А ведь нам до седьмого оставалось всего одно небо… Кристина Старк, «Гончие Лилит»
Дни сменялись неделями, пролетая незаметно для счастливых влюбленных, и Нацу с тревогой поглядывал на календарь. Два месяца счастливой жизни подходили к концу. Макс и Уоррен должны были прибыть в город со дня на день. Люси искоса смотрела на нервного Нацу, подозревая что-то неладное, но в этот раз решила не лезть в его дела. «Важные мужчины делают важные дела», — так ей говорила в детстве мама, когда отец закрывался в комнате с кипой документов и громко говорил по стационарному телефону с кем-то. Впрочем, Нацу о ее мыслях не подозревал и старался по пустякам не беспокоить. Люси выписали из больницы через десять дней, хотя врачи рекомендовали остаться еще на несколько. Хартфилия была непреклонна, что и сыграло решающую роль. Ей не нравилось лежать без дела, даже по уважительной причине. Нацу догадывался, что, на самом деле, ей всего-навсего не нравилось, что он видел ее в потрепанном состоянии. Он улыбался, когда она просила его выйти во время осмотра, и удалялся из палаты, громко протягивая слово «женщины». В то же время вокруг нее крутилась мать, а отец сладко посапывал в кресле, в углу палаты. Со вторым Нацу быстро нашел общий язык. Порой они даже устраивали дискуссии на политические или спортивные темы. Люси с матерью смотрели на это и вздыхали, произнося слово «мужчины». Дружеская, даже можно сказать семейная атмосфера витала в воздухе все эти дни, прошедшие в больнице. В течение следующей недели родители жили в квартире Люси и всячески ухаживали за ней (то есть мать носилась из комнаты в комнату, как в пятую точку ужаленная, а отец переключал каналы на телевизоре и иногда созванивался с коллегами по рабочим вопросам). Нацу изредка заходил, но чаще Люси поднималась к нему, так как в ее квартире, как она сама говорила, творился абсолютнейший бардак. В первой части квартиры ремонт закончился, поэтому они сидели в обновленной кухне и разговаривали о всяких малозначащих вещах, попивая чай или кофе. Люси рассказывала о забавных случаях, произошедших с ней или ее однокурсниками, и в эмоциональных порывах размахивала руками, а Нацу наслаждался звуком ее голоса, зачастую даже не вникая в суть историй, и широко улыбался. Иногда он перехватывал инициативу, и Хартфилия узнавала новые эпизоды его прошлого. За время, проведенное с ним, она поняла, что есть множество вещей, которые Нацу хотел бы оставить в секрете, и научилась сдерживать свое чрезмерное любопытство. Люси думала, что любовь к нему сделала ее лучше. Нацу же считал, что его чувства обременяют. Они никак не исправляли прошлых ошибок, не очищали его душу от совершенных грехов. Чувства не давали ровным счетом ничего полезного, кроме разливающегося по всему телу тепла при одном взгляде на Люси. И только ее улыбка дарила уверенность в завтрашнем дне, когда он находился на грани. «Надо подождать и сделать все должным образом», — словно мантру повторял про себя Нацу в такие моменты. Он впервые в жизни понимал, что восхваляемая поэтами любовь действительно существует. Она прямо здесь, с ним, обволакивала сердце мягким светом и дарила надежду на светлое будущее, в котором нет места боли и слезам. Нацу усмехнулся. Люси застыла с поднятыми к потолку руками и почувствовала себя крайне неловко. — Я что-то не так сделала? — спросила она, медленно опуская руки и краснея. — Ты сделала из меня романтика, — озвучил свои мысли Нацу и левой рукой провел по щеке возлюбленной. — А это хорошо или плохо? — Люси положила свою ладонь на его руку и взглянула ему в глаза. Ответ оглашен не был, так как Нацу прильнул к девушке с поцелуем. Как говорится, лучший способ заткнуть женщину… Люси быстро забылась и более не желала размышлять о странных словах. Вскоре родители благополучно уехали из города, но мать Люси божилась звонить каждый день, на что в ответ получала кивки и напоминания о скором отбытии поезда. Люси и Нацу стояли на вокзальной платформе и махали медленно удаляющемуся составу. Когда с проводами было покончено, они смогли выдохнуть с облегчением. Нацу даже обмолвился фразой о том, что с собственными родителями столько времени за последнее десятилетие не провел. Люси бросила на него настороженный взгляд, но уточнять ничего не стала, ведь он впервые упомянул о своих родителях, хоть и мимолетом. Она даже с радостью подумала, что наконец-то заслужила толику его доверия. Стена