующее шипение. У Гарри для него припасено особое интуитивное чутьё. Такое оно, высшее общество. — Дыши, Поттер, всё не так уж и плохо, — в руку лёг ледяной бокал. Прозрачные капли конденсата потекли по запястью, и вокруг разлился сладковатый запах безалкогольного пунша. — Не так уж и плохо, — эхом повторил Гарри. Просмаковал эту фразу. Верно. Просто в любой момент ситуация может выйти из-под контроля. Стоит ему неправильно перехватить бокал, оступиться на ровном месте, забыть приставку к фамилии леди Де-ля-Марр, и в группах людей, раскиданных по огромному залу, загорится по паре змеиных глаз. Его не признают. Ему здесь не место. — Просто веди себя как обычно. В тебе манерности сейчас больше, чем в Локонсе. Слишком себя муштруешь. По плечу скользнула рука и тут же исчезла — Драко отправился приветствовать новых гостей. Гарри вздохнул. Как обычно. Всего лишь капля обыденности в этот часовой ад, и ему станет легче. Тут он заметил, как хмуро влетел в Главный Зал Нотт — и его походка, гораздо более резкая, чем Гарри запомнил, выдала весь его гнев. Следом, позволив себе понуро ссутулиться, как будто бы демонстрируя миру покорность, плелась группа молодых Пожирателей. Вряд ли виновникам этой ночью позволят хоть каплю хмельного веселья. Впрочем, группа быстро подобралась, огляделась, разразилась парой приветствий. Гарри проследил, как они осторожно ступают за Ноттом, как замирают, когда он останавливается поговорить. Так будет всю ночь? Довольно скоро Нотт увлёкся разговором с Краучем. Тот, оглядываясь достаточно часто, чтобы это бросалось в глаза, яро жестикулировал — гораздо свободнее, чем любой из присутствующих. Большинство его визуальных эмоций адресовано было обособившимся неподалёку Пожирателям. Одетый в обычную чёрную рубашку и чёрные же штаны, он выглядел неопрятно — и независимо, как показалось Гарри. Немногие маги оделись свободно, но такие всё-таки были. Глядя на них, легко получалось сказать, кто окажется в центре веселья сегодняшней ночью. «Веселья, — Гарри про себя усмехнулся, — своеобразного». Исконно светского, сдержанного, но всё-таки менее театрального, нежели фальшивые вежливости. — Как ты? — он вздрогнул. — Вижу, не очень… — Милдим улыбнулся и осторожно перехватил тонкую ножку бокала с подноса официанта. Подкравшийся незаметно, он парой спокойных слов разрушил шаткое равновесие в настроении Гарри и теперь замер, вглядываясь в лицо Поттера. Тот отводил взгляд.— Что-то случилось? Гарри не мог на него взглянуть. Поморщился от собственной слабости, распрямил плечи. Ему сделалось так стыдно за собственную неуверенность, что на секунду всё перед глазами смешалось. Когда же реальность вновь обрела очертания, Гарри сказал, глядя куда угодно, но только не на Милдима: — Вчера меня попросили остаться после приёма. И я не смог отказать. О, в тот момент ему, исполненному волнениями, загнанному в угол собственными догадками, это признание показалось решающим. Выпалив вчера «Я останусь» под твёрдым, выжидающим взглядом Драко, Гарри впоследствии мог только одно: размышлять. Ворочаясь на кровати, костерить собственную недальновидность, воображать, как он скажет Милдиму, что не сможет поехать… Да, тогда Гарри действительно показалось, что всё решено: он выбрал дружбу, не ученичество. Он поднял взгляд — Милдим улыбался. Понял ли он всю запутанную наивность подростковой тревоги, терзавшей Гарри? Возможно, хотя и не в полной мере, без оттенков отдельных мыслей — как страх не увидеть Тёмного Лорда — но он улыбнулся так, как всегда, или мастерски делал вид, что не догадался. Не сорвался в нотации, поучения, просто дал пережить эти гротескные треволнения. — Ничего страшного, я могу забрать тебя через день. Может, даже лучше, если попозже… Поверь, — он тихо фыркнул, выразительно покосился на Пожирателей смерти, — многого не упустишь… Гарри рассмеялся, и картина этого вечера вмиг показалась ему ярче, светлее, чем пару минут назад. Милдим ответил ему ясным, спокойным взглядом, словно бы говорил: «Больше не