Путь иллюмината: во имя жизни

У Любви я служу адъютантом И до смерти Ей буду служить, Обладая одним лишь талантом – Горячо, безответно любить. Я живу и люблю, как умею, На судьбу никогда не ропщу, Никогда ни о чём не жалею И взамен ничего не прошу. Приросли мне к плечам эполеты, На приказ отвечаю я: «Есть!», Часто был то шутом, то поэтом, Отдавая Любви свою честь. Я всегда шёл в строю авангардном, Оставаясь один, словно перст, И в торжественном марше парадном За Неё я несу тяжкий крест. Этой жизни свершая ход крестный, Слёз и крови глотаю я соль, За Любовь я умру и воскресну И Любовь исцелит мою боль. Твёрдым шагом иду на распятье, В такт дрожит на плече аксельбант – Я Любви оловянный солдатик, Верный, стойкий Её адъютант. Александр Бунаков, "Адъютант Любви". Юлией снова завладела печаль. Она смотрела на привычные вещи, окружающие её каждый день, и понимала, что будет скучать по маленькой сцене, театру, который стал-таки для неё родным, гримёрной, где перед спектаклем она тщательно наводила грим, преображаясь в самых разных героинь. Вскоре ей придётся всё это покинуть. И эти золотистые шторы с длинной бахромой, и эти стулья в зрительном зале, обитые тёмно-красным бархатом… Она не увидит свою труппу из крепостных, которые за недолгое время из забитых, затравленных бедолаг превратились в настоящих актёров. Да, труппа имела успех, и несомненно, в этом успехе главную роль играла она, Юлия! Конечно, актриса помнила и того, кто сделал невозможное возможным. Искандер. Но в сердце мадам де Перпиньяк нет более сожаления о расставании, так как она стала другой. Почему же тогда так тяжело? Она станет женой замечательного Платона Толстого и будет за ним как за каменной стеной, и они с сыном, - а Юлия отчего-то была уверена, что родится именно мальчик, - заживут спокойной, размеренной жизнью. Всё же складывается просто прекрасно! Отчего же слёзы сами собой наворачиваются на глаза? Оттого ли, что Юлия вскорости покинет Петербург, чтобы уехать в Невревку? Нет, она никогда не гналась за комфортом и умела радоваться простым вещам. Тогда в чём же дело? Да что же обманывать себя! Юлия так мечтает перед отъездом последний раз увидеть Мишеля! Вот он, немного сконфуженный, войдёт в двери, не поднимая глаз, вручит ей очередную рукопись, пусть не совсем гениальную, но написанную с душой. Вот их глаза на миг встретятся, и она задержит свой взгляд на его тёмных густых волосах, и не будет никого и ничего вокруг… Мадам де Перпиньяк грустно улыбнулась. Ну что ж, пора начинать новую жизнь. В который раз она собирает чемоданы, до последнего надеясь, что судьба каким-то чудесным образом изменит то положение, в которое она попала, и случится то, что придаст её существованию новый смысл, заставит ожить. И вот то, о чём она так мечтала, случилось. - Мадам, как хорошо, что я успел застать вас! Перед ней стоял Мишель, такой, каким она и представляла его всего минуту назад. Он что-то лепетал о том, что Платон Толстой будет для неё отличной партией, поздравлял с будущей свадьбой. - Мне показалось, или вы грустны, Юлия? Внимательный и чуткий Мишель, как всегда, без труда разгадал её чувства. Только перед ним прекрасная актриса, ловко изображающая различные эмоции на сцене, была уязвима и слаба, только с ним она была искренней и настоящей. - Ничего-то от вас не скроешь, мой друг. Ах, я ведь скоро всё это покину! И сама никак не могу понять, рада я этому или нет. Меня ожидает спокойное будущее, семья, ребёнок. Александр более не станет меня мучить. Но, с другой стороны, не будет театра, зрителей, аплодисментов,... вас. - Жизнь не стоит на месте. Она должна меняться вместе с нами. Лугин нежно взял Юлию за руку, она взглянула на него. Оба почувствовали, что не в силах противиться тем эмоциям, которые захлестнули их шквальной волной. Она жадно искала его губ, а он более не мог сопротивляться этому порыву. Но всё же поцелуя, которого оба желали, не произошло. - Вот, примите это в знак моей... Мадам де Перпиньяк помедлила, выбирая слова. Слово "любовь" так и витало в воздухе... - ...