Уже не комедия

Дни вяло сменяли друг друга, совершенно не разбавляя сгустившегося в воздухе напряжения — его ощущали даже те, кто до сих пор ничего не знал о произошедшем. Вот и подопечные доктора Быкова все так же пребывали в неведении. Но тайное все же не замедлило стать явным… Лобанов в очередной раз глубоко затянулся, сидя рядом с Глебом на знакомой скамейке в курилке, и угрюмо посмотрел на выданную с утра пораньше очередную карточку больного. — Блин, ну и почерк у бычары, не поймешь ничего, — он сощурился, подставляя лист на свет. — Бала… лайкин? — Семен почесал нос и затушил сигарету. — А номер палаты вообще не прочесть. Видно только первую цифру. Вот нафига так писать-то, а? Я ему в шифровальщики не нанимался. — Что, переспрашивать пойдешь? — хмыкнул Романенко. — Еще чего, — заулыбался его друг. – Он, поди, только этого и ждет. Буду заглядывать в каждую палату, рано или поздно и нужная найдется… Все, пошел я, удачи. — Эх, Сема, Сема, — покачал головой Глеб, закидывая ногу за ногу. — Здравствуйте! Вы Балалайкин? Нет? Ну, тогда извините. Что значит, врываюсь? Я, между прочим, пациента ищу. Да все, ухожу я. В очередной раз оставшись ни с чем, Лобанов мрачно вздохнул и хрустнул костяшками пальцев. — Ну, Быков, ну, сволочь… Ничего, посмотрим, кто кого, — с этими словами он ввалился в очередную палату. — Здравствуйте, вы… Семен осекся и подошел поближе к кровати, не веря своим глазам. — Фил? — хрипло спросил он. Американец пошевелился и открыл глаза. — Ты что тут делаешь? — снова подал голос Лобанов. Во взгляде Ричардса, наконец, промелькнуло узнавание, сменившееся паникой. — Oh, God, — простонал он и гулко сглотнул. — Это не я гад, Филька, это ты гад. Молчал все, партизанил, мы и не знали, что с тобой что-то стряслось, — Семен вдруг неловко попятился назад. — Охренеть, блин… Ты это… Подожди здесь, короче, — брякнул он и выскочил в коридор. Быков полулежал на диване, недовольно наблюдая за Купитманом. Мало того, что тот постоянно расхаживал у него перед носом, мешая сосредоточиться, так еще и читал нотации. — …Честное слово, ведешь себя в последнее время, как тряпка — хуже Фила, хуже Насти, все мнешься чего-то, напрягаешься по пустякам. Вон, интерны уже, того и гляди, забастовку объявят. Да если бы все эти твои кореша узнали, во что превратился их Андрюха Быков, — в жизни бы не поверили. — Смотри, Ваня, договоришься, — процедил терапевт, не делая, однако, особых попыток остановить друга. — Да тут и говорить нечего. Стыдно, Андрюша. Не похоже это на тебя — от трудностей бегать. Зацепило, да? Признайся, сильно зацепил он тебя? Быков дернулся было ответить, да пожестче, но был прерван яростным жестом. — В общем, еще немного продержишься в таком духе, и проблем не избежать… В этот самый момент дверь громко хлопнула, и в комнату вбежал запыхавшийся Лобанов. — Там это… Фил… А вы знали, да? И вы тоже знали? Почему, Андрей Евгеньевич? Мы же свои все… Тьфу! Выругавшись, Семен скрылся так же стремительно, как и появился. — А вот и они, — спокойно заметил Купитман, скрещивая руки на груди. Всего полчаса спустя трое интернов во главе со своим руководителем стояли в злосчастной палате перед Филом, который от смущения готов был провалиться сквозь землю вместе с кроватью, монитором, капельницами и прочими атрибутами пациента больницы. — Так что ты это… выздоравливай, что ли, — пропыхтел Семен, глядя в пол. — Да, и возвращайся, а то нам скучно уже, — добавил Глеб, пряча улыбку. — Поправляйся Фил, мы тебя всегда поддержим, — протараторила Варя со своим фирменным энтузиазмом. — Так, ну ладно, — прервал Быков неловкие излияния ребят. — Утешили больного, пора и честь знать. Вам только повод дай не работать. — Андрей Евгеньевич, ну как вы можете? — возмутилась было девушка, но начальник твердо положил руку ей на плечо. — Я и не про тебя говорю, Черноус, ты у нас — существо тонкой душевной организации. А вот этих крокодилов я насквозь вижу. Все, адьос. Потом зайдете. Вытолкнув их, наконец, за порог, он плотно закрыл дверь и развернулся на сто восемьдесят градусов. — А я останусь, — добавил он и решительно направился прямо к Ричардсу.