Сех-ле. Дно.
Редгард растянулся на неудобной подстилке, набитой чем-то, похожим на солому, которая отсырела, замерзла и превратилась в жесткие колючие комки. Чувство безысходности, поселившееся в нем в тот момент, когда стражники сковали его руки кандалами и на цепи повели в крепость, теперь отошло на второй план. Разумом он понимал, что следующее же полнолуние докажет, что он – не оборотень, и тогда можно будет спокойно вернуться к Ги Айморе, показать ему все находки, забрать плату и покинуть город. Остается, конечно, проблема с Дозорными, но неужели старик не сможет доказать им, что Сех-ле никого не убивал? Да даже если и нет – плевать! В любом случае, в Чейдинхоле уже не останешься… Успокоив себя, вор закрыл глаза в надежде подремать. Из соседних камер доносились крики, смех и проклятия, но Сех-ле вымотался настолько, что провалился в глубокий сон даже под эту какофонию. Ему снился медведь-оборотень, терзающий плоть Дозорного Стендарра. Утро он встретил бодрым и даже немного счастливым. После событий последних дней Сех-ле смог, наконец-то выспаться без чувства того, что завтрашний день готовит очередной взлом, погоню или – хуже того – визит к оборотню. Слопав миску жидкого супа, сваренного, судя по вкусу, из какого-то животного, умершего от старости еще в Первую эру, редгард подошел к решетке и постарался оглядеться. Голова не пролезла сквозь прутья, так что он смог увидеть только камеры на противоположной стороне. В клети напротив сидела девушка в коротком платье. Дрожащие отблески факела выхватывали из полумрака следы заразной болезни на ее лице. Ряд камер по левую от нее сторону пустовал, зато справа Сех-ле заметил двух громил-орков, по виду – обычных головорезов с большой дороги. - Здесь есть кто? – вполголоса спросил редгард, обращаясь к возможным соседям из ближних клетей. - Джа-Марид здесь, - ответили справа. – Джа-Марид попался на сладком сахаре. Сбоку от Джа-Марида норд. Норд не может говорить, не имеет языка, но все слышит и понимает. - Ясно. - Редгард назовет свое имя? – промурлыкал Джа-Марид. - Сех-ле из Сентинеля, - представился вор. – А сижу здесь ни за что. - Каджиту знакома такая ситуация, - кот издал странный булькающий звук, словно попытался засмеяться, но не смог. – Норду тоже. Разве сладкий сахар, священный сахар, может считаться преступным? Джа-Марид так не думает. - Так, скоты, - послышался скрип несмазанного дверного косяка, и в тюрьму спустился стражник, – кто здесь еще не сдох? - Охранник приходит раз в час, - прокомментировал Джа-Марид. – Каджит предпочел бы видеть его пореже. - Заткни пасть, кошак! – гаркнул тюремщик. В это время девушка напротив повернулась к нему задом, нагнулась и задрала юбку: - Хочешь меня? Я дам тебе бесплатно! Только выпусти! Выпусти! - Тебя? – стражник, тяжело переваливаясь, подошел к камере девушки. Сех-ле отметил, что ему не мешало бы похудеть хотя бы на полтора-два десятка фунтов. – Да я скорее засуну хрен троллю в пасть, чем в твою дырку! Ты скольких мужчин успела перезаразить, сука? - Мне нужны были деньги! Прошу вас… Мои дети… - Твои дети переданы в приют, - сплюнул себе под ноги тюремщик. - Нет! Не-ет! – зарыдала несчастная женщина. - Нечего было идти в шлюхи, - стражник отвернулся. – Как будто не знала, что от этого родятся ублюдки. - Дай лучше мне, крошка, - выкрикнул запоздалую грубую остроту один из орков. – У меня длиннее! - Так-так-так, - проигнорировав разбойника, тюремщик подошел к Сех-ле. – А ты у нас, значит, оборотень? - Нет, - покачал головой вор. - Увидим. С радостью насажу твою голову на пику. - Не зарекайтесь, - редгард улыбнулся. – До полнолуния две недели. А там – сладкая свобода. - А ты не думал, отродье Хирцина, - стражник провел по горлу ребром ладони, - что две недели ты здесь не протянешь? Поспорим, что тебе срубят башку еще до наступления следующей? Ты перешел дорогу очень уважаемым людям, так что можешь начинать молиться. - Это подстава! - Конечно-конечно, - расхохотался, брызгая слюной, охранник. – Все так говорят. Вон, послушать тех зеленых, так их тоже