Тим и Алан вернулись обратно в отель после концерта. Дальнейшее знакомство с остальным пространством и интересными местечками было решено отложить на следующий день; было уже поздно и темно, к тому же погода разошлась не на шутку — хлестала колючим холодным ветром, будто нарочно прогоняла всех по домам.
Поэтому сейчас они сидели в номере Тима на кровати. Точнее, сидел Алан, а Тимми болтал с Мило по телефону, лёжа на животе и подперев голову рукой. Динамик был громким, поэтому в тишине отчётливо слышался голос Милли, то хохочущего, то возбуждённо щебечущего, то и вовсе вскрикивающего.
— Серьёзно? И как оно? Понравилось?
Сам Тим издавал не менее эмоциональные возгласы, и со стороны выглядело так, будто они обсуждают нечто сенсационное и жизненно важное. И никак иначе! Хотя в каком-то смысле, произошедшее недавно изменение в теле Тимми действительно было именно жизненно важным. Алан разговор не подслушивал, но из отрывков понял, что омежки обсуждают обретённый Тимом собственный аромат и сегодняшнее свидание Мило с Ризом. Вуйчик позвонил внезапно, как раз тогда, когда Тимми сменил свой свитер на футболку для сна, открывающую доступ к нежным и ароматным участкам голой кожи. Запах омеги, до этого слабенький, становился всё гуще и сильнее, и в закрытом салоне машины — по дороге в отель — последние метры до парковки Алан чуть ли не считал, так сильно хотелось остановить поскорее машину и выбежать на свежий воздух, потому что этот неизвестный аромат был настолько потрясающим, что руки дрожали на руле. Дрожали, когда от них, наоборот, требовалось быть максимально твердыми. И пускай Алана бы занесло на следующем повороте. Пускай. Одного.
Но только не с омегой на пассажирском сидении, тихо улыбающимся своей маленькой и простой омежьей радости, не подозревающим о возможной опасности.
Только не с омегой, который, кажется,
его.
Но теперь Тимми в безопасности и смеётся в трубку крошке Мило. Радостный, с розовыми от горячей воды щеками, такой маленький, такой родной. До щемящей грудь нежности.
И Алан даже позволил себе немного расслабиться после напряженной поездки, поглаживая мягкие волосы омеги, наслаждаясь его цветущим ароматом, который не стал незаметнее даже после душа. Наоборот, лишь только креп. И Алан не пытался усилием воли подавить эту сладкую дрожь. А зачем? Сейчас он мог позволить себе эту слабость.
-…Ага. Но я не понимаю, и Алан не понимает, хотя, ты же знаешь, у альф нюх намного лучше, чем наш… — сказал омега и скрестил ноги, которыми он до этого махал в воздухе, рассказывая о том, что определить его запах так и не получилось, несмотря на все старания. И пока юноши беззаботно разговаривали, Алан следил за тем, как поочерёдно перемещаются рядом с собственным лицом две маленькие ступни. Туда-сюда. Вперёд-назад. Как маятник. Эти движения гипнотизировали альфу, он путешествовал взглядом по стройным ногам и с особым трепетом останавливался на милых розовых пяточках. На руках Алана, которые постоянно обветриваются и грубеют то из-за холода, то из-за воды в бассейне, кожа никогда не была хотя бы наполовину такой же нежной, как на этих изумительных пяточках.
Ступни Тимми очень красивые, узкие и изящные — полностью помещаются в ладони Алана — со светло-розовыми лепестками ногтей на аккуратных длинных пальчиках. Будто созданы для того, чтобы их ласкали.
Мило что-то с энтузиазмом лепетал на том конце, и Алан, ждущий окончания их телефонного разговора, не устоял — притянул за щиколотки ножки перевернувшегося на спину Тимми и поставил к себе на колени.
«Что со мной происходит? И когда я только успел стать фетишистом?» — подумал альфа. У него раньше никогда не наблюдалось подобной тяги к омежьим ногам.
Ступни в руках прохладные, но не холодные. Просто из-за звонка Милли Тим не успел надеть свои любимые пушистые носочки, в которых часто спал зимой. Алан накрыл ладонью миниатюрную ножку и подумал, что Тимми невероятно хрупкий, особенно в сравнении с ним самим. И что, возможно, ещё пара дней, и альфа приобретёт как минимум ещё штук десять новых фетишей — будет молиться на изящные кисти рук, родинку над ухом, острые коленки, блестящие волосы и переливчатый голос.
