Бильбо Бэггинс и Шеролин Тук, или туда и обратно

- Ну что ты? - усмехнулся Фили, когда я недовольно фыркнула, рассматривая дыру на рукаве поданной им рубахи. - Ты её сделала, теперь зашей. - Скажи спасибо, что я на тебе дырок не сделала, - пробормотала я, вдевая нитку в иголку. - Больше никаких тренировок. - Сегодня нет, - согласно кивнул светловолосый гном, присаживаясь рядом со мной на скамью у весело потрескивающего огнём камина, в то время как остальные после сытного ужина устраивались в своих скатках, чтобы, наконец, вдоволь наговорившись, провалиться в долгожданный сон. - Завтра утром продолжим, у тебя хорошо получаются выпады, но нужно быть внимательной в обороне, а ты пока ворон ловишь. - Ну допустим, словил ты, - начиная зашивать дырку, которую сегодня днём пропорола на рукаве его рубахи своим мечом, который Бомбур ласково называл кухонным ножом для разделывания карасей, подмигнула я ему. - Кили и то половчее будет. - Просто я знаю, какая ты неуклюжая, - даже не размыкая век, сонно ответил тот из своей скатки и с головой накрылся стёганным одеялом, прежде чем я успела запустить в него сумочкой, в которой хранила принадлежности для шитья. - Хам, - мне ничего больше не оставалось, как склониться над шитьём и отсветах пламени, стараясь не исколоть иголкой пальцы. Как же у меня болела спина, впрочем, не только спина, кажется и каждая часть тела тоже. - Тебе нужно ложиться отдыхать, - заметил Фили, когда я болезненно дёрнулась, стоило ему коснуться пальцем моего ноющего плеча. - Будешь так усердствовать, скоро совсем свалишься. - Вот как только заштопаю, так и сразу, - пообещала я гному, и посидев рядом ещё несколько минут, он тоже отправился к своей скатке.       Почти все, утомлённые дневными хлопотами, давно спали, лишь дядюшка, Балин и Глоин тихо беседовали неподалёку, но я так устала, что даже не пыталась вслушаться в их разговор. Мы жили в Горе уже неделю, пробежавшую одним мигом и растянувшуюся словно холодный пасмурный год. Это сейчас в зале Трора, который стал нашей общей столовой, кухней и спальней, было чисто и уютно, а в очаге задорно полыхали старые поленья. На то, чтобы убрать сор, вымести пол и всё вымыть, мне понадобилось три дня, хотя, если бы гномы помогли, вместе мы бы управились и за день. Но все они трудились не покладая рук - сначала укрепили главный вход и починили ведущую к нему дорогу, затем принялись ставить перед вратами высокую и толстую каменную стену. При её кладке в ход пошло всё: валуны и мраморные плиты, обломки лестниц и выбитые из стен булыжники, все те каменные осколки, что остались после разбоя Смога, стягивались к вратами, из них росло высокое заграждение, в котором было сделано несколько смотровых отверстий, пригодных, чтобы можно было стрелять из лука, но входа оставлено не было. Гномы вылезали наружу и влезали обратно теперь только по приставным лестницам, а все нужные материалы втаскивали на верёвках. Под новой стеной они прорезали арку для выбегающего потока, а дальше так раскопали узкое русло, что между горой и обрывом, с которого поток падал к Дейлу водопадом, образовался широкий водоём. Пройти теперь можно было только вдоль узкого выступа у стены или сделать это вплавь. Впрочем, я и не пыталась выйти, лишь пару раз поднималась к стрельницам новой стены, где была сделана удобная широкая площадка. Помимо этого гномы разобрали устроенный драконом завал, и через тайный ход теперь можно было снова при надобности зайти или выйти.       