Сех-ле. Слуга Стендарра.
Стучать пришлось долго. Лишь после того как Сех-ле в четвертый раз взялся за тяжелое кольцо, послышались шаркающие шаги и резкий скрипучий голос. - Бегу, бегу, - дверь приоткрылась, и на редгарда уставился ветхий имперец, выглядевший, пожалуй, еще старше хозяина особняка. – Что вам надо? - Мы к мэтру Айморе, - ответствовал вор. - Даже так? Хм, - задумался привратник. – Раз вы знаете, кем господин некогда был, заходите. Вашу женщину можете оставить здесь. - Что? – опешила бретонка. - Да шучу я, - старик улыбнулся, продемонстрировав гнилые зубы. – Заходите и вы тоже! Холл особняка произвел на незнакомку такое же сильное впечатление, как давеча на Сех-ле. Редгард заметил, как загорелись ее глаза, когда она увидела стяг с пламенной птицей. Проходя вдоль длинных столов, женщина коснулась ладонью мягкой ткани, покрывавшей кресла. - Не сломайте шею, милая, - голос хозяина вновь зазвучал абсолютно неожиданно. Бретонка, заворожено рассматривавшая люстры, опустила голову и встретилась взглядом с мэтром Айморе, сидевшим на одном из кресел с книгой в руке. - Это большая честь для меня, мэтр! - Пустое. Зовите меня Ги. Напоминания о том, кем я был, причиняют мне боль. - Простите, - женщина виновато перевела взор на боевое полотнище. - Принято, - старик отложил книгу. – Чем я обязан визиту? - У нее есть сведения, за которыми вы посылали меня, - вступил в разговор Сех-ле. - Очень хорошо. Ты можешь идти, если хочешь… Вор развернулся, чтобы уйти, но тут мэтр Айморе закончил свою фразу. - А если хочешь немного разбогатеть – останься. - Вы нанимаете меня? - Можешь назвать это наймом, - пожал плечами старик. – Дело твое. Я предпочитаю слово «сотрудничество». У нас обоих есть, что предложить друг другу. С моей стороны - деньги, с твоей – пара крепких ног, ловкость и воровское везение. Сех-ле не ответил. Но и особняк покидать не стал. Подошел дряхлый имперец, потрепал редгарда по плечу и сунул в руку золотой. Задаток. - А теперь я хотел бы услышать, что мне хочет рассказать прекрасная леди, - Айморе вытянул руку, приглашая Сех-ле и незнакомку присесть на соседние кресла. – Начал бы я с имени. - Меня зовут Кандис, - сказала бретонка. – Я из рода Лешеров. - Наслышан, - кивнул старик, поворачиваясь к Сех-ле. – Тебе, кстати, тоже можно представиться. - Сех-ле. Я из Сентинеля. - Хорошо. Теперь, когда мы все познакомились, позвольте мне угостить вас бренди. Версидус, не будешь ли любезен? - Конечно, - привратник кивнул и направился к лестнице на второй этаж. - А теперь я внимательно слушаю. - Я познакомилась с ним как раз в Часовне, - начала Кандис. – Он сказал мне, что его орден пришел в город, чтобы искоренить в нем зло. - Орден? – переспросил Айморе. - Да. Это не просто наемничий отряд, как все думают. Сами они кличут себя Дозорными Стендарра. Сражаются с некромантами, даэдропоклонниками и всеми им подобными. Но тогда я этого еще не знала. Он мне просто понравился. Любезничал со мной, пригласил в «Мост» выпить пару бокалов вина. - Очень хорошо. А что дальше? - А дальше он взялся проводить меня домой, а в проулке напал. Сказал, что знает, кто я такая, и убьет во славу Стендарра, - женщина осеклась, видимо, вспомнив пережитый ужас той ночи. - Вас есть в чем обвинить? – в лоб спросил Айморе. – Отвечайте честно. - Нет. То есть, формально, наверное, да. Я почитала владычицу Вермину, но все это в прошлом. Я тогда даже не поняла, о чем он. И до сих пор не имею понятия, как он узнал. - Если эти люди – те самые Дозорные, о которых слышал я, то я не удивлен его