Лёд

Метель за ночь улеглась, лед оставался в покое. Погода была хорошей для ходьбы. Но мы вчетвером, тихонько посовещавшись с утра пораньше, пока Ниэллин занимался раненым, решили остаться на месте еще на круг звезд. Алассарэ едва избежал смерти, раны его только-только начали заживать. Страшно было даже помыслить о том, чтобы снова мучить его перевозкой на волокуше. Да и подавленному горем Ниэллину не поздоровится, если опять придется тащить тяжелый груз, а потом из последних сил врачевать полумертвого товарища. Спасение Алассарэ стоило Лальмиону жизни. Мы вовсе не желали, чтобы и с Ниэллином случилось беда. Ниэллин и Алассарэ безропотно приняли наше решение: так было лучше для обоих, и оба понимали это. Правда, каждый понимал еще, что теперь мы разлучены с нашим народом почти безнадежно. С расставания минуло три круга звезд, и только в один мы хоть как-то продвинулись вперед. В ближайшее время мы не сможем идти быстрее, а Лорды не будут медлить для того, чтобы в ущерб остальному народу дождаться нас… И пусть у них не будет других причин для задержек! Нам и дальше придется вшестером — уже без Лальмиона! — преодолевать бесконечные лиги ледовых полей. Дойдем ли мы когда-нибудь до берега? Соединимся ли с остальными? Никто не решился вслух спросить об этом: мы и так знали, какой ответ нам нужен… и как трудно будет на деле получить его. Арквенэн все же задала вопрос: — Наши-то хоть знают, что мы живы? — Знают, — кивнул Айканаро. — Я дозвался Артафиндэ. Рассказал ему все… и о Лальмионе тоже. Ниэллин прикрыл рукой глаза, потом устало — совсем как Лальмион! — проведя ладонью по лицу, пробормотал: — Как там Лорд без нас? Тяжело ему, должно быть… Положив руку ему на плечо, Айканаро сказал ободряюще: — Не бойся за него. Он не один: рядом с ним Артанис, да и целители Второго Дома неподалеку. Артафиндэ справится. Он ведь Лорд. Ниэллин кивнул и больше не заговаривал об этом. Беспокойство и сокрушения не помогут догнать народ. А до тех пор у Ниэллина не будет возможности снять с Артафиндэ и Артанис часть целительских забот. Так или иначе, пока ему хватало своих. Алассарэ нужно было скорее поставить на ноги, а для этого — как следует заживить поврежденное нутро и хотя бы немного подкормить. От бедняги осталась кожа да кости, и он был страшно голоден. Ивовый отвар с четвертушкой лембаса лишь раздразнил его голод. Поколебавшись, Ниэллин разрешил ему поесть нашей похлебки, но, как оказалось, зря: стоило Алассарэ вместе с отваром проглотить кусочек мяса, как его скрутил приступ боли, и он едва удержал в себе съеденное. Пришлось Ниэллину, отставив свою миску, снова взяться за врачевание. — Не годится тебе пока такая пища, — огорченно сказал он, ощупывая живот Алассарэ. — Надо потерпеть еще круг-другой. Алассарэ, морщась, пробормотал: — Еще круг-другой — и терпеть некому будет. С голоду ноги протяну. — Ниэллин, а рыбу ему можно? — с жалостью спросила Арквенэн. — Она легче в нутро ложится. Алассарэ, съешь рыбу? — Из твоих рук… хоть каракатицу, — кряхтя, пообещал Алассарэ. — Попробовать можно, — согласился Ниэллин. Арквенэн тут же насела на Тиндала, требуя найти полынью, в которой можно наловить рыбы. Брат пожал плечами — он не чувствовал поблизости явных прорех во льду, — однако поискать согласился. Видно было, что он тоже не прочь порыбачить. Айканаро отпустил их, но велел не уходить от лагеря дальше, чем на пол-лиги. Сам он собирался откопать из-под снега и осмотреть волокуши — во время перехода ему показалось, что в одной из них треснул