wish you were here

      Как бы там ни было, после отъезда Баки жизнь продолжалась, разве что казалось, что чего-то не хватает. Стив по-прежнему ненавидел подонков и выступал защитником справедливости, хотя теперь синяков и ссадин было куда больше, так как рядом больше не было Джеймса, который приглядывал бы за ним. "Не натвори глупостей". Всякий раз, "рядясь" в борцы с преступностью, Роджерс вспоминал слова Баки. Однако, каждый вечер, обрабатывая раны, он все еще оставался уверенным в собственной правоте. "Это не те глупости, которых я должен избегать." - говорил себе Стив, промокая ватку в перекиси.       Будние дни оставались прежними. Проснувшись раньше звонка будильника, он встает не сразу. Смотря какое-то время в потолок, Стив мысленно раскладывает по полочкам предстоящие дела и не сразу вспоминает, что стоит вычеркнуть из них перерыв на кофе с Баки, а после встает и сразу заправляет постель. Он никогда не выключает радиоприемник, разве что немного убавляет звук, когда ложится спать. Все еще включенный, о чем свидетельствует просвечивающий через толстый слой красной краски огонек, приемник вещает легкий джаз, как это обычно бывает по утрам, сразу после того, как бодрый голос ведущего пожелал слушателям хорошего дня. Готовка завтрака начинается под музыку, а ложится на тарелку последний блинчик уже под утренние новости. Поливая незатейливый завтрак медом, Стив узнает об общем положении на разных фронтах, самостоятельно соотнося потери с прорывами и делая личные выводы. Как и всегда, его несколько смущает, как ловко и быстро ведущий переходит от соболезнований к рекламе облигаций, но не удивляет. Солнце поднялось уже достаточно высоко, чтобы залить светом кухню. Доедает без аппетита, вспоминая, как Баки однажды сказал, что лучше всего у него получается готовить и рисовать. Опять Баки. В какой аспект жизни ни глянь, все напоминает о нем.       Приглушив приемник, как делает это перед сном, Роджерс на выходе из дома накидывает куртку и запирает дверь.       Контора, где в то время работал Стив, находилась в паре кварталов от его дома. Будучи художником-иллюстратором, он занимался иллюстрациями к газетам, охотно брался за зарисовки и иллюстрирование военных рассказов как для крупных тиражей, так и по индивидуальным просьбам. Рисование успокаивало. Стив любил рисовать, а заниматься тем, что любишь, особенно в те годы, могли себе позволить очень и очень немногие люди. Впрочем, из радостей жизни эта стала практически последней.       По дороге на работу он опускает в почтовый ящик второе по счету письмо, адресованное Джеймсу Барнсу, 107 полк, Англия. Он не был уверен, что первое письмо дойдет, да и второе, ему казалось, написано лучше. Стив заметил, что проверяются и опустошаются далеко не все ящики Бруклина, поэтому далеко не каждое письмо попадет к адресату. Должно быть, на почте не хватало людей. Работников не хватало везде. Однако, это письмо попало в тот ящик, который действительно стал пунктом приема, от которого оно последует дальше.       Как уже известно, работа требовала усидчивости, а излишняя активность как раз-таки не была присуща Стиву Роджерсу. Раньше свои перерывы он проводил по обыкновению в кафе, и, как правило, ненормированный график позволял заскочить и Баки. С недавнего времени он стал все реже выбираться из бюро посреди рабочего дня, предпочитая перекусывать в процессе. С ним работало еще пару человек, среди них была девушка довольно приятной наружности, но Стив, как всегда, не обращал внимания. Отправляясь за папками с заказами, она забирала не только свои, что сводило всякую физическую активность Роджерса на нет. На край стола ложится средних размеров стопка папок, и какое-то время воздух удерживает аромат цветочных духов и вторящей им заботы. Но Стивен неумолим.