мучай себя впустую», но говорил это скрыто и не вызывающе, так, чтобы стыдно не становилось. Затем, вглядевшись куда-то правее, уже за плечо Гарри, он заулыбался. Послышался смех. — Генри-Генри, мой дорогой ученик, — протянул слабый счастливый голос. Гарри обернулся, встал поближе к целителю, почти касаясь рукава его белого фрака. Заметив его робость, невысокий грузный мужчина просиял, словно увидел нечто невероятно трогательное. — Неужели и ты себе подручного отыскал? Ох, как давно это было… Милдим рассмеялся и крепко пожал руку старому магу. Вокруг них собралась, должно быть, самая разномастная толпа в этом зале. Маги в летах, молодые, одетые по-парадному официально и свободно для танца, разразились приветствиями и вопросами. Среди них не было Пожирателей. Ещё не опомнившись, Гарри оказался в кругу, центром которого стали прослезившийся старый маг и целитель. Милдим вскоре заозирался, потеряв Гарри из виду, и поманил его ближе. — Гораций Слизнорт, — с улыбкой представился маг и долго всматривался тёмными радостными глазами в лицо смешавшегося юноши. — Знакомьтесь, друзья, Гарри Поттер, ученик моего дорогого Генри Милдима! — Ещё один самоцвет в твою, Гораций, коллекцию, — заметил кто-то из круга, и люди засмеялись, а следом, покачав головой, развеселился и сам Гораций. Гарри познакомили с совершенно непохожими друг на друга магами. Человек из департамента Образования кратко кивнул, поправляя очки; леди Макфри хитро сверкнула глазами на вопрос о профессии; двое магов синхронно забросали вопросами о недавнем случае с Тёмным Лордом, тут же мелькнули кончики перьев. — Скажите, информация о новой учебной программе — правда? Растерявшись, Гарри не нашёл, что сказать. На плечо опустилась рука Милдима, тот улыбнулся: — Конечно, мы с Гарри — часть этой программы. Он пройдёт обучение под наблюдением мистера Реддла. Маги зашептались, чаще косясь на них. Гарри поёжился. Хотя обстановка в этом кругу совершенно отличалась от прочих лёгкостью и весёлостью, находясь в центре внимания, он чувствовал себя растерянным, и только рука Милдима, по-прежнему лежащая на плече, помогала сосредоточиться. А вот стоявший рядом Гораций Слизнорт, со всех сторон забрасываемый вопросами, явно плыл по волне обыденности: с лёгкой руки он отшучивался и словно питался энергией публики. — Так это правда? — услышав вопрос о методике преподавания Лорда, он прервал свой рассказ и с любопытством покачал головой. — Неужели сам мистер Реддл порадует нас сегодня танцем? — Как вовремя вы спросили, — леди Макфри тонко улыбнулась, показательно переводя взгляд. Гарри проследил за ним — и проглотил вздох. Пока они делились последними новостями, в зале приглушили свет. Музыканты, до этого тянувшие до ужаса банальный вальс, взяли низкие ноты, такие, от которых внутри начинало вибрировать. По залу пробежал шепоток оживления, толпа напряглась, предчувствуя начало чего-то необычайного. На главную площадку вышел Реддл. Его хорошо было видно: он стоял на возвышении, и Гарри, вцепившийся взглядом в его фигуру, замер как истукан. Не он один — воцарилась мёртвая тишина, только низкие ноты струнных отдавались пульсацией где-то в груди. Реддл был красив. Широкие плечи, идеальная осанка, подбородок, приподнятый ровно настолько, чтобы только казалось: Тёмный Лорд глядит свысока. Ему было дозволено, ведь фактически Реддл вчера окончил войну. Никто в зале об этом не говорил, но даже факт, что в поместье Малфоев первым говорит именно Лорд, подтверждал: с этого дня правда закреплена на ним. Том улыбнулся. Гарри помнил его улыбку — совершенно формальная, даже она красила его, заставляла дрожать, но подаваться вперёд, словно на свет. Словно Реддл и человеком-то не был, так завораживал он каждым своим движением. И сейчас. Толпа на секунду прекратила существовать, погасли и снова вспыхнули свечи, музыка прервалась и вновь заиграла. Тёмный Лорд улыбнулся. — Приветствую вас, — он помолчал. Возможно, Том огляделся. Гарри стоял мучительно далеко. — Этот вечер — не что