Путь иллюмината: во имя жизни

Как легко обидеть человека! Взял и бросил фразу злее перца… А потом порой не хватит века Чтоб вернуть обиженное сердце… Э. Асадов Евдокию Дмитриевну было просто не узнать. Она будто вся переменилась: глаза так и светились, а душа пела. Вдова помолодела сразу на десяток лет, что отметили все обитатели Черкасова, включая дворовых. И виной тому вовсе не новая модная причёска или же подаренное Аглаей платье насыщенного винного оттенка, что прежде томилось в сундуке до лучших времён. И даже не именины, которые Евдокия всегда любила отмечать с размахом, послужили причиной преображения барыни. В тот день у госпожи Черкасовой был ещё один важный повод для празднований, а именно приезд Бориса Александровича Курагина! Старый князь на целый месяц приехал к той, которую тайно любил всю свою жизнь. В воскресный вечер госпожа Черкасова приказала испечь пирог с мясом и грибами. Изрядно проголодавшиеся Пётр, Ольга и Борис Александрович сидели за столом, ожидая угощения. Уже по бокалам была разлита рябиновая наливочка, а закуски, дожидаясь своего часа, манили аппетитными ароматами. И вот, когда с подносом в руках, круглолицая крепостная Аксинья важно и чинно вынесла тот самый желанный пирог, вдруг в гостиной появился камердинер Гаврилыч и доложил о прибытии посыльного. Посыльный вручил Петру Ивановичу письмо. Евдокия сразу же почувствовала неладное и погрустнела. - Простите, но мне придётся вас покинуть, – объявил Пётр, бегло ознакомившись с корреспонденцией. - Пришло письмо от государя. В Петербург сейчас же отправляюсь! Гаврилыч, - обратился он к пожилому слуге, - вели заложить экипаж да собери мои вещи в дорогу. Черкасов спешно поцеловал мать и жену, откланялся крёстному и готов был уже покинуть общество родных, как Евдокия, с осуждением глядя на сына, остановила его. - Петруша, а пирог? Сядь за стол, поешь с нами. Никуда твоя служба не денется! Сегодня мои именины отметишь, а завтра поутру и отправишься в путь. - Нет, матушка, пора мне. Незачем откладывать поездку. Долгие проводы – лишние слёзы. Евдокии Дмитриевне нередко приходилось терпеть холодность Петра. Она уже привыкла к его частым отлучкам и довольно прохладному отношению к себе, но на этот раз обида выплеснулась наружу. - Или ты остаёшься, или я сочту, что ничего для тебя не значу! Пётр, казалось, и слушать ничего не желал. Он небрежно бросил салфетку на стол и побежал наверх. Ольга только руками развела. Она хотела было остановить мужа, но посчитала неверным ему перечить. Поэтому сочла для себя верным остаться за столом. - Ах, Петя-Петя! Всё-то ты спешишь! И пирога не отведал, - проговорила она. * * * Евдокия Дмитриевна настойчиво постучалась в дверь спальни Петра и Ольги. - Петруша, открой немедленно! - Входите, матушка, - сказал Черкасов, торопливо застёгивал пуговицы на сюртуке. - Сейчас же вернись за стол. Одного тебя ждём! Тон матери не предвещал ничего хорошего, голубые глаза смотрели строго. - Ужинайте без меня. - Ты никуда не едешь, - объявила барыня. - Как это? Что вы такое говорите, матушка? - Ну-ка присядь. Она указала Петру на стул, устраиваясь напротив в кресле. - Знаешь, для меня это очень важно. Сегодня мои именины. Ты обязан разделить этот день со мной как добропорядочный сын. Мало того, что приходиться праздновать без Ивана с Ксенией. Да и Варенька с Мишелем не смогли приехать, так как бояться дитя дорогой застудить. Ты просто не имеешь права сейчас уйти. Черкасов ничего не стал рассказывать о том, что Варвара и Михаил на грани расставания. В конце концов, это не его дело, а влезать в чью-то личную жизнь он не имел привычки. - Я на службе. И даже сейчас, находясь здесь, не могу не думать о делах, которые остались в столице. - Но ты с этой своей службой стал просто невозможным! Сердце твоё почерствело! Я чувствую, как ты становишься чужим! Твоё равнодушие ранит меня, Петя! Пётр очень любил мать, но порой её излишняя