Лёд

— Тинвиэль! Тинвэ! Ты спишь? У тебя уже весь песок просыпался! Звонкий голосок выдернул меня из дремоты. Вздрогнув, я схватилась за песочные часы и быстро перевернула их. Надо же, уснула за ученым занятием! Я пыталась определить срок, за который звезды совершают над нами полный круг… Но кто разбудил меня? Рядом — никого... Я потянулась в кресле и снова закрыла глаза. Очень скоро послышались осторожные шажки, кто-то тихонько вздохнул… и вдруг со всей силы дунул мне в ухо! Подскочив от неожиданности, я  все же успела поймать проказницу за платье. Ну конечно, это Сулиэль — соседская девчушка! Она и ее братец Соронвэ уже оторвались от материнской юбки, но не достигли еще возраста ученичества, и потому проводили время в играх и забавах. Даже темнота не отбила у них тягу к шалостям! — Нечестно! Ты притворялась! — возмутилась Сулиэль. — Нечестно пугать спящих, — возразила я строго. — А если бы со мной случилась икота? — Я бы принесла тебе водички! Сбить ее с толку было не просто! На самом деле я была рада ей — уж больно медленно и тоскливо тянулось время с тех пор, как мы с матушкой вернулись домой. Мы пытались скоротать его за работой — тщетно! Хлопоты по дому закончились быстро, а другие дела не ладились. Наш светильник — чудесный кристалл — почти угас: ему требовалось напитаться сиянием Дерев, чтобы потом отдавать его в темноте. При мерцающем огоньке лампады у меня не получалось ни ткать, ни вышивать — оттенки нитей путались в полумраке, и я никак не могла подобрать нужные. Не задалось и чтение: какой бы свиток или книгу я ни брала, речь в них шла о жизни при Свете, и наша утрата ощущалась еще острее. Я принялась было вместе с матушкой плавить воск и отливать свечи, но это занятие вскоре приелось мне. В конце концов я разыскала в мастерской песочные часы — в прежней жизни мы замечали по ним время обжига глиняных фигурок — и, усевшись на террасе, снова воззрилась на небо. Танец созвездий был незаметен глазу, но они постепенно смещались над флюгерами, башенками и крышами. Купол неба поворачивался вокруг неяркой звездочки, последней в ручке Ковша. Как же медлительно было это вращение! В наших часах между смешениями Света песок успевал пересыпаться шесть раз. Я перевернула часы дважды — и за это время звезды едва сдвинулись на небе, а на меня от безделья накатила неодолимая сонливость. Если бы не Сулиэль, я бы так и упустила песок! Сейчас девчушка нетерпеливо приплясывала рядом. Наконец она потянула меня за руку: — Тинвэ, пойдем со мною! Мы с Соронвэ играем в Пробудившихся — у нас ведь сейчас совсем как у них! Соронвэ был квэндо и повел меня на Запад, а потом притворился злым… этим… ведмедем. И так рычал! Я спряталась от него и убежала, а он остался в саду… Пойдем, поиграешь с нами! — Пойдем, найдем его. А ваша матушка не разволнуется, что вы убежали из дому? Милое личико Сулиэль омрачилось: — Я звала и матушку. А она грустит и не хочет гулять. И батюшки все нет… Тинвиэль, а когда он вернется? Я пожала плечами. Хотелось бы мне знать! Родители Сулиэль и Соронвэ были преданными сторонниками Первого Дома. Ингор, конечно, вместе с другими умчался в Форменос. Айвенэн с детьми не ходила к Кольцу Судьбы, но наверняка дурные вести нашли ее. И неизвестно, что за новости принесут наши мужчины по возвращении… Было отчего печалиться и чего бояться! Болтушка между тем продолжала: — Я знаю, матушка грустная оттого, что Свет пропал. Тинвэ, скажи, когда Свет опять появится, звезд не будет видно? Жалко… Они красивые! Наверное, никто не объяснил девочке, что мы лишились Света надолго, если не навсегда. Да и у меня язык не повернулся рассказать ей об этом. Проглотив вздох, я предложила: — Давай-ка найдем Соронвэ и пойдем к вам. Может, вместе мы сумеем развеселить твою матушку? Сулиэль кивнула. Мы спустились с террасы… и, едва прошли по тропинке несколько шагов, как из-за кустов выскочил