иное, как дань уважения нашим предкам. Их свершениям, воспоминаниям и былой силе. Всё, что магическое сообщество имеет сейчас, оно почерпнуло из прошлого. — Голос. Как давно Гарри слышал его. Каждое слово — по существу, вкрадчивый, шепчущий, он неизбежно завладевает сознанием. «Смотрите сюда. Слушайте, восхищайтесь. Дрожите. Идите ближе». Он — как шипение. Гарри шагнул вперёд. Реддл отступил, и толпа сместилась, подаваясь за ним. Возможно, и половины его речей она не воспринимала и только слушала, наблюдала. — Традиции — основа нашего общества, его опора и будущность. Они — гарант независимости, бессмертия самой сущности колдовства. Поэтому сегодня мы чествуем не столько себя настоящих, сколько незыблемость и сакральность обычаев магического сообщества. Как незаметно, влекомые голосом Тома, маги подкрадывались вперёд, столь резким же был контраст, когда они отшатнулись, едва зазвучала музыка. Возможно, они не узнали её на слух — но вот магическое нутро, обожжённое первым аккордом, завыло: танго. Первый танец сезона. Тёмный Лорд отступил, и подле него оказалась Белла Лестрейндж. Ближе, к стихийно возникшей ронде, шагнули тёмные силуэты Пожирателей смерти. Толпа, попятившись, замерла по периметру: околдованные, маги всё еще следили за Тёмным Лордом. Они были напуганы — Гарри чувствовал, как пришли в движение люди поблизости, как напрягся Милдим, хватая его за локоть, как охнул, держась за сердце, Гораций Слизнорт. Гарри и сам дрожал. Он видел, как белая рука Тома Реддла скользнула между лопаток Беллы, как, изогнувшись, женщина окаменела, обездвиженная прикосновением. Они замерли в центре площадки, тёмные, сильные, и медленно, тяжело голова Белларикс легла на широкое плечо Лорда. Тогда заиграла скрипка. Началась танда. Три танца, прежде чем маги меняют партнера. Они двинулись против часовой стрелки. Синхронно — и обособленно. В сплетении ног, в разворотах голов и отчаянной, яркой мелодии пропали лица танцующих, остались лишь тёмные силуэты объятий. Под потолок метнулась серая вспышка — магия пробуждалась. Она зависла зловещей сферой над головами, готовясь вбирать в себя силу. Гарри шагнул вперёд — туда, где готовилась буря, но жесткая хватка рванула его назад. В плечи вцепились длинные пальцы, и напряженный голос Милдима прошелестел: — Нет, — он не дал возразить, только усилил захват. — Это опасно, Гарри. Как будто бы он не знал. Но там — на площадке — с Беллой был Темный Лорд. Голос сознания, забившись подальше, шептал уходить, а чувство гораздо большее, темное и непонятное, мурлычащим рокотом направляло: вперед. Это шанс. И больше его не будет. — Пожалуйста, — Гарри рванулся, и все внутри него зашипело бессильной яростью, когда хватка Милдима свинцом приковала к месту. Склонившись, тот нашептывал что-то, и его раскаленный шепот рождал дрожь неприязни, бегущую по позвоночнику. Не здесь, не сейчас. Все, что реально и значимо — там, в ореоле темного колдовства. Вьется темной энергией, манит. Ему нужно туда. Гарри дернулся и обмяк. Слишком сильная хватка. Милдим обхватил его поперёк туловища, попятился. Следом, едва дыша, спотыкаясь, двинулись те, кто мог шевелиться: маги Горация Слизнорта. «Посмотри на меня». Так по-змеиному тихо, шипяще. Гарри не смог противиться, он устремил взгляд на Реддла. Плавные, тягучие движения телом, руками. Его запястья, ладони, пальцы, призывно раскрытые на мгновение и тут же сжимаемые в кулак, оплетающие талию Беллы, касающиеся спины. Вокруг, дурманя сознания, болотом разлилась магия. Вязким, душным болотом, из которого Гарри не мог выплыть, цеплялся взглядом за Реддла. Нельзя даже мельком смотреть — об этом орало шестое чувство — но сознание, пленённое танцем темнейшего мага столетия, не подчинялось. Оно жаждало утонуть. Медленно, захлёбываясь тинистым привкусом магии, давясь гнилым послевкусием, оно рвалось в пальцы Тома Реддла, призывно раскрытые в ожидании жертв. Замерли все. Те, кто пытался бежать, те, кто, дрожа, хватался за стены. Милдим, запнувшись, оцепенел. Его