забота тяготила его. Конечно, у них были довольно сложные отношения. После того, как Евдокия не дала своего благословения на брак с Ольгой, Пётр долго не мог простить её. Но сейчас, когда он, наконец, обрёл личное счастье, все старые обиды остались в прошлом. Однако же тень недопонимания как будто бы существовала между матерью и сыном. Черкасов отдалился от Евдокии, сделался неласковым и всё реже бывал в родном имении. - Матушка, вы говорите глупости, - Пётр начал злиться. – Не вы ли с Борисом Александровичем мечтали, чтобы я чего-то добился, стал уважаемым и нужным Отечеству? Радуйтесь, теперь всё это у меня есть! И не говорите теперь, что мало видите меня и скучаете. Я вырос, маменька! Не нужно опекать меня, словно несмышлёныша. - Тогда вот тебе моё материнское слово: если ты сейчас же не вернёшься за стол, то считай, что мне более не сын! Так и знай! – в сердцах заявила Евдокия. - Прости, я очень спешу. Пётр не придал особого значения последним словам, посчитав их необоснованной и незначительный женской обидой. Стоило уже показать, что он давно уже не мальчик, и имеет право поступать так, как сам считает нужным! - Я не узнаю тебя! Где тот нежный и добрый сын, которого я знала? На глазах вдовы показались слёзы. - Он умер, мама. С этими словами Черкасов покинул комнату. Евдокия Дмитриевна поспешила за ним. Она видела, как Пётр сбежал вниз по лестнице, и как, минуя коридор, оказался на крыльце. - Постой! Но он не слышал. Через мгновение Черкасов уже был на дворе и садился в приготовленный экипаж. И, когда Евдокия Дмитриевна в одном лёгком платье среди осеннего холода выбежала вслед за ним, то увидела лишь облако пыли, что поднялось из-под колёс. Она кинулась за экипажем, умоляя Петра вернуться и стеная навзрыд. Естественно, угнаться за лошадьми ей было не под силу. Запыхавшись и изрядно закоченев на промозглом ветру, она вернулась домой. Как ни старались потом Оленька и князь Курагин поднять настроение имениннице, вечер был безнадёжно испорчен. * * * Что такое счастье? Д’Арни не знал ответа на этот вопрос. Но то, что происходило с ним сейчас, наверное, вполне подходило под это определение. Ксения была рядом. И не по принуждению, из-за страха или под воздействием приворотного зелья, приготовленного Спартаком. Нет, она самозабвенно растворялась в его ласках, не скупясь на поцелуи и страстные слова признаний. Она отдавала свою любовь, и маркиз впервые почувствовал, как гармония и покой наполнили его душу. Они наслаждались медовым месяцем, сначала в Черкасово, а затем уже в Петербурге, куда молодым супругам пришлось переехать. Ксения, конечно, не была рада тому, что д’Арни снова понадобился Великому Магистру. Но ей было всё равно, где жить, лишь бы только быть рядом с любимым. Итак, чета Черкасовых поселилась в особняке графа Палена. Вот уже две недели Ксения и д’Арни пребывали в столице. Их дни были полны романтики и любви. Они проводили дни, разгуливая по улицам Петербурга, и все краски этого серого и давно привычного города казались теперь яркими, радостными. Влюблённые не желали посещать светские вечера или оперу. Они просто бродили по улицам, держась за руки, или сидели дома у зажжённого камина, наблюдая за пленительным танцем огня. Вот и сегодня у д’Арни выдалось свободное время для отдыха, которое он посвятил своей супруге. После жарких ласк, объятий, поцелуев они лежали рядом на большой кровати и просто любовались друг другом. - Скажи, ты хотел бы, чтобы у нас был ребёнок? - вдруг спросила Ксения. Д’Арни не ожидал, что Ксения заговорит об этом. Такой прямой вопрос вывел его из задумчивости. Нет, он был бы просто счастлив, если бы Ксения родила ему ребёнка, но он даже не надеялся, что она сама предложит это! Он всегда завидовал Петру, что Ксения подарила ему сына, безумно ревновал и мучился. Неужели всё-таки его давнее сокровенное желание осуществиться? - Что же ты молчишь? – Ксения нахмурила лобик. - Ты