Омежка такой трогательный, и Алана с каждым вдохом прошибают снова и снова только одни мысли — беречь, хранить, защищать, ласкать. И пусть Тим, несмотря на свою хрупкость, когда нужно и сильный, и решительный юноша, но что-то незримое и очень могущественное внутри Алана непрестанно повторяет: «оберегай его, непременно его оберегай».
И не в аромате вовсе дело. Так было всегда — Алан всегда хотел оберегать этого омегу, с первых дней. От нападок глупых на тот момент Дэйва и Риза, от косых взглядов, от противного Болдуина, от сильного ветра, холода, от темноты, от коварных камешков на дороге, о которые Тимми частенько спотыкался по пути в школу. Беречь от тяжестей в руках, рассерженного Вилсона, от сплетен за спиной, от нападок ревнующего Джека, от чересчур быстро движущейся толпы людей.
От всего, что могло принести хоть малейшую боль.
Каким же дураком Алан был, когда не мог понять, почему другие омеги не вызывают в нем никаких чувств, лишь безразличие, а отношения с бывшим казались такими противоестественными. Почему сама мысль о том, что Тим однажды его, Алана, покинет, выйдя замуж за какого-нибудь однокурсника или коллегу, вызывает почти животный ужас. Почему все, чего Алан хочет больше всего — это сделать Тима счастливым. И нет, это не ревность, не комплекс папочки или желание записаться в озабоченные гиперопекой старшие братья.
Это просто любовь.
Алан не сомневался более.
Он любит омегу, любит по-настоящему и бесповоротно.
Это Алан точно понял. Ещё утром, когда вел машину и любовался спящим Тимми. Вот так вот понял вдруг за один день после долгих недель метаний и раздумий.
— Ладно, давай, Милли, — Тим сбросил звонок и, резко приподнявшись, потянулся к прикроватной тумбочке, на которой лежала маленькая круглая баночка с лечебным бальзамом. Омега во время телефонного разговора, не отрываясь, смотрел на губы альфы, которые, казалось, вот-вот потрескаются до крови.
— Смотреть больно, Алан-и, — нежно протянул Тим, обмакивая указательный палец во фруктовую смесь, — сейчас тебе сразу же станет лучше, — и старательно, но аккуратно стал втирать бальзам в сухие губы альфы. Омега стоял на коленках, слегка облокотившись одной рукой на крепкое плечо друга и чувствовал необычайный комфорт и сладость внизу живота от невесомых объятий витающего аромата мяты и грейпфрутов.
— Мне нравится, — тихо сказал Алан. Было бы преступлением нарушить процесс наслаждения от этих бережных прикосновений омежьих пальчиков к губам, — нравится, когда ты зовёшь меня так, — уточнил Алан.
Тим улыбнулся. Это именно он первый начал называть альфу так. Несправедливо — все имена можно изменить на ласковые формы: Пол-Полли, Дэйв-Дэйви, Луи-Лу-Лу, Риз-Риззи, как теперь любит говорить обожаемый рыжим альфой крошка Мило.
В конце концов, нежнейшее «Тимми». А Алан? Только Ал, но это не ласково, а, скорее, как-то коротко и «по-свойски». У его имени нет ласкательных форм, а Тиму так хочется в особо теплые моменты назвать альфу именно так. Поэтому и родилось это протяжное «Алани-и», однажды случайно слетевшее с уст Тима.
— Ну вот, так-то лучше, — омежка закрыл баночку и растер по своим губам оставшееся на пальце средство. От тонкого слоя бальзама они соблазнительно заблестели, будто были влажными.
— Послушай, Тимми, — робко прервал тишину Алан, — а ты ничего не чувствуешь странного, когда ощущаешь мой запах? То есть, не изменилось ли ничего? В плане восприятия?
— М-м-м, — омежка неуверенно промычал, призадумавшись. На самом деле он чувствовал что-то сладкое и успокаивающее и в то же время немного волнующее, когда был близок к Алану и особенно когда лечил его потрескавшиеся губы, — твой аромат теперь стал как-то отчётливее для меня, сильнее. В нем как будто теперь еще больше альфы, чем прежде. Знаю, глупо звучит, но я просто не знаю, как это объяснить по-нормальному.