мальчишка, радостный и возбужденный: — Сестричка! Куда ты делась? Осанвэ — и то не слышишь! А я там видел такое!.. Ой, Тинвиэль, хорошо, что ты с нами. Я покажу светлинок! Он схватил Сулиэль за руку и потащил через сад к пруду. Я шла следом, удивляясь, как быстро дети превратили в игру то, что для взрослых было источником страхов и забот. Но в самом деле, пронизанные лучами звезд сумерки явили нам особую, невиданную при Свете Дерев красоту. Сад был прекрасен. Кроны деревьев кружевом рисовались на фоне неба, блестела роса на листве, таинственно мерцали белые цветы — лилии, россыпи жасмина, гроздья гортензий… По-прежнему пышно цвели розы, их аромат стал насыщенней и ярче. Гладь пруда, словно зеркало, отражала яркие звезды… и не только! Еще издали я заметила, что над водой и над берегом во множестве снуют крохотные золотисто-зеленоватые огоньки, и такие же огоньки поблескивают в траве.  — Вот они, светлинки! — гордо объявил Соронвэ. Да, отец рассказывал нам о такой диковине, только называл ее по-другому… Мы подошли ближе. Светлинки носились над прудом; тех, что слишком низко опускались к воде, хватали шустрые рыбки. Дети принялись гоняться за огоньками по берегу и вскоре, поймав нескольких, показали их мне на раскрытых ладошках. Так это жучки! Я и раньше видала таких, мелких и неприметных. Кто бы мог подумать, что каждый из них — маленькое чудо? Стоило им раскрыть крылышки, как брюшко у них начинало светиться, словно крохотный фонарик! — Ух ты! — Соронвэ с восхищением рассматривал свою добычу. — Сулиэль, давай отнесем их домой! Можно посадить их в склянку — тогда у нас станет светлее, и матушка обрадуется! — Зато вряд ли обрадуются светлинки… светлячки! — я вспомнила, каким словом называл их отец. — А мы дадим им меду, — не растерялась Сулиэль. — Они, наверное, как пчелы — любят мед. — Откуда ты знаешь? Может, они едят траву! — немедленно встрял Соронвэ. Дети принялись спорить, пытаясь в то же время удержать в руках светлячков — те расползались и разлетались, сверкая своими огоньками. Моего сознания коснулся настойчивый зов Арквенэн. Я ответила, и после недолгого ожидания подруга, встрепанная и запыхавшаяся, появилась на дорожке. Едва подойдя, она воскликнула с упреком: — Кто бы мог подумать! В такое время ты сидишь у воды и любуешься искорками. Как это на тебя похоже! А кстати, кто это? Светлячки? Какая прелесть!.. Переведя дух, она продолжала:  — А я сбилась с ног — всюду бегаю, тебя ищу! Феанаро вернулся, и не один — с ним его сыновья, и Лорды, и наши родичи… Поторопись! Все собираются на Королевской Площади, он вот-вот будет говорить там! Новость Арквенэн мигом разбудила во мне притихшее беспокойство. О чем расскажет Феанаро? О том, что видел в разоренном Форменосе? А может, он решил примириться с Владыками? Или открыл способ вернуть Древам Свет? О, если бы!.. Чуть ли не бегом мы проводили детишек домой. Те не возражали, так им не терпелось показать матери «светлинок». Я спохватилась о своих часах: кто проследит за ними, если мы все уйдем? Заикнулась об этом матушке, и она охотно, даже поспешно согласилась подменить меня. У нее не было желания слушать речи Феанаро. А мы с Арквенэн, едва не спотыкаясь, выскочили на улицу и быстро пошли вверх, к вершине Туны, где стоял дворец Короля. Чем ближе мы подходили к Королевской Площади, тем больше народу становилось на улицах. Сумрак отступил: у многих дверей теплились лампады, а кое-где — и новые светильники, от которых исходило нежное голубовато-серебристое сияние. Но больше всего было факелов. Они горели на стенах домов, на столбиках-опорах по сторонам мостовых и лестниц, многие несли их в руках. Их свет — яркий, трепещущий, тревожный — затмил звезды, сделал небо иссиня-черным, залил светлые камни стен беспокойным румянцем. Беспокойными, напряженными, раскрасневшимися были и лица собравшихся на площади. Факельный