в знак моей сердечной привязанности к вам. Она расстегнула замочек медальона, что носила на шее, и вложила в ладонь возлюбленного. Тот с благоговением сжал ладонь. - Юлия, я вас... Она приложила указательный палец к его губам. - Прошу, ничего не говорите. Всегда носите мой подарок и помните обо мне. ... Ночь давно вступила в свои права. Император стоял у окна, наблюдая за тем, как дворец погружается в тень. Скоро он будет скован тяжёлым сном, впрочем, как и вся огромная империя. Александра била дрожь, хотя холода он не чувствовал. Так бывало всегда, когда он ощущал величие необъятной державы, которая находилась в его власти. И в эти мгновения было так одиноко! Сам не зная почему, он вспомнил кукольный домик Лизхен, который жил в её комнате, когда его супруге было всего лет двенадцать. Большой игрушечный дворец с башенками и балконами, множество комнат, заставленных мебелью, точь-в-точь таких же, как и эти. Вспомнил он и крошечных обитателей домика. Маленькие фигурки были всего лишь с мизинец размером. Александру вдруг показалось, что он сам сейчас похож на одну из этих куколок из папье-маше, что стали узниками своего замка. Но не только эти мысли витали в голове "русского Сфинкса". Императору было странно признать, что он страдал, и страдал от любви. Он снова подумал О Елизавете, о её слезах и объятиях, о том, как с недавнего времени в его душе проснулась любовь к жене, там, среди горячечных снов в плену у иллюминатов. В те страшные часы лишь мысль о Лизхен, родной, единственной, давала силы жить. Но сегодня неуловимое ощущение безмятежного счастья отчего-то покинуло Александра. Нет, этой холодной ночью думы о Лиз не согревали. Юлия всё ещё не отпускала, она ещё жила в его сердце, в его крови ещё бурлила страсть, а на губах горели поцелуи... Следует признать, что он скучает, мучается и ощущает пустоту. Не будет больше коротких, украденных у судьбы минут свиданий, не будет страстных ссор и примирений, не ощутить более ему этих качелей любви, головокружительных подъёмов и столь же неожиданного отрезвления. Нет, теперь его уделом станет спокойная размеренная жизнь с Елизаветой, долгое плавание на волнах бездонного моря её синих глаз, которое в конце концов укачивает. Александр судорожно вздохнул. Несмотря на поздний час, император не ложился, так как ждал доклада от начальника тайной службы о том, как прошла эта неделя. Ох уж этот Черкасов! Иногда казалось, что Пётр Иванович один по-настоящему предан Отчизне - настолько ревностно он выполняет свой долг перед страной! Шёл бы уже к своей молодой красавице жене, а он всего себя готов отдать работе! Странно, но спать отчего-то не хотелось. Нет, этот холод становится невыносимым! Хотелось тепла, дружеской беседы. И вот это маленькое желание Александра начало сбываться. В его покои зашёл Великий князь Константин Павлович. Сонный, в длинной кружевной пижаме, он заставил императора улыбнуться. Вид младшего брата как будто на мгновение вернул Александра во времена его детства. - Дорогой братец, мне не спится. Поговори со мной, развей тоску. Константин забрался в удобное кресло с ногами, словно и впрямь ребёнок. - Я очень рад, что ты пришёл. Честно говоря, у меня тоже на душе неспокойно. Гложет какая-то непонятная печаль. - Здесь замешаны дела государственные? Ситуация в Грузии довольно неоднозначна, да и персы не спят. Я уж не говорю об англичанах... Не завидую же я тебе! - Ты прав, забот у меня предостаточно, но на сей раз дело не в политике. Я и сам наверное не знаю, в чём причина моей меланхолии. Видимо, просто усталость накопилась. Константин Павлович, который пришёл, чтобы обсудить конкретную проблему, перешёл к наступлению. Тон Великого Князя стал жёстким. - А я сейчас расскажу, в чём твоя хандра. Чрезмерное благородство вконец погубит тебя. Ты настолько хочешь быть идеальным, что даже сам себе боишься признаться в том, что всё ещё переживаешь разрыв со своей актрисой. Александр пожал плечами. - Ты опять прав. Нет смысла скрывать, что я всё ещё привязан к ней. Да, я рад тому, что мы с Лизхен помирились и снова близки как раньше. Но вот так запросто отпустить Юлию у меня пока не получается. - Ещё бы! Ведь она ждёт от тебя ребёнка! Об этом судачат в свете! Но даже эта