Это была львиная доля их забот, но были и другие - они восстанавливали старые кузни после схватки с драконом и помногу часов начищали и затачивали свои топоры и мечи. Посланные Роаком разведчики каждый день приносили вести о продвижении армии Лихолесского Короля, о её численности, о том, что Король свернул к Долгому Озеру, и о том, что эльфы привезли в помощь эсгаротцам продукты, брёвна и различные строительные материалы. Потом вести стали иными - рыбаки с Озера, те, которые не были заняты постройкой новых жилищ на берегу, вместе с мужчинами Эсгарота под предводительством Барда, который после гибели бургомистра стал их лидером, собрали армию и теперь вместе с лихолесцами направлялись к Горе. От этих известий Торин становился всё мрачнее и ожесточённее. Он не позволял заводить разговора о том, чтобы отдать часть сокровищ тем, кого называл ворами, насильниками и мошенниками. Вместо этого он проверял, как строится стена и помогал точить мечи в кузнях. Большую же часть времени подгорный наследник проводил в сокровищнице. Он беспрестанно бродил меж груд золотых монет, украшений и кубков, разбрасывал их в стороны, открывал ларцы и сундуки, и единственное слово, которое слетало с его губ в эти минуты - Аркенстон.       Он упорно искал его, заставлял гномов, не занятых на постройке стены, просматривать даже самые тёмные уголки наполненной горами драгоценностей залы, но камень всё не находился, хотя, по словам гномов, исчезнуть никуда не мог.       Я почти не видела Торина, он редко приходил обедать вместе с остальными и, занятый своими поисками, почти не покидал бывшего логова Смога. Лишь однажды, возвращаясь по тёмному коридору от истока реки, где стирала и раскладывала на камнях сушиться гномьи рубахи, я столкнулась с ним у ведущего к ступеням поворота. - Шеролин? - в первую секунду мне даже показалось, что Торин не узнал меня, настолько прозрачен и отстранён был его взгляд, но затем гном порывисто обнял меня и, прижав к груди, коснулся губами лба. - Шеролин. - Как ты? - от неожиданности я растерялась и не знала о чём говорить, лишь покрепче прижалась к тому, кого успела так сильно полюбить.        Радуясь этим объятьям, их теплу и силе, я коснулась пальцами широкой скулы, задевая бороду и наслаждаясь упругостью смуглой кожи. - Какая холодная, - прижав мою ладонь к губам, пробормотал гном. - Так и заболеть недолго.       Но моя рука была не холоднее, чем его пронзительный ледяной взгляд.        Эти слова насторожили, всколыхнули что-то в душе. Я не боялась заболеть, мне было не впервой стирать в реке, я и в Шире часто зимой полоскала пелёнки младших сестёр у ручья, который пробегал в холмах недалеко от нашей норы. Глядя сейчас в глаза Торина, я вспомнила о лихорадке, которую так легко подцепить зимой и так трудно вылечить даже самыми сильными травами. Взгляд его горел, словно от тяжёлой болезни, казалось, гнома знобит, но руки не ощущали жара. - Я не могу найти его, - прямо в мои пальцы шепнул гном. - Не могу. Куда он мог исчезнуть?       И не нужно было объяснять, о чём речь. - У нас, конечно, нет такого сита, чтобы просеять всё ваше золото, - задумавшись, я вновь всмотрелась в его горящий взгляд. - Но мне кажется, камень, который ты ищешь, может находиться не сверху, а в самом низу, ведь сколько лет дракон спал, зарываясь в эти сокровища? Может быть, стоит выносить золото в другой зал? Так будет легче искать. - Ты права, маленькая хоббитянка, как же я сразу об этом не подумал? - на лице его мелькнуло кривоватое подобие улыбки.        На миг коснувшись губами моих губ, гном, разомкнув объятия, поспешил назад к внутренним залам. Я была разочарована столь короткой встречей, но и длинней она быть не могла, через минуту в коридоре зазвучали голоса - это, спустившись с возводимой стены, беседуя, шли Балин и мистер Бэггинс. Дядя и так в последнее время слишком часто бросал на меня подозрительные взгляды, не желая лишний раз попадаться ему на глаза, я шагнула к сокрытой тенью выбоине в стене. - Я не понимаю, что творится с Торином? - остановившись в нескольких метрах от меня, спросил у своего спутника Бильбо. - Не понимаю. Он стал такой несдержанный, нервный, всё время кричит и ни на шаг не отходит от этих груд золота, словно они могут куда-то исчезнуть. Объясни мне, что происходит? Он ведь вчера обвинил нас с Двалином и Бофуром, что это мы украли Аркенстон. Слышал бы ты, что он говорил, какие оскорбления произносил, словно в каждом из нас видел предателя. Не хотелось бы мне, чтобы моя племянница попалась ему на глаза, ещё не известно, в чём её он обвинит. Если уж нас подозревает во всех лиходействах этой земли, то страшно представить, что может ей наговорить. - Ты прав, девочке не стоит видеть его в таком состоянии. Мне кажется, они стали по-своему дружны, не хотелось бы, чтобы она узнала, во что может гнома из рода Дурина превратить драконий недуг, - тяжело вздохнул гном, отвечая на полный беспокойства взгляд дядюшки. - Драконий недуг, Бильбо, именно он завладел Торином. Это сильнейшая тяга к золоту и власти, чёрная страсть. Порой, она доводит до безумия, и я видел, как это случилось с его дедом. От этой болезни нет излечения, она стремительно завладевает разумом и заставляет желать ещё больше богатств, ещё большего подчинения. Она убивает в нём того гнома, которого мы знали прежде, а тот, кем он станет... Каким бы он ни стал, я сохраню ему верность. - Я понимаю и разделяю твои чувства. Пусть я знаю Торина не так давно, как ты, а точнее совсем недавно, он славный, достойный уважения гном, к тому же стал моим другом. Скажи, камень, который он ищет..., возможно, что он принесёт ему покой и вернёт былой мир в душе? - Этот камень - вершина всех богатств, которыми возможно завладеть, он несёт безграничную власть тому, кто им обладает. Но также он сводит с ума, развращает. Нет, думаю, если Аркенстон найдётся, станет только хуже. По мне, так лучше бы его никогда не находили - ни прежде, ни теперь.        Балин стал рассказывать о том, как властен, честолюбив и корыстен стал Трор в те годы, когда в недрах Горы был найден злополучный камень. Через несколько минут они с мистером Бэггинсом направились к кузням помочь Бомбуру чинить повреждения в мехах, я же стояла в своём укрытии и от страха и паники, что сковали сердце, не могла сдвинуться с места. Торин болен? Драконий недуг? Я никак не могла понять сути этих слов, но слишком уж запал в душу лихорадочный взгляд гнома. Неужели всё, о чём они говорили, правда, и он впрямь обвинял своих собратьев в предательстве? Этого просто не может быть! Но дядюшка не стал бы врать, да и Балин не усомнился в его словах. Напротив, он сказал, что подгорный наследник изменится, и ничего не останется от него былого. Или он сказал не так? Чего я не поняла? Не расслышала? Ведь не может же и впрямь обычный камень свести с ума? А что до жадности и жажды золота, так я уже сто раз об этом слышала. Гномы все таковы, что с того?        Но всё же, как бы я не успокаивала себя, страх за Торина не оставлял, он только рос, пуская корни паники в растревоженном сердце. Мне бы только обнять его, только отвлечь, и всё будет по-другому, иначе и быть не может. Пытаясь успокоиться и как-то забыться, я постоянно находила себе новые занятия, и, если Фили или Кили не учили обороняться с помощью меча, принималась выметать и надраивать подгорные залы, или стирать, готовить - всё что угодно, только бы уйти от отчаяния, которое во сто крат усиливалось, стоило услышать очередной гневный крик Торина, доносившийся из сокровищницы, или увидеть, как он, словно зверь, мечется по освещённой факелами пещере. Именно тогда я попыталась навести порядок в Тронной Зале, в которую гномы привозили на тележках и ссыпали груды золотых монет, которые вскоре стали превращаться в сверкающие горы и холмы. Здесь я могла быть ближе к любимому, хотя и знала, что увлечённый поисками, он совсем не замечает меня.       Даже сейчас, зашивая рубашку Фили, чтобы отрешиться от гнетущих мыслей, я считала стежки, делая их нарочито мелкими и частыми. Но вскоре с дырой было покончено и, аккуратно сложив рубашку, я убрала иголку с катушкой ниток в кожаную сумочку. Отчего-то вспомнилось самое начало этого длинного путешествия: вот бы вернуться в цветущий васильками и одуванчиками май, где всё так легко и беспечно, где сердце ещё поёт, словно птичка, и не заполнено до краёв тягучей, как патока, любовью, а душа не полнится мучительными вопросами, на которые нет ответов. Ощутив, что не одна, хотя все гномы, даже беседовавшие дядюшка, Балин и Глоин, уже давно дружно храпели, я посмотрела на двери и различила в высоком тёмном проёме фигуру Торина. Странно, что он пришёл, он ведь даже ночует теперь в своей сокровищнице, вот только спит ли? Или и ночами продолжает поиски?       Едва наши взгляды встретились, как гном склонил голову набок, словно звал, предлагал следовать за ним.        Ещё раз опасливо взглянув на мистера Бэггинса, чтобы убедиться, что он точно спит, я поднялась со скамьи и, бесшумно обходя скатки, в которых у очага спали гномы, поспешила к выходу из залы.        Удовлетворённо кивнув, когда я подошла, Торин взял меня за руку и повёл по тёмным тоннелям коридоров. Он не произносил ни слова, и, так же молча, заинтригованная, я следовала за ним. - Тебе нравится? - спросил подгорный наследник, вводя меня в бывшую обитель Смога, где в сверкающем от зажженных факелов хаотичном месиве золотых монет, украшений и всевозможных чаш, кубков и блюд был теперь наведён порядок. Правда, только поверхностный. - Красиво, - растерянно кивнула я, не понимая, какой реакции он от меня ожидает. - И только? - взгляд Торина наполнился удивлением и даже некоторой обидой, и он потянул меня за собой вглубь пещеры. - Разве ты не находишь сокровища моего рода восхитительными и манящими, не желаешь к ним прикоснуться? - Спасибо, - запыхавшись, едва успевая переставлять ноги, чтобы поспеть за ним, пискнула я. - Но я уже падала вон с той площадки в груду монет. На меня сверху упал Глоин, и мне это совсем не понравилось. - Я не о том, - наконец остановившись, покачал головой Торин. - Ты ведь участник похода, что бы ты хотела получить за то, что столько месяцев заботилась о нас в пути?        Ещё больше растерявшись, понимая, что он не примет очередной отговорки, я осмотрелась и заметила совсем рядом ссыпанные в массивный чеканный кубок самоцветы. В пламени факела они сияли бордовыми, зелёными и бирюзовыми красками. Один из них был неимоверно глубокого синего оттенка. Было в нём что-то родное, словно часть души - холодная и одновременно тёплая, светлая. Взяв самоцвет, любуясь гранями, выточенными руками ювелира, который возможно погиб более ста пятидесяти лет назад во время нападения Смога на Эребор, я показала его Торину. - Сапфир? И больше ничего? - опешив, спросил он, но я лишь кивнула; золото, на котором столько лет проспал дракон, скорее пугало, чем манило, да и не видела я в нём такой ценности, как гномы. - Но почему именно сапфир, что в нём особенного? - Он... - на секунду я замялась, но потом всё же решилась ответить. - Он напоминает мне твои глаза, они такие же синие и порой сверкают.       Похоже, Торин не был готов к такому сравнению, точнее, наверное, не ожидал его; рассмеялся, словно я сморозила глупость, и направился к одному из сундуков, а через минуту, вернувшись, показал мне замысловатое золотое украшение на длинной тонкой цепочке - круглый, похожий на лунный диск, исписанный изящными рунами и украшенный вкраплениями прозрачных, словно роса, самоцветов. - Это свадебный подарок Траина моей матери, и теперь я хочу, чтобы он стал твоим.       Прежде, чем я успела возразить, что подобный дар слишком дорог, гном обвил мою шею цепочкой и, приподняв распущенные перед сном волосы, застегнул замочек. На миг мне показалось, что металл опалил кожу, а затем кулон плавно скользнул в скромный вырез синего платья и скрылся под мягкой тканью. Пожалуй хорошо, что цепочка такая длинная, не придется объяснять мистеру Бэггинсу, кто из гномов и по какому поводу подарил украшение. - Нравится? - поинтересовался Торин, явно ожидая моей радости. Не желая разочаровывать любимого, потянувшись вверх, я обняла его за шею и звонко чмокнула в щёку чуть выше отросшей щетины бороды. - Моя невеста, - улыбнулся он, и в эту минуту я увидела того гнома, который пришёл в Бэг Энд в конце апреля - гордого, упрямого и неимоверно сильного. Он прижался горячими губами к моим губам, целуя страстно и горячо, ласково, но напористо. От его поцелуя трепетало сердце, а в крови разгорались искры. Я соскучилась, очень соскучилась по моему гному и сейчас с радостью отвечала на его поцелуй, ощущая, как широкие ладони медленно гладят спину, а крепкий кленовый запах заполняет, кажется, каждую клетку тела. - Что это? - прижавшись щекой к его плечу, чтобы хоть немного отдышаться, я указала на один из ларцов, стоящий на высоком сундуке, из под чуть приоткрытой крышки которого лилось бледное, едва уловимое сияние. - Белые камни Ласгалена, - ответил Торин, целуя мой висок и устремляя взгляд на заинтересовавший меня прямоугольный ларец. Затем он повёл меня к сундуку и открыл его крышку, показывая содержимое: прекрасное, тончайшей работы ожерелье из мифрила и крохотные, как жемчужины, сияющие тысячами лучей хрустально-прозрачные самоцветы. - Словно звёзды, - улыбнулась я, касаясь их и ощущая, как невероятно гладки они на ощупь. - Те, что загораются в новолуние. - Так и есть, - кивнул Торин, подцепляя пальцами и приподнимая искрящееся загадочными бликами ожерелье. - Эльфы верят, что это принесённые ветрами звёздные крупицы. Уверен, Трандуил щедро заплатит за них. Но если они тебе нравятся - забирай, они твои. - Нет! - вздрогнув, я отдёрнула руку от ларца. - Балин и Дори рассказывали о раздоре, который произошел у вас с эльфами. Мне кажется, их нужно вернуть Лесному Королю. - После того, как он месяц продержал нас в темницах и угрожал тебе казнью? Ни за что! Ему не видать их! - улыбка Торина стала похожа на оскал, а глаза зажглись недобрым огнём, когда он отпустил ожерелье и сжал в ладони пригоршню самоцветов. - Скоро ты станешь здесь Королевой, я сам сделаю для тебя венец и украшу его камнями Трандуила.        Дёрнувшись от этих слов, как от удара, я невольно зажмурилась. Я не хочу носить эльфийских реликвий, мне страшно от его слов, я не представляю, что значит быть гномьей Королевой, и не уверена, что хочу этого, но как объяснить это тому, чьё настроение меняется столь стремительно? - Что случилось? - встревожился Торин, обхватывая моё лицо ладонями и этим заставляя открыть глаза. - Что не так? - Смог, - шепнула я, испуганно глядя на высокие стены сокровищницы, которые словно душили, словно грозили обвалиться и погрести нас обоих под своими обрушившимися сводами. - Всё здесь пропитано его смрадом. Так страшно, словно он рядом, словно наблюдает.       Подхватив меня на руки, гном направился к выходу и, оказавшись в коридоре, прошёл к дверям, которые вели в Тронную Залу. Здесь так же были зажжены факелы, и так же искрились в их лучах груды золота, но после нескольких дней моих трудов было чисто и почти не воняло драконом. - Так лучше? - хрипловато спросил Торин, усаживая меня на старый, но всё ещё крепкий дубовый стол. - Да, - прижавшись лбом к его плечу, я пыталась успокоиться, забыть нахлынувший страх. Дышалось здесь, бесспорно, легче. - Ты права, - поглаживая мои плечи, неожиданно произнёс гном. - Зачем тебе выбирать что-то из драгоценностей? Скоро я стану твоим мужем, ты и так вольна брать, что пожелаешь. - Нет, - вскинувшись, затрясла я головой. - Мне не нужно всё это! Я не хочу! - Ну а чего же ты хочешь? - в тёмных, как ночь, глазах Торина вновь плескалось удивление. - Чего ждёшь от меня? Только скажи, и оно будет твоим.        Не зная, как объяснить словами то, что чувствую, я положила на его плечи ладони и, потянувшись вверх, коснулась губами лба. Словно отдавая себя в мою власть, гном закрыл глаза и, наклонившись, подался немного вперёд. А мне только этого и нужно было, только этого и хотелось. Зарываясь пальцами в тёмные вьющиеся волосы, я обняла его за могучую шею и стала покрывать поцелуями лицо: сначала щёки и скулы, а затем брови и сомкнутые веки. Сердце в эти минуты билось от радости и нежности, мне хотелось, чтобы он ощутил, как необходим мне, как я люблю его. Зачем мне это золото и сверкающие кольца с браслетами? Согреться бы в его объятиях, вдохнуть запах его кожи, обжечься о поцелуй властных губ, а больше ничего и не нужно. Тихо выдохнув, Торин опустил голову и положил её на моё плечо. Прижавшись щекой к его лбу, я продолжала гладить жёсткие непослушные волосы, и было так хорошо в кольце сильных рук, так уютно и надёжно. - Оказывается, хоббиты из Шира могут быть честнее, чем иные гномы, - внезапно прошептал подгорный наследник у самого моего уха, вызвав горячим щекочущим дыханием сотни побежавших по коже мурашек. - Прежде я и предположить такого не мог. - Я не понимаю, о чём ты? - Раньше я был слеп, но теперь прозрел, - губы, опаляя, скользили по шее, а голос стал надрывным, полным горечи. - Они предали меня. - Нет! Этого не может быть! Я уверена... - Аркенстон, кто-то из них украл его. Кто-то, кого я считал своим другом, хочет получить всю власть - взойти на трон. - Торин, ты вернул Гору, ты в ней Король. Твои друзья преданы тебе, - нужно было убедить его в том, что и так очевидно, но я не знала, как это сделать, а от волн ярости, что исходили от него, кровь стыла в венах. - У тебя нет ни малейшего повода усомниться в преданности кого-то из них, клянусь! - Ты чиста и наивна! Ты не понимаешь! - Торин поднял голову и заглянул в мои глаза колючим, лихорадочно горящим взглядом. - Меня предал кто-то из своих! Из самых близких, из тех, кому я привык доверять! - Это не так, - шепнула я, испуганно зажмурившись от эхом прокатившегося по зале гневного крика гнома. - Поверь мне. Пожалуйста. - Посмотри на меня, - уже тише попросил он, заключая в ладони моё лицо и гладя большими пальцами скулы. - Будь настороже. Если услышишь непонятный разговор или увидишь, что кто-то из них что-то прячет или ведёт себя странно - сразу скажи мне. - Ты хочешь, чтобы я шпионила за своими друзьями? - от полыхающего в камине огня шёл жар, но мне стало холодно, словно я стою снаружи на уступе Горы, где дует ветер и обжигает кожу первый мороз. - Я не смогу. - Я не этого от тебя жду, - чуть смягчившись, ответил Торин. - Просто скажи мне, если что-то заметишь.       Не в силах ничего обещать, я только кивнула, вспомнив слова Балина о том, что он останется верным своему Королю, как бы тот не изменился, я понимала его и разделяла эти чувства. Как бы не изменился мой любимый, чтобы не случилось, я останусь с ним рядом всегда.       Склонившись, сильнее сжимая в объятиях, гном прижался губами к моим губам, и было в его поцелуе столько отчаяния, что хотелось успокоить, утешить, излечить его растревоженную душу. Подавшись вперёд, обнимая его за шею, я ответила на ласку, и тут же горячий язык проник в рот, а поцелуй наполнился его волей и страстью.       Торин целовал так долго, что не хватало воздуха, кружилась голова, а по венам вновь разбегались горячие искры. Отпуская мои губы, позволяя сделать торопливый вдох, он прижался ртом к шее, опаляя кожу быстрыми влажными поцелуями. Зарывшись пальцами в волосы любимого, целуя и перебирая их, я даже не заметила, в какой момент он расшнуровал тесёмки на лифе платья и спустил его вниз. Лишь когда щетина бороды уколола грудь, а сосок, обжигая, сжали горячие, требовательные губы, сердце от испуга пропустило удар. Хватаясь за широкие плечи гнома, я попыталась отстраниться, вырваться, но он лишь крепче сжал ладони на моей талии, лаская затвердевший комочек плоти языком, и от этого внизу живота разгорелся неведомый раньше огонь и, запульсировав горячими волнами, заставил выгнуться навстречу сладким прикосновениям и сильнее вцепиться в плечи Торина. - Когда-нибудь ты будешь кормить моего сына, - сжав пальцами груди, сминая и слегка надавливая, гном покрывал их поцелуями, и борода уже не колола, а лишь щекотала разгорячённую кожу. - Я хочу быть тогда рядом с тобой, хочу видеть это.        Втянув в рот второй сосок, он одарил его такой горячей лаской языка, что всё внутри сладко заныло. Я не понимала, что происходит, но больше уже не хотела, чтобы он останавливался. - Хочешь, я принесу брачные клятвы этой ночью? - оторвавшись от груди, почти касаясь губами моих губ, прерывисто дыша, спросил Торин. - Хочешь стать моей женой сейчас?        Разомкнув веки, я удивлённо всмотрелась в пылающую синеву его глаз. - А как же мистер Бэггинс? Ведь ты ещё не просил у него моей руки. - Прости, - глухо усмехнулся он, тут же ловко оправляя платье и прижимаясь щекой к моим волосам. - Я на миг забыл, как ты юна. Хочешь красивой свадьбы и соблюдения всех традиций? Ты права. Так и будет, обещаю.       Я и впрямь не понимала его в эти минуты, но в объятиях гнома было так хорошо, от слов его так тепло, и казалось, что всё правильно, всё так и должно быть.