свет сделал их такими? Или быстрая ходьба? А может, виною тому были слова Феанаро? Мы опоздали — он уже начал свою речь. Одетый в блистающие доспехи, он стоял на высоком, просторном крыльце дворца, на шаг впереди своих братьев; за ними толпились его сыновья — тоже в доспехах и при оружии — и дети наших Лордов. Беда объединила Три Дома. Родичи слушали Феанаро с тем же пристальным, неослабным вниманием, что и заполнившая площадь толпа. — … разрубил ему грудь и рассек сердце, и кровь его растеклась по земле! Так пал наш Король — храбрейший и благороднейший из нолдор! Он пал в схватке с Врагом, перед коим не выстоять в одиночку! Но он был один — ибо лишь у него хватило доблести защищать свой дом! Он сделал то, на что не отважились Владыки! — гремел Феанаро, и голос его, казалось, разносился над всем городом. — Не отважились… или не захотели?! Пусть сейчас они называют Моргота врагом — не одного ли он с ними корня? Ужель все вместе не могли они одолеть отступника? Я говорю, смогли бы — если б пожелали отринуть родство с вором и убийцей! Он перевел дух и, окинув толпу горящими глазами, продолжал: — Король наш мертв. Отныне мне надлежит принять бразды правления — по праву первородства! По праву того, кого он избрал своим наследником. По праву того, кто встал бы с ним плечом к плечу в последней битве, если бы не произвол Манвэ! Напрасно я понадеялась, что Феанаро смягчился к Владыкам… Чем дальше, тем явственнее звучала в его голосе горечь и жгучий, неукротимый гнев:   — Почему, о нолдор, должны мы прислуживать алчным Владыкам, кои в своем королевстве не уберегли нас от Врага?! Месть зовет меня, но и будь иначе — не ступать мне по одной земле с родичами убийцы отца и похитителя сокровища! И не один я доблестен среди доблестного народа! Разве не все вы лишились короля? Разве не лишились вы всего — запертые здесь, в тесной стране между морем и горами? — Некогда здесь был Свет, в коем Владыки отказали Средиземью, — говорил он дальше, — но ныне тьма уравняла все. Что же — мы будем скорбеть здесь в вечном бездействии, стенать во мгле, ронять тщетные слезы в бесстрастное море, пока не истаем, словно тени? Или же мы вернемся домой? Сладки Воды Пробуждения, ясно сияют над ними звезды, широко раскинулись земли, уготованные свободному народу. В спокойствии они ожидают нас — тех, кто по глупости покинул их когда-то. Пойдемте же! Оставим трусов сторожить этот город! — Разве не сильны мы, не мудры и не искусны? — вопрошал он. — Разве не достойны братья мои и сыновья каждый — своего королевства? Разве не достанет нам решимости добиться свободы, первыми овладеть неведомыми просторами? Первыми, говорю я, ибо не вечно будут они пусты. Знайте же, Владыки завлекли нас в свой край, чтобы сберечь Средиземье для последышей. Для иного народа, что явится после нас, заселит обширные страны, будет править ими по своему усмотрению! Мы же обречены прозябать здесь в тесноте и темноте, скованные запретами Владык! Разве не достойны мы лучшей участи? Пусть далек будет путь, тяжела и длинна дорога — мы распрощаемся с оковами! Но проститесь и с беззаботностью! Проститесь со слабостью! Проститесь со своими сокровищами — мы добудем большие. Выступайте налегке — но не забудьте мечи! Ибо мы пойдем дальше, чем Оромэ, будем стоять тверже, чем Тулкас. До конца времен не прекратим мы погони за Морготом! Войну получит он и нашу ненависть! Мы одолеем его, вернем Сильмариллы! Лишь мы будем владеть негасимым Светом, мы — властители благодати и красоты Арды. Ни один народ не превзойдет нас! От речи Феанаро сердце у меня отчаянно колотилось, голова шла кругом. Он говорил немыслимые, невероятные вещи, но с таким жаром и страстью, что в душу мне против воли закралось сомнение. Что, если он говорит правду? Ведь невозможно выдумать такую ложь! Что, если Владыки намеренно молчат о том, другом народе? Что, если они действительно попытаются удержать нас?! И вдруг меня обуяла жажда действия и полной, безграничной свободы. Феанаро не дал нам ни мгновения передышки: — Слушайте же мою Клятву! — вскричал он в исступлении, выхватив меч. Сыновья кинулись к нему и тоже воздели мечи.  — Клянусь не отступиться от мести своей и ненависти! Клянусь до конца мира преследовать каждого, кто покусится овладеть Сильмариллами — будь то Вала, демон, эльф или не рожденный еще последыш, или иная тварь — большая или малая, добрая или злая! Да будут свидетелями мне Манвэ и Варда, восседающие праздно в обители своей на вершине Таниквэтиль! Да услышит меня Эру Всемогущий! Да ввергнет Он меня во Тьму вечную и беспредельную, если не исполню я свою Клятву! Оцепенев от ужаса, внимала я страшным словам. И расслышала каждое, ибо следом за Феанаро Клятву повторили его сыновья. Все как один принесли они нерушимый обет мстить и ненавидеть. Когда они договорили, на площади воцарилась потрясенная тишина. В этой тишине отчетливо прозвучал ясный голос Нолофинвэ: — Опомнись, брат! К чему ты призываешь нас? Пойти против воли и совета Владык? — А тебе, брат, сумрак и неволя дороже свободы? — с насмешкой вопросил Феанаро. — Без оглядки на Владык ты не смеешь ступить и шагу? Не ты ли клялся, что всегда будешь следовать за мной? Ненадолго хватило тебе верности клятве! — Я не отступлюсь от своей клятвы. И потому еще раз прошу  — одумайся! Куда ты поведешь нас, если тебя поведет твой обет? — Я приведу вас к победе! Клятва будет исполнена! Мы возьмем свою судьбу в свои руки! — Твоя Клятва безумна! Не к победе, а к гибели приведет она тебя и тех, кто пойдет за тобою! — не выдержав, возвысил голос Турукано, младший сын Нолофинвэ. — Ты провидец, сын моего брата? — обернулся Феанаро к нему. — Что ты знаешь о тех, кто пойдет за мною? Не лучше ли я знаю наш народ? Не лучше ли я вижу его путь? Он вновь обратился к толпе на площади: — Нолдор! Братья мои и сестры — пусть не по крови, но по духу! Просторы огромного мира ждут нас! Чему внемлите вы: голосу прислужника Владык — голосу трусости и лени? Или голосу доблести и чести — голосу ваших сердец? — Я не трус и не прислужник! — гневно вскинулся Турукано. — Не смей называть меня так, ты, брат моего отца… алчный безумец! Вспыхнув, Феанаро шагнул к нему, все еще с обнаженным мечом в руках, Нолофинвэ кинулся навстречу, закрыв собою сына. Мы ахнули… Неизвестно, что случилось бы, если б между ними не встал безоружным Лорд Арафинвэ; золотые волосы его блеснули в свете факелов. — Стойте, — призвал он. Его негромкий голос был слышен не хуже крика: — Не позволяйте здесь и сейчас случиться злу. Не Морготу ли на пользу пойдет оно? Феанаро, брат мой, напрасно ты пугаешь нас Владыками — еще ни в чем не ущемили они нашей свободы, не ущемят и впредь. Нолофинвэ, брат, не держи обиды на Феанаро — всех нас постигло несчастье, но его горе большее, ибо отец был ближе ему, нежели нам… Или мы затеем свару, едва стих погребальный плач? Слова младшего брата остудили гнев старших и даже как будто пристыдили их — оба отступили, склонив головы. Феанаро убрал меч в ножны. Тем временем между детьми Лордов завязался спор. Финдекано и Артанис наперебой говорили что-то, указывая на сыновей Феанаро. Те в подтверждение кивали. Артафиндэ, сжав губы, отрицательно покачал головой, Артаресто в раздражении отвернулся. Младшие сыновья Арафинвэ перешептывались, взявшись за руки... Среди близких родичей не было полного единомыслия. Феанаро опять принялся уговаривать и убеждать. Вновь и вновь говорил он о бездействии Владык, о тоске и безнадежности, что навеки поселились в затемненном Валиноре. О просторах Средиземья, которые расцветут и украсятся под нашими руками более, нежели земли Амана. О святом нашем долге вырвать из рук Моргота Сильмариллы — освободить благодатный Свет, чтобы он, незамутненный и непорочный, беспрепятственно изливался на принадлежащие нам земли… Такая сила была в его речах, такой огонь во взгляде, что даже домоседы решились отправиться в дорогу, даже музыканты захотели ощутить в руках тяжесть оружия, даже в самых робких сердцах затеплилось предвкушение сражений и побед. Наконец Феанаро вопросил громко: — Нолдор, народ мой! Братья мои и сестры! Со мной ли вы? Готовы ли вступить на мой путь — путь свершений и славы? — Да-а-а! Готовы! Веди нас!  — вскричало в ответ множество голосов. Нолофинвэ и Арафинвэ промолчали, как и старшие их сыновья, но это уже было не важно — Феанаро склонил на свою сторону большинство. Улыбка торжества озарила его лицо. Воздев руки в благословляющем жесте, он воскликнул: — Благодарю вас, друзья! Клянусь, вы доверились мне не напрасно, и деяния наши войдут в легенды! Сейчас же идите по домам, готовьтесь к походу! Но не затягивайте приготовления — я  выступаю через круг звезд и не буду ждать отставших! Толпа разразилась одобрительными возгласами. Едва они стихли, собравшиеся начали расходиться. Некоторые шли с задумчивым, озадаченным видом; лица других, напротив, были оживленными и радостными, как будто все наши беды остались уже позади. — Тинвиэль, пойдем скорее! — поторопила меня Арквенэн. — А то я не успею собраться. Не помню, куда я прибрала охотничье платье? Попробуй, разыщи что-нибудь в этой темнотище! Я кивнула. Моя дорожная одежда тоже пряталась на дне какого-то сундука — вспомнить бы, какого… Но беспокоило не это: я чувствовала странную растерянность, как будто мысли мои раздвоились и тянули в разные стороны. Обещавшая войну клятва Феанаро пугала. В то же время меня вместе со всеми охватило горячее желание раздвинуть границы привычного — уйти прочь, увидеть новые земли, самой прикоснуться к неизведанному… Здесь наш дом давно построен, сад взращен руками родителей. Значит, мои руки будут вечно пребывать в праздности? Неужели у нас — и у меня — нет права заложить новые сады, построить новые дома, возвести города на просторах ничейных земель? И ведь нам не придется ради этого ссориться с Владыками. Что бы ни говорил Феанаро, я верила матушке и Лорду Арафинвэ. Владыки не станут вмешиваться в нашу жизнь против нашей воли и не лишат нас свободы. Ну, а война с Морготом… Может, все не так уж и страшно? В конце концов, Феанаро — искуснейший из нашего народа. Наверняка у него есть задумки, как заставить Моргота вернуть Сильмариллы. Разве дал бы он такую клятву, если бы не знал, как исполнить ее? Да и стоит ли печься об этом здесь и сейчас? Мы ведь еще даже не тронулись в путь! Арквенэн тем временем вслух раздумывала, где бы в новых землях она желала поселиться. Отбросив тревоги, я поддержала ее игру. Густой лес не годился — слишком темно, на лугу — слишком открыто, на вершине горы не очень-то удобно — попробуй то и дело бегать по склону вверх-вниз! В конце концов мы сошлись, что лучше всего жить в роще на склоне холма, и чтобы внизу было большое озеро, а на той стороне — горы. Выбрав место, мы принялись выдумывать дом. Тут нас догнал Алассарэ и стал давать нам советы один нелепей другого, да еще пообещал проследить за их исполнением. — Ты тоже пойдешь с Феанаро? — спросила я. — Конечно! Куда Айканаро и Ангарато — туда и я. Они с Артанис рвутся в поход впереди старших — ну и мне не годится отставать. А потом, должен же кто-то таскать бревна и камни для вашего дома! И кто как ни я защитит вас от диких зверей и всяких прочих чудищ?  