непонимания постепенно рушилась, Нацу медленно, но верно открывал себя Люси. Она оказалась именно тем человеком, которому он хотел отдать всего себя, даже если считал это в какой-то мере опасным для нее. Но все знают поговорку: «Меньше знаешь — крепче спишь». Люси познала всю мудрость, заключающуюся в этой простой фразе. Через какое-то время после уезда ее родителей, она смогла уговорить Нацу спать вместе. Так, день за днем, они становились ближе. Тогда Люси заметила странную тенденцию: если Нацу рассказывал что-то, касающееся его прошлого, то беспокойно спал по ночам. Однажды, после одного из таких вечеров с разговором о прошлом, он глубоко задумался, наверняка прокручивая в голове неприятные моменты. Ночью Нацу заметался по постели, а Люси попыталась его разбудить, хватая его за плечи. Он внезапно открыл глаза, повалил ее на кровать и руками крепко обхватил ее шею, отчего та стала задыхаться. — Если сейчас же не заткнешься, то умолкнешь навеки! — воскликнул Нацу, вдавливая испуганную девушку в матрас и низко нависая над ней. Люси захрипела, раскрыв рот. Страх за жизнь наполнил ее мозг, заставив того быстро реагировать и придумывать план спасения. В первую очередь Люси подумала о том, чтобы начать отбиваться. Так сделала бы любая нормальная девушка, но шестое чувство подсказывало, что тогда она сделает только хуже. — Расскажешь об этом хоть одной живой душе, — тем временем продолжал зло шипеть Нацу ей в лицо, — и умрет тот, кому ты это расскажешь. О-о-о, неужели думала, что мы убьем лишь тебя? Не-е-ет, ты будешь страдать, зная, что люди вокруг тебя умирают по твоей глупости. Расскажешь копам? Так и быть, мы взорвем весь участок. Лучшей подруге? Мы освежуем ее у тебя на глазах. Своему богатому папочке, имеющему много связей? Он не успеет поднять трубку, чтобы совершить хоть один звонок. — С удовольствием маньяка, растягивая некоторые слова, закончил Нацу и улыбнулся устрашающе хищной улыбкой. Из уголков глаз Люси скатились слезы. Она протянула дрожащую руку к его лицу и мягко — насколько могла — провела ладонью по его щеке к виску, взъерошив его причудливо розовые волосы. Взгляд Нацу будто прояснился, с лица сползла улыбка. Он перевел глаза на свои руки, резко вскочил с постели и, смотря на закашлявшуюся Люси, схватился за голову. Нацу убежал в другой конец квартиры и, судя по звуку, вылез на крышу. Люси, подрагивая всем телом, зашла в ванную комнату. Слегка красные пятна от пальцев уже появились, предвещая куда более сильные последствия сновидения Нацу. Еще минут пятнадцать приходя в себя, она ходила из комнаты в комнату. Более-менее разобравшись в своих мыслях, она стащила из шкафа теплый плед и поднялась с ним на крышу. На улице стояла глухая ночь, а ранняя осень играла с пижамой Люси прохладным ветром. Не удержавшись, она тут же чихнула, чем обратила на себя внимание Нацу. — Не подходи! — выкрикнул он, отодвигаясь на другой край лавки, стоящей в созданном им с Люси саду на крыше. Она не послушалась и, подойдя сзади, накинула ему на плечи теплый плед. — Уйди, пока я тебя еще как-нибудь не покалечил, — взмолился он, роняя голову на руки. Люси подсела рядом, залезла под тот же плед и боком навалилась на Нацу. — Я тебя не боюсь, потому что знаю, что ты не хотел причинять мне боли, — произнесла она в его плечо и поцеловала смуглую кожу. — И сейчас не хочешь. Нацу выдохнул, через несколько секунд выпрямился и нерешительно приобнял ее за плечи. — С какой же Луны ты ко мне свалилась? Люси захихикала и сильнее прижалась к нему, а Нацу поправил плед так, чтобы его Сердце* не заболело.***
По окончании второго месяца Нацу совсем потерял спокойствие, а вместе с тем и сон. Он просыпался посреди ночи, выпутывался из объятий Люси и поднимался на крышу. Ему приходилось одеваться в теплые свитера и джинсы, так как глубокая осень заставляла его содрогаться от каждого порыва ветра. Благодаря проведенному на крышу электричеству, Нацу мог в бессонные ночи размышлять о беспокоящих его вещах перед холстом, отражая мысли на бумаге. Часто холодный дождь нарушал его планы, и в такие моменты ему невыносимо хотелось закурить. Навязчивые мысли и идеи не давали ему покоя, поэтому Нацу было необходимо усмирить расшатанные нервы, и, если перед ним не было холста, в руках непременно оказывалась пачка сигарет. Но он воздерживался от курения, потому что знал, как это расстраивает Люси. В квартире ему рисовать не