— Все хорошо, я итак понял, — Алан громко сглотнул, разочарованный ответом. Это то единственное, что выбивало почву из-под ног. Аромат омеги.
Алан чувствовал их истинность, кажется. Не может же его так жестоко разыгрывать собственная природа? Альфа внутри чует нечто странное и похожее на истинную пару. Он бы и не сомневался вовсе, но отсутствие реакции и хоть какого-то отклика со стороны омеги сверлило в душе огромную дыру отчаяния и сомнений.
«Будь вы истинными, будь это правдой, Тим бы тоже вашу парность почувствовал» — гадко пропел собственный голос в голове альфы. К голосу ещё и присоединились воспоминания о везунчике Ризе, который по большому секрету наедине поведал очень коротко о том, что Мило признал его своим тогда, на мансарде дома Вудов.
У этой парочки вообще всё получилось легко, и как в сказке, любовь — с первого взгляда, истинность — с первого вздоха.
Счастливые.
Телефон Тимми брякнул. Опять новые сообщения.
— Это папа мне ответил, — пояснил омега, хотя Алан и не спрашивал, да и допрос с пристрастием устраивать не собирался. Просто Тимми очень хотелось, чтобы Алан знал, что пишут никакие не баскетболисты, что Тимми они вообще не нужны. Как не нужен никакой Нейт, с которым омега ходил на свидания, но сейчас даже не мог примерно вспомнить его запаха. Хоть убей, не мог. Все ароматы меркли по сравнению с ароматом Алана, а все альфы — по сравнению с ним самим.
Многие альфы, которых Тим знал, были ровесниками Алана, но как будто на приличное количество лет его младше. Они пытались как-то впечатлить, всячески демонстрируя свои феромоны и как будто соревнуясь с другими парнями, кто из них больший альфа. Алану же это было не нужно. Он взрослый, уверенный в себе. Он был, являлся альфой, а не боролся за право просто им называться.
«Господин Вуд» — так, кажется, обращались к Алану менеджеры и другие сотрудники в офисе его отца, когда они с Тимми заехали туда по небольшому поручению. Такое обращение было непривычным и новым для омежки, «но Алану оно очень подходит» — подумал тогда Тим.
— Ты сообщил ему про запах? — спросил Алан.
— Ага, а ещё отцу, Мило, дедушке, Эмери и дяде Джесси. Или это лишнее? — и без того розовые щёки омежки вспыхнули пуще прежнего.
— Что ты, — Алан взял красное лицо омеги двумя руками, — это огромная радость для нас, — Тимми от взгляда альфы было так тепло, — для всех, кто тебя любит, — закончил Алан и оставил лёгкий поцелуй на лбу омеги.
Тим прикрыл глаза. Ему никогда не было так сладко. Так приятно. Пальцы альфы массировали ему виски, отчего омега покрылся мурашками удовольствия.
— Ты очень устал? — спросил Тимми, застыв в этих нежных надёжных руках, — просто ты какой-то напряжённый или загруженный был под конец. На обратном пути особенно. Что-то не так?
Алан хмыкнул, отрицательно помотав головой.
— Всё хорошо. Просто устал немного, и трапеция побаливает; плохо разогрелся перед последней тренировкой, мышцы ноют, за рулём особенно жутко затекало, — и, как бы подтверждая собственные слова, Алан медленно пошевелил плечами, морщась от неприятных ощущений. На самом деле он только сейчас вспомнил про лёгкую, но назойливую боль. Раньше было как-то не до этого. И сейчас, признаться, тоже.
— Чего молчал так долго? — с полным нежности и беспокойства укором спросил Тимми, пододвигаясь на коленках ближе к другу, — давай я тебе просто помассирую, как обычно.
— Я… — слова застряли где-то в горле и осели тяжёлым вздохом на губах Алана, когда Тимми за секунду оседлал бёдра альфы, размещая обе руки на широкие плечи ближе к шее и разминая твёрдые, как камень, мышцы.
— Н-не надо, — Алан прошептал одними губами, глядя в лицо омеги и встречаясь с непониманием.
— Но почему…всегда помогало же… — попытался возразить Тимми, аромат альфы вдруг стал настолько сильным, что затмил омежий почти полностью.
Алан блуждал потемневшим взглядом над головой омеги, чтобы не смотреть на эти влажные от бальзама аппетитные губы и невинное лицо. Но тело альфы куда честнее, поэтому член в миг затвердел, когда только попка омеги мягко опустилась на мускулистые бёдра.