осведомленностью, - старик запустил руку в бороду. – Но давайте вернемся к вашей истории. Что вы предприняли? - Я… я его убила. - Как? - Меня учили магии, Ги, - Кандис обиженно скрестила на груди руки. - Конечно. Лешеры верны себе, - улыбнулся Айморе. – Я ни разу в жизни не был в Хай Роке, но о вашем доме наслышан. Иллюзия, верно? - Да. Полный паралич. И кинжал под правое ребро, чтобы умер быстро, но успел помучиться, - бретонка ответила на улыбку старика, и Сех-ле поежился. Черты Кандис зловеще исказились, когда она с усмешкой на лице рассказывала о том, как отняла жизнь. - Вы оставили труп в проулке? - Да. А что мне еще было делать? - Нечего. Это верно. В таком случае вопросов у меня к вам больше не будет. Огромное вам спасибо, милая Кандис. - Но вы же должны мне помочь! – воскликнула бретонка. - Как? И в каком деле? Вы легко расправились с Дозорным, так зачем вам помощь калеки, не покидавшего этих стен уже добрый десяток лет, - последние слова дались старику с трудом. Он сглотнул и замолчал. - Вы же понимаете, что они не оставят меня в покое, Ги. – Кандис наклонилась к Айморе и взяла его за руку. – А я не забыла, как все остальные, о ваших талантах. Я читала ваши мемуары, нашла их даже после того, как их запретили. Знаю о Лейсской шахте, о делах Рыбьего Черепа и Солитьюдского отравителя. И о том, почему вас предали забвению. Вы были моим кумиром, Ги. И остаетесь. - Вы не ответили на вопрос, Кандис, - Айморе впился в женщину взглядом, которому позавидовал бы даже дознаватель чейдинхольской тюрьмы. Сех-ле понял, что мэтр ждет единственно верного ответа. - Мне нужна именно ваша помощь, потому что никому другому не под силу помочь мне, - после долгого молчания сказала бретонка. Старик кивнул. - Что ж, это, наверное, правда. Тогда позвольте мне кое о чем попросить Сех-ле, и мы вернемся к вашей проблеме. - Мое первое поручение? – осведомился редгард. - Да. И с ходу самое сложное. Скажи, имеешь ли ты что-нибудь против глумления над трупами? *** В крипту вел только один путь – изнутри самой Часовни. Так думали все. Сех-ле, как и всякий другой вор, находившийся в Гильдии на добром счету, знал, что это совсем не так. Неприметный люк в одном из прудов герцогского замка, открывал длинный извилистый проход, заканчивавшийся могилой одного из древних, давно позабытых правителей Чейдинхола. Этим путем пользовались редко. Грабить Часовню считалось делом низким, недостойным, а главное – неприбыльным. Однако, ныряя в мутные воды пруда, Сех-ле думал именно о деньгах. Айморе посулил двести септимов, неслыханную награду за одно-единственное вторжение. Конечно, редгарда слегка смущала перспектива полосовать ножом покойника, но обещанное золото с лихвой перевешивало природную брезгливость и страх перед мертвецами. Вернув решетку на место и проплыв несколько метров под водой, Сех-ле смог, наконец-то, высунуть голову и сделать глубокий вдох. Ноги коснулись дна. В затопленном тоннеле безраздельно царствовала тьма. Поводив руками по стенам и потолку, вор убедился, что факелов здесь никогда и не было. Проход всегда оставался погруженным в черноту. Пробираться по затопленному тоннелю оказалось делом тяжелым. Несколько раз нога редгарда проваливалась в выбоину, и тогда он, погружаясь в воду с головой, глотал тухлую и крайне неприятную на вкус воду. А прикинув расстояние между Часовней и замком, Сех-ле окончательно приуныл. Такими темпами он мог добраться до крипты лишь к рассвету, и ему пришлось бы ждать в проходе целый день, пока жрецы вновь не отправятся на боковую. Нащупав в кармане