нравилось, поэтому пока была возможность сделать это на свежем воздухе, Нацу охотно пользовался ею. Но приближался ноябрь и на улице порой оказывалось просто невыносимо что-либо делать, поэтому художник окончательно обосновался у себя дома. По ночам он запирал дверь в гостиную, чтобы свет от торшера не мешал Люси спать, и долго чертил карандашные наброски, сидя в кресле и располагая альбом на коленях. Однажды Нацу увлекся настолько, что не заметил подкравшуюся сзади Люси. Она невесомо провела ладошками по его плечам, обняла со спины и чмокнула в щеку. — Гений бессонных ночей, может, поспишь со мной наконец? — сладко прошептала Люси, не желая нарушать приятной тишины комнаты. — Я разбудил тебя? — обеспокоенно спросил Нацу и провел пальцами по ее предплечью. — Нет, но мне не нравится просыпаться и чувствовать холод твоей стороны кровати. Как долго ты уже сидишь здесь? — Люси присела на корточки перед креслом и заглянула ему в глаза. Получив в ответ лишь молчание, она продолжила: — И как давно ты уходишь рисовать посреди ночи? — в ее голосе отразились сердитые нотки. — Мое сердце*, иди спать. Я скоро присоединюсь, — приподняв уголки губ и изобразив на лице подобие улыбки, Нацу чмокнул Люси в лоб и кивнул в сторону двери. Люси удрученно посмотрела на него, тяжело выдохнула, смирившись с его словами, и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Нацу вернулся к наброскам и мыслям о плане мести Донсону. К тому времени он уже знал, как поступит, но оставался только один вопрос: «Что делать с Люси?» За прошедшие два месяца Нацу понял, что не хочет причинять ей боль, терять или оставлять без какой-либо защиты. А если он претворит свой план в жизнь и исчезнет, то Люси точно будет грозить опасность. Проще говоря, Нацу было жизненно необходимо обеспечить ей беззаботную жизнь. Именно это и казалось сложнее всего выполнить.***
На кухне царила атмосфера веселья. Люси замешивала тесто для пирога, а Нацу всячески ей мешал. Она хохотала, и мука разлеталась в разные стороны. На щеке Нацу был белый след от муки в виде ладошки Люси. Миленький розовый фартук также был безнадежно испачкан, но это не мешало Драгнилу приставать к пытающейся готовить Хартфилии. — Нацу, ты заколебал! — засмеялась она, пятой точкой отталкивая его от себя. Воспользовавшись этой ситуацией, Нацу за бедра притянул ее к своим и прижался грудью к ее спине. — А как мне совладать с собой, когда ты выглядишь так сексуально? — он соблазнительно прошептал ей на ухо, отчего по всему ее телу пробежал табун мурашек. Люси повернула голову, чтобы поцеловать его, но неожиданно раздалась тревожная мелодия телефона Нацу. Мужчина чертыхнулся, отпустил ее, поцеловав в висок, и удалился в другую комнату, чтобы ответить на звонок. Только прикрыв за собой дверь и убедившись, что его будет не слышно на кухне, он посмотрел на экран. Увидев номер звонившего, Нацу чуть не выронил телефон. «Неужели уже?.. Нетнетнет, я не готов. Только не сейчас, пожалуйста!» — подумал он, когда принимал вызов. — Слушаю, — произнес Нацу, сжимая свободную руку в кулак. — Мы вернулись, — кратко пояснил абонент по другую сторону линии. — Скоро буду, — выдохнул он и сбросил вызов, злясь от отчаянья. Нацу ждал этого звонка, но все равно был поражен внезапностью всего происходящего. — Что ж, счастье оказалось недолгим, — усмехнулся он и вышел в коридор. Когда он стал натягивать на себя верхнюю одежду, Люси выбежала в коридор, вытирая на ходу мокрые руки о полотенце. — Ты куда? — обеспокоенно спросила она, с неким страхом оглядывая Нацу с ног до головы. — Встретиться с коллегами по работе, — ответил он, обуваясь. — По работе? — испуг в ее голосе резанул по его ушам. — Только не говори, что ты… — Люси, нет. Я не работаю там больше, ты это знаешь. А вот мои товарищи пока что работают, — Нацу поднялся и взглянул на Люси. — Не волнуйся ты так, все нормально, — произнес он, притягивая ее к себе. — Обещай, что скоро вернешься. Целым и невредимым, — прищурив глаза, попросила она. Нацу кивнул и улыбнулся от осознания, что теперь дома его всегда ждут и что за него беспокоятся. — Грязнуля, — улыбнулась она и вытерла с его щеки следы муки. Следы их недавнего веселья.***