эмоциональная реплика не растопила льда в серых глазах Александра. - После нашей ссоры Юлия не хочет слышать обо мне. Она собирается воспитывать ребёнка сама, - спокойно молвил император, и это спокойствие распаляло Константина Павловича ещё больше. - Только не одна, а вместе с этим выскочкой и якобинцем Лугиным! - Что? - Александр поднял бровь. Слова младшего брата только сейчас возымели действие. - Не слышал об этом. - Ах, братец, братец! Держу пари, что только ты один из всего Петербурга не знаешь о том, что Михаил Лугин крутит роман с твоей бывшей пассией! Его много раз видели рядом с театром. Он посмел поднять свой взор на ту, которая принадлежит тебе. Ты как император ещё не сказал своего, заметь, главного, слова в ваших отношениях с Юлией. А значит, она не может считать себя свободной. - Но мы с ней уже объяснились. Расстаться было нашим общим решением. Казалось, Александру был в тягость этот разговор. - Я сейчас не вижу перед собой императора огромной державы. Передо мной какой-то желторотый юнец! И вновь нападение. - О чём ты говоришь? - У тебя до сих пор нет наследника. Ты не хуже меня знаешь, что бывает, если у императора нет преемника. Это смута! Глаза Константина Павловича сделались огромными. - Ты преувеличиваешь. Лиз ещё родит мне сына. А если этого не случится, то уверен, что найдётся достойный преемник, которому я передам трон. - Ты забыл, что есть тёмные силы, очень могущественные, которые могут воспользоваться тем, что у тебя есть внебрачный ребёнок. Те же иллюминаты в будущем могут попытаться посадить на трон дитя Юлии. - Я не понимаю, к чему ты клонишь? Ты предлагаешь мне поступить как тиран и отнять ребёнка у той, которую ещё вчера боготворил? - Это всё красивые слова, Саша. А на деле ты знаешь, что я прав. Ну же, пора проститься с образом романтического героя и вести себя как подобает государю! Ради будущего своего Отечества ты обязан забрать ребёнка у Юлии. - И что дальше? Я должен бросить в тюрьму собственного ребёнка, чтобы он повторил судьбу несчастного Иоанна Антоновича и никогда не видел белого света? Нет уж, уволь. - Ты можешь провозгласить дитя Юлии своим наследником. - А как же Лиз? Как она посмотрит на это? - Елизавета сама виновата. Она не смогла родить тебе сына и попросту недостойна той высокой миссии, которая возлагается на супругу императора. Скажи ещё спасибо, что беременность Лизхен от Охотникова не подтвердилась. Упомянув о связи императрицы с Охотниковым, Константин намеренно ударил по самому больному. Александр почувствовал, как злость горьким ядом начинает отравлять его душу, но уже ничего не мог с этим поделать. Он вспомнил тайные свидания императрицы и Охотникова, обещания Лиз, её уверения в том, что встреч с юным кавалергардом более не повторится. Ему врезались в память измятые кусты под окнами Елизаветы, и сейчас ему казалось, что так же была тогда уничтожена его душа, как растоптаны нежные розы грубыми солдатскими сапогами. Нет, от Юлии и этого Лугина он подобного не потерпит! Снова похожая ситуация не повторится! Никто более не в праве причинять ему такую боль! На этот раз Александр будет жёстким и непреклонным. А если надо, и жестоким! А Константин продолжал. - Хочешь знать, что на твоём месте сделал бы наш батюшка? Он приказал бы сослать Лугина в Сибирь, а Юлию заточил бы в монастырь! И, признаться, сейчас я начинаю понимать нашего отца! Да, он был суровым, а его действия порой казались нам антигуманными, но такова жизнь! - Зачем ты мне всё это говоришь? В голосе Александра послышалась усталость. - Для того, чтобы ты уже, наконец, показал всем, что ты император и достоин уважения! Тебе нужен наследник, так пусть же он у тебя появится! Забери его! - Но Юлия никогда не отдаст мне дитя. Да и Лугин встанет на защиту интересов своей дамы. - Значит, нужно сделать так, чтобы Лугин перестал мешаться под ногами. Следует убрать его с дороги. И как можно раньше! Глаза Константина Павловича загорелись. Он давно мечтал поквитаться со своим врагом. Когда-то юная Варвара Ланская предпочла Лугина ему, самому Великому Князю. Константин даже спустя годы не смог смириться с поражением, ведь