амулет каджитского глаза, редгард вызвал его магию. Как он и ожидал, ничего токового рассмотреть не удалось. Взору вора открылся уходящий во тьму коридор с земляным потолком и неровными стенами. Лениво колебавшаяся вода неопределенного оттенка цвела мелкими водорослями. Сех-ле начал мерзнуть. Уже дважды ему пришлось опорожнить мочевой пузырь. Пронизывающий холод сковывал движения и сильно тормозил передвижение. Редгард вспомнил, что ему рассказывали о гибели от переохлаждения. Воры, работавшие в Бруме, часто повторяли, что ощущение холода означало готовность организма сопротивляться, а чувство тепла – напротив - смертельную опасность. Погибнуть в богами забытом тайном ходе даже ради двухсот золотых было бы довольно глупо, поэтому Сех-ле, собрав волю в кулак, решил во что бы то ни стало ускориться и достичь крипты до рассвета. Сначала он попытался плыть, но тоннель был слишком узок для этого. Вор то и дело бился руками о стены, сдирая кожу, и вскоре вновь перешел на шаг. По ощущениям редгарда, он шел уже добрых три часа. Уровень воды, несмотря на это, не менялся. В некоторых местах Сех-ле даже приходилось нырять и преодолевать полностью затопленные участки. Холод ушел на второй план. Теперь вором овладела неуверенность в том, действительно ли тоннель ведет в крипту. Гильдейцы не пользовались им долгие годы. Вдруг они дали ложную наводку? А сам лаз вполне мог обвалиться! Сех-ле нервно дернулся, представив себе, что ему придется преодолевать обратный путь. В этом случае холод точно его доконает. Он уже почти полностью отчаялся, когда уткнулся в глухую стену. Редгард поводил по ней руками, и его ладонь легла на выпуклый шершавый камень. Сех-ле вдавил его в стену, и в глаза ему ударил ослепляющий желтый свет, а под ногами выросли невесть откуда взявшиеся ступени. Редгард шагнул вперед, и скрип за его спиной возвестил о том, что потайной лаз вновь затворился от ненужных глаз. Щурясь, делая неуверенные шаги и оставляя на полу мокрые следы, вор добрался до ближайшего факела и сбросил его на пол. Зал крипты окутал полумрак, позволивший Сех-ле быстрее адаптироваться к свету после трех часов блуждания в кромешной темноте. Прислонившись к стене, редгард оглядел помещение, в котором очутился. Один из укромных уголков крипты, как и уверяли гильдейцы. Здесь не хоронили простонародье, и скорбящие родственники редко тревожили священный покой этого места. Вдоль стен стройными рядами стояли роскошные саркофаги знати. Некоторые надгробия выглядели давно забытыми, некоторые были ухожены и украшены цветами и свечами. В центре высились два стоячих памятника, один из которых, изображавший воителя с двуручником, прижатым к могучей груди, и служил входом в затопленный лаз. Оставив графский погребальный зал, Сех-ле вышел в смежную комнату. Именно там он и нашел то, что искал. Мертвый Дозорный лежал на мраморной плите. Жрецы уже омыли его, но еще не облекли в погребальные одежды. Покойник был обнажен. Большая удача! Редгард вытащил тонкий алхимический скальпель, который ему дал Айморе. Но, осмотрев труп, Сех-ле испытал чувство, сродное одновременно и страху, и разочарованию. То, что он искал на теле Дозорного, исчезло вместе с куском мяса, буквально выдранным из бедра. Кто бы ни сделал это, он наверняка либо недавно покинул крипту, либо еще находился в ней. Перекинув скальпель в левую руку, редгард потянул из ножен свой верный кинжал. В тот же момент послышалось бряцанье стали. Сех-ле нырнул в графский зал, прижался к стоячему саркофагу и попытался выровнять дыхание. Его сердце