***

      Такие сцены, на какой выступал Говард Старк пару недель назад, обычно быстро собираются и быстро разбираются, потому что надобность в них можно назвать разовой. Парк аттракционов, созданный буквально за один вечер, частично опустел, а сцена превратилась в доску объявлений и пристанище приносимых ветром листьев и пыли. От других афиш и досок эта отличалась габаритами и обилием разбитых или перегоревших лампочек. Небольшая компания детишек забралась в кабинку недействующего колеса обозрения и, раскачивая ее из стороны в сторону, смеялась, смеялась и смеялась... Этот смех казался неуместным в пасмурном, даже мрачном Бруклине, но Стив никогда не стал бы винить детей за это.       Иногда ветер усиливался настолько, что свист его в щелях брошенных продавцами ларьков мог заложить уши задумавшемуся прохожему. Сами по себе катились так же брошенные тележки, в которых продавались мороженое и попкорн. Одна лишь мысль, что это - центр города, уже могла лишить надежды на лучшее. Роджерс подошел ближе к сцене, и его взгляду представились сотни объявлений о без вести пропавших, которым, казалось, не будет конца и края. Стив невольно представил, как день за днем они множатся. Это неудивительно, ведь военные сборы волной прокатились по Бруклину, а волны, как известно, принося что-то на берег, забирают что-то с собой. Его внимание привлекло объявление, сообщавшее о пропаже маленькой девочки. "Должно быть, затерялась в толпе..." - подумал Стив.       Пока ноги вели его на автопилоте, он думал, что самое важное дело сейчас - найти девочку и вернуть ее родителям. Да, он запомнил ее (к объявлению прилагалось фото). Стив едва ли понимал, куда именно направляется, но казалось, что именно туда, где найдет ее, и "дожмет" какого-то хулигана, если понадобится... Словно озаренный, он останавливается и даже испуганно озирается, но быстро соображает, что стоит напротив знакомого кафе.       Меню практически не оскудело, так что он заказывает привычный латте, которое кофейня может себе позволить подавать. Глоток горячего кофе проясняет мысли. Стив начал согреваться, а на улице заморосил дождь. Доброе дело. Все, чего он хотел, бессознательно бредя по улицам, - это сделать доброе дело. Уцепившись за возможность помочь маленькой девочке или кому бы то ни было, Роджерс спешил помочь и себе тоже. Если все люди на 80% состоят из воды, то Стивен Роджерс - из добрых дел. Казалось, именно на самопожертвовании и держится его хрупкий скелет. Он начинал терять себя, вернись домой без ссадины. Теперь он остался совсем один, а Баки увез часть его с собой. Все, чего ему теперь хотелось - это отвоевать ту составляющую, даже если это и значило быть мешком для битья. Для него это не одно и то же. Вернуть девочку домой, все равно что вернуть домой себя. Стив допивает кофе, раскаты грома, прокатившиеся словно далеко-далеко, отдаленно напоминают раздражающее шуршание скомканной бумаги. Он заказывает яблочный штрудель, посыпанный сахарной пудрой. Барнс не просто увез часть его. Баки и был его частью. Вернуть домой девочку, вернуть домой себя, вернуть домой Баки. "Звучит как неплохой план..." - мысленно усмехнулся Роджерс. Когда у тебя есть план, жить становится легче.       На столик Стива падает свернутая в трубочку газета, проженные сигаретой дырочки сразу бросаются в глаза. Следом он обращает внимание на самодовольного парня, одного из тех постоянных клиентов, которые приходят в публичные места как к себе домой, не говоря о чаевых и прочих тонкостях, таких как уважительность или толерантность. Едва ли Стив успевает подумать почему его не призвали (ведь он такой громила, что нетрудно представить его несущим танк), как парень взрывается под его пристальным взглядом. - А я тебя помню, - хмуря брови, то ли чтобы нагнать страху, то ли действительно претерпевая умственный процесс, возмущенно воскликнул незнакомец. - тогда еще ты, а потом твой дружок...       Должно быть, он про Баки. Что ж поделать, Стив не помнит в лицо каждого, кто препятствовал правосудию или пытался его убить. Слишком уж их было много.

***

      Что ж, сегодня Стивен Роджерс вернул домой себя. Пускай и неполностью, ведь часть его была сейчас где-то в Англии. Но пузырящиеся следы перикиси, желтые отеки и промокшие ботинки... Это все так на него похоже и близко ему, Стиву, и этого было достаточно, чтобы понять: он не потерял себя, "сопляка".       Заведя будильник, чтобы обогнать его и проснуться раньше, чтобы смотреть в потолок и мысленно раскладывать по полочкам дела, Стив расстелил постель. Звуки, издаваемые приемником, напоминали рассказ, ведущийся шепотом. Что-то о теплом летнем дне, улетевшем безвозвратно воздушном змее, следах травы на новых шортах, из-за которых мама злится, но ни в коем случае не всерьез. Стив проваливался в сон, а через два квартала от него вялый почтовый работник начал свою смену с ящика, в котором его письмо и начало свой путь.       Он заснул едва часы перешагнули полночь, а для Джеймса только-только наступал вечер.