по природе своей не умел проигрывать. А вот мстить у него получалось замечательно. - Ты вынуждаешь меня переступить через свои принципы, но я соглашусь с тобой, - сказал Александр. - Юлия никогда не любила меня самого, а лишь какого-то мифического Искандера, которого сама же и придумала. Что ж, разлука с ребёнком станет для неё расплатой за то, что я сейчас страдаю по ней. А Лугин... Впрочем, он всегда был слишком своенравным, за что и поплатится. Завтра же отдам приказ Черкасову об аресте Лугина. Константин улыбнулся. - Рад, что мы друг друга поняли. Спокойной ночи. * * * Погружённый в свои мысли, Лугин неспешно брёл по улице. После объяснения с Юлией он был будто во сне и не замечал никого и ничего вокруг. Мишель думал о том, что же ему делать дальше. Просто жить как прежде? Заставить себя забыть то, что едва не слетело с губ в гримёрке Юлии лишь затем, чтобы снова продолжить семейную жизнь с Варей? Он женат и никогда не сделает Варваре больно, поэтому мечтам о любви к Юлии придётся умереть, едва родившись. Но от этой мысли на душе сделалось уныло. Он не любит больше Варю. Теперь Лугин это явственно понял. Неужели всё-таки чувства к Варваре жили в его сердце лишь тогда, когда за её любовь приходилось постоянно бороться с Толстым? Было соревнование, была и любовь? Видимо, так. Выходит, приходится признать неприятную истину: с четой Лугиных случилось то, что происходит с сотнями других семей. Чувства не выдержали испытаний обыденной будничной жизнью, как бы пошло и избито это не звучало. Размышляя так, Мишель не заметил, что за ним следовали две тёмные фигуры. И как только Лугин свернул на безлюдный переулок, сильнейший удар по голове оглушил его. - Ты что наделал, балбес?! - буркнул бородатый громила своему подельнику. - Да, перестарался я, как бы дух не испустил его благородие. - Тьфу ты! Ты что, забыл что ли, что нам приказано лишь припугнуть его? Кажись, готов он! Канаем отсюда! Бандиты исчезли в подворотне. А Лугин так и остался лежать на земле. Зловещее тёмно-красное пятно растеклось по мостовой... "Что ж, злодейка-судьба, ты нашла самый лёгкий выход из моей сложной семейной ситуации. Ты сама всё решила за меня. А я покорюсь тебе." Судорожно глотнув холодный петербургский воздух, Михаил Лугин закрыл глаза. * * * Мишель не знал, сколько пролежал без сознания, но когда разум его прояснился, уже темнело. Зажигались первые фонари, словно светлячки. Голова раскалывалась, а глаза заволокла пелена. Наш герой, не раз побывавший в подобных ситуациях, пришёл к выводу, что в сущности ничего ужасного с ним не произошло, так как удар оказался не таким уж сильным. Бывали передряги и похуже. Мишель решил, что на него напали грабители. Место здесь неспокойное, неподалёку трактир, где круглые сутки проходят пьяные кутежи, так что удивляться не приходится. Странно, что позолоченные часы на цепочке остались при нём. Наверняка, грабителей кто-то спугнул, не позволив им довести до конца свой план. Шатаясь, Лугин направился домой. Благо, он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы идти самостоятельно. * * * Варвара Петровна стояла на коленях перед иконой и истово молилась. Это было так не похоже на агностика Варю, которая всегда во всём привыкла полагаться только на себя. Она просила Бога о помощи только в самых крайних случаях, когда не видела выхода из тупиковой ситуации. Сейчас дело обстояло именно таким образом. Слёзы текли по щекам молодой барыни, а губы шептали слова раскаяния, которые мог замечательно слышать её супруг, только что вошедший в комнату. То, в чём исповедовалась перед иконой его жена, заставило Мишеля вмиг позабыть о том неприятном происшествии, что приключилось с ним на улице. - Господи, молю тебя, вразуми, помоги справиться с наваждением, усмири огонь в душе. Я была венчана с супругом моим, уважаю его и не хочу обманывать. Но то, что происходит со мной сейчас, заставляет позабыть не только мужа и сына, но и собственную гордость. Я люблю Платона Толстого больше жизни, больше всего и всех на свете! Сердце отказывается прислушаться к здравому смыслу, сколько я не пыталась ему приказать позабыть эту свою греховную любовь. Не знаю, сколько ещё смогу выносить эту муку. Господи, дай мне сил вынести боль, которая сжигает моё сердце и душу, укрепи меня. Удержи на пути праведном, огради меня силами миротворящего твоего креста. Сохрани от всякого зла и прости мои прегрешения, вольные и невольные. Варя закончила свою молитву и вдруг почувствовала, что не одна в комнате. Она обернулась. Перед нею стоял Лугин. - Мишель, что с тобой? У тебя кровь. - Пустяки, на меня напали на улице. Кажется, пытались ограбить. Со мной уже всё в порядке. Не это сейчас важно. Я всё слышал, Варвара. Ты была настолько поглощена молитвой, что не заметила, как я вошёл. - И что ты думаешь о том, что услышал? Лугин не нашёлся, что ответить. - Мишель, прошу, не молчи. Накричи на меня, ударь, я ведь этого заслуживаю! Я твоя жена, но все мои мысли о другом мужчине. Я плохая, отвратительная, испорченная! Из глаз Варвары потекли слёзы. - Да нет же. Ты ни в чём не виновата. - Как это? Варвара растерялась. Она не понимала реакции Мишеля на происходящее. - Просто я... тоже больше тебя не люблю. В комнате воцарилась тишина. Вот Лугин и озвучил те слова, которые так боялся произнести. - Я люблю мадам Юлию. Теперь уже пришёл черёд Вари удивляться. А Мишель был даже рад тому,что всё тайное, наконец, стало явным. - И что же нам делать дальше? Варвара тоже испытала облегчение из-за того, что не разбила сердце Лугину. - Не знаю, Варенька. Знаю только, что мы с тобой всё равно навсегда останемся родными людьми. Несмотря ни на что. Варвара подошла к Мишелю и крепко-крепко обняла. * * * Иван и Пётр Черкасовы с хмурыми лицами сидели за столиком в "Красном кабачке". Они ожидали прихода Михаила Лугина, так как имели к нему серьёзный разговор. В заведении было особенно людно и шумно, так что иллюминат и начальник тайной разведки могли не опасаться, что их разговор может быть подслушан посторонними лицами. - А вот и наш горе-романтик, - кисло сказал Пётр Иванович, увидев Мишеля. - Добрый вечер, господа, - вежливо поздоровался Лугин. Д'Арни молча кивнул. - Садись уже, - огрызнулся Черкасов вместо приветствия. Пётр не знал, как теперь относиться к мужу кузины. Черкасов был осведомлён о том, что Лугин всерьёз увлечён актрисой мадам Юлией. Последняя, к слову, ожидает ребёнка от самого императора Александра, что совершенно не смущает вконец запутавшегося Лугина. - Не знаю, зачем я сейчас помогаю тебе. Ты обманываешь Варю, встречаясь за её спиной с мадам де Перпиньяк. Делаю это лишь в знак нашей старой дружбы. - Но я не обманываю Варвару. Сегодня мы объяснились с ней. Она влюблена в Толстого, и мы обоюдно решили, что не будем чинить друг другу препятствия. - Странно слышать от тебя такое, - сказал Черкасов. - Ты должен понимать, что Варю не примут в обществе, если она уйдёт от мужа к другому. Да и ты поступаешь по меньшей мере неразумно. Собственно, я и пригласил тебя, чтобы предупредить. На этот раз, брат, ты зашёл слишком далеко! Сегодня император вызывал меня к себе с докладом. Ожидая Александра Павловича у дверей его кабинета, я случайно услышал его разговор с Великим Князем Константином. Это было несложно, так как они говорили на повышенных тонах. К моему изумлению, речь пошла о тебе, Мишель. Император пришёл к выводу, что тебя необходимо арестовать. Ты перешёл ему дорогу, взяв на себя смелость стать кавалером его бывшей фаворитки. Пока что у меня нет приказа о твоём аресте, но завтра же он будет у меня на столе. Мишель нахмурился. Он всегда был против самодержавия и считал царскую власть злом. Теперь же его неприязнь к особам царской крови только усилилась. Государь не признал своего фиаско в любви и пользуется монаршей властью, чтобы удержать возлюбленную путём устранения соперника! Да это попросту подло! - В любом случае от Юлии я не отступлюсь, пусть даже стану личным врагом Александра, - твёрдо сказал Лугин. - И потом, я законопослушный гражданин и ничего дурного не совершил. Любовь не является преступлением, так что арестовывать меня не за что. - Не за что, говоришь? А ты подумай получше. Черкасов нахмурился. - Уволь, не знаю, - буркнул Лугин. Д'Арни, который до этого времени молчал, вступил в разговор. - Видите ли, господин Лугин, я не так давно живу в этой стране, но уже пришёл к выводу, что в России любого могут арестовать, и без всякой на то причины. - Право, у меня нет никаких соображений по поводу того, в чём я мог бы провиниться. Лугин постепенно становился всё мрачнее. - Напомнить тебе, кто в прошлый раз в этом самом трактире за этим же столиком во всё горло кричал о том, что России неплохо бы поучиться кое-чему у Французской республики?! - Ну, я кричал. И что дальше? Я и сейчас от своих слов не отказываюсь. - А то, что эти твои заявления политического характера и станут поводом для ареста! Пойми, ты перешёл опасную грань, став соперником самого императора! - Но Юлия сама сказала, что их отношения с государем закончились. - Видимо, император считает иначе. Лугин помрачнел. - И что же мне делать? - спросил он хмуро. - Мы с Иваном уже всё придумали. Слушай и не перебивай. Первым делом вам с мадам Юлией придётся уехать из страны. - Не бывать этому. Я как патриот своей Отчизны останусь здесь. - Ты, видимо, не понимаешь всю серьёзность ситуации. Меня, если хочешь знать, вполне могут выгнать со службы лишь за то, что я предупредил тебя об опасности. И это ещё в лучшем случае. А тебя могут просто-напросто убить. Был человек, и нет человека! Тут-то Лугин и вспомнил вчерашнее нападение бандитов. - Кажется, облава уже началась, - сказал он. - На меня вчера напали грабители, которые, правда, ничего не взяли, только шишкой на лбу наградили! - Вот как! - воскликнул Пётр. - Тогда тем более нельзя терять ни минуты! - У меня есть для вас и мадам Юлии подложные документы. Придётся вам с ней на какое-то время стать Полем и Луизой Жерар, - сказал д'Арни. - Мы с Ксенией не использовали эти паспорта, так что они чистые. А легенда ваша такова: молодые законные супруги, путешествующие по Европе, ожидают пополнения в семействе и потому спешно возвращаются на родину, в Париж. Что скажете, мсье Лугин? - А как же мой сын? А Варвара, перед которой я безмерно виноват? Неужели я больше никогда не увижу их? Мишель не вполне понимал, что происходит. - Вы, Михаил Алексеевич, сможете вернуться в Россию спустя несколько лет, когда эта история стихнет. К тому времени император забудет свою фаворитку и её избранника, а вашей нынешней жене дадут развод. Лугин одобрительно кивнул. Он знал, что если один из супругов долгое время не объявляется, то другой получает свободу. В результате отсутствия Мишеля Варвара со временем сможет выйти замуж за Толстого. - Боже мой! Это же решение всех наших проблем! - обрадовался Лугин. - И ещё. Вот, держи. - Пётр положил на стол увесистый мешочек. - Этих денег хватит на то, чтобы благополучно устроиться в Париже и жить первое время. - Я не могу принять это, - отрезал честолюбивый Мишель. - Вы и без того слишком много для меня сделали. Но Пётр его перебил. - И не вздумай отказываться! Мадам Юлии и её будущему ребёнку эти деньги очень пригодятся. Подумай хотя бы о них. - Ты прав, друг. Спасибо. Мишель взял мешочек и спрятал его за пазуху. - Не знаю, как благодарить вас, - сказал он. - Если бы не ты, Пётр, я бы гнил в камере. - Он перевёл взгляд на маркиза. - Да и вас благодарю, господин д'Арни. Признаться, я считал вас человеком скверным и полагал, что иллюминат не станет ничего делать, не имея с того какой-либо выгоды. А вы, оказывается, способны на добрые дела! - Не стоит благодарности. Но вы неправы, ибо я всё равно имею в этом деле интерес. Д'Арни загадочно улыбнулся. - И какой же? - удивлённо спросил Мишель. - Сейчас я возвращаю долги за прежние грехи перед братом. А вы его друг. Знаете ли, очень хочется реабилитировать своё доброе имя. Черкасов одобрительно кивнул. - И у тебя это весьма недурно получается. Лугин вдруг рассмеялся. Да так громко, что сразу несколько посетителей обернулось на него. - Знаете, друзья, что меня рассмешило? Я вдруг подумал, что это весьма забавно. Я второй раз бегу от преследований в Париж, и опять-таки с беременной спутницей. Видимо, это моя судьба - нести свой крест во имя любви. - Да-да, -сказал Черкасов. - Все мы - её адъютанты. И сложно было с этим не согласиться.