уверена, что из меня получится хороший отец? – Д’Арни всё еще не верил своему счастью. – Ты же помнишь, что за человек твой муж. Ксении послышались нотки отчаяния в голосе маркиза. - Конечно, помню. Мой муж – далеко не ангел, но если я выбрала тебя, то готова пройти с тобой все испытания, которые выпадут на нашем пути. Она нежно провела ладонью по его обнажённой груди и ощутила свежий рубец в области сердца. Д’Арни поймал её руку и поцеловал пальцы. - Спасибо. Но ты же понимаешь, что из-за моих частых отлучек из дома я не смогу уделять семье достаточного внимания. - Ничего. Я справлюсь. Если же ты беспокоишься о тех опасностях, которые могут ожидать нашего ребёнка со стороны иллюминатов, то не стоит ничего бояться. Я уже всё обдумала. Был же такие случаи, что семья иллюминатов растила дитя. А потом, ты на хорошем счету у Великого Магистра. Думаю, он не станет чинить нам препятствия. Маркиз вспомнил Алексея, Аврору и маленького Акинфия. В данном случае это был не лучший пример счастливой семьи. Но у них с Ксенией всё будет по-другому! Они справятся со всеми трудностями, чего бы им это не стоило! * * * Маркиз и Ксения сидели за столом напротив друг друга и пили горячий шоколад. Они предвкушали приятный вечер вдвоём. Счастливая улыбка озаряла лицо Ксении. Д’Арни тоже находился в приподнятом настроении только от того, что имеет возможность вот так запросто ужинать с любимой женщиной, обсуждать последние политические и светские события, наслаждаться вкусной едой и хорошим вином. В такие моменты он мог позволить себе позабыть о делах и просто побыть самим собой. - Прости, я совсем забыла тебе сказать о том, что пришло письмо, - сказала Ксения, когда трапеза была окончена. - От кого? Д’Арни поднял серые глаза. - От Ольги Николаевны. Его принесли, пока тебя не было дома. Маркиз насторожился. Он сразу понял, что случилось что-то недоброе. Иначе зачем супруге Петра писать к нему? Он разорвал конверт и прочёл: "Любезный Иван Иванович! Считаю своим долгом сообщить Вам, что Евдокия Дмитриевна Черкасова серьёзно больна. Провожая Петра на службу, она сильно простудилась и слегла с горячкой. Я очень боюсь, что дело плохо и Евдокия Дмитриевна при смерти. К огромному сожалению, Пётр никак не может приехать. Его не отпускают на службе. Видимо, сам император нуждается в нём. Поэтому взываю к Вам и умоляю Вас, Иван Иванович, приехать в Черкасово как можно скорее. Иначе может быть поздно. С надеждой и признательностью Ваша родственница Ольга Николаевна Черкасова". Пока д’Арни читал, Ксения внимательно следила за выражением его лица. Оно становилось всё более напряжённым. - Что-то случилось? – спросила Ксения, когда супруг дочитал письмо. - Мать Петра сильно заболела. Ольга Николаевна просит меня приехать. Ты же знаешь, что Евдокия Дмитриевна стала мне родным человеком, да и я теперь много значу для неё. - Боже мой! Бедная крёстная! Нужно ехать прямо сейчас! - Мы так и сделаем. Только мне нужно кое-что уладить. * * * Медленно догорали приглушённые краски осеннего вечера. Их отблески просачивались сквозь кружево лёгкой шторки и ложились на белизну постели. Борис Александрович Курагин весь день пробыл рядом с захворавшей Евдокией Дмитриевной. Выглядел он неважно. Всегда напомаженный и изысканно одетый, с неизменной приветливой улыбкой, сегодня князь выглядел уставшим и осунувшимся. Ещё бы - его добродетельный ангел, ради которого он готов был на всё, его единственная любовь всей жизни, лежала сейчас бледная и беспомощная. Сердце князя обливалось кровью при виде потухших глаз, морщинок на родном лице, которые за последние несколько дней как будто стали резче и заметнее. - Дунечка, мой свет, прими ещё лекарства, что доктор прописал. - Ох, друг мой, не хочу! - не открывая глаз, простонала больная. - Всё одно – умру! Поделом мне – такого сына жестокосердного вырастила! Вот Бог мне и послал эту хворь! - Ещё бы не захворать, - качая