Упавший духом гибнет раньше срока

Тамила       Закат нежно нависал над могучим и безграничным синим морем. Ноги таяли в сухом песке. Суетливый ветер с моря расчесывал невидимым гребнем кобальтовые волны.Морская мелодия, которой невозможно насладиться! Я снова вспоминала ту наглую и омерзительную рожу Николая. Какой он гадкий! Брр… Нахал, который сразу себе все присваивает.       Моя мать никогда бы не дала благословение нашему браку, если бы была жива. У нас с отцом тяжелые времена, я его понимаю.       У меня нет выбора. Отец хочет, чтобы я выходила за Николая замуж, потому что он самый богатый в нашем селе, а я самая красивая девушка в деревне. Я не преувеличиваю и не болею нарциссизмом. Это факт! От которого я, к сожалению, не радуюсь. Все девушки завидуют, а ребята только и делают, что смотрят в мою сторону. Им плевать на мои чувства — так увлеклись моей оболочкой. Я одна в семье. Мать умерла, когда мне было десять лет. Уже не могу вспомнить ее образ и веселую улыбку на лице, но я хорошо помню любовь и заботу моей мамы. Даже порой вспоминая слово «мама», невольно на моем лице расцветает улыбка. Кроме отца больше никого нет. Ни друзей, ни подруг, братьев или сестер, даже если и есть, то они очень далеко. Почему жизнь со мной так несправедлива?!       Снова посмотрела на горизонт, вспоминая последние события.       Я набирала из колодца воду и услышала шум за забором и, само собой, рычание Сирка — старой, облезлой собаки.       — А есть ли отец дома? — спрашивает Юрий Иванович, а рядом с ним, скрестив руки, стоит его сын Николай.       — Есть, сейчас позову. — Бегу к отцу изо всех сил. Торопясь, понимаю для чего они пришли.       — Отец! Отец! Не отдавай, прошу, — умоляя, говорю эти слова, как молитву.       — Что случилось? Чего кричишь?! Одумайся, дитя! — На глазах выступили горячие, горькие слезы, вытираю их белоснежным рукавом, но истерика не прекращается.       — Там Юрий Иванович пришел, — запинаясь, смотрю отцу в глаза, — и Николай.       Мужчина, нахмурив брови, ничего не сказал, только подвинул меня с дороги и пошел навстречу гостям.       Никогда не забуду этот вечер, он был ужасен, как и мой будущий муж. Его слова еще до сих пор навязчиво жужжат в ушах. «Ты будешь моей» — говорил Николай шепотом, после чего долго хохотал, как сумасшедший.       Холодный ветер прошел мимо меня насквозь, море начало шуметь сильнее, а небо уже совсем потемнело.       — Тамила! Что ты там делаешь так поздно? — Мне кричал человек с приличной дистанции — это Панас. Давний друг отца, седина покрыла его голову, а через тяжелый труд на солнце мужчина стал довольно жилистым и загорелым.       — Я… — не могу сосредоточиться и сказать хоть слово. А в голове все еще тихим голосом крутится фраза «Ты будешь моей».       Волны уже не играли свою мелодию с ветром, они нашептывают те же зловещие слова парня. Ты будешь моей… моей… моей…       — Я не выйду за Николая, — обезумев, кричу.       Каждый день я приходила сюда, чтобы поразмыслить над своей убогой жизнью. Меня здесь ничто не держит, а своего будущего я не вижу. А если и вижу, то я выйду за Николая, буду всем сердцем и душой ненавидеть и проклинать его и тот день, когда мы поженились. Жить в ненависти или умереть в таком приятном и волшебном месте? И еще на Русальной неделе.       Не раз я видела русалок, как они чесали гребнем свои роскошные волосы. Эти создания такие прекрасные и такие свободные. С ними я не буду счастлива, как и здесь, но хотя бы свободна. Мысленно прощаюсь с отцом и бросаюсь с небольшого холма, неожиданно обрывающегося в море, вниз. Да, я еще до сих пор помню свой день смерти, до последней мелочи.       Я частенько прокрадывалась в Русальное воскресенье посмотреть на отца. Возле дома ничего не изменилось: Сирко дремлет, скот накормлен, а папа как обычно курил трубку на скамейке во дворе. Серый дым крутился причудливыми волнами, иногда мужчина строго крутил усами или хмурил пепельные брови. Я видела, как горе мучит его изнутри и понемногу каждый день забирало каплю жизни. На удивление, я ничего не почувствовала, только глухую пустоту.       Когда умерла мама, я часто плела венок для нее из незабудок, название само за себя все говорит. Каждый раз клала на могилу свежий веночек. Вспомнив это, я сплела тоненький венок из голубых, нежных незабудок и повесила на забор. Возможно, отец поймет, что это я. Не знаю, обрадуется или огорчится.       Также ходила на Ивана Купала, Сирка я не нашла, а отец не выходил из дома. Я видела через окно, как Панас с ним о чем-то говорил, но мой взгляд возвращался к родному человеку и я ужаснулась. Седая голова лежит на подушке, глаза прикрыты, а губы только немного что-то бормочут. Бледный цвет кожи и измученное лицо, несомненно, отец тяжело заболел. Опять оставив свой «подарок» ухожу. На мгновение я что-то почувствовала, но это темные чувства. Что-то было похоже на… Перед глазами снова измученное тело и белая голова отца. Я снова это ощутила, так когда-то я испытывала сожаление.       Больше я не хотела идти к отцу, зная, что увижу. Также утешала себя, что Сирко просто гулял по селу. И все же решившись, я пошла в родной, но уже не свой дом. Он был темный и пустой.       Отец умер…       В тот день я сильно разозлилась, шторм был целую неделю. Если бы не один случай, возможно, море еще не затихло бы и по сей день.       На берегу ни души, но на восьмой день пришел один парень. Его манеры мне были знакомы. Он нервничал, я это чувствовала на расстоянии. Стук сердца и глотания слюны участилось.       — Я здесь, — от страха парень сказал эти слова шепотом. Для меня он уже не был скверным и наглым. Он стал неинтересным, обычным, банальным, а в некоторых моментах смешным от безумного страха. Он слишком… слишком смертный.       Я не остановила бурю, просто вынырнула у него перед носом, отчего Николай закричал, падая на землю. Какой он жалкий! Моему разочарованию не было предела. Через это ничтожество я умерла?! Фортуна в который раз с саркастической улыбкой повернулась ко мне спиной.       — А я тебя не звала, — спокойным, протяжным голосом я сказала ему. Откуда взялось бездушие и спокойствие?       — Все село знает, что произошло с тобой.       — О, как я растрогана, может мне к каждому в гости зайти? В чем дело, Николай?       — Они говорили, что вся вина на мне. — Парень начал нервно глотать и топтаться на месте.       — И ты настолько смелый, пришел ночью ко мне сам?       — Нет, они смотрят на меня издалека, иначе меня бы выгнали.       — Николай, Николай. — Я почувствовала резкий, горьковатый запах, демонстративно вдыхая больше воздуха, хоть это далось мне с огромным трудом. — Чувствую, ты мне букетик принес. Полынь?[1]       — На всякий случай. — Парень вытянул из кармана растение.       — Не помогло. — Нежно улыбаюсь, протягиваю бледную и соленую от моря руку, мягко касаясь его щеки, отчего собеседник задрожал всем телом, но ничего не сказал, просто терпел.