Тим, такой прекрасный, ласковый, тёплый, с чарующим ароматом и зелёными глазами. Он даже и представить не мог, как возбуждал сейчас собственного лучшего друга…
— Мне, когда я был в последний раз на спортивном массаже, — Тимми уселся поудобнее сверху, и кадык Алана нервно дёрнулся, — сказали, что нельзя массировать мышцы самостоятельно. Это должен делать только специалист, — с трудом выговорил альфа по слогам и попытался отпрянуть назад, убирая чужие руки с плеч, потому что если Тим подвинется ещё чуть выше, то неизбежно ощутит под ягодицами эрегированный член.
— Как скажешь, — покорно согласился Тим, сползая с бёдер альфы обратно на постель, чудом не заметив эрекцию, — наверное, любительский массаж и правда может навредить, — и улыбнулся, сверкнув глазами, заставляя Алана почувствовать себя чёртовым извращенцем. Потому что до невозможного стыдно смотреть в эти чистые зелёные глаза, думая о том, как пару секунд назад Тимми в одной только длинной футболке и белье сидел в его, Алана, руках, касаясь его бёдер своей маленькой упругой попкой.
— Да, — кивнул Алан и быстро встал с кровати спиной к омеге, чтобы скрыть своё желание, — я, наверное, пойду спать, день выдался очень насыщенным, — и, взяв пальто, перекинул через руку, прикрывая себя им спереди, — не обидишься, если покину тебя?
Тимми застыл на постели, неловко улыбаясь.
— Нет, конечно. Ты десять часов за рулём просидел, тебе давно пора отдохнуть.
— Спокойной ночи, — Тимми сидел на краю кровати, подогнув под себя ноги и положив руки на колени. Алан, стоя во весь рост, возвышался над омегой, будто великан. Тимми почувствовал себя такой крошкой рядом с ним. Теперь Тим мог немного различать некоторые переливы в аромате друга. Тот, что сейчас источал альфа, был густым и будто вязким. Очень тяжёлым.
Он…будоражил где-то внизу живота. Все же Тим вновь остановился на мысли, что Алан — самый красивый мужчина из всех, кого он, Тимми, знает.
— Спи сладко, — пожелал Алан, напоследок окинув омегу — который подался корпусом немного вперёд, будто что-то хотел сказать — нечитаемым взглядом, и как только дверь номера Тимми оказалась за спиной, альфа судорожно выдохнул, оперевшись об неё.
Переждав с пару секунд, Алан подошёл к своему номеру и открыл его ключ-картой, прошел внутрь и кинул на бежевое кресло рядом с постелью пальто — в нем теперь не было нужды, как и в маске спокойствия, которую альфа удерживал, как мог. Грудь часто вздымалась, пульс ощущался даже на кончиках пальцев. Алан лёг на кровать и уставился в потолок, запустив руку в свои густые чёрные волосы, медленно прочёсывая пальцами пряди.
Он только что возбудился от лучшего друга. От своего маленького милого Тимми.
В потолке Алан увидел собственное отражение и повернул голову набок — на себя ему смотреть не хотелось. Шёлковое покрывало приятно легло к щеке, и внезапно Алан вспомнил, как ступни Тима скользили по такой же гладкой ткани, когда омега привставал на колени в постели. Шёлк полотна к шёлку кожи.
Алан мучительно простонал от образа узких изящных ног, которые он недавно держал в своих руках, и которые касались его коленей. Сделай тогда Тим одно неверное движение, и мягкие пяточки бы легли альфе прямо на член, который Алан сейчас аккуратно сжал ладонью, не открывая глаз, представляя, что ласкает его возбуждённый пенис не собственная рука, а нежные идеальные ступни Тима. Будь у него возможность — Алан бы покрыл каждый их сантиметр мокрыми поцелуями.
Альфа не мог прогнать горячие фантазии, в которых он, как фетишист, вылизывал бы ступни омеги и поднимался всё выше и выше к омежьим бёдрам, а затем туда, где под небесно-голубыми трусиками — а Алан знал их цвет точно, потому что случайно увидел их краешек на Тиме, — можно было уже почувствовать не аромат, а
вкус омеги прямо на языке.