Оказавшись в квартире Макса, Нацу сразу ощутил витающее в воздухе напряжение. Зайдя в гостиную, а по совместительству единственную комнату в квартире, и увидев угрюмое выражение лица и загипсованную руку Уоррена, он понял, что на задании произошло что-то из ряда вон выходящее. Впрочем, расспрашивать об этом он не собирался. Главное, что его сейчас волновало, — это донесение до них информации о своем плане. Может, Уоррен для Нацу практически ничего не значил, но для Макса он был всем, поэтому ему пришлось задуматься о безопасности обоих. Прежде чем начать, Драгнил дождался, когда Макс вернется в комнату и сядет на диван рядом с напарником. — Макс, думаю, тебе известно о случившемся с Люси. Он застыл на какое-то время и кивнул. Это должно было насторожить Нацу, но он ничего не заметил, потому что мысли его были совершенно в другом месте. — За эти два месяца я успел многое обдумать, — продолжал он, — и придумал план мести Донсону. Посвятить в него вас я собираюсь только потому, что не хочу, чтобы вас накрыло той же волной. Поэтому прежде, чем начать его осуществление, я должен быть уверен в вашей безопасности. Уоррен рассмеялся во весь голос. Нацу хмуро посмотрел на него, не понимая подобной реакции. — Простите, простите! Но неужели ты думаешь, что тебе удастся хоть как-то навредить ему, не навредив при этом себе? Это нереально, — фыркнул парень. — Вынужден согласиться с Уорреном. Нацу, ты ведь знаешь, что за ним стоят даже более влиятельные люди, чем он сам. Он всегда работает аккуратно, и, даже если ловят одну из его пешек, к нему не ведет ни одна ниточка. Я лично подчищал многие дела, — произнес Макс, с беспокойством поглядывая на Уоррена. — Знаете ли, я тоже не лыком шит, — улыбнулся Нацу. — У меня есть доказательства некоторых его незаконных проделок. Собирал на всякий случай. — Что ж, тогда выкладывай свой план, — пожал плечами Макс, готовый слушать. И Драгнил, ходя из стороны в сторону, стал рассказывать о плане. Главную ставку он сделал на ССФ (Прим.автора: Секретная Служба Фиора), которая уже давно следит за Донсоном и его предприятием. Нацу полагал, что за действительно полезную информацию они согласятся взять его под «программу защиты свидетелей». Когда он будет уверен, что все дорогие ему люди в безопасности и над ними не нависает угроза от подельников Донсона или от самой ССФ, выложит все доказательства преступных дел конторы. Что дальше с этой информацией будут делать в ССФ, его не интересовало. Главное, чтобы Донсон получил по заслугам. — И ты думаешь, это прокатит? — спросил Уоррен, в голосе которого явно слышалось сомнение. — Я уверен, что это прокатит, — ответил Нацу, передразнивая манеру речи собеседника, и сел в кресло рядом с диваном. — А у меня другой вопрос. Что будет с Люси? — спросил Макс, зная, что затрагивает больную тему. — Снова оставишь ее одну? — Зависит не от меня. Я бы хотел забрать ее под крыло, но для ССФ она бесполезна, — разбитым голосом произнес Нацу. — Не хочу терять ее из виду. Если вы двое сможете защититься от преследования и нападений, то она — нет. Макс и Уоррен переглянулись. — Нацу, если ты хочешь, мы можем приглядывать за ней, — предложил Макс, полагая, что обязан предложить хоть какую-то помощь. — Вы будете фактически в бегах, поэтому вам будет не до этого, — резко сказал Нацу, с прищуром вглядываясь в лица товарищей. — Да. Но мы можем взять ее с собой, — фраза прозвучала скорее как вопрос, нежели утверждение. Макс сам слабо верил в то, что говорил. — Об этом не может быть и речи. Я хочу, чтобы она жила спокойной и счастливой жизнью. — Тогда тебе не стоило вообще появляться в ее жизни, — заключил Уоррен. Нацу метнул в него испепеляющий взгляд. — И без тебя прекрасно знаю.***
После ухода Нацу Макс и Уоррен долго просидели в тишине. Они пообещали ему уехать из города в течение недели, на что получили полный благодарности и сожаления взгляд. Он будто мысленно умолял их протянуть с этим до последнего. Макс отлично понимал почему — это, возможно, последняя его неделя рядом с Люси. Но беспокоиться о других Алорсу уже надоело. Давно пора разобраться с собственными тараканами в голове. — И долго ты еще будешь строить из себя обиженную принцесску? — спросил Макс, сев на подлокотник кресла и скрестив руки на груди. — Я думаю, нам лучше скрываться по отдельности, — хмыкнул он. — Да ты издеваешься, — устало выдохнул Макс и потер переносицу. — Если ты боишься показаться в моих глазах беспомощным, то успокойся, я тебя таковым не считаю. — Дело не в этом. Так будет лучше для… — Тебя. Не для меня, — мрачно произнес Макс, перебивая товарища. — Дьявол, ты ведь прекрасно знаешь, что я