Он приосанился, выпятил грудь и сверкнул глазами, прямо как Феанаро. Арквенэн фыркнула: — Тебе не придется трудиться — спой, и все звери и чудища разбегутся кто куда! — Я буду молчать, — с достоинством возразил Алассарэ, — иначе звери, напротив, сбегутся со всей округи послушать мое сладкозвучное пение! Разве что ты, Арквенэн, подпоешь мне? Вдвоем мы справимся лучше! Так, подшучивая друг над другом, мы дошли до дома Арквенэн. Алассарэ попрощался и с беззаботным видом отправился восвояси. Я задержалась, болтая с подругой... Вскоре с нами поравнялись мои отец и брат. Я окликнула их, но они будто вовсе не заметили и не услышали меня — шагали с каменными лицами, не глядя друг на друга, похожие, как близнецы. Ох, кажется, время горячих речей еще не миновало… И я поспешила вдогонку. Дома отец дал волю гневу. Большими шагами, едва не натыкаясь на мебель, он расхаживал по комнате и говорил отрывистым, сухим голосом: — Это чушь! Блажь! Последняя дурь! Куда вы собрались?! Феанаро поманил вас — и все, вы готовы лететь за ним, как… как безмозглые мошки на огонек! — А что, сидеть во тьме сложа руки — умнее?! — запальчиво возражал брат. — Тиндал, тьма не будет вечной. Увидишь, Владыки как-нибудь вернут нам Свет, — мягко сказала матушка. Но ее слова лишь усилили раздражение брата: — Владыки! Не больно-то они торопятся! Если они так сильны — почему не сделают это прямо сейчас? А если им не достает могущества — почему не отпустят нас? Я не хочу вечно прятаться за их опекой, как… как… как младенец за материнской юбкой! — Да? А ведешь себя, как несмышленыш! — возмущался отец. — Владыки не держат вас взаперти! А зря! Ведь вы очертя голову рветесь вон отсюда, не думая, что ждет вас там… в земле под Тенью! — Сейчас вся земля под Тенью, — фыркнул брат. Отец уставился на него свирепым взглядом и не сразу нашел слова. — Ты не знаешь Тени, — вымолвил он наконец, — вы не знаете… ничего. Ты думаешь, Серединные Земли пусты? Нет! Там не только наши сородичи, что не возжелали Света… И не одно неразумное зверье. Там — лиходейские твари, Вражьи выкормыши, злые, безжалостные, хитрые… — Я не боюсь! Я охотник, я владею и копьем, и мечом! — перебил Тиндал. — Владеешь копьем и мечом? Ты охотился лишь на дичь! Ты не знаешь, каково это — сражаться с… разумными! Со своим подобием, пусть искаженным! — Да! Не знаю! Ты — знаешь! У тебя были сражения, был Поход к Свету… ты прошел испытание! А я сижу здесь в тепле и уюте, словно птенчик в гнезде! Неужели ты не видишь? Нам пришла пора опериться, взлететь… а не прятаться, дрожа, под крылом Владык! — Сейчас наше испытание — ждать и терпеть. — Я так и не узнаю, на что способен, если буду только ждать и терпеть! Терпение — отговорка трусов! Отец шагнул к Тиндалу, но остановился, словно натолкнувшись на стену. — Ну? Что же ты? — спокойным и оттого еще более страшным голосом произнес он. — Говори дальше. Скажи, что мы трусы. Мы, кто не желает предавать нашу землю и Владык в час беды! — Тиринхиль, не надо! — умоляюще воскликнула матушка.  — Ничего ты не понимаешь! — выпалил брат и кинулся вон из дома, со страшным грохотом хлопнув дверью. После мгновенного замешательства я бросилась за ним и успела лишь услышать, как матушка сказала отцу с укоризной: «Зачем ты так?» Как ни быстро я выскочила, брат уже добежал до поворота. — Тиндал, погоди!  Он, не оборачиваясь, досадливо махнул рукой. «Оставь!..» — донеслось его осанвэ, и меня будто окатило волной возмущения и обиды. — Да стой же!.. Тиндал помотал головой, но все же остановился. Пустившись бегом, я догнала его. Мы молча пошли рядом. Я понимала гнев брата — резкие слова отца задели и меня. Но… что хорошего может получиться из дела, которое начинается с семейного раздора? И я сказала наконец: — Напрасно ты так с отцом. Он желает нам добра.  — Конечно! Да только что это за добро?! Обернуть нас в перинку, уложить в колыбель? Он думает, нас надо беречь от чужих решений! Для него мы все еще дети! «Несмышленыш!» — передразнил он отца. — Мы никогда не угодим ему. Он так и будет держать нас за младенцев! Я вздохнула. Он тоже был несправедлив: в прежней жизни отец не досаждал нам ни чрезмерной опекой, ни непрошеными советами, и позволял нам сколько угодно учиться на своих ошибках. Однако сейчас отцу кажется, что мы совершаем чужую ошибку — ошибку Феанаро. Но разве сам отец непогрешим? И он может ошибаться! Что, если мы поступим по его совету — останемся дома, будем праздно ждать решений и дел Владык? Вспомнилось тягучее течение времени, навеянные мраком сонливость и скука… Ну уж нет! Лучше какие угодно лишения и труды, чем бессмысленное прозябание! — Мы уже достаточно взрослые, чтобы самим решать за себя! — продолжал возмущаться брат. — Мы и решили. Мы пойдем со всеми, так ведь, Тиндал? Брат кивнул и с признательностью сжал мою руку.  — Отец поймет нас, когда остынет, — добавила я. Мне очень хотелось, чтобы стало именно так! — Не знаю... Он ведь не хочет ничего слушать! Какое-то время мы бродили по улицам, перебирая доводы, которые убедили бы отца в необходимости нашего путешествия; но любой из них разбился бы о его упрямство. В конце концов Тиндал отправился к Алассарэ — я подозревала, не столько за советом, сколько пожаловаться и излить душу. А я пошла домой в надежде вместе с матушкой уговорить и успокоить отца. К моему удивлению, у нашего крыльца взад-вперед прохаживался Ниэллин. Заметив меня, он устремился навстречу и  без улыбки поздоровался со мною. — Привет и тебе! — ответила я бодро. — Ты хотел видеть Тиндала? Тогда вы разминулись — он как раз пошел к Алассарэ! Ниэллин покачал головой: — Нет. Я хотел поговорить с тобою, Тинвиэль. — Прямо сейчас? Но о чем? И почему ты не подождал меня в доме? Он молчал. — Говори уже, Ниэллин, — поторопила я, — мы не можем стоять тут вечно. Мне ведь надо собираться, а то, чего доброго, мы с Тиндалом опоздаем к выступлению! — Так Алассарэ сказал правду, ты тоже идешь… — пробормотал тот и вдруг заявил: — Тинвиэль, тебе лучше остаться. — Что?! — Останься. Не ходи с нами… с Феанаро. — Как… Как ты смеешь, Ниэллин! — я едва подбирала слова от возмущения. — Ты… С какой стати ты запрещаешь мне? Ты мне не брат, не отец! — Я не запрещаю, я… прошу, — тон его и правда стал умоляющим. — Тинвэ, ты не знаешь, что это будет за поход! — Будто ты знаешь! — Не знаю. Потому и прошу тебя — не ходи! Не годится женщинам не глядя рваться неведомо куда! Мало ли, что за дорога ждет нас? Лучше мы разведаем путь, приготовим место, а после вернемся за вами! — Так ты боишься, что мы не поспеем за мужчинами? Станем обузой?  Гнев в моей душе кипел ключом. Мало мне отца, так теперь еще и друг затеял препирательства!  — Ну, знаешь, Ниэллин! Я ведь бывала с вами и на охоте, и в горах — и ни разу не отстала! И моря я не боюсь. С чего ты взял, что я не осилю дорогу?! Ниэллин смотрел на меня молча, упрямо сжав губы. — Уговаривал бы Артанис! Или Арквенэн! Почему ты пришел ко мне?! — сердилась я. — Артанис у нас — Нэрвен, ее без толку уговаривать. Если не преуспели ее братья, что могу сделать я?  А Арквенэн… она слышит только посулы Феанаро! С нею тоже говорить бесполезно. Но ты-то, Тинвэ — ты всегда была благоразумна, отчего же сейчас ты не веришь мне? — Мало радости быть благоразумной, если из-за этого то и дело приходится выслушивать поучения! Сам-то ты идешь, даром, что… благоразумный! — Как же я вас брошу... — А что твои? — спросила я, успокаиваясь. — Отец идет, мать остается, — коротко ответил Ниэллин и, вздохнув, добавил: — Не обессудь. Я все понял. Прости, что досаждал тебе поучениями. Впредь это не повторится. Я зайду за вами. До встречи! Он низко поклонился, развернулся и направился прочь широким, порывистым шагом. Я растерянно смотрела ему вслед. Кажется, я его обидела... Сам виноват, что вздумал вдруг указывать мне! Но тут же во мне шевельнулось сомнение: может, он не так уж и неправ? Нет, хватит! Если вечно сомневаться и колебаться, не стоит мечтать о делах и свершениях! И я вошла в дом в самом решительном настроении, готовая, если потребуется, спорить со всем миром. Моя решимость пропала зря, как и приготовленные речи. Отец уже обуздал свое недовольство, хоть и не переменил мнения. Он