Альфа выгнул спину, сминая постель, когда поток наслаждения промчался по всему телу, сосредотачиваясь в тяжёлом твёрдом члене. Рука двигалась по нему медленно, не гонясь за быстрым и диким оргазмом, а позволяя растянуть удовольствие не от движений, а от сменяющих друг друга образов Тима, то одетого, то обнажённого, то невинно смотрящего своими зелёными глазами, то желающего оседлать Алана ещё раз, только уже глубоко и долго.
И совсем не для того, чтобы размять чужие плечи.
Алан прикусил запястье, чувствуя, что совсем скоро кончит, и вцепился пальцами в свои чёрные джинсы в районе бедра, на котором недавно сидел омега. Алан ослабил хватку и провёл ладонью по тому месту, которого касалась омежья попка, лелея надежду почувствовать там влажное пятно.
Оно обязательно было бы влажным, если бы Тим был возбуждён. Быстро промокшие омежьи трусики не стали бы преградой для того, чтобы сладко текущий омега испачкал бёдра и брюки Алана своей смазкой.
— Чёрт, — выругался альфа и отпустил член, не желая забрызгать одежду и постель спермой. Лучше кончить, стоя в душе. Алан поднялся с кровати, снял свитер и, не застёгивая брюк, шагнул в сторону ванной, его большой член с мокрой крупной головкой покачивался при ходьбе. Однако, до душа альфа не дошёл — по пути в большом зеркале он увидел помимо отражения самого себя со взмокшими на лбу волосами, голым торсом и стоящим пенисом, отражение кресла и лежащего на нём пальто, отброшенного ранее за ненадобностью. Пальто небрежно валялось раскрывшимися полами кверху, и Алан заметил внутренний карман. Карман, который он так и не трогал с того самого дня, когда Джек в бешенстве залепил на прощание пощёчину.
Быстро преодолев расстояние, альфа достал из недр своего длинного пальто маленькую белую тряпочку и потерся об неё лицом в призрачной надежде уловить прекрасный аромат Тима, который просто не мог там остаться. Алан медленно водил носом по белью, вернувшись обратно в постель, но когда, полностью его обнюхав, окончательно убедился, что нет и намёка на аромат омеги, альфа обернул белые трусики вокруг основания члена и продолжил мастурбировать, одной рукой придерживая ткань, а другой растирая по члену свою смазку, сочащуюся из головки и узла. От живых горячих фантазий и сильного возбуждения пенис был мокрым, и намок даже край омежьих трусиков. Рваное дыхание, периодически слетающие с приоткрытых губ альфы низкие стоны и влажные звуки, с которыми альфа ласкал себя, казались в тишине номера оглушительно громкими. Движения руки становились всё быстрее — и когда финальное удовольствие уже подступало к грани — они перешли на дикий темп. Хватило всего нескольких, чтобы Алан заметался на постели, хрипло дыша, точно загнанный жеребец, и подёргиваясь от оглушительного удовольствия, кончил. Он накрыл омежьими трусиками головку члена, заливая хлопковую ткань спермой.
Ноги будто свело судорогой от наслаждения, и ослабленный оргазмом альфа лежал на спине, держа в руке испачканное своим семенем бельё Тима и шумно дыша через рот. В ушах звенело, перед глазами плавал туман, и лёгкость от разрядки вскоре ушла вместе со сладостью самого лучшего в жизни альфы оргазма. Они просто бесследно улетучились, оставив Алана в одиночестве с его мыслями и чувствами. Чувством ужасного стыда от содеянного и чувством отвращения к самому себе. Захотелось ударить себя, стереть из памяти всю ту пошлость, которую он только что представлял в отношении Тимми.
Рядом маякнул телефон, сообщение от Тима: «Лови песенку на ночь ^^ Не спишь?».
Алан нервно усмехнулся — что он может ответить? «Нет, не сплю, я просто только что кончил, представляя, как ты делаешь мне минет»? Или «нет, не сплю, просто лежу и смотрю в потолок после того, как мысленно занялся с тобой сексом и вытер свою сперму твоим бельём»?
«Нет, не сплю, потому что я грёбаное озабоченное животное, думающее только членом». Так было бы правильнее.
Алан откинул телефон и в очередной раз тихо выругался. Стало ещё противнее от мысли о том, что буквально за стеной его малыш Тимми лежит в своих милых пушистых носочках, отправляет смешные картинки с коалами и понравившиеся песни, может, опять болтает по телефону с друзьями и даже не думает о том, что буквально пару мгновений назад его брали сзади на полу в чьих-то извращённых фантазиях.