подставили. Вручили им в руки окровавленные топоры и подбросили труп двенадцатилетнего мальчика прямо в их хибару! Вот подстава – так подстава, куда уж твоим злоумышленникам! - Пусть редгард не слушает охранника, - сказал Джа-Марид, когда стражник ушел. – Охранник часто пугает узников. - Нет, в чем-то он прав, - поморщился Сех-ле. – Я действительно влез не в свое дело. Но казнить, не разобравшись, действительно ли я виновен… Вор не стал слушать, что ответит каджит. Он вернулся на свою подстилку, сел, подтянув колени к подбородку, и предался тяжелым мыслям. Вся уверенность в будущем оказалась мнимой, ложной. Если Дозорные, настоящий оборотень или кто-то другой, кому мог помешать Сех-ле, действительно могут влиять на власти Чейдинхола, его песенка спета. Обхватив ноги руками, он тупо смотрел на девушку в камере напротив, скорчившуюся примерно в такой же позе. Две беды, два горя, две безысходности. У несчастной шлюхи отобрали самых близких людей, у него могли столь же просто отнять жизнь. Перемолоть забрызганными кровью жерновами лжеправосудия и предать вечному забвению. Он даже не заметил, как задремал. Сон был тяжелый, тревожный и прерывистый. Сквозь марево полуреальности Сех-ле видел, как толстый стражник пытается разбудить его, стуча по решетке железной дубинкой. Звуки и запахи потеряли всякое значение. Ворочаясь на подстилке, редгард чувствовал, что она пропитана потом. Ладони и лоб покрылись липкой испариной. Несколько раз он опорожнял кишечник, чувствовал, что ему неприятно, но подняться и дойти до зловонной ямы не было сил. Открывая глаза, Сех-ле видел, что на полу его камеры стоят уже четыре миски с похлебкой. Четыре дня. Прошло четыре дня. Вор пытался осознать это, но безуспешно… - Да у него лихорадка! – голос показался странно знакомым, и Сех-ле попытался поднять голову и разлепить веки. - Он все равно труп, - ответил грубый бас тюремщика. Редгард поднял руку. - Он узнал меня, видите? – старческий голос. Знакомый. Спасительный. - Да и что? - Вы впустите меня к нему. Может быть, вам нужны деньги? - Взятка? Мне? – с деланной обидой произнес стражник. – Да еще и от слуги человека, потерявшего честь! - Какая вам разница? – проворчал старик. - Верно, никакой. Но свое я уже получил, - тюремщик говорил, не таясь. - Тогда все ясно. Сколько они вам заплатили? Мы перебьем цену. - Не выйдет, - отрубил охранник. – У тебя десять минут, дед. Говори с заключенным, делай, что хочешь, но внутрь ты не войдешь и ничего ему не передашь. - Сех-ле, - позвал старик. Редгард дернулся, пытаясь перевернуться на бок. – Не двигайся. Лежи, копи силы. Это Версидус, дворецкий мэтра Айморе. Узнал? Подними вверх один палец, если узнал. Вор вытянул большой палец. - Извини, что не нашли тебя раньше, - продолжил удовлетворившийся ответом Версидус. – И не подумай, что тебя бросили умирать. Мы попытаемся вытянуть тебя побыстрее и уж точно отсрочим твою казнь. Мэтр уже говорил с Дозорными, скоро они должны отозвать обвинения. И, между прочим, ты нашел то, о чем просил мэтр? Подними палец… Отлично! Ты большой молодец, Сех-ле. - И все? – спросил у замолчавшего старика тюремщик. - Все. Могу я принести ему целебное снадобье? Пусть ваши алхимики проверят его. - Ладно, - сдался стражник. – Но только для того, чтобы он дотянул до плахи. Посетитель ушел. Редгард снова погрузился в бессознательное состояние. Но на следующее утро он тяжело перекатился на бок, сполз с подстилки, добрался до мисок с едой и съел содержимое двух из них. - Эй, каджит! – Сех-ле попытался закричать, но из его горла вырвался лишь сиплый стон. Тем не менее, его услышали. - Джа-Марид здесь. - Сколько… дней? - Луна взошла пять раз, - ответил кот и сразу же добавил, - Джа-Марид думает, что Сех-ле из Сентинеля будет жить. Лихорадка обычно убивает за первые три ночи. - Надеюсь, - прошептал редгард, думая лишь о том, что выздоровление может лишь ненадолго отсрочить его конец, если Ги Айморе не убедит Дозорных Стендарра в его невиновности. В любом случае ему оставалось лишь ждать.Ильмени. Слишком много вопросов.