каркас. А я увязалась за рыбаками, чтобы не мешать больному и врачевателю, да и возиться с волокушами, как Айканаро, мне не хотелось. Когда мы с удочками, приманкой и мешком для добычи выбрались из шатра, затея показалась безнадежной — кругом простиралось ровное, мощное ледовое поле, засыпанное глубоким снегом. Ветер собрал сугробы в невысокие волнистые гряды. Где-то под ними покоится тело Лальмиона… Не суждено ли и нам лечь под холодный серебристый покров? Я тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. Тиндал тем временем вытащил из сугроба копье и, оглядевшись, направился на северо-запад. Мы с Арквенэн заторопились за ним, то и дело по колено проваливаясь в рыхлый снег. Через четверть лиги в поле обнаружилась неширокая трещина, уже замерзшая и занесенная снегом. Тиндал, прислушиваясь и приглядываясь, спустился в нее, прошел с десяток шагов и ткнул в снег копьем. Копье провалилось; лед в этом месте оказался совсем тонким, и в несколько ударов брат пробил широкую лунку. — Тут бывают морские звери, — пояснил он. — Делают отдушины в молодом льду, промерзать им не дают. Я такую отдушину раскопал. Они с Арквенэн размотали лески, насадили на крючки кусочки мяса, опустили в лунку. Однако, едва у Тиндала клюнула рыба, он услышал зов Айканаро: каркас их волокуши разболтался и, действительно, кое-где треснул. Требовалась помощь в починке. Вздохнув, Тиндал передал удочку мне, а сам быстрым шагом пошел обратно, к шатру, мерцавшему в отдалении теплым оранжевым светляком. Леса снова дернулась, согнув удило. — Тащи же, Тинвэ! — вскрикнула Арквенэн. Спохватившись, я выдернула из лунки небольшую, с ладонь, рыбку. Закинула снова… И мы с Арквенэн целиком сосредоточились на рыбалке. Занятие это увлекало, отгоняло прочь печаль и дурные предчувствия. Клев был хорош. Мы таскали из воды рыбок одну за другой, отбрасывали в сторону, чтобы они случайно не свалились в лунку, снова опускали крючки в черную воду… Навскидку рыбок набралось уже десятка три, но мы никак не могли остановиться. Заслышав за спиной хруст снега, я решила, что это вернулся Тиндал, и даже не обернулась — так мне хотелось поймать еще одну рыбешку! Звук шагов позади неожиданно сменился громким, густым сопением и сочным чавканьем. Кто это?! Я выпрямилась, резко развернулась — и обмерла от ужаса: в двух шагах от меня огромный медведь пожирал нашу рыбу! Надо бежать, спасаться! Но колени у меня ослабели, горло сдавило… Я не могла ни шевельнуться, ни крикнуть, ни даже пискнуть. Мы пропали! Сейчас он доест рыбу и примется за нас! — Тинвэ, что там? — не отрывая взгляда от лунки, спросила Арквенэн рассеянно. — М-мед…ведь… Она вскинула голову, увидела зверя — и без задержки испустила оглушительный, пронзительный, душераздирающий визг! В жизни не слыхала я такого визга! Медведь, должно быть, тоже. Оторопев, он отшатнулся, выронил из пасти рыбину и неуклюжим галопом ринулся наутек. Он улепетывал все быстрее и, когда Арквенэн наконец умолкла, был уже в паре сотен шагов от нас. А потом вдруг исчез из вида — наверное, спустился в другую трещину. Не говоря ни слова, Арквенэн кинулась к оставшейся рыбе и принялась дрожащими руками запихивать ее в мешок. Губы у нее тряслись. А я, все еще не в силах превозмочь оцепенение, просипела: — Он испугался… ты… ты его прогнала! — Рыб-бу не отд-дам, — стуча зубами, выговорила Арквенэн. — Это д-для Алассарэ! Снег снова захрустел под быстрыми шагами — к нам со всех ног неслись Тиндал с Айканаро, донельзя перепуганные, с копьями