трясло. На секунду захват на плечах ослаб, и этого мига хватило, чтобы освободиться. Гарри шарахнулся вбок, сбив с ног Горация Слизнорта. Старик упал, но его взгляд, затянутый болотным туманом, остался прикован к танцу. Ещё пара магов, облитые пуншем из разбившегося бокала, не шевельнулись, и сладкие капли очертили их контуры лиц. Болото. Рванув через него, он видел только, как впереди мелькают тёмные силуэты. Страшно. Продираясь вперед, он чувствовал, как ужас вцепляется в горло. Ближе. Увидев танец Темного Лорда, он больше не мог стоять. Шаг — и он в первом ряду, плечом к плечу с Пожирателями. Кончился второй танец. Время, погрязшее в магии Реддла, теряло своё значение. Гарри смог повернуть голову, осмотреться. Гости, успев отшатнуться, сбивались загнанными бесформенными кучами. Их взгляды, не отрываясь, следили за каждым движением Тома Реддла. Недостаточно сильные, они покорно впитали в себя то, что требовалось, каждую эмоцию, каждое впечатление. Перерыв в пять секунд, и музыка вновь заиграла. Наплевав на морали, вторглась в мысли и чувства, заставила трястись и переживать каждый миг танца. Музыка танго не походила ни на одну другую. Её томительные, ритмичные ноты, не принуждающие к формальным гавотам и менуэтам, давали возможность сложить собственную историю. Она влекла своей томною непосредственностью. Тёмный Лорд вёл уверенно. Шаги, быстрые развороты, его рука, накрывшая впадину между лопаток Беллы, смешались в сознании, так быстро они сменяли друг друга. Беллатрикс. Чарующая, опасная, в бешеном ритме танго она говорила лишь своим телом — откровенными взмахами ног, призывным качанием бёдер. Когда Лорд бросил её, в свободном падении Белла выгнулась колесом, и на секунду её грудь схватила нервная судорога — а следом, подхваченная, она уже оплетала ногой бедро Реддла, прижимаясь к нему, ластясь. Послушная и зовущая. Водопад её черных волос, мечась из стороны в сторону, окрасил безумием резкие развороты, кресты, что она выводила ногами. Её ногти впивались в плечи Тёмного Лорда. Реддл всё это позволял. И томную, ленивую мишуру, и резкость — взамен он брал большее. Когда музыка прервалась, Белла упала. Рухнула камнем на пол между рук своего господина, и каскад чёрных кудрей, хлыстом хватив воздух, опал на её обезумевшее лицо. Мучительно долгие секунды в наставшей тишине её свистящее смеющееся дыхание было единственным звуком. Грудь, туго обтянутая чёрным корсетом, вздымалась как сумасшедшая. Белла смеялась. Так долго и истерично, что Нотту, вышедшему на возвышение, пришлось поднимать её с пола. Шипение, резкий взмах — и порез очертил контур его лица. Когда Белла шагнула в толпу, расступились Пожиратели. Торжествуя, она окинула взглядом каждого — и Гарри не выдержал, отвернулся, когда её чёрный взгляд пронзил само его естество. Она ушла, цепляя плечами колонны. Тёмный Лорд приглашающе отступил. Подле него оказался новый партнёр. Окончилась первая танда, настал перерыв, когда оркестр тянул игривую лёгкую мелодию. Она металась между неподвижными группами, но едва ли встречала отклик. Толпа не шевелилась, всё ещё наблюдая за Лордом. Зато ожили Пожиратели. Переглядываясь, они вершили один из ритуалов милонги — вечера танго. Безмолвное приглашение, гордое и игривое, когда только взгляд решал все вопросы. Сразу несколько пар вошли на площадку. Когда Гарри ощутил на себе чей-то взгляд, пришлось потратить добрых десять секунд, чтобы понять направление. Немногим правее, в десяти футах, тот самый Пожиратель, что утром разговаривал с ним. Молодой парень, он был из немногих, кого Гарри знал более, чем нисколько — и сейчас добивался зрительного контакта. «Ну что, не боишься?» — пришли его мысли. Они оставались почти единственными одиночками. Гарри боялся. Он тряхнул головой и глянул в ответ. Пожиратель кивнул — с явным сомнением — они синхронно ступили в круг. Началась новая танда. Теперь есть три танца, чтобы показать Лорду, что он умеет. Гарри попытался оглянуться в поисках Реддла — ошибка. Пожиратель коснулся его плеча, забирая внимание, протянул руку. Она дрогнула, словно на миг он передумал, но всё же осталась. Будет вести. На милонгах танцуют танды — чтобы узнать друг друга. Три танца-истории, и первый — просто ужасен. Спотыкаясь, смотря под ноги, Гарри нашёптывал себе что-то, путался в сторонах — а потом его схватили за подбородок. Пожиратель шепнул: «Слушай меня». Вздрогнув под его синим взглядом, Гарри заглянул глубже, за зеркало радужки. Смутные образы, отголоски эмоций главенствовали в чужом сознании. Пожиратель шагнул — и тело само подстроилось. Настроенное на верный ритм, оно подчинилось отголоскам идей, двинулось, повинуясь партнёру, и всё, что осталось Гарри — чувствовать. В танго много эмоций: тревога, игривость, раздражение, нежность. И каждая невыносима в своей абсолютной чистоте, яркости, силе. Сердце зашлось в бешеном ритме страха, а следом пришла ленивая нега. Так быстро. Закончился второй танец, и Гарри улыбнулся. Его партнёр, щурясь, мерно кивал, и подал руку в последний раз гораздо спокойнее, чем в предыдущие. В этот раз он позволил себе взять Гарри за талию. Его шаг вперёд — слабое напряжение мышц — и почти без задержки Гарри шагнул назад. Разворот — и восемь шагов, щедро украшенных быстрыми махами. Поворот, быстрее, уверенней, его бросили — и Гарри прогнулся, запрокинув голову, выгнувшись колесом. Поплыл рыжими бликами потолок, перевёрнутая толпа смазалась перед глазами. Рывок за талию — и вот они снова кружатся, да так легко, словно знали друг друга всегда. На милонгах танцуют танды — чтобы лучше узнать друг друга. Первый танец-знакомство. Второй — как обычная жизнь, самый обыденный и простой. Последний же — танец-праздник, танец-бахвальство, когда хочется поиграть и расправить роскошные перья. Так было у них. А потом партнёры сменились. Это случилось внезапно, как в групповом трансе они сместились на человека назад, и вот Гарри встал с новым партнёром. Поймал его взгляд, шагнул — и Мерлин, он не ошибся. Резче, увереннее — это была история-битва. Наполненная рывками и поворотами, исключившая игривые украшения, она затерялась в черных глазах незнакомца. Снова рывок — новая жизнь. В этот раз романтичная, даже интимная, когда в тесном контакте можно почувствовать, как напрягаются мышцы при шаге. В этой истории было много красивого — изящные выпады и захваты, а ещё осторожные падения, когда вновь картина мира плыла перед глазами и возвращалась обратно — ко взгляду партнёра. Новая смена — веселье. Гарри забылся, смакуя чувство за чувством, вновь и вновь заглядывая магам в глаза, открывая их жизни, истории, мысли. Так быстро менялись картины — словно в калейдоскопе, пёстром, неповторимом. Суматошно мелькали образы, прикосновения, захваты, падения. Игривость меняла агрессию, боль вытесняла нежность. А потом мир обесцветился. За долю секунды — он даже не понял когда. Расставшись с историей-нежностью, жадно подался назад, развернулся. Должно быть, их руки вцепились друг в друга чересчур сильно. Первые — ледяные — потому что хотели, его — от волны беспомощной паники. В груди что-то оборвалось, очарование спало, Гарри словно облили ушатом холодной воды. По-паучьи скользнув на его запястья, чужие пальцы вцепились в них кандалами. Он посмотрел требовательно, мол, давай, сам хотел. А Гарри стоял. Пытался хоть что-то вспомнить, но только и мог, что смотреть. Белая кожа, чёрные волосы, чёрная же рубашка. Том Марволо Реддл, вокруг — тишина его ритма. Не став дожидаться, Реддл рванул на себя, вмиг оказавшись чересчур близко. Слишком высокий. Марионеткой подавшись вперёд, Гарри ткнулся носом в его плечо, отшатнулся и вновь был притянут. "Не дёргайся", — оцепенение дрожью прошлось по спине, когда рука Тома, большая, холодная, твёрдо легла между лопаток. Гарри прогнулся, и Реддл надавил сильнее, а потом шагнул раз, другой. Страх и желание повлекли следом. Спокойно. Назад, снова назад. Нужно поймать его взгляд. Пасмурный серый — зашипев, Гарри уставился вниз, словно обжегшись. Такие мощные