- И что ты скажешь в свое оправдание? – Амзарат гро-Баргаш закинул ногу на ногу и вопросительно посмотрел на Ильмени. - Оправдываться? Мне? За то, что из общей могилы стащили труп? – попыталась изобразить удивление девушка. – Ты бредишь. - Не будь самоуверенной, Ильм, - орк махнул рукой, давая понять, что возражений не потерпит. – Человек, который спрашивал о Коннельме сегодня, явно не любит и не умеет шутить. Мне все одно, добила ты норда или нет, но исчезновение тела вызывает подозрения. Я заболтал нашему гостю зубы, но он вернется, чтобы поболтать именно с тобой, вот увидишь. - Спасибо, Ам, - данмерка благодарно кивнула. – Но я в любом случае чиста. - В таком случае, тебе нечего опасаться. Ты готова выступать? На Зеленой Дороге захватили гоблинов, так что можно устроить дневной бой против двух из них. - Цена вопроса? - Сто пятьдесят за каждого. Ставки на гладиатора ниже, поэтому больше дать не могу. Если ты не пойдешь – выпущу Ашижру. - Я согласна, - Ильмени коснулась руки Амзарата. Орк поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. - Будь осторожна, Ильм, - сказал гладиатор. – И не только с гоблинами. Тебя будет жалко терять. Публика, как и всегда, встретила Ильмени оглушительным воем и громовыми аплодисментами. Охота на гоблинов считалась одним из любимейших развлечений толпы. Взвесив в руке тяжелую алебарду, выданную Амзаратом, девушка вышла в песчаный круг и картинно поклонилась. Решетка врат Желтой команды медленно опустилась, выпуская на Арену гоблинов. Приземистые головастые существа с обманчиво тонкими ручонками были облачены в туники яркого цыплячьего цвета. Обоим гоблинам в качестве оружия выдали по булаве. Сутулясь и неуклюже шаркая лапами по песку, нелюди начали обходить девушку с двух сторон. Ильмени атаковала первой. Гоблин, на которого она прыгнула, заверещал и неловко отбил алебарду своей булавой. Девушка ушла в сторону от контрвыпада, снова занося свое оружие. Второй противник уже бежал на нее, размахивая лапами и что-то выкрикивая на своем странном языке. Данмерка слегка остудила его пыл широким взмахом алебарды, от которого гоблин едва успел увернуться. Не дожидаясь новой атаки, Ильмени сделала шаг вперед к первому врагу и обратным ударом своего тяжелого оружия выбила из его рук булаву, а на следующем выпаде развалила тщедушное тельце практически пополам – от плеча до пояса. Гоблин конвульсивно дернулся, заваливаясь на спину, и девушка выпустила древко намертво застрявшей в трупе алебарды. Увидев, что Ильмени обезоружена, оставшийся в живых гоблин кинулся на нее, беспорядочно нанося удары булавой. Эльфийка уходила от его выпадов, сохраняя дистанцию и выискивая удобный момент для контратаки. Таковой вскоре представился: не рассчитав свои силы, гоблин слишком широко размахнулся оружием и не смог удержать равновесие. Железное яблоко ткнулось в песок, а данмерка, упруго оттолкнувшись от земли, прыгнула на гоблина, повалила его и схватила за подбородок и макушку. Резко повернув голову противника вбок, Ильмени сломала ему шею. Поднявшись на ноги и еще раз поклонившись зрителям, девушка вытащила из тела убитого гоблина алебарду и спустилась в Кровавый зал. - Держи, - Амзарат протянул девушке мешочек с золотом. Отсчитав пятьдесят монет, Ильмени замотала их в тряпку, а остальное сложила в свой ящик. Там уже накопилась немаленькая сумма. Когда-то эльфийка хотела потратить ее на специалиста Гильдии Магов, который по слухам лечил скуумовых наркоманов, но затем, поняв, что Дорвара невозможно вернуть к нормальной жизни, начала копить сбережения бесцельно и безотчетно. Разобравшись с деньгами, Ильмени отчистила алебарду от густой липкой крови и отдала ее Амзарату. Сняла доспехи, оставшись в набедренной повязке и сандалиях, вычистила из них песок и аккуратно сложила в ящик. Затем надела платье, привесила к поясу деньги и, попрощавшись с Амзаратом и гладиаторами, готовившимися к вечернему выступлению, покинула Кровавый зал. На Имперский Город опустилась тяжкая дымка. Предвечерняя жара вступала в свои права. Десятки нищих и голодных оборванцев уныло толпились возле входа на Арену. Это