Delicious

Не бечено.

Birdy — The district sleeps alone tonight

— Может быть, хочешь выпить?       Заметно, что Пит пытается ухватиться хоть за какую-нибудь возможность сдвинуться с мертвой точки, и Китнисс молча благодарит даже эту неприятную попытку и кивает. — Что-нибудь не крепкое и не горькое, — просит она живо удаляющегося парня.       Китнисс вспоминает отвратительный запах любимых напитков своего ментора, и её плечи непроизвольно передергиваются. Ей совсем не хочется алкоголя, но Джоанна сказала, что с выпивкой будет легче, потому что отключить голову Китнисс с мыслями о самопожертвовании и чистоте можно либо так, либо палкой.       Никто не мог сказать Китнисс точно, чего ожидать от мистера Мелларка — кнута или пряника, — потому что появляется он только в школе, на важных приемах и никогда не был замечен в «темных» местах Капитолия. Умница, золотой сынок! Чудо, а не первый заказчик!       Все, чем мог Хеймитч помочь своей подопечной, — лишь привести Джоанну Мейсон и посоветовать слушать и запоминать все советы. Этой девушке уже довелось пройти по грязному пути победителей Игр уже достаточно миль.       Но удержать хрупкое равновесие понимания было достаточно сложно, учитывая восприимчивость Китнисс к чужим советам и реакцию Мейсон на зубоскальное поведение.       В итоге ограничились одной лекцией, тему которой Джоанна с ироничной усмешкой озвучила своей ученице: «Как не поиметь свой мозг, когда будут иметь тебя»; и какой-то маленькой таблеткой для самого важного момента. «Мальчику на первый раз и бревно с красивой мордашкой и громким именем сойдет, а тебе станет хоть немного легче».       Китнисс ненавидела все советы, данные ей перед встречей, и Джоанной, и Хеймитчем, и Цинной, ведь они никак не сходились с её натурой, но никто не имеет выбора перед президентом, и сделать все по наставлению заказчика придется.       Аккуратные завитки волос трутся о розоватую щеку, когда девушка осторожно шагает за Питом. Каблуки неизбежно стучат о паркет, как бы Китнисс не старалась по привычке заглушить звук своих шагов. — Остановись, мгновенье! Ты прекрасно!       Фраза звучит тихо во мраке комнаты, но Китнисс испуганно вскидывает взгляд серых глаз, словно была застигнута врасплох криком миротворца. Она принимает прозвучавшие слова по-своему, ровняя их на личное желание поскорее все закончить, избавиться от всей мишуры и краски на лице, от чего радужка её глаз наполняется холодным стальным блеском.       Улыбка на лице капитолийца медленно гаснет от волнения, но в глазах по-прежнему горит восхищенье. — Я не хотел тебя напугать или обидеть, — извиняясь, произносит Пит и протягивает вперед зажатый в руке тонкий бокал. — Просто иногда мною одолевает желание быть честным. А как быть честным и мягким рядом с тобой, я пока не знаю.       Китнисс чуть морщит брови и вдруг вспоминает наставления — будь милой; улыбайся, когда улыбается он; не усложняй себе ночь. Это заставляет уголки её губ приподняться и усмиряет желавший вырваться наружу пыл. — Я просто никак не могу привыкнуть к такому вниманию и не могу разобрать, когда комплименты делают всерьез, а когда просто добиваются моего расположения. — Раньше за внимание Капитолия боролась ты, пусть теперь все будет иначе.       Пит успевает стукнуть краешком своего бокала бокал Китнисс, прежде чем она делает глоток, и превращает свою фразу в тост. Но девушка мысленно посылает Капитолий к черту и, не думая больше, отпивает почти половину напитка. Темная жидкость проливается в горло и остается кислинкой на языке. — Сойдет?       Гостья снова кивает в ответ, хотя её чуть поморщившееся лицо заставило Пита вновь понервничать.       Между подарком и именинником вновь повисает неловкое молчание. Они оба скользят взглядами по окружающей обстановке; Китнисс вспоминает советы; Пит ищет в своей привычной квартире что-нибудь необычное для такой восхитительной гостьи и вдруг первым прерывает молчание: — Может быть, хочешь присесть? Мне почему-то кажется, что они тебе не нравятся.       Молодой человек коротко кивает на туфли Китнисс. — Неужели моя походка так плоха? — полушепотом спрашивает она. — Эффи бы меня за это убила.       Тугое напряжение впервые тихо трескается, и на лицах молодых людей наконец растягиваются улыбки. — Ты восхитительно держишься в любой обуви и любом платье, которое на тебя надевают стилисты.       Тон голоса Мелларка звучит дружелюбно, но очередной комплимент заставляет Китнисс снова вспомнить, что перед ней мужчина, как и все, разглядывающий её с головы до ног, и щеки девушки покрываются легким румянцем. — Сейчас я снова сказал правду. Не сомневайся.       Пит не надеется поймать взгляд нервничающей девушки и желает лишь вернуть разговор к прежнему настрою. Он плавно взмахивает рукой, указывая на лестницу, и Китнисс оборачивается.       Она хватает край платья и начинает перебирать между пальцами. Её голова наполняется тревожными мыслями. Наверняка на втором этаже размещается спальня. Неужели он предложил ей посидеть на своей постели? Неужели все должно произойти уже сейчас? Может быть, столкнуть Пита со ступеней, приложить головой о перила?       Китнисс глубоко дышит, слыша чужие шаги за спиной. Они тяжелые, немного сбитые. Девушке это кажется подозрительным, словно в этом есть какая-то неприятная тайна. Сзади раздается внезапный стук, заставляющий Эвердин развернуться. Пит, широко распахнув голубые глаза, смотрит на свою гостью и цепко держится за перила, от чего становятся видны напряженные мышцы плеча. — Кажется, с меня на сегодня хватит праздника.       Китнисс не собирается подавать ему руку или спрашивать о самочувствии, лишь стоит на несколько ступеней выше и перестает мять край платья. Она уже практически разворачивается обратно, как замечает неестественно изогнутую левую ногу парня. Пит ловит неприятный для него взгляд, накрывает ладонью колено и, едва улыбаясь, спешит направить Китнисс от себя: — Со мной все в порядке. Проходи вперёд, на балкон. Я сейчас же приду за тобой.       И без того сбитые и смешанные отвратительные чувства тонкой струей холода начинает разбавлять волнение. От самой макушки до лодыжек пробегает грызущий поток мурашек. Несколько неприятных секунд Китнисс борется с желанием развернуться и помочь, но мысли об Играх, Арене, Руте и сотнях погибших и погибающих детей легко настраивают её на привычную холодность — она не станет помогать тому, кто никогда не поможет ей.       Распахнув стеклянную дверь, Китнисс наконец вырывается из плотного сумрака апартаментов к свежему воздуху. Он разгоняет по её телу новую порцию дрожи, но девушка не станет возвращаться назад и лишь зябко обхватывает себя за плечи.       За металлическим ограждением моргает и искрится ночная жизнь Капитолия. Китнисс охватывает взглядом дальние просторы, а затем вновь возвращается к многочисленным белоснежным домам, бездумно перебирая окна и гадая, где сейчас могут также играть с купленной игрушкой. Повезло ли Китнисс оказаться именно за этим окном, в своей шкуре, или Джоанне сейчас дышится легче?       Никому не может быть легче в этом чертовом городе! Её продали! Китнисс Эвердин отдали как игрушку, чтобы лапали, чтобы унижали, чтобы как на носовом платке оставлять свою отвратительную грязь!       Открывшаяся дверь пропускает уже знакомый звук шагов. Китнисс не оборачивается, заставляет себя успокоиться, чтобы все-таки не наделать глупостей. «Он не такой уж и противный. Я боюсь, и он боится. Значит, буду пугать его еще больше», — все крутится в её голове. И девушка наконец оборачивается, когда чувствует затылком чужой взгляд.       Пит, пойманный за разглядыванием своего подарка, коротко улыбается и прячет глаза, отворачиваясь. Рассеянным движением он сбивает тонкие струи пара, поднимающиеся от светлых кружек. Китнисс представляет тепло этого белого фарфора и темного напитка внутри, от чего колючие мурашки пробегают по плечам. — Пахнет чем-то сладким.       Капитолиец кивает и подхватывает со скамьи плед. — Садись. Я покажу тебе, что принес.       На плечи мягким объятием ложится ткань. Девушка вздрагивает, думает, что должна сказать спасибо, но молча снимает ненавистные каблуки и садится. Так приятно, чувствовать себя босой, но пол слишком холодный. Китнисс спешит поджать ноги и чуть перебирает пальцами под теплой тканью. — Так ведь намного лучше?       Гостья прикусывает губу и кивает улыбающемуся хозяину. — Я понял, что совершил ошибку, предложив тебе вино. Думаю, это легче согреет тебя.       Пит присаживается рядом и ставит на колени серебряный поднос. — Горячий шоколад, — произносит он и протягивает чашку на таком же белоснежном блюдце, предлагая. — Никогда раньше не пробовала. В нашем дистрикте такого ни у кого нет.       Капитолиец чуть морщится, и кажется, что вот-вот произнесет «Прости». Он хотел рассказать, как всю жизнь, с самого детства всегда любил этот напиток. Горячий, сладкий, густой, всегда и в любое время в достатке. Он чувствует, что быть честным с этой девушкой приятно и необходимо, но очень сложно. — Давай я тебе кое-что покажу.       Большое круглое печенье медленно погружается в жидкий шоколад и задерживается там на несколько секунд. — Попробуй, — снова произносит Пит и подносит к губам девушки сладость.       Она чуть недоверчиво смотрит на печенье и парня, но все же позволяет угостить себя. Темная капля шоколада скатывается от губ по подбородку, но Пит ловит её салфеткой, не позволяя Китнисс пачкать пальцы. — Ну как?       Девушка медленно пережевывает сладкую, едва горьковатую мякоть и кивает, признавая победу неизвестного ей ранее вкуса. — Мне нравится. Такого печенья я раньше тоже никогда не пробовала. — Неужели в дистриктах нет печенья? «И не только его», — думает девушка, но не произносит и машет головой. — Не у всех, конечно, но такие семьи, как моя, подобной роскоши лишены. — Роскоши?       Мелларк смотрит удивленно. В его мире роскошью считаются дорогие машины, украшения и огромные апартаменты, а дома у Китнисс — печенье.       Этот наивный вопрос обижает девушку, и она просто отворачивается, сдерживает колкости на языке. — Извини. Просто это так странно. Мне всегда казалось это такой мелочью, которая доступна всем. Но надеюсь, все остальное у вас есть?       Китнисс сглатывает сладковатый привкус, вспоминая, как голодала она и её семья. Как же наивны эти капитолийцы! Какие сказки они каждый день слушают из своих телевизоров! — Да, все основное, что нужно для полноценной жизни… — Мы можем отправить твоей семье пару килограммов печенья и несколько литров горячего шоколада.       Китнисс представляет себе всю странность подобной посылки. Она удивленно смотрит на Пита и нервно улыбается. — Лучше мяса. Сладкое они не так любят. — Как скажешь. Тогда горячий шоколад только для тебя.       Пит чувствует, что разговор получает очень неловким. Он ощущает себя слишком наивным, даже обманутым. Мелочи, которые открывает ему Китнисс по одному сбивают его с толку. Ему хочется идти дальше, но заставлять гостью вспоминать что-то неприятное, рассказывать об этом, кажется грубым. И он просто протягивает ей тарелку с печеньем, позволяя молча допить первую в её жизни чашку горячего шоколада.