колотилось так сильно, что, казалось, сотрясало стены гробницы. Молясь всем богам и поминая Шестнадцать Принцев, редгард выглянул из своего укрытия. В погребальную залу спустился Дозорный Стендарра, тот самый, который остался в Часовне после общей поминальной молитвы. Воин подошел к покойнику и осмотрел его. Обнаружив рану на бедре, Дозорный насторожился. Рука его легла на рукоять меча. Несколько мучительно долгих мгновений воин вертел по сторонам головой, затем прошел по всему залу, заглядывая за каждую колонну и проверяя каждую нишу. Сех-ле вновь спрятался за изваяние старого графа. Клацанье кованых сапог Дозорного раздавалось теперь совсем близко. Спустя несколько ударов сердца воитель зашел в графскую погребальную залу. Не заметить лужи на полу он не мог...Коннельм. Крюки.
Сначала было просто чувство боли. Стараясь ничем не выдать себя, Коннельм лежал, уткнувшись лицом в пропитанный собственной кровью песок. Затем пришли служители арены. Ржавый железный крюк вонзился в ногу норда, и тяжелое тело повлекли безжалостные и безмолвные служители. Коннельма протащили по грубому каменному спуску, грубо вытесанным ступеням, везли в трясучей телеге, пребольно ударяя о занозистые стенки, а потом бросили в зловонную яму и накрыли чуть надушенной тканью. Гладиатор знал, что подобных ему не хоронили с почестями. Будь он мертв, его последним пристанищем стала бы братская могила, в которую раз в три дня погибших воинов кидают друг на друга и наскоро забрасывают землей. Но Коннельм еще цеплялся за жизнь. Дождавшись, пока колеса телеги вновь заскрипят, увозя служителей назад в Имперский Город, норд открыл глаза, ощупал рану в боку. Кровь почти перестала течь. Сделав вдох полной грудью, Коннельм по ощущениям понял, что легкое не пробито. Гораздо хуже дело обстояло с икрой, в которую вонзился крюк могильщиков. Ржавое железо пробило мышцу, и любая попытка пошевелить ногой вызывало чудовищные мучения. Гладиатор нащупал лежавшее прямо под ним тело. Оторвал от доспеха две широкие кожаные полосы и крепко перемотал ногу. Затем примотал к торсу тряпку, служившую еще одному мертвецу нижней рубахой. И – пополз. Его целью было озеро Румаре.Ренас. В предвкушении опасности.
Возвращаться в Морровинд Ренасу не хотелось. Аргонианские власти вряд ли забыли, при каких обстоятельствах темный эльф покидал родину своих предков. Ренас прекрасно понимал это, равно как и его приемный отец, но иного выхода у них не было. Дело, которому Ги Айморе посвятил последний десяток лет, подходило к завершению, и роль Ренаса в нем была решающей. Лодчонка медленно плыла по течению одного из протоков непроходимых топей на границе с Аргонией. С трудом вдыхая тягучий жаркий воздух, Ренас наблюдал за слаженной работой своих наемников. Он подобрал их на границе с Сиродиилом. Отчаянные ребята, готовые взяться за любую работу. Специалисты, которым азарт и гордость за выполненное задание куда важнее денег. - Завтра будем на месте, - сказал Погребенный-в-Лепестках, единственный аргонианин в отряде. - Я знаю, спасибо, - Ренас сухо кивнул. – Вы готовы пойти за мной внутрь? - Ты заплатил вперед, - Погребенный пожал плечами, словно вопрос данмера показался ему абсурдным. - Ты был там? - Никогда. Мы обходим это место стороной. Хист не одобряет то, что Великий Конструктор сделал с лесом, с его недрами и корнями. - Бредни, - фыркнул Мойл, имперец, командовавший отрядом. – Двемеры веками занимались тем же, но при виде их руин тебя не мучил суеверный ужас! - Это другое, старший брат, - покачал головой аргонианин. – Магия Конструктора, она другая. Он достаточно изучил двемеров, чтобы усовершенствовать то, что делали они. К тому же, он исчез совсем недавно. - Исчез? Да его убили! – вмешался лучник Саймир, вытаскивая из воды весло. – И, по слухам, все его создания тоже уничтожены! - Я в это не верю, - отрезал Погребенный-в-Лепестках. Ренас вполоборота отвернулся от спорящих наемников и поднял голову. Над ними сплошным зеленым потолком простирались кроны причудливо изгибающихся растений. Скрученные древесные стволы переходили в миллионы тонких ветвей, сплетавшихся друг с другом в смертельной борьбе за солнечный свет. Среди густой листвы прятались птичьи гнезда и змеиные логова. Огромные насекомые то взмывали в воздух, то резко снижались в попытках слету выхватить из воды мелкую рыбешку или зазевавшегося водного жука. Джунгли жили так же, как и тысячи лет назад. Это была прекрасная и дикая арена, на которой разворачивались схватки за существование целых видов. - Смотрите! – Погребенный-в-Лепестках вытянул руку. Ренас повернулся и увидел первое доказательство их близости к Заводному Городу. Аргонианин указывал на древнее дерево Хиста. Колоссальный ствол выглядел безжизненным на фоне окружавших его более молодых растений. На ветвях не зеленел ни единый лист, а высунувшиеся из-под земли корни практически окаменели и приобрели пепельно-серый цвет. Священное древо Аргонии было задушено изнутри. Приглядевшись, Ренас заметил, что ствол Хиста оплетен тонкими латунными трубами. То там, то здесь из коры торчали гвозди, металлические обрезки, приборы, вживленные некогда прямо в дерево. Внезапно дерево издало глухой протяжный звук, похожий на вздох, и все участники экспедиции одновременно вздрогнули. Из глубоких ран, оставленных на теле Хиста непостижимым гением Сота Сила, вырвались клубы белоснежного пара. Трубы с лязгом сдвинулись, словно гигантские змеи, душащие добычу, а из-под земли близ дерева высунулись два шатуна. Ренас как завороженный наблюдал за сцепляющимися в механическом танце шестернями. Шатуны прошли вдоль Хиста, цепляясь за ползучие лианы и распугивая насекомых, и столь же неожиданно скрылись, а громадное растение, окутанное клубами пара, вновь застыло, и обманчиво мертвое искусственное подобие жизни покинуло его до следующего цикла. - Это только первое, - с горечью проговорил аргонианин. – Таких деревьев здесь больше десятка. Конструктор отнимал нашу память. - Нет, не думаю, - Ренас глядел на мертвый Хист, пытаясь представить себе истинный масштаб деяний мудрейшего из Трибунала. Великого мистика, которого ему по долгу рождения надлежало звать Богом. – Он пытался изменить действительность. Это дерево не погибло зря. - Тебе не понять, - ответил Погребенный. В его голосе не было злобы, и он словно жалел данмера, который не мог оценить истинное значение Хиста. – Только Народ Корня в состоянии видеть то, что скрыто под землей. Это прерванная связь. Изгои. Отречение. Отстраненность. Ты не чувствуешь. Никто здесь не чувствует. - Боги, да заткнись ты! – рявкнул Мойл. – Если ты будешь устраивать такое из-за каждого дерева, зачем ты вызвался идти с нами? - Твое слово – закон, старший брат, - невозмутимо ответствовал ящер. - Так-то, - имперец удовлетворенно кивнул. – А теперь смотрим в оба. Нам нужно место для привала. Доплывем до Сота Сил уже завтра. - Стоянка? Так рано? – удивленно поднял бровь Ренас. - Да. Мне нужно будет поговорить с ребятами, сказать, чего я жду от них завтра. Мы спустимся на ярус вниз, верно? - Я на это очень рассчитываю, - подтвердил данмер. - Тогда мы должны