чувствую к тебе. Ты должен понимать, что в таком состоянии я тебя не оставлю. И ведь ты, будучи на краю гибели, сам признавался мне в любви! И где теперь эта любовь? В заднице, видимо. Чувства бурлили в душе Макса. Он еле сдерживался, чтобы не взять друга за грудки и не попытаться вытрясти всю дурь из его головы. — Макс, — жалобным голосом произнес Уоррен, будто умоляя его остановиться. — Я по-прежнему души в тебе не чаю. — Тогда почему хочешь бросить? Я любил тебя много лет. Ты знал это, но молчал. А теперь, когда все только стало налаживаться, ты отталкиваешь меня. Я спрашиваю, в чем причина? Если не убедишь, то хрен отделаешься от меня. Уоррен помотал головой, не в силах хоть что-либо ответить. Макс легко приблизился к дивану и надавил на плечи Роко, заставляя того откинуться на спинку. — Что ж, тогда готовься к последствиям, — ухмыльнулся он и прильнул к губам Уоррена. Может, в душе его и горел огонь ярости, но ему хотелось убедить себя и его, что они нужны друг другу. Максу хотелось верить, что Уоррен тоже не может отказаться от него. От их отношений. Ответный поцелуй последовал не сразу, но все-таки последовал. Уоррен левой рукой притянул к себе Макса, вынуждая сесть себе на колени. Объятия его казались крепче, чем нужно. То ли это немая просьба всегда быть рядом, то ли прощание. В ту же секунду Макс подумал о том, что, возможно, Роко слукавил. Он также не готов рвать между ними связь, ведь это единственное, что у него осталось. Впрочем, как и у Макса.***
Последующую неделю Нацу находился максимально близко к Люси, буквально каждую секунду был рядом, будто боясь потерять ее из виду. Люси это радовало, но в то же время настораживало. — Нацу, ты же знаешь, что я не испарюсь, если ты сейчас выйдешь за дверь? — как бы невзначай бросила она, печатая что-то на компьютере. — Я прекрасно это знаю, мое сердце, — ответил Нацу, не отрываясь он чтения книги. «Зато могу испариться я», — добавил он мысленно. Вскоре Люси сообщила ему, что собирается выйти на работу. Говорила, что и так уже слишком дома засиделась и что пора бы вернуться в общество, ведь всю жизнь в четырех стенах не просидишь. Нацу настоял на том, чтобы она повременила с этим решением хотя бы на неделю. На вопрос «а что от этого изменится» он не смог ответить, но Люси все-таки послушалась, чем показала ему свое доверие. Нацу никогда не был так благодарен ей. За день до крайнего срока (о котором Хартфилия, естественно, не знала) произошел еще один случай, заставивший Люси понять, что Нацу действительно что-то скрывает и это уже не просто его забавные странности. Был поздний вечер. Они по обычаю перебрались в квартиру Нацу на ночь. Люси готовилась ко сну, переходя из одной комнаты в другую. Нацу лежал на кровати, читая заумную книгу об искусстве, которой Люси вряд ли когда-либо заинтересовалась. Сделав все, что только можно, она легла рядом и вперила взгляд в художника. Ей всегда казалось, что очки для чтения делали его жутко сексуальным. Настолько, что у нее дыхание перехватывало. Люси поддалась моменту и приблизилась к Нацу. Она нежно провела пальчиками по его предплечью и поцеловала в скулу. Нацу улыбнулся и положил свою ладонь поверх ее кисти. Люси медленно продвигалась поцелуями от скулы к его губам, соблазняя. — Что ты делаешь? — посмеиваясь, спросил Нацу. Люси захихикала в ответ. — Как что? Соблазняю своего любимого мужчину, — сказала она и поцеловала его в губы, вовлекая в свою маленькую игру. Нацу с улыбкой поддался. Он отложил книгу, снял очки и притянул к себе Люси. Она села на него сверху, желая упасть во власть удовольствий, которые он дарил ей каждый раз. Дыхание сбилось от перевозбуждения, поцелуи стали рваными, слегка грубыми. Но именно это нравилось Люси. Страсть Нацу всегда граничила с животной, если он себя не сдерживал. И Люси желала, чтобы сегодня он был полностью открытым, безудержным, грубым. Подрагивающими руками она стала задирать майку Нацу. Он помог ей избавиться от нее. Нацу перевернул Люси на спину и мягко поцеловал в шею. Хартфилия простонала. Это было приятно, но слишком нежно. Не этого она хотела в данный момент. — Черт, Нацу, не сдерживай себя! — прерывисто велела Люси. Нацу поднял взгляд на нее, одновременно лаская ее бедра. — То есть? — Не нежничай со мной, — выдохнула она, когда он провел ладонью по ее животу под ночным платьем. — Сколько еще ты собираешься обращаться со мной, как с фарфоровой? Нацу