головой, проговорил Курагин. - В одном домашнем платье за каретой помчалась… Эх, Пётр, Пётр! До чего мать довёл, стервец! А ты не смей о смерти говорить! Ишь чего придумала! Я перед твоим покойным мужем Иваном слово давал, что буду за тобой приглядывать. Костьми лягу, а поставлю тебя на ноги. - Скоро ли Петруша приедет? – в сотый раз осведомилась Евдокия Дмитриевна. – Кажется, колокольчик на дворе зазвенел. Выйди, Борис Александрович, погляди. А то Прошку не дозовёшься. Курагин отодвинул кружевную шторку и взглянул на двор. - Нет никого. Привиделось тебе, мой ангел. - Да сама знаю, что Пётр не приедет. Все меня оставили, - капризничала госпожа Черкасова. - Кроме тебя, князь, да Оленьки. Варвара тоже не явилась не на праздник наш, не теперь. Ну ладно Варя, у неё дитя малое – не до поездок. А вот Пётр! Нет ему оправдания! Вот и помрёшь так, с сыном не простившись! На что ему мать-то? - Она горько вздохнула. - Поколение нынче такое. Молодые нас, стариков, не ценят. Не гневись, матушка! Пётр молод, горяч да упрям, но тебя любит! - А вот и нет! Если бы любил, то приехал! Я ему эту обиду не прощу! - Ты пей микстуру, пей, и о дурном не думай. Приедет твой сын, вот увидишь! Дай-ка я тебе одеяльце поправлю. Поспи. Утро вечера мудренее. * * * Маркиз д’Арни, в чёрном сюртуке, застёгнутом на все пуговицы, сосредоточенный и сдержанный, стоял навытяжку пред очами «человека в манжетах». Он впервые обращался с просьбой к Великому Магистру. Его собеседник восседал в огромном мягком кресле. Его холёные руки покоились на резных подлокотниках, выполненных в виде когтистых лап грифона. - Уверяю вас, мой отъезд связан с непредвиденными обстоятельствами. Моё отсутствие не продлится долго. Маркиз старался говорить спокойно. Реджинальд окинул его высокомерным взглядом. - Если вы полагаете, что после того, как помогли мне вернуть золото иллюминатов с пиратского корабля, имеете право делать всё, что вам вздумается, то ошибаетесь. Я никому не позволю нарушать дисциплину. Тем более - вам. Будто и не было между ними примирения! Казалось, Великий Магистр вовсе позабыл, что обязан маркизу если не жизнью, то уж точно своим высоким рангом. - Поймите, для меня это очень важно. Человек, который с некоторых пор стал мне близким, серьёзно болен. - Хм, - Скотт усмехнулся, рассматривая свои отполированные ногти. - Неужели вы собрались навестить больную тётушку Евдокию Дмитриевну? Ай-ай-ай, маркиз, это становится всё более забавным. - Откуда вам это известно? Д’Арни удивлённо поднял бровь. Раньше подобные слова привели бы его в бешенство, но на этот раз едкие речи Скотта не задели его. - Друг мой, вы меня удивляете! Мы везде. И даже в Черкасово! Вы ошибочно считали, что отрезаны от всего мира, однако же находились под нашей постоянной опекой. - Так вы отпустите меня? Д’Арни вдруг ощутил усталость. - Вы привязываетесь к этому семейству всё больше и больше, что не может меня не настораживать. - То есть, ваш ответ – нет? Скотт покрутил перстень на пальце. Ему нравилось упиваться своей властью над маркизом, который превосходил его во всём. А д’Арни взглянул на своё обручальное кольцо. Этот символ любви он никогда не променяет ни на что на свете, даже на власть в самом могущественном тайном ордене мира! Англичанин как будто прочёл его мысли. - Так и быть, отправляйтесь в свою тихую гавань. Но помните, что по приезде в Петербург вы должны быть во всеоружии. У меня будет для вас особо важная миссия. - Что за миссия? - Всему своё время, дорогой брат. Отправляйтесь. Реджинальд Скотт проводил д’Арни долгим взглядом. И как только дверь за маркизом захлопнулась, Великий Магистр взял лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу. - Ничего, д’Арни! Скоро, скоро в Черкасове вам станут не рады! Вы утратите доверие близких, которого так долго искали! Уж я об этом позабочусь! И тогда вы вновь вспомните о вашем главном предназначении – служении ордену и лично мне!