действовать четко, - Мойл подозвал к себе Аферелиса, альтмера, выполнявшего в отряде роль мага и целителя. – За сегодняшний вечер я добьюсь от ребят, чтобы они действовали слаженней, чем та машина Конструктора, которую мы только что видели. - Ясно. - Я рад, что ты меня понял. Аферелис, начинай подготовку. Альтмер не ответил, но за время путешествия Ренас успел привыкнуть к тому, что волшебник практически всегда молчит, зато выполняет поручения быстро и грамотно. Так произошло и теперь. Лодку словно подхватили чьи-то могучие, но бережные ладони. Спустя пару мгновений судно мягко вытолкнуло на берег. Мойл выпрыгнул на сушу. - А теперь – за работу! Ренас не стал помогать наемникам ставить лагерь. Он сел на берегу и задумался о предстоящих испытаниях. Ги был уверен, что собрал достаточно составных частей, чтобы разгадать головоломку. Флаг, татуировки, ключи, карты. Сойдется ли все это воедино? Сможет ли Ренас вернуть приемному отцу доброе имя? Увидит ли Ильмени? Ильмени. Сестра. Самое близкое существо во всем мире. Несмотря на доброту Ги и Лесты, Ренас так и не научился называть их отцом и матерью. Поняла ли Леста, что простое слово «мама», которое она услышала от него лишь на смертном ложе, было произнесено с фальшью? Данмер надеялся, что нет. Из Лесты определенно получилась бы хорошая мать. Но не для него. Темный эльф не мог впустить ее в свое сердце. Боязнь очередной потери пугала его. Ренас привык терять близких. Отец, мать, дядя, Фелас, Ошертес, Леста. Этот список можно было продолжить именем сестры. Ильмени ушла из особняка Айморе несколько лет назад. Ушла – чтобы не вернуться. Но Ренас не терял надежды увидеть ее вновь. Он не верил, что Ильмени погибла, напротив, уверенность в том, что она уже нашла свое счастье и, может быть, даже стала матерью, была непоколебима. Сестра не слышала зов дальних странствий и неведомых опасностей. Тихая домашняя и привязчивая девочка превратилась в скромную девушку, которая стала бы идеальной женой. Ее уход – или бегство – стало неожиданностью для всех, кто ее знал. Почему она это сделала? Что заставило Ильмени покинуть Чейдинхол сразу же после смерти Лесты? В оставленном ею письме не было ни намека. Просто прощание… Ренас зачерпнул ладонью воды и плеснул на лицо, пытаясь отогнать тоску по сестре и боль, которую разделял с Ги. Все это не должно отвлекать его. Завтра – уже завтра – он первым со времен Неревара Возрожденного войдет в Заводной Город.Коннельм. Румаре.
Холодная вода обжигала глотку и желудок. Норд пил ее с жадностью, словно странник пустыни, достигший оазиса. Он чувствовал жизнь, которую дает первозданная влага. Саднящие раны, смертная усталость и позор поражения отступили на второй план, пока Коннельм, по-звериному припадая к воде, наслаждался каждым глотком. Что будет теперь? Изгнание? Бегство? Попытка вернуться на Арену? Гладиатор перевернулся на спину, позволив степенным волнам Румаре теребить его длинные волосы, заплетенные в три косы. Плеск волн навевал сон, но отдыхать было нельзя. Коннельм прикидывал все возможные варианты, пока, наконец, в голову ему не пришел единственно верный. Норд улыбнулся собственной недогадливости. Она не стала его добивать. Благодаря ей он дышит. И именно ей он посвятит остаток дней. Кажется, ее зовут Ильм. Он явится к девушке и предложит ей решить, что делать дальше. Если Ильм не захочет принять Коннельма – так тому и быть. Но почему-то взгляд, который норд поймал перед тем, как она опустила занесенное для удара милосердия оружие, подсказывал ему, что он не будет брошен…