барьеры, не понять, о чём думает, не прочувствовать. Страшно. Попробовать разворот — получилось. Бешеный круг, когда все смешалось и замерло. Руки Тёмного Лорда, движения, ощутимые каждой клеточкой тела. От него шло тепло, живое, и Гарри смешался, вновь поднял взгляд. Едва не запнувшись, зажмурился. Поворот, восемь шагов, и следом медленный, равнодушный полупрогиб, скорее как дань формальности. Они застыли синхронно с другими парами, и Гарри прогнулся, едва дыша. Рука на спине, на запястье. Образ Тёмного Лорда, спиной закрывшего свет. Тепло. Страшно. Холодные пальцы рванули обратно. Он оступился. Дернувшись, вырвался из захвата и полетел вниз. Хватаясь за воздух, почти что встретился с полом, а следом — рывок. Талию обожгла стальная хватка, рвануло наверх. Калейдоскоп мыслей, образов, цвета — все вспыхнуло и погасло, обесцветившись в пасмурном взгляде Тёмного Лорда. Щёлкнуло что-то в груди. Над головой взорвалась сфера. Тёмный Лорд, отпустив его, отступил. Танда закончилась.

***

Из распахнутого окна веяло прохладой. Сырой, звенящей тишиной, окрашенной предрассветною серостью. Эта дрожащая тишина обесцветила очертания комнаты, истончила её силуэты, и тени, лежащие на паркете, казались бездонными провалами в невесомости утра. Спокойно. Если прислушаться — внизу шуршит галька. Пожиратели снова расходятся по комнатам через боковой вход. Не привыкли к огромным главным дверям, не рискуют шуметь. Знают: он слышит. Слышит, как дышит, живёт поместье. Именно в этот миг Малфой-мэнор прекрасен. Серостью дремлющих парков, белоснежно блестящей росой, своевольным стрекотом насекомых. Он красив неподдельной, искренней красотой, на которую не наденешь маску. Свежо. В конце коридора слышен перестук каблуков — Тёмный Лорд заметил его у лестницы. Торопливый, тяжёлый для мягкого шага, этот звук потрясающе грубо разрушил задумчивый звон тишины. Замер за дверью — перешёл в дробный стук. Такой же ненастоящий, чужой для предрассветной реальности. — Заходи. Ни один Пожиратель не сел бы без разрешения. Но Генри — ему позволяли. О стекло кофейного столика звякнул пурпурный фиал, и Милдим опустился в кресло напротив. Снова спиной к двери. Оправил халат, хрустящий стерильною чистотой, устало прикрыл глаза. Такой — откинувший голову, дышащий через раз, неподвижный — он наконец оказался уместным в тишине кабинета, и Том медленно возвратился к состоянию расфокусированного внимания. Он снова слушал, как дышит поместье. Где-то внизу хлопнула дверь, осторожная поступь раздалась так отчетливо, словно бы маг крался по этой комнате. Нет — его выдала тишина. Невзлюбила неуважение, резко отгородилась от грубости шорохов и шагов. Ей легко не понравиться. — Я обещал Гарри забрать его. Том качнул головой, не отрываясь от наблюдения. Он выглядел задремавшим и щурился, словно кот, совершенно не замечая происходящего. Милдим осмотрел его — спокойного, безучастного — и улыбнулся. В этот раз Том был спокоен совсем иначе — искренне, откровенно, не потому, что на время остановил битву, а потому что дышалось свободно. Прозрачной, дрожащей свежестью, такой сладкой перед рассветом. Она светлела с каждой минутой, готовясь принять в себя краски нового дня, а пока наслаждалась бесцветной палитрой реальности. — Мальчик тебе интересен? Том промолчал. Он не любил говорить по утрам, но Милдиму хватило бы и кивка. Он долго смотрел в лицо Лорда, но всё, что в нём находил — бесконечную концентрацию. Вздох. — Пожалуйста, Том. Он ребёнок. Ребёнок испуганный, стоящий на перепутье. Он не знает ещё, как себя защитить, и всё, что ему дают, забирает сполна. Он может падать и спотыкаться, может бежать сломя голову лишь потому, что позвали. Друг или враг — потом уже разбирается. Искренний, настоящий. Давно уже Генри не видел такого света. Реддл молчал. — Я заберу его через неделю, — Генри поднялся. Испытав чувство сродни огорчению, он покачал головой, напоследок взглянул на Тома. Подцепил со столика зелье от головных болей. — Кажется, это теперь не понадобится.