были самые бедные жители столицы. Они не могли позволить себе сделать даже минимальную ставку, но, как и все прочие, живо обсуждали события сегодняшнего дня. В их существовании не осталось ничего, кроме чужой боли и предсмертного страха; да и жили они лишь ожиданием крови и жалкой, постыдной удовлетворенностью тем, что кому-то приходится еще хуже, чем им. Нищие, охочие до смерти. Когда-нибудь они почувствуют радость убийства, совершенного собственными руками, и тогда Имперский Город утонет в крови… Ильмени уже почти миновала разгорячнных спорами бедняков, когда ее окликнули. Она не сбавила скорости, и незнакомец догнал ее. - Простите? – девушка на ходу повернула голову. Рядом с ней шел беловолосый альтмер, чье лицо было обезображено четырьмя длинными шрамами. Их могли оставить только когти крупного хищника наподобие медведя или горного льва. - Что вам нужно? - Я хотел бы поздравить вас с победой, - медоточиво улыбнулся альтмер. Разорванная зверем верхняя губа приподнялась, обнажая десны. – А еще… - Спасибо. Надеюсь, вы преумножили свои деньги, - Ильмени ускорила шаг. - А еще, - настойчиво повторил незнакомец, - задать несколько вопросов, если вы не против. - Против. - Очень жаль. Могу поинтересоваться, почему? - Не можете, - девушка остановилась и уперла руки в бока. – Слушайте, я знаю, что сегодня вы уже спрашивали о Коннельме Яростном Сердце. Он мертв. Что вы хотите от меня?! - Мне нужно лишь удостовериться в истинности ваших уверений, - как ни в чем не бывало ответил высокий эльф. – Понимаете ли, Коннельм должен был кое-что мне отдать, да не успел. Вот я и подумал, а вдруг он еще жив? Но когда я достиг погребальной ямы, его там не было. Я лишился очень важной для меня вещи… - Сочувствую. Но ничем помочь не могу. - Что ж, - альтмер блеснул глазами, - это на самом деле прискорбно. Но спасибо и за то, что уделили мне время, госпожа Айморе. - Не за что, - Ильмени повернулась на каблуках и пошла дальше, чувствуя на себе испытывающий взгляд незнакомца. Он знает о ее происхождении и о том, что в истории с Коннельмом точка еще не поставлена. Слишком много вопросов, на которые нет ни времени, ни желания искать ответы. А значит, пришло самое время расспросить норда о его таинственных должниках и, если надо, выставить его за дверь…Коннельм. Гончие.
Он полулежал в кресле, положив ноги на стул. Стараниями Ильмени рана в боку уже болела значительно меньше, а разорванная крюками икра почти не беспокоила его, если он не наступал на ногу. Теперь Коннельм мог ходить по комнате, опираясь на костыль. Дорвар предпочитал не попадаться норду на глаза, так что все свое время тот проводил в одиночестве – читая книги из обширной библиотеки данмерки – либо в разговорах с самой Ильмени. Коннельм старался быть полезным. Он наточил все ножи и кинжалы в доме, поправил покосившуюся печную раму, вырвал из лестницы на второй этаж прогнившую ступеньку и заменил ее новой. Каждый вечер норд встречал Ильмени новым блюдом, которые готовил из найденных в подвале продуктов. К Коннельму вернулось практически забытое ощущение дома, очага и благодарности. Он не смог бы выразить свою признательность за спасение словами, иными, чем вечная клятва на верность, и поэтому старался показать ее делами. Ильмени принимала помощь норда, но к разговору о том, что будет после его выздоровления, так и не возвращалась. Тихий стук поднял Коннельма с кресла. С помощью костыля он доскакал до двери и впустил Ильмени внутрь. Девушка выглядела расстроенной и обеспокоенной. - Суп в котелке, - сказал норд. - Позже, Коннельм, - эльфийка подвинула себе стул и села у огня. – Сначала я у тебя кое-что спрошу. - Я весь внимание. - Сегодня о тебе дважды спрашивали. Высокий эльф с разодранным лицом. Он сказал, что ты его должник, - Ильмени рассеянно уставилась на пляшущие в печи огоньки. – Расскажи мне все, что ты об этом знаешь. От твоего ответа будет зависеть, останешься ли ты в этом доме. - Я… знал, что это случится, - ответил норд после короткой паузы. Он доковылял до кресла и тяжело опустился в него. – Это значит, я сам должен тебя покинуть. Гончие напали на след, Ильм.