наизготовку. Поодаль за ними мчался Ниэллин с луком в руках. Подбежав и убедившись, что мы целы, Айканаро перевел дух: — Уф, напугали. Ну и вопль! Что случилось? Тиндал в изумлении уставился на медвежьи следы: — Ничего себе зверь! Вы его приманили? Тоже поохотиться захотелось? — Все шутки шутишь!.. — возмутилась Арквенэн и вдруг, выронив мешок, разразилась слезами. — А нас чуть медведь не съе-ел! Подбежал Ниэллин и, даже не выпустив лук, с ходу сгреб меня в объятиях. — Без меня… больше никуда. Хватит, — прошептал он, задыхаясь. Он стиснул меня так крепко, что древко лука впилось мне в спину, и я едва могла вдохнуть. Но после внезапного испуга в его объятиях было так надежно и покойно, меня охватило такое облегчение, что я даже не пыталась высвободиться. Айканаро громко прочистил горло. Ниэллин чуть ослабил хватку, а Арквенэн прекратила всхлипывать. — Девы. Я давно знал, что вы сильны духом, решительны и храбры, — внушительно начал Айканаро. — Но никак не думал, что вы способны напугать медведя! Я и сам в жизни так не пугался. Больше не хочу. А потому впредь мы вас одних не оставим. Сегодня повезло — в другой раз может сложиться иначе. Повторять свое упущение не собираюсь. Тиндал и Ниэллин разом кивнули, согласно и одобрительно. Как же все-таки мужчины любят указывать! Теперь они не дадут нам самим и шагу ступить. А ведь Арквенэн справилась с медведем не хуже них, хоть и по-своему! О продолжении рыбалки не было и речи. Мы все вместе пошли к шатру. Мужчины настороженно озирались по сторонам. А я задумалась. Многовато здесь снежных медведей! Не значит ли это, что мы приблизились к восточному берегу моря? Вряд ли медведи проводят на льду всю жизнь. Должны же они где-то рыть берлоги, выводить детенышей! Улучив момент, я шепнула о своей догадке Тиндалу, который шел последним и тащил мешок с нашим уловом. Глаза его вспыхнули, но он ответил сдержанно: — Мы не знаем, как далеко от берега уходят медведи. Будь земля в десяти лигах, мы бы уже видели холмы и вершины, разве что тот берег плоский как стол. Да и лед здесь… Как везде. Я не чувствую перемен. Мы можем быть и в двух десятках лиг от земли, и в двух сотнях. Увидим. Ясно. Тиндал не хочет впустую обнадеживать меня. Но сердце невольно забилось сильнее. До сих пор мы даже не думали о том, каков он, восточный берег. Далекий и недостижимый, он был Твердью, и это главное. Все остальное — гористый он или болотистый, леса там или пустоши — казалось неважным. Но сейчас меня обуяло жгучее любопытство. Я всмотрелась в восточный край окоема, будто и впрямь надеялась разглядеть там далекие вершины. Увы, еле видные в отдалении зазубрины и неровности были всего лишь привычными ледяными буграми… Я перевела взгляд на шатер и заметила неподалеку от него какую-то темную фигуру. Пошатываясь, она медленно брела нам навстречу. Дыхание у меня перехватило: это Лальмион! он вернулся! Но тут же я поняла — нет, не он. Не может быть. Не знаю, что подумал Ниэллин, но он ускорил шаг, потом побежал… Когда мы догнали его, он уже поддерживал Алассарэ. Тот стоял согнувшись, тяжело дыша, опираясь на ушедшее в снег копье. Ниэллин распекал его: — Ну ты-то, ты куда подался? Ноги не держат, раздетый… Грудь застудишь — что тогда?! И правда, Алассарэ оделся кое-как: поверх штанов и рубахи на нем была только сшитая нами из плаща нижняя куртка. — Ноги держат, — буркнул он, с усилием выпрямляясь. — Мне не холодно. Как же, такой переполох — и без меня? Ниэллин возмущенно втянул в себя воздух, но не нашелся, что сказать. Айканаро тоже не стал тратить слов — подхватил Алассарэ под другую руку и вдвоем с Ниэллином потащил обратно к шатру. Только внутри, уложив его на шкуры, Айканаро сказал мягко: — Алассарэ, хотя бы ты не добавляй хлопот своим безрассудством. Нам хватает бед. Новых не хочется. Совсем не хочется. По счастью, с Алассарэ не случилось беды. Ниэллин, остыв от первого возмущения, осмотрел его и остался скорее доволен, чем сердит: раны не открылись, лихорадки не было и следа. И, раз Алассарэ сам встал на ноги, значит, точно идет на поправку! Возбуждение от внезапной опасности и избавления от нее, радость от близкого исцеления Алассарэ ободрили нас, приглушили общее горе. Арквенэн не терпелось рассказать о нашем приключении. Невозможно было не улыбнуться, глядя, как она в лицах изображает голодного медведя и меня, остолбеневшую от растерянности и испуга. Алассарэ же так искренне ужасался, а потом так восхищался непревзойденной находчивостью Арквенэн, что это сторицей вознаградило ее за пережитый страх! Чуть остыв от переживаний, мы сварили несколько рыбок. Алассарэ уверял, что в жизни не ел ничего вкуснее. Что еще лучше, после еды он не почувствовал ничего дурного и даже с виду посвежел и окреп. На следующий день решено было снова двинуться в путь. Алассарэ заявил, что чувствует себя в силах идти самому: — Живот не болит, на ногах как все стою. Хватит мне мешком разлеживаться на волокуше. И тащить Ниэллину одному тяжело будет. — Лучше я один буду тебя тащить, чем лечить, — проворчал тот. — Меня не надо больше лечить. Я здоров! — Да неужели?! Между лекарем и больным готова была разразиться перепалка, но вмешался Айканаро: — Прекратите. Спорить не о чем. Алассарэ, иди сам, но ровно столько, сколько сможешь. Волокушу мы тебе оставим, ее повезет Ниэллин. Ему не будет легче, если тебе опять поплохеет. Так что устанешь — сразу ложись. Утащить тебя мы утащим, не беспокойся. — Ладно, — неохотно согласился Ниэллин. — Пусть Алассарэ попробует. Тогда… Держи. Оденься как следует. Он протянул Алассарэ меховую куртку Лальмиона — куртку, которую тот оставил, уходя от нас, чтобы умереть. Да ведь Лальмион сделал это нарочно, зная, что Алассарэ лишился своей! Постарался, чтобы его смерть принесла нам еще и такую пользу! От этой ужасной мысли, от острого, свежего сожаления о Лальмионе у меня едва не хлынули слезы. Алассарэ отшатнулся: — Нет! Я не могу… это же… это же его! — Бери, — повторил Ниэллин и добавил с трудом: — Отец… тебе ее оставил. Чтобы… не зря… Голос его пресекся. И тогда Алассарэ с глубоким поклоном принял куртку и облачился в нее благоговейно, как не облачался даже в праздничное платье на торжества к Владыкам. Мы двинулись в путь по ровному льду, при хорошей погоде, ясной и безветренной. Ходьбу затруднял только глубокий рыхлый снег. Айканаро с Тиндалом тропили; мы с Арквенэн шли за ними, чтобы лучше умять снег для Ниэллина и Алассарэ. Однако не прошло и часа, как они начали отставать: Алассарэ был слабее, чем хотел признаться. Ниэллин заставил его лечь на волокушу и укрыться шкурой, но в одиночку быстро тащить его не смог. Тогда Айканаро поменялся с ним. Теперь Ниэллин в паре с Тиндалом шел передо мной, толкая сани. Мы чуть ускорились и беспрепятственно миновали еще лиги две… А потом вновь попали на вздыбленный лед. Тут мы пошли гораздо медленнее: временами Тиндал подолгу присматривался и прислушивался, выбирая направление. Чем дальше мы углублялись в лабиринт крутых ледовых гребней, тем мрачнее он становился и тем сильнее забирал