Алан оставляет сообщение без ответа и идёт в душ, думая о том, что эту грязь он отмыть не сможет.
***
Алану, как и многим, всегда хотелось верить в то, что в этом мире есть нечто вечное, но Алан был тем счастливчиком, который это вечное нашёл, а именно — Тимми, из раза в раз засыпающего в машине по пути куда бы то ни было. И вот сейчас машина просто стояла у дома Харрисонов, но Алан не хотел будить омегу, и всё это время смотрел, как во сне подрагивают реснички. Спящий Тимми выглядел младше своих лет, мило изогнувшись и положив под щёку руки.
Алан хотел бы любоваться им до самого рассвета, если Вал с Вилсоном бы не ожидали возвращения сына.
К счастью, беспокоиться им было не о чём — Алан ещё за три дня, проведённых с Тимом, как-то чудом немного адаптировался к его аромату, и теперь мог контролировать себя в важные моменты, не позволяя внутренней дрожи взять над собой контроль. Вот только смотреть в глаза омеге было до сих пор стыдно.
Альфа поправил на Тимми своё пальто, посильнее укутав зачем-то — ведь всё равно скоро нужно было уходить.
«Какой же ты беззащитный» — подумал Алан, глядя на сжатую в маленький кулачок руку. Альфа внутри него долго и надрывно выл, точно брошенный хозяином в лесу пёс, от невозможности прикоснуться к предназначенному омеге, такому…такому
его.
Внезапно Тимми пошевелился и заговорил. С закрытыми глазами так, что Алан даже и не понял — проснулся омежка или же говорит во сне:
— Т-тогда после концерта, когда ты спросил про свой запах, а потом ушёл к себе…я к тебе потянулся, хотел попросить, чтобы ты остался, — пролепетал Тим слабым голоском, — а ещё я хотел сказать, что твой запах самый вкусный, и он действует на меня, очень успокаивает, а иногда совсем наоборот… — омега открыл глаза и взглянул на затаившего дыхание Алана ясным взглядом. Сомнений не оставалось — он не спит.
— А сейчас? — спросил альфа, всё ещё застанный врасплох неожиданным пробуждением друга, — чего больше сейчас? Успокаивает или наоборот?
— Наоборот, — признался Тим. Его пробуждение было внезапным только для Алана, на самом деле омега проснулся давно и уже знал, что они приехали домой. Всю дорогу он находился в неопределённом состоянии — то засыпал, то просыпался, преследуемый странными сновидениями. В моменты бодрствования Тим незаметно из-под полуопущенных век наблюдал за расплывчатой дорогой через лобовое окно…и особенно за Аланом, за его сексуальными руками, держащими руль, большими, красивыми, со строгими часами на запястье, широкой ладонью. Такой альфа вызывал в Тиме какое-то трепетное чувство. И ещё этот запах мятных цитрусов…свежий, возбуждающий сейчас. Если Алан за прошедшие дни успел хотя бы чуть-чуть привыкнуть к запаху Тимми, то сам он только постепенно ощущал нарастание аромата альфы и влечения к нему.
— Так ты поэтому проснулся? Из-за меня?
— Нет, — вкрадчиво ответил Тим, глядя Алану в глаза. Вот опять. Минуту назад спящий, он был похож на котёнка, а сейчас — на соблазнительного хищника, -…из-за странных снов.
— Что тебе снилось? — так же односложно спросил альфа, эти короткие ответы были похожи на какую-то игру.
— Разное, — прошептал Тимми, не сводя глаз с лица Алана.
— Тебе снились кошмары? — голос альфы был таким низким, что у Тима побежали по коже мурашки от этого сочетания заботы, нежности и мужественности.
— Нет, мне снился ты… — для Алана это признание легло неподъёмным грузом на плечи, грузом из глупых надежд, сомнений, радости и тоски. Интонация Тимми на последних словах взлетела вверх, так, как будто он собирается продолжить свою мысль, поэтому Алан ждал, что тот скажет дальше. Так они просто молчали в абсолютной тишине, глядя друг на друга. Никто не говорил. Их ароматы выплёскивались потоками и соревновались друг с другом — чей устоит в схватке.