спросил, не передумал ли Тиндал участвовать в этой бестолковщине, и лишь покачал головой, услыхав, что и я собираюсь уйти вместе с братом. Вид у него при этом был совсем не радостный, однако он не стал тратить слова на пререкания и ушел в мастерскую. Я растерянно потопталась на пороге, но не посмела вызвать его на разговор, которого он явно хотел избежать. Матушку я нашла в кухне: она замешивала тесто для лембасов, то и дело утирая глаза. Лицо у нее было все в муке. Позже я украдкой стащила готовый хлебец — он был солон, как будто матушка сдобрила тесто своими слезами… Смутная тревога снова царапнула меня, но я скорее загнала ее поглубже и принялась рыться в сундуках. Я откладывала в сторону тонкие шелковые туники, легкие туфельки и расшитые платья, и собирала то, что пригодится нам с братом в пути: добротную, прочную одежду из шерсти и льна, крепкие башмаки, кожаные куртки и плотные суконные плащи. Мы ведь поплывем на кораблях, а морской ветер, бывает, пронизывает до костей. Однако не стоит брать с собой слишком много — если мы пойдем быстро, избыток вещей станет лишней тяжестью и обузой… Я перебирала вещи, как вдруг со двора донеслись отрывистые выкрики и неровный стук. Кинувшись на улицу, я в изумлении замерла на пороге. Тиндал с отцом дрались на палках, на которых когда-то брат учился обращению с копьем. В сосредоточенных лицах их не было злости — скорее, напряжение схватки и острое внимание к противнику. Алассарэ наблюдал за поединком, стоя у стены.  — Алассарэ, что они затеяли? — вполголоса спросила я. — Тш-ш, не мешай, — прошептал он, — должен же ваш батюшка убедиться, что Тиндал — не беспомощный младенец. Отец мой не любил оружия и никогда не участвовал в потешных поединках. Но сейчас стало ясно, что он не растерял умений, обретенных еще в Серединных Землях, задолго до нашего рождения. В его руках деревяшка казалась живой — взлетала и со свистом обрушивалась на противника, змеей бросалась вперед, норовила ужалить, проткнуть насквозь... Страшно было представить на ней острый наконечник! Брат не давал себя в обиду: он отбивался решительно и умело. Пару раз достал отца и в конце концов, изловчившись, резким ударом выбил палку из его рук. — Неплохо, — сказал отец, утирая пот со лба. Вид у него был довольный, поражение не огорчило, а обрадовало его. — Твой учитель даром времени не терял. Надеюсь, с настоящим копьем и мечом ты управишься не хуже. Алассарэ выступил вперед: — Теперь ты видишь, почтенный Тиринхиль, что при случае Тиндал сумеет постоять за себя. Да и мы с Ниэллином не оставим его сражаться в одиночестве. Не тревожься — вряд ли нас ждут опасности большие, чем те, через которые в свое время прошел ты. Отец хмыкнул; очевидно, гладкая речь Алассарэ убедила его лишь отчасти. Все же он сказал: — Ладно. Я вижу, что вам не терпится набить себе шишек. Кто я такой, чтобы препятствовать в этом, раз уж Владыки не накладывают запрета на вашу дура… необдуманную затею? Впрочем, я рад знать, что за моими детьми присмотрят… хм… здравомыслящие друзья. Алассарэ еще раз уверил отца в своем непревзойденном здравомыслии и откланялся. Выходя, он лукаво подмигнул мне. Вот ведь ловкач! Я и не думала, что он так легко сумеет примирить отца с Тиндалом, да еще заставит его принять наш выбор. Тиндал же с задумчивым видом потирал ушибленный бок — похоже, урок отца навел его кое на какие мысли. Между тем начало похода неумолимо приближалось. С тех пор, как Феанаро закончил свою речь, звезды прошли полкруга. Жалко, мы с матушкой забыли про часы и не вычислили время оборота звезд… Но я напрасно упрекала время в медлительности — оно вдруг ускорилось, побежало все быстрей и быстрей. Успеем ли мы к назначенному сроку? Нам помогли родители, что бы ни думали они о нашей затее. Матушка собрала еду и необходимые в дороге мелочи, отец сам проверил оружие Тиндала — короткое копье, меч, лