Путь иллюмината: во имя жизни

Стан берёзки стройной обниму руками. И щекой прижмусь я к тёплому стволу. Листья ручейками по ветвям стекают, Золотой слезою падая в траву. «Золото листвы» (найдено на просторах интернета). Золото было повсюду! Оно сверкало в листьях, что пожелтели как-то сразу, за два-три дня; разливалось в лучах ласкового солнышка, приветливо улыбающегося жителям Черкасова; лежало под ногами пушистым мягким ковром. Золото переливалось и в густых волосах Евдокии, в которых, однако же, начинали сквозить серебряные ниточки. Быстрым шагом госпожа Черкасова шла по знакомым тропкам родного лесочка. В руках у неё была большая корзина, наполненная грибами. Евдокия даже не взяла с собой прислугу, несмотря на то, что корзина была довольно-таки увесистой. Она считала, что разумные нагрузки очень полезны для здоровья. За нею едва поспевал утомлённый долгой ходьбой маркиз д’Арни, который теперь предпочитал зваться не иначе как Иван Черкасов. Рана, полученная на шхуне «Аврора», нет-нет, да и давала о себе знать. Он понимал, что длительные прогулки пойдут ему на пользу и укрепят ослабленный после болезни организм. - Ванечка, ты опять отстал, - послышался ласковый голос вдовы. – Ну да ладно, давай передохнём. Я тоже, признаться, запыхалась. Она опустила на землю свою корзину. Вдова жалела своего нового родственника, постоянно старалась повкуснее накормить, приласкать. Слава богу, он уже почти окреп, ведь видеть в этих глазах тоску было так тяжело! Евдокия вспомнила старый способ поправить силы прямо в дороге и решила научить ему и Ивана. - Ах, вот он ты, мой любимый клён! - воскликнула Евдокия Дмитриевна. Она подошла к высокому дереву и вдруг припала к нему всем телом. Иван удивлённо воззрился на мать своего брата, которая с недавнего времени стала ему родным человеком. - Евдокия Дмитриевна, что вы сейчас делаете? – изумился он. - Этот клён помогает восстановить силы, - она с любовью прижалась к стволу дерева. - Я всегда обращаюсь к нему как к источнику силы, когда бываю здесь. Но д’Арни, кажется, не удовлетворил такой ответ. На его лице застыло вопросительное выражение. - Но как какое-то дерево может дарить энергию? Я не понимаю. - Да что тут объяснять? Ты лучше сам попробуй. А я пойду в дом. До усадьбы рукой подать. Догоняй. Евдокия Дмитриевна взяла корзину и медленно побрела по тропинке. А маркиз остался один, задумчиво глядя на клён, который якобы дарит здоровье и бодрость. - Была не была, – проговорил иллюминат и припал к стволу дерева. Он постоял так несколько минут, закрыв глаза. И вправду, стало как-то удивительно спокойно. Ушла усталость, а рана перестала саднить. Наверное, так бывает в детстве. Впрочем, д’Арни не мог об этом судить, так как детства он не знал. Иван полной грудью вдохнул наполненный лесными ароматами воздух. Он почувствовал, как сила самой природы просыпается в нём. Ему казалось, что он сросся с этим клёном, стал с ним единым целым. Как будто Иван на мгновение смог услышать, как по стволу ползают маленькие букашки, а в вышине перешёптываются листья. Он ощутил, как живительные соки дерева наполняют его вены силой и здоровьем. "Видел бы меня сейчас Учитель, засмеял бы. И что бы сказала Ксения, увидев эту картину?". - Что я вижу? Неужели вы, скептик, не верящий ни во что на свете, и вдруг обнимаете дерево? Он открыл глаза и сначала не поверил им. Перед ним действительно стояла Ксения – весёлая, улыбающаяся, в дорожном платье. Её рыжие кудряшки задорно выглядывали из-под шляпки с ярко-зелёными и синими перьями. Д’Арни так и отпрянул от клёна, будто стыдясь своего внезапного порыва. И действительно, вчерашний шпион выглядел несколько непривычно. Одетый далеко не по последней парижской моде, как это обыкновенно бывало, Иван прислушивался к звукам осеннего леса, ощущая себя частью этого спокойного уголка природы. А уж заботливо связанный Евдокией Дмитриевной тёплый шарфик, обмотанный вокруг шеи маркиза, и вовсе позабавил Ксению. - А что вы здесь делаете, моя дорогая? - тщетно пытался он скрыть радость от встречи. - Я как раз хотела навестить сына и Евдокию Дмитриевну, - сказала Ксения, отводя глаза. Ей так хотелось озвучить истинную причину своего приезда, но кто знает, чего ожидать от д’Арни? – Но коляска сломалась, и я решила дойти до поместья пешком. Д'Арни усмехнулся. Ох уж эта непоседа Ксения! В лёгких туфельках отважилась отправиться лесной тропкой, только потому, что ей надоело ожидать, пока починят коляску! - Так вы приехали лишь для того, чтобы увидеть тётушку и Петрушу? И только? Ксения опустила глаза. Несколько резных кленовых листьев сорвалось вниз, медленно кружась и падая на землю. Неужели снова недоговорённость, боязнь ошибок и необъяснимая скованность не позволят им высказать то главное, о чём молчать уже невозможно? Д’Арни решился. - Послушайте, Ксения! Могу я надеяться, что те слова, что вы мне говорили, когда я был в лихорадке, там, на «Авроре», действительно имеют какое-то значение? Хотя, нет, лучше не отвечайте. Я знаю, что, говоря о любви, вы лишь пытались утешить умирающего. На его лице отобразилось страдание. Видно было, что он боялся услышать ответ на свой вопрос. - Так потому вы столь спешно ретировались в Черкасово, что не поверили в искренность моих чувств? Ксения нахмурила чистый лоб, на мгновение ощутив досаду. - Только прошу вас не щадить меня, а сказать правду. - Я не отказываюсь от своих слов и могу при надобности повторить их снова. Но, быть может, вы сами не желаете быть со мною рядом? Вы ведь спрятались здесь от всего мира и живёте почти затворником. Ксения была права. Здесь д’Арни практически выпал из жизни, даже манкируя обязанностями перед орденом иллюминатов, неделями не отвечая на письма Великого Магистра. А ведь ещё вчера для «лучшего из лучших» не существовало ничего важнее этого самого ордена! - Иногда полезно прислушаться к себе и своим мыслям, - произнёс иллюминат задумчиво. - Но вы не ответили на мой вопрос! - А такой ответ вас устроит, сударыня? Маркиз вдруг молниеносно приблизился к Ксении и страстно впился в её губы. - Что вы делаете? А что если Евдокия Дмитриевна решит вернуться и увидит нас? Ксения ещё пыталась призвать любимого мужчину к здравому смыслу, но и сама уже поддалась всепоглощающей страсти. - Ну и пусть. – В серых глазах д’Арни загорелся дьявольский огонь: он снова стал прежним. - Мне всё равно. Вы вернули меня к жизни! Он прижал её своим телом к стволу того самого клёна и принялся ловко расстёгивать мелкие пуговки на её платье. - А я уж подумала, что вы теперь ведёте праведный образ жизни. Ксения как могла пыталась остудить пыл д’Арни, но это ей не удавалось. - Так что же предосудительного будет в том, если я поцелую свою… невесту? - Кого? – Ксения не верила своим ушам. - Невесту! А в скором будущем – жену! Больше Ксения не слышала ничего. Её захлестнула волна счастья. Шляпка с цветными перьями полетела в траву, а сердце – к облакам… * * * С самого утра в воскресенье слугам в поместье Черкасовых не было покоя. Об отдыхе приходилось разве что только мечтать. Сама Евдокия Дмитриевна уже выбилась из сил, дабы устроить всё по высшему разряду. Она металась между двух огней, переключая своё внимание то на родного сына Петрушу, то на горячо любимого ею Ивана. Барыня раздавала уйму поручений, и, казалось, им не будет конца. Чернобровая Акулина и престарелый камердинер Гаврилыч вертелись юлою. Шутка ли: господа сразу две свадьбы играть изволят! И ладно бы ещё только Пётр Иваныч с Ольгой Николаевной, так ещё и этот невесть откуда взявшийся безбожник француз, которого барыня приказала величать не иначе как Иваном Иванычем, и тот – туда же! А невестушка-то у него – загляденье! Из гостей были приглашены только самые близкие: князь Курагин, чета Лугиных, Толстой, Неврев, Аглая Михайловна, Анна Антоновна да Иван Демьянов. Да-да, вчерашний священник-расстрига, а ныне агент тайной разведки, теперь сделался добрым другом семьи Черкасовых. Также Евдокия Дмитриевна созвала немногочисленных соседей. Д’Арни очень сожалел, что не смогла приехать его родная мать Ясмин. Но она обещала навестить сына позже. Обряд венчания прошёл в близлежащей церквушке, в той самой, где тайно крестился Иван. Ещё не помнили эти края, чтобы перед алтарём предстали сразу две пары. Церемония прошла очень чинно, но в то же время по-семейному просто и душевно. Братья Черкасовы выглядели торжественно и горделиво. На Петре был тщательно вычищенный мундир, а Иван, как обычно, не изменил своему вкусу, облачившись во всё чёрное. Обе невесты надели почти одинаковые платья, провинциально скромные, но оттого не менее милые. Даже записная кокетка Ксения была рада этому выбору. Ох, как же сильны традиции в деревне! Не то, что в Петербурге, где порой больше немецкого, нежели русского! Евдокии пришлось изрядно поволноваться за пару Ивана с Ксенией, далёких от отцовских и дедовских заветов. Как бы ничего не перепутала молодая! Да и жених не сверкал бы так сильно очами из-под смоляных бровей, дабы не смущать тем самым деревенских кумушек! Она заранее прочла «приёмному сыну» и его избраннице что-то вроде лекции о том, как правильно себя надлежит держать на свадьбе, чтобы выглядеть благопристойно и целомудренно. Ксения, как старательная ученица, даже записала некоторые советы крёстной в дневник. Маркиз тоже слушал внимательно. Он, как никогда прежде, чувствовал принадлежность к этой земле и своим корням. К счастью, несмотря на все опасения почтительной тётушки, д’Арни и Ксения не упали в грязь лицом и краснеть за них не пришлось! После церкви молодых и гостей ждал праздничный обед. Так как день выдался на удивление тёплый и солнечный, столы решили расположить на открытом воздухе в саду. Ольга и Пётр сидели во главе стола. Напротив них накрыли для Ивана с Ксенией. Почётное место отвели отцу Иннокентию, а также Анне Антоновне, которая, к счастью, совершенно избавилась от своего недуга и смогла произнести тост. По такому торжественному случаю достали самый лучший сервиз и серебряные вилки и ножи. Золотистая кайма тарелок и блюд так и сияла на солнышке! С угощением Евдокия расстаралась так, что столы ломились от обилия яств. Подали пироги, мясные блюда, горячие и холодные закуски. Конечно же, водка и вишнёвая наливочка были в почёте. Неврев на пару с Платоном Платоновичем подняли не оду чарку за здоровье молодых. Толстой к вечеру так раззадорился от присутствия на торжестве Варвары Петровны, что едва не устроил дебош, поругавшись с батюшкой. Но его удалось вовремя утихомирить. А вот Иван Демьянов вовсе не притронулся к спиртному. И когда Пётр Черкасов спросил о том, что это с ним приключилось, отчего вчерашний беспробудный пьяница нынче трезв, как стёклышко, филёр не без гордости отвечал: - Да я, Пётр Иваныч, на спиртное смотреть больше не могу! Там, на корабле, когда в меня выстрелили, пуля пиратская в крестик нательный угодила. И так это на меня подействовало, что я осознал, что, видимо, не зря меня Бог от смерти уберёг, и негоже жизнь свою губить да на пустое размениваться. От страха ли или ещё отчего, но с того момента желание пить навсегда меня покинуло. Вот так-с! Мало кто поверил тогда в рассказы выдумщика Демьянова. Но то, что он победил своё пагубное пристрастие, не могло не радовать. Сегодня вообще решительно всё радовало: счастье было разлито повсюду. Лица светились от улыбок. Маленькие Петя и Аннушка устроили весёлые игры, носились, резвились, смеялись. Пришло письмо от Романа Евгеньевича Монго-Столыпина с поздравлениями, которое было громко зачитано вслух. Вдруг раздался мелодичный звон. Это Ксения нечаянно уронила вилку. - К незваной гостье, - проговорила Евдокия Дмитриевна задумчиво. - Хотя, вроде бы, больше мы никого не ждали. - Это осень уже стучится в двери, - сказала Анна Антоновна. - Последние тёплые деньки стоят на дворе… Гости поочерёдно поздравляли то Ольгу с Петром, которые заслужили своё счастье и так и светились от любви, то Ивана с Ксенией. Последние тоже были полны волнения, ожиданий и надежд. Обе пары были рады, что свадьба состоялась именно здесь, в Черкасово, без огромного количества полузнакомых знатных людей, пышного церемониала и натянутых улыбок. Тепло сердец родных и друзей, искренние слова напутствия от тех, кого они любят, – что ещё может быть лучше? После праздничного застолья всем захотелось прогуляться по саду. К вечеру стало прохладно. Сладко пахло спелыми яблоками. Общество разделилось на женское и мужское. Дамы пошли вперёд. А д’Арни разговорился с Борисом Александровичем Курагиным. - Поздравляю вас, Иван Иванович. Признаться, раньше я был о вас неверного мнения, и мне сложно было представить вас в другом свете. Рад, что вы изменились к лучшему и теперь станете достойным мужем моей крестнице. - Благодарю, Борис Александрович. Я вас не разочарую. - Теперь у Дунечки... – тут князь Курагин осёкся, - я хотел сказать, Евдокии Дмитриевны, появился ещё один сын. Будьте же достойным любви этой святой женщины. Д’Арни посмотрел вперёд, где в большой деревянной беседке, украшенной к торжеству лентами и цветами, присела отдохнуть госпожа Черкасова. Её лицо казалось печальным. Видимо, дневные заботы утомили Евдокию, и ей хотелось побыть в одиночестве. - Князь, вам не кажется, что момент настал? Пора вам уже, наконец, решиться, – сказал д’Арни, будто прочитав мысли собеседника. - Не понимаю вас, юноша, – Курагин также бросил взгляд в сторону беседки. - Думаю, что понимаете, - заговорщическим тоном продолжил маркиз. – А ведь она ждёт, и уже очень давно. - Яйца курицу не учат, - проворчал Борис Александрович. – Слишком вы молоды, чтобы учить стариков жить. Всё перегорело, и вряд ли удастся что-то вернуть. - Прожить всю жизнь рядом с той, что так дорога, и никогда не решиться на важный шаг? Что вы теряете, князь? Пусть даже вы получите отказ, но будете знать, что хотя бы пытались… Курагин задумался. - Вы не понимаете, молодой человек. Мы с Евдокией Дмитриевной всё давным-давно решили. Я стал крёстным Петра. Так уговорились мы оба из уважения к покойному Ивану Егоровичу, моему лучшему другу и мужу Евдокии Дмитриевны. Это обстоятельство стало непреодолимым препятствием, похоронив наши надежды на счастье. …Налетел ветерок, сорвав целую охапку золотых листьев, затем прошёлся по пожелтевшей траве, растворив в воздухе терпкий запах полыни. Краем глаза д’Арни видел, как приосанившийся князь Курагин что-то говорил раскрасневшейся Евдокии. Та лишь смущённо улыбалась. Маркиз же думал об этой прекрасной любви, которой неподвластны годы, и удивлялся. * * * И всё-таки сбылась народная примета! Незваная гостья не преминула-таки явиться на свадьбу вместе с ворохом грязных сухих листьев. После моциона пришла пора разъезжаться по домам. У ворот гости напоследок поздравляли молодых, прежде чем сесть в экипаж и покинуть хлебосольный дом. Тут и появилась согбенная старуха-странница с клюкою в руках. Вся в грязи и в лохмотьях, она совершенно не соответствовала светлому настроению торжества. Никто не знал, каким образом она очутилась здесь, и кто впустил её за ворота. - Вижу, две свадьбы здесь играют, - проговорила нищая дребезжащим голосом. - Так не побрезгуйте попотчевать бабушку Лукерью! Евдокия Дмитриевна распорядилась принести старухе несколько пирожков с кухни. - Праздник у нас нынче большой. Покушай, бабушка, за здоровье молодых, - сказала барыня, когда Гаврилыч вынес гостинцы. - Благодарствую, Евдокия. Странница взяла пирожки, завязала их в платок и сунула за пазуху, но не спешила покидать шумную компанию. Она стала рассматривать поочерёдно обе пары новобрачных. Ольге и Петру странная старуха поклонилась до самой земли. - Благословен этот союз. Вижу, счастье вас ждёт, хорошие мои. Выстрадали вы его, у Боженьки вымолили! Будут у вас лад, любовь да детушки. Ольга заулыбалась, Пётр счастливо приобнял любимую. - Спасибо тебе, баба Лукерья, за слова добрые, - сказала Ольга. - Храни вас Бог! – странница сотворила в воздухе крест. Когда же старуха перевела свой взор на пару Ксении и Ивана, то будто бес в неё вселился. Она вдруг сделалась страшной, бешено завращала глазищами и принялась гневно потрясать своей клюкой. - А вот вам, грешник и грешница, ничего хорошего брак сей не сулит! Мыкаться только будете! Прокляты вы, и союз ваш проклят! Ксения побелела как полотно. Слёзы заблестели на её глазах. Да и все гости были в растерянности. - Ступай-ка ты свой дорогой! – сказал д’Арни блаженной, увидев реакцию Ксении на её слова. – Нечего людей пугать! - Ишь ты каков! Да я-то уйду, а вот тебе, душегубец, с твоей пропащей жёнкой всё равно не видать счастья как своих ушей! Не быть на вашей яблоне ни единому яблочку! А корни сохнуть будут да чахнуть! Ха-ха-ха! Тут она дико расхохоталась и медленно побрела прочь от ворот, всё ещё что-то бурча под нос и потрясывая в воздухе кулаками, будто отгоняя злых духов. - Это всё матушка моя сердобольная виновата, – шепнул Пётр Ивану. - Приваживает к дому нищих да голодранцев, кормит их и милостыню подаёт. Вот и эта Лукерья каждый раз под праздники к нам наведывается. И какой монетой за добро отплатила! - Не слушайте вы её, дети! – попыталась разрядить обстановку Евдокия. - Простите юродивую, не ведает, что говорит! - Так-то оно так, - сказала на ушко одна кумушка другой, - да только вся округа знает, что предсказания бабки Лукерьи всегда сбываются! - Не боимся мы проклятий! – сказал д’Арни громко. – Слышишь, Ксения? Всё у нас с тобой будет хорошо! * * * Вот и отъехал последний экипаж. Дом постепенно готовился ко сну. Кое-кто из гостей остался на ночёвку. Правда, места в доме оказалось не так уж много, и потому Платон Толстой сам вызвался лечь в сенях, где ему и постелили. Сначала он хотел вернуться вместе с дядей в Невревку, но оба настолько захмелели, что отъезд оказался невозможным. Ещё долго Платон Платонович горланил весёлые песни, тем самым лишая обитателей Черкасова отдыха и покоя. Ольга и Пётр уединились в своей спальне. Ксения тоже уже поднялась в их с маркизом комнату. А д’Арни всё медлил, предвкушая минуты нежности с теперь уже законной супругой. В саду, убирая со стола, сновали слуги. Мелодично позвякивали вилки и бокалы, которые были бережно вычищены до блеска и отправлены обратно по сервантам да буфетам до следующего торжества. Д’Арни поднялся на второй этаж и вошёл в спальню, где его уже ждала Ксения. Даже по мельчайшим деталям чувствовалось, что комната была убрана специально для новобрачных с особой заботой и любовью. Огромную кровать застилало красивое бельё с широким кружевом, от которого исходил приятный запах свежести. Ах, Евдокия! И тут-то она позаботилась, и тут-то проявила внимание! На столе стоял огромный букет белых роз, источающих тонкий аромат. Эти шикарные цветы соседствовали с большой охапкой кленовых листьев, что золотились в довольно скромной вазе. Д’Арни улыбнулся. В этом сочетании несочетаемого была какая-то своя прелесть. Всё-таки Черкасово - особое место, со свойственным ему духом! Жаль, что он так поздно к этому пришёл. Но ведь лучше поздно, чем никогда! Ксения меланхолично смотрела в окно. Она всё ещё была в подвенечном платье, но фата уже висела на спинке стула. Новобрачная не видела, как вошёл Иван, но почувствовала это и обернулась. Лицо её показалось маркизу грустным, а губы вот-вот готовы были задрожать. Д’Арни подошёл к Ксении и нежно обнял за плечи. - Что случилось? По-моему, всё прошло чудесно! - Эта юродивая… Её слова испугали меня. - Полно, Ксения. Наша совместная жизнь не должна начинаться с грусти. Он улыбнулся, сняв с волос Ксении маленький цветочный лепесток. Должно быть, он запутался в золотистых локонах, когда, при выходе из церкви, молодых обсыпали цветами и пшеном. В этом прикосновении было столько нежности, что Ксения почувствовала смятение. Нахлынувшее счастье затуманило ей голову, и по телу молодой женщины пробежала дрожь. - Ты прав. Я просто не люблю праздники. И весь долгий день мечтала прикоснуться к тебе. Наши гости ни на шаг не покидали нас, не давая побыть вдвоём. Я устала от этого повышенного внимания. - Но, надеюсь, не очень сильно? – Д’Арни иронично поднял бровь. – Ты ведь готова подарить своему мужу незабываемую ночь любви? Ксения будто ожила в сильных объятиях маркиза. Всем своим существом она ощутила его надежность. Её глупые страхи тут же улетучились, и она улыбнулась. - Как я могу отказать своему супругу?! Д’Арни бережно подхватил на руки сразу ослабевшую от неги Ксению и понёс на кровать. …А за окном осень вступала в свои права, погоняя тяжёлые тучи шальными ветрами и морося мелким дождичком. И эта вечная смена времён года будто напоминала всему живому о том, что всё в мире циклично, и рано или поздно возвращается на круги своя.