остановился, лицо его вытянулось. Уголки губ неизбежно поползли вниз, придавая ему выражение серьезности. Он отсел от Люси и задумчиво обвел ее взглядом. Нацу посмотрел на часы на тумбочке, где также показывалась дата. Будто что-то вспомнив, он покачал головой, мол, нельзя. — Ложись спать, — сказал Нацу, вставая с кровати. — А ты? — растеряно спросила Люси. — Почему мы не можем просто продолжить? — Я не могу поступить с тобой так, — тихо ответил он, будто надеясь, что она не услышит. — Как «так»? Нацу, что происходит? — нахмурились Люси, готовая вскочить с кровати и последовать за ним. — Я сказал, ложись спать. Я скоро приду, — настойчиво сказал он и вышел из спальни. Тон его голоса говорил о том, что он не потерпит неподчинения, но Люси вышла за ним. — Нацу, что ты снова пытаешься от меня скрыть? После того звонка неделю назад ты сам не свой! Я ничего не понимаю, — Люси старалась оставаться спокойной, но выходило у нее это с натяжкой. — Ты можешь объясниться? — Люси, — сквозь зубы процедил Нацу. — Я сказал, чтобы ты шла спать. Что непонятного? Люси включила свет в коридоре, чтобы лучше рассмотреть Нацу. Он глубоко дышал, скулы напряжены, в глазах мольба. Он просил остановиться, не лезть в душу. Люси опустила взгляд, сдаваясь. Нацу редко так поступал после нападения. Со скрипом, но он приоткрывал дверь в свое прошлое, в свои мысли. Сегодня особый случай. Он умолял Люси уйти, не прикасаться к нему и его тайнам. Он просил несколько минут одиночества, и она не могла не предоставить их ему. Люси выключила свет и вернулась в спальню. Она легла на кровать, закутавшись в одеяло, и стала ждать Нацу. Он вернулся примерно через полчаса, лег с другой стороны и, притянув Люси к себе, поцеловал в затылок, пожелав спокойной ночи. Она зажала рот рукой, чтобы не расплакаться, но слезы самопроизвольно закапали на подушку. Ей оставалось надеяться, что Нацу не заметил. Но полагать подобное было глупостью. Нацу нежно поцеловал ее в заднюю часть шеи и погладил по животу, как бы поддерживая. От этого Люси сильнее разрыдалась, еле сдерживая голос. Ей стало тошно от того, что она показала Нацу, как сильно ее задела эта ситуация. Он был сильным, и Люси хотела ему соответствовать. Хотела наконец-таки повзрослеть в его глазах. Но она дала слабину. В который раз.***
Следующим утром Нацу пришло сообщение, которое дало зеленый свет его плану. Люси готовила завтрак, когда он зашел полностью одетый, чтобы предупредить о своем уходе. Напоследок Нацу сказал, что если за ней придут люди и попросят пройти с ними, то она не должна сопротивляться. Люси неохотно согласилась. Нацу добрался до наиболее безлюдного места и позвонил. Хватило пары слов, чтобы его поняли и спросили адрес. За ним приехали через десять минут на тонированной машине. Все настолько казалось ему киношным, что он не удержался от усмешки. Впрочем, приглашения ему не требовалось. Нацу сел в машину, ему задали несколько вопросов, чтобы подтвердить личность, и машина поехала в неизвестном направлении за город. Через три часа они приехали в тщательно охраняемое здание. Люди, встретившие Нацу, пообещали, что навредить извне ему не смогут, после чего в его голове сразу возник вопрос о внутренней безопасности, но он решил промолчать. Не хотелось передразнивать людей, которые спасут ему жизнь. После окончания всех процедур проверки Нацу ввели в переговорную, которая больше была похожа на допросную в полицейском участке, и сказали ждать начальника. На столе находились блокнот и карандаш, и художник не придумал ничего более оригинального, чем сделать наброски. «Надо ведь как-то время скоротать», — пораскинул мозгами он и уселся за стол. В голову шли лишь образы Люси, и рука сама сделала первые штрихи. Время от времени он поглядывал на часы на стене. Десять минут, пятнадцать, двадцать, тридцать… Время шло, но никто будто и не собирался уделять Нацу внимания. В какой-то момент ему показалось, что с ним играют, проверяют и изучают. Не просто так ведь в углу под потолком установлена камера. Вскоре, правда, к нему все-таки пришли, чтобы спросить, не хочет ли он чаю или кофе. — Да мне бы начальство ваше увидеть наконец, — обреченно вздохнул Нацу, почесав затылок. Молодой парень, лет двадцати на вид, кинул взгляд на камеру слежения. — Уверен, как только, так сразу, — неопределенно ответил он и скрылся за дверью. Но прошло еще полчаса прежде, чем к нему зашел новый человек. Лет сорока пяти, крепкого телосложения, темноволосый, с хорошо ухоженными усами, старившими его лет на десять, в строгом костюме. По осанке Нацу понял, что тот имел долгую армейскую подготовку. С военными у него никогда не получалось вести диалог, но в этот раз, видимо, придется. Мужчина окинул взглядом блокнот в руках Нацу, и в нем было столько высокомерия, что Драгнилу сплюнуть сразу захотелось. — Нацу Драгнил, значит, — произнес военный и сел напротив. — Ты, наверное, знаешь, что подавляющее большинство обращающихся за нашей помощью является преступниками. Но вот что интересно, — он сделал паузу, изобразив задумчивый вид, — у нас почти ничего на тебя нет. Сынок богатеньких родителей. Золотой мальчик, не знавший в детстве нужды. Типичный избалованный сопляк, который… — Хватит, — Нацу с грохотом кинул блокнот на стол. — Но я не к тому веду, — с прищуром и гаденькой ухмылочкой продолжил военный, — я по глазам твоим вижу, что ты в той еще грязи побывал. Я ведь прав? И я не о твоих подростковых выходках богатенького недомерка, о которых прекрасно известно каждому в городе Бронс. В принципе, если бы это было не так, ты бы не оказался тут. Я слушаю, — вальяжно раскинулся на стуле он, излучая ауру превосходства. Нацу вздрогнул при упоминании города, в котором он родился и вырос. — Прежде чем что-то рассказать, я бы хотел попросить вас об услуге, — он опустил взгляд и сжал кулаки под столом. — Хм, смело. И что это за услуга такая? — Возьмите также под защиту мою невесту. — Невесту? — переспросил мужчина, а в голосе его прозвучали ноты удивления. — В принципе, мы предоставляем защиту родственникам и супругам свидетелей, поэтому думаю, что это вполне выполнимая просьба. На этом все? — Нет, я бы хотел, чтобы ее привезли сюда и я смог поговорить с ней до того, как рассказать вам все, — сердце Нацу билось как сумасшедшее, будто ему сейчас огласят смертный приговор. Военный встал из-за стола и заглянул ему в глаза. — Надеюсь, твоя информация будет стоить впустую потраченного времени. Почти через четыре часа ничего не понимающая Люси вошла в переговорную. Она очень обрадовалась, когда увидела Нацу, и бросилась к нему в объятия. После Люси растерянно оглядела комнату, заметила камеру и нахмурилась. — Нацу, я ничего не понимаю. Что происходит? Кто все эти люди? Что это за место вообще? — затараторила она, взмахивая руками от переизбытка чувств. Нацу ухватил ее за запястье, призывая к спокойствию. — Просто сядь и успокойся. Я тебе сейчас все объясню. — Знаешь, это довольно сложно сделать, когда несколько часов назад ко мне ворвались незнакомые подозрительные мужчины, засунули в наглухо затонированную машину и привезли неизвестно куда! Даже если ты предупреждал меня и просил не сопротивляться, поверить и все спокойно принять как-то сложно, не думаешь? — Люси находилась на грани истерики. — Люси, Люси! — Нацу поднес ее руки к своему лицу и мимолетно поцеловал напряженные пальцы. — Я все понимаю, но прошу, держи себя в руках. Люси закрыла глаза, сделала пару глубоких вдохов и выдохов и села за стол. Нацу хотел находиться поближе к ней, поэтому садиться на стул с противоположной стороны не стал. Он присел на корточки перед ней. Медленно и доходчиво Нацу начал разъяснять сложившуюся ситуацию. — Постой-постой. Ребенка нашего ты сюда каким образом приплел? Это случайность. Просто боги посчитали, что я еще не готова к детям, поэтому… — Какие боги, Люси? Это тебе мать мозги промыла? Во всем виновата эта мразь, Донсон. Он хотел нагадить мне в душу напоследок. Для него все это игра, а мы в ней пешки. — Только не говори, что ректор моего института как-то связан с твоей прошлой работой, — сказала она то, что и так ранее подозревала. — К сожалению, это действительно так, — Нацу нежно перебирал расслабленные пальцы на руке Люси. Видимо, она наконец успокоилась и решила плыть по течению. — Ладно, продолжай. И Нацу рассказал о своем плане мести Донсону. Подробности про Макса и Уоррена он решил опустить, так как, во-первых, она их фактически не знала, а во-вторых, наверняка эту комнату прямо сейчас прослушивали. Люси явно тоже догадывалась о втором, потому что изредка во время рассказа Нацу бросала взгляд на камеру в углу. Когда он закончил свое объяснение, она с недоверием и смятением на лице молчала, обдумывая все ранее сказанное. — То есть ты предлагаешь мне бросить прежнюю жизнь и уехать к черту на куличики в