Судя по всему, проиграл Тим, потому что он первый приблизился к лицу Алана и коснулся его щеки, дыша прямо в губы и не прерывая интимного зрительного контакта. Сердце альфы, кажется, разрывалось на мелкие кусочки — их можно было подобрать и собирать, как мозаику.
Следующий тёплый вздох омеги Алан, не выдержав муки, поймал уже сам.
Нежно, но настойчиво, он целовал самые желанные в жизни губы, и Тимми неумело отвечал на поцелуй. Свой первый поцелуй.
— Я не умею… — Тим прошептал, как будто извиняясь за свою неопытность.
— Глупый, — улыбнулся Алан, обхватив лицо омеги ладонями, — глупый, — повторил он, осыпая лоб, тёплые щёки и нос короткими и нежными поцелуями, — глупый, — и пересчитывая губами каждую дрожащую ресничку, прежде чем вновь обхватить губы омеги своими, увлекая его в новый чувственный поцелуй.
Тим обнимал Алана за шею, прижимаясь ближе, и подстраивался под его темп и напор. Альфа то оставлял почти что невесомые и целомудренные поцелуи на омежьих губах, то горячо ласкал языком. Тимми нравилось всё, он просто таял в руках этого мужчины, наслаждаясь тем, что альфа делал с ним. Наслаждался руками, что бережно пересадили его, как самое ценное в мире сокровище, на колени и оглаживали спину, плечи, руки. Наслаждался тем, как тяжело дышит Алан в перерывах между особенно горячими и долгими поцелуями, а потом, немного отдышавшись, обводит языком его, Тимми, губы и снова целует, но уже влажно, возбуждающе.
Мокрые звуки поцелуев, когда губы отстранялись друг от друга на секунду, распаляли всё больше.
Всего вдруг становится мало — мало воздуха, мало прикосновений, мало поцелуев. Они оба постепенно теряют голову, альфа — когда маленькие ручки забираются под его свитер и начинают обрисовывать кубики на прессе. Тим — когда Алан впервые целует взасос.
Они летят куда-то, будто в машине без тормозов. Хочется, невыносимо хочется всего и сразу. Омежка ёрзает на коленях альфы и гладит его голый торс. Тимми чувствует, как он начинает течь от откровенных ласк и поэтому всё больше пытается вжаться в бёдра Алана, в его вставший каменный член.
Казалось бы, ничто уже не сможет их остановить, но когда Алан сжимает в руках упругие омежьи ягодицы и лижет тонкую шею, будто собирается оставить там свои метки, Тим громко стонет, разрывая тишину. Стонет сладко, протяжно от языка альфы на своей открытой доступной шейке.
И этот бесстыдный стон возвращает Тима и Алана в реальность, вырисовывается бело-красным цветом в огромный знак «стоп». У обоих в голове крутится лишь один вопрос: что я наделал?
«Что я наделал?» — кричит внутри Тимми, слезая с колен альфы и оправляя на себе одежду и чувствуя, как промокло его бельё. «Что я наделал?» — кричит он вновь, вспоминая слова Вилсона, что вся их с Аланом «дружба» — пустой звук, который просуществует лишь до первой течки. «Я всё испортил» — думает Тимми, когда кидает робкое «прости» и выбегает из машины, схватив свой рюкзак. Получается, что Вилсон был прав. Стоило Тиму только обрести аромат, как он тут же полез к лучшему другу в штаны. Если бы не этот последний проблеск разума, то Тим непременно отдался бы Алану прямо там. Всё тело горит от стыда, смущения и поцелуев, когда он просто сбегает из салона.
И вот вновь Алан смотрит, как омега, хлопнув дверью, скрывается в темноте. История, видимо, взаправду циклична.
Когда альфа отходит от оцепенения, свет в небольшой комнатке на втором этаже уже загорается. Хочется побежать следом, но Алан решает дать им время, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок. Одна ночь. Всего одна ночь, и завтра они обязательно обо всём поговорят, как взрослые люди. Обязательно.
Алан опускает голову на руль и сидит так ещё сорок минут, пока свет в заветной комнате не гаснет. Альфа вновь чувствует себя просто ужасно - вина, стыд, растерянность. Он мог бы сдержать себя, не целовать, не лезть, не лапать. Мог, мог, сплошные как бы да если бы…
Берёг от сильного ветра, холода, от темноты, от косых взглядов, от тяжестей, от нападок Джека…
"Но не смог уберечь от самого себя" - с обречённой усмешкой думает Алан.