к северу. Мы безропотно брели за ним, перетаскивая волокуши через бугры и ямы. Алассарэ пытался идти сам, но его хватало лишь на несколько сотен шагов. Он снова ложился на волокушу — и вскоре снова вставал с нее, потому что раны болели от тряски хуже, чем от ходьбы. Ниэллин метался между Тиндалом, Айканаро и Алассарэ, то помогая с волокушами, то поддерживая раненого, когда тот совсем ослабевал. Оставалось радоваться хотя бы тому, что лед неподвижен и нам не грозит на каждом шагу провалится в пучину или быть раздавленными между льдин. К середине дня мы, порядком измученные, оказались перед широкой трещиной, затянутой молодым льдом. Противоположный край ее вздымался сажени на две, как будто его приподняло и выворотило из-под воды. Трещина тянулась с запада на восток, и я ждала, что Тиндал поведет нас вдоль нее. Но он остановился и стоял, как будто не знал, куда идти дальше. Воспользовавшись передышкой, Ниэллин тяжело уселся на волокушу и сразу задремал. — В чем дело? — подойдя к Тиндалу, спросил Айканаро. Тот ответил озабоченно: — Похоже, нас на юг снесло. Как бы опять не попасть в то течение… — Ты же слышишь лед, — напомнила я. — Ты бы почувствовал, что впереди разводья. — Я и чувствую. Надо опять на север пробиваться. Новость не напугала меня: я устала бояться. В конце концов, мы уже попадали в разводья. Выбрались из них тогда — выберемся и сейчас. Арквенэн спросила: — Интересно, у наших что? По ровному идут или как мы, опять в буераки залезли? Знать бы хоть, где они! — Далеко, — мрачно сказал Айканаро. — У них тоже буераки. Точнее сказать не могу. Мы с Артафиндэ утром дозвались друг друга, но… Он не закончил, да в объяснениях и не было нужды: все мы знали, что осанвэ тем слабее, чем дальше друг от друга собеседники, и что оно не указывает направления. Нам придется идти наугад в надежде самим достичь берега. Надежда догнать народ во льдах тает с каждым кругом. Знал ли Айканаро, чем все обернется, когда решил остаться с раненым и целителями? Наверное, знал, потому и предлагал мне и Арквенэн уйти со всеми. Но теперь это не важно, мы ведь настояли на своем. И не важно, много нас или мало: чтобы дойти куда-то, надо просто идти, будь то в толпе сородичей или с горсткой ближайших друзей… И мы пошли дальше. В указанном Тиндалом месте спустились в трещину, перетащили волокуши. Ниэллин подсадил Алассарэ, а Айканаро с Тиндалом за руки затащили его на скользкий откос. На той стороне лед оказался еще бугристее, нагромождения обломков — еще круче и чаще. Алассарэ вставал с волокуши всякий раз, как надо было перетащить ее через гряду, и перелезал сам с помощью Ниэллина или Айканаро. Однако препятствия давались ему все тяжелее, двигался он все неуверенней. Спускаясь с очередного гребня, он оступился, Ниэллин не удержал его, и оба кубарем скатились к подножию гряды. Мы кинулись к ним. Ниэллин сразу встал на колени, приподнял бесчувственного Алассарэ, положил руку ему на лоб… Через несколько мгновений тот со стоном открыл глаза и тут же попытался сесть. — Лежи, — велел ему Ниэллин. — Отдохни чуток. — Со мной все в порядке! Просто… голова закружилась. — Ну да. Конечно. Ниэллин достал из-за пазухи крохотный сверточек и, развернув, поднес к губам Алассарэ последний кусочек лембаса: — Ешь. Сжав губы, Алассарэ помотал головой, как ребенок, который отказывается от невкусной пищи. — Сам ешь, — пробормотал он, стараясь не разжимать зубов. — Тебе нужнее. Не хочу, чтобы ты об меня убился, как… — О Элберет, помоги! — вскричал Ниэллин. — Алассарэ! Мало мне твоей болезни, мучайся еще с твоим упрямством! — Прекратите! Айканаро взял кусочек из руки Ниэллина и, осторожно разломив, протянул по частичке каждому: — Ешьте оба. Надеюсь, лембас прибавит вам сил. И убавит упрямства. Пристыженные, оба спорщика безропотно съели по кусочку. Лембас помог! В тот день Алассарэ больше не пытался геройствовать и честно просил остановиться для отдыха, когда не мог больше ни идти, ни терпеть толчки саней. А к Ниэллину вернулись не только силы, но и обычная выдержка, совсем было покинувшая его после гибели отца. К вечеру Тиндал разыскал среди гряд более-менее ровное место. Как обычно, мы поставили шатер, разожгли огонь, приготовили пищу. Ниэллин полечил Алассарэ, и тот уже не пытался уклониться от его рук… За переход мы одолели около пяти лиг; день прошел почти так же, как проходили дни до нашего разделения с народом. Мы привыкали к нашему одинокому путешествию. Мысль о том, что сородичи наши целы и по-прежнему идут по льдам, поддерживала и укрепляла нас. И… вдруг восточный берег уже не так далек, как кажется? Наутро Алассарэ проснулся отдохнувшим и бодрым, доел свою рыбу и без вреда для себя отведал общей похлебки из медвежатины. В дороге он шел сам, лишь изредка присаживаясь на волокушу. Ему было тем проще, что мы по-прежнему медленно пробирались на северо-восток между грядами вздыбленного льда, стараясь лишний раз не пересекать их. Тиндал с Айканаро выбрались было на разведку, поискать дорогу поудобнее, но вернулись быстро и вернулись ни с чем: перевалив пару гряд, они заметили медведицу с двумя подросшими медвежатами. По счастью, разведчикам хватило благоразумия не связываться со звериным семейством! Медведи же, похоже, опасались нас, когда мы шли все вместе: свежие следы попадались нередко, но звери не показывались, заранее уходя с пути. Должно быть, их пугал скрип снега под шагами и волокушами и звуки голосов. И мы решили не разделяться без крайней необходимости. Осторожность ли была тому причиной или судьбе надоело испытывать нас, но, казалось, к нам наконец-то пришла удача. Погода держалась морозная, но тихая и ясная, лед, искореженный прежними подвижками, оставался спокойным. Алассарэ уверял всех и каждого, что совершенно здоров, но Ниэллин еще три перехода запрещал ему тащить сани и врачевал утром и вечером — пока тот не доказал, что совсем окреп, после недолгой борьбы уложив целителя на обе лопатки. Тогда поклажу вновь разделили на три волокуши. Тащить стало заметно легче, тем более что от припасов осталось не больше половины. Мы стали идти быстрее, в день проходили лиг по восемь-десять и начали сокращать наше отставание: Айканаро, каждый вечер посылавший мысленную весть Лорду Артафиндэ, утверждал, что осанвэ становится яснее и отчетливей. Он говорил также, что народ наш сейчас не терпит бедствий — и тем ободрял Ниэллина, которого, похоже, по-прежнему угнетала не только гибель отца, но и мысль, что Лорд и Артанис лишены его помощи в деле целительства. А по мне, оно и к лучшему, что Ниэллину сейчас некого врачевать: ему просто необходима передышка. С виду он одолел свою скорбь, был ласков со мной, спокоен с остальными и даже улыбался иногда. Но у него появилась отцовская привычка устало потирать лицо, и случалось, что он с отрешенным и грустным видом застывал посреди какого-нибудь дела, пока кто-то не обращался к нему и тем выдергивал из печали. Айканаро неизменно следил, чтобы они с Алассарэ не брали лишний груз; их волокуша была не тяжелее нашей с Арквенэн, и они больше не отставали в пути. Все же мне казалось, что быстрая ходьба дается Ниэллину труднее, чем раньше — уж больно усталый вид бывал у него к концу перехода. Он, конечно, ни в чем не признавался и твердил, что бодр и крепок, как снежный медведь. Пускай! Я уже научилась не верить лекарям на слово, и потому на трапезах подкладывала ему куски побольше и пожирнее — в надежде, что сытная еда поможет сохранить силы. В мясе и жире у нас недостатка не было: нам повезло наткнуться на полынью со стадом морских зверей, и Айканаро с Тиндалом загарпунили одного чуть ли не на ходу. Не пришлось даже надолго останавливаться ради охоты! Когда еще через пару кругов в конце перехода задул встречный ветер, а небо затянуло плотной, на глазах тяжелеющей пеленой туч, я даже не особенно огорчилась: если придется задержаться, переждать метель, отдых пойдет на пользу Ниэллину, да и остальным не повредит. И мы не отстанем от наших сильнее, чем сейчас — ведь они тоже будут стоять на месте, пока не уляжется ненастье. — Если только лед не вскроется, — выслушав мои рассуждения, мрачно сказал Тиндал. У него настроение испортилось вместе с погодой: он чувствовал растущее напряжение льда не больше чем в лиге впереди, прямиком на нашем пути. Взломавшись, лед снова отрежет нас от народа. А если ветер так и будет дуть с северо-востока, нас, чего доброго, отнесет в область разводий, из которой мы едва-едва ушли! Присев за волокушами, чтобы хоть немного укрыться от резких порывов ветра, мы устроили краткий совет. Все понимали, что дорога впереди опасная. Тем опаснее, что мы, уже уставшие после дневного перехода, можем попасть и в снегопад, и в подвижки льда. С другой стороны, не стоит ли попытаться проскочить сейчас, пока метель еще не началась, а лед цел? Глупо будет, если мы остановимся на ночевку, а потом повалит снег и лед треснет прямо под нами, или, двинувшись утром в путь, мы упремся в открытую воду! Алассарэ и Ниэллин клялись, что легко пройдут еще несколько лиг, и мы с Арквенэн были готовы на все, лишь бы не застрять в двух шагах от наших — ведь мы уже всерьез надеялись догнать их! Поколебавшись, Айканаро согласился с нашими доводами… И мы решили рискнуть. Наскоро перекусив строганиной из мерзлого мяса, мы заново проверили крепление поклажи и двинулись в путь. За плотными тучами не видно было ни единой звезды, поднятая ветром поземка летела в лицо, мешала смотреть. Тиндал, однако, уверенно держал направление на восток, наискосок от ветра. Поначалу, на ровном льду, это было легко; потом мы вновь попали в путаницу ледовых гряд, но и по ней Тиндал вел нас, почти не петляя, и все ускорял шаг. Айканаро усердно толкал их тяжелую волокушу. Мы с Арквенэн торопились изо всех сил, несмотря на ледяной ветер, вспотели и запыхались, но едва поспевали за ними. Ниэллин с Алассарэ то и дело наступали нам на пятки. Им это быстро надоело, и во время краткой остановки они разбили нашу пару: Алассарэ вместо меня впрягся в наши сани, а меня Ниэллин поставил подталкивать их волокушу. Зря я боялась, что он ослабел! Когда лед под нами содрогнулся и неподалеку раздался оглушительный треск, мужчины припустили бегом, и я вцепилась в боковую постромку, просто чтобы не отстать. Ноги мои то проваливались в ямы, то спотыкались о бугры. Сердце колотилось о ребра, злой ветер обдирал лицо колючим снегом, не давал вдохнуть… Надолго меня не хватит! Через несколько сотен шагов Тиндал резко свернул направо, замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Я догадалась, в чем дело, раньше, чем увидела рассекшую лед трещину. Края ее на глазах расходились, и из нее навстречу летящему снегу поднимался водяной пар. Опоздали! Длинные разломы рвали лед перед нами. За спиной грохотало — путь назад тоже был отрезан. Тиндал с Айканаро замешкались, но лишь на мгновение. — Сюда, скорей! — крикнул Айканаро. Он потащил сани вдоль трещины. В паре десятков шагов с противоположного края выперло прочную льдину, и разлом был там чуть больше сажени в ширину. Тиндал и Айканаро перепрыгнули на ту сторону, вдвоем поймали свою волокушу, которую толкнули через щель Ниэллин с Алассарэ. Так же переправили вторую волокушу. А на третьей лед снова дрогнул, края трещины разошлись, и волокуша, накренившись, едва не свалилась в воду. Схватившись вчетвером, мы вытащили ее обратно на нашу сторону. Айканаро приказал: — Бросьте ее! Прыгайте! Арквенэн, взмахнув руками, словно крыльями, птицей перелетела разлом, Алассарэ легко перемахнул следом. А Ниэллин стал торопливо отвязывать сумку Лальмиона, уложенную на волокушу поверх медвежьей шкуры. — Не брошу, там лекарский инструмент!.. Тинвэ, на ту сторону, живо! Вот еще! С него станется застрять здесь без меня из-за сумки! — Только после тебя! — Морготов ремень! Резко дернув, Ниэллин сорвал сумку. Теперь можно! Я шагнула к краю трещины, примеряясь… И вдруг снизу взметнулся длинный, как меч, острый бивень! Отшатнувшись, я оступилась на неровном краю. Нога соскользнула. Не успев вскрикнуть, я рухнула в трещину и с головой окунулась в черную воду. Стужа обожгла лицо, хлынула в сапоги, под одежду, за шиворот. Все тело свело, я даже барахтаться не могла. Но что-то толкнуло снизу, и еще не намокшая куртка вынесла меня на поверхность. С хрипом я втянула в себя горько-соленый воздух. Вода вокруг бурлила, из нее высовывались светлые витые бивни, гладкие мерцающие спины стремительно скользили мимо и вновь исчезали в глубине. Единороги!.. Это из-за них я упала. И уже не выберусь. От мертвящего холода мысли застыли, стали вязкими, словно кисель. Слух притупился, голоса друзей доносились глухо и гулко, будто в пещере, сердце замирало после каждого удара. Намокшая одежда все сильнее тянула вниз, вода заливала лицо… Сейчас захлебнусь — и все. Только… взгляну… на Ниэллина… С тугим усилием я загребла руками, высунулась из воды, поймала отчаянный взгляд Ниэллина, наклонившегося с кромки льда. — Хватай!!! Руки моей коснулась веревка и как живая оплелась вокруг запястья. Это же наши волосы! Откуда только силы взялись! Я подтянула вторую руку, вцепилась костенеющими пальцами в тонкий пестрый шнур. Ниэллин выдернул меня на лед, будто снулую рыбу, разжал мои пальцы, попытался приподнять, тормошил… Мне не было холодно, но тело совсем онемело и оцепенело, стало чужим. Это тело издали ощущало тормошения Ниэллина, под ним сотрясался лед, невнятно и смутно достигали слуха обрывки криков: «Не спи!» «Сестричка!..» «Сюда ее…» «Не добросит!» Ниэллин рявкнул так, что я расслышала даже сквозь глухоту: — Прочь отсюда! Уходите, мы догоним! «Брось меня! Прыгай!» — хотела сказать я, но выдавила из горла только тихое сипение. — Держись, Тинвэ, — прошептал Ниэллин, дыханием обжигая лицо. — Потерпи, я сейчас… Он отстранился. Я пыталась проследить за ним взглядом, но снежинки рябили в глазах, множились, расплывались мутными хлопьями. Когда Ниэллин вновь склонился надо мной, я уже не различала его черты. А он рванул застежки на моей куртке, потянул… «Правильно. Быстро отмучаюсь. Как Лальмион». Эта мысль была последней.