неизвестном направлении? — Я предлагаю тебе начать жизнь с чистого листа, — напряженно ответил Нацу. Он не знал, как, в итоге, отреагирует Люси, и, похоже, скоро последует новый разбор полетов. — Ты вообще в своем уме? Какая еще «программа защиты свидетелей»? Ты понимаешь, что просишь меня оборвать связь СО ВСЕМИ! Я не смогу позвонить родителям и узнать, все ли у них хорошо, не смогу встретиться с друзьями, должна буду бросить работу, дом. БРОСИТЬ ВСЕ, — Люси вскочила со стула и заметалась по комнате. — Мое сердце, я понимаю, прекрасно понимаю. Но это ради твоей же безопасности. — Ха, ради моей безопасности, конечно. Ты все всегда делаешь только ради своей выгоды, признайся. Ты просто хочешь спасти себя и исполнить свои эгоистичные желания! Тебе не важно ничего, кроме собственного удобства! — выкрикнула Люси, раскрасневшись от злости и негодования. — Если желание спасти любимую девушку — это проявление эгоизма, то я буду эгоистом, — произнес Нацу, глядя в глаза Люси. Она поджала губы и отвернулась, сжав предплечья. — Дай мне время подумать, — тихо произнесла Люси и вышла из переговорной комнаты.***
В течение всего оставшегося дня Нацу предоставлял доказательства преступлений Донсона. К ночи было решено продолжить процедуру утром. Все с облегчением выдохнули и отправились по другим делам. Нацу волновало лишь состояние Люси. Он выяснил, в какой комнате ее расположили, и тут же отправился туда. Люси сидела на краю кровати и пустым взглядом смотрела в окно на убывающую луну. В комнате было темно, и, чтобы сильно не нарушать умиротворение ночи, Нацу включил маленькую настольную лампу, стоявшую на прикроватной тумбочке. Он сел сзади Люси, провел пальцами по ее руке и сжал ладонь, уткнувшись носом ей в шею. — Ты подумала? — шепотом спросил Нацу, чувствуя, как сердце тревожно екнуло. Люси кивнула, не отрывая взгляда от луны. — И что решила? — Нацу, — почти беззвучно произнесла она и сглотнула, — ты примешь любое мое решение? — Конечно, — он потерся носом об ее шею, вдыхая знакомый и настолько любимый аромат, и улыбнулся. — Знаешь, наши отношения никогда не были идеальными, но я всегда чувствовала, что ты тот самый. Единственный. Возможно, я так буду считать и после. — Люси сделала долгую паузу, будто собиралась с мыслями и одновременно ждала слов Нацу. Однако он молчал, предпочтя в этот раз не перебивать, не делать поспешных выводов. — Моя жизнь там, в Магнолии. Я не могу оставить своих родителей, друзей, дом, работу… Хотя плевать на дом и работу. Даже на друзей плевать, все равно мои близкие друзья уже уехали из города. Я не могу бросить свою семью. — Мы создадим свою, — прошептал Нацу, обнимая ее сзади за талию. Он боялся услышать следующие слова. Ему безумно хотелось закрыть уши и представить, что все это лишь сон, мимолетное бредовое видение. — И представь, что я никогда не смогу показать своим родителям их внуков. Семья — это главное, что у меня есть в жизни. Я знаю, что всегда могу позвонить маме и получить поддержку, могу приехать к ним без предупреждения, и они примут меня без лишних слов. Мои родители уже потеряли одного ребенка, и я просто не имею права лишать их второго. Да, может, я не живу с ними сейчас, но большую часть моей жизни они были рядом. И если я… Они… — Люси не могла больше говорить, потому что к горлу подступил ком и слезы оросили ее бледные щеки. Нацу сел на край кровати и притянул ее к себе. Поглаживая ее спину, он чувствовал, как Люси содрогается от рыданий на его груди. — Я не могу их бросить, — шмыгая, выдавила из себя Хартфилия. Через некоторое время немного успокоившись, она отодвинулась от Нацу. — Прости, но они для меня важнее тебя. И если ты заставляешь меня сделать выбор, то я выбираю их. — И ты осознаешь риск своего решения? Не боишься, что тебя убьют из-за меня? — Чему быть, того не миновать, — ответила Люси и залезла под одеяло. — А сейчас, в последний раз, я хочу поспать рядом с любимым человеком. Ты исполнишь мое желание? Нацу с болью и смирением в душе посмотрел на Люси. Ему хотелось защитить ее от всех бед мира, даже если насильно, но не мог противиться ее воле. Когда придумывал весь этот план, он был уверен, что если ССФ разрешит взять Люси под свое крыло, то проблем не будет. Нацу был убежден, что Люси пойдет за ним на любой край света. И он не ожидал, что весь его план разрушит именно она. В итоге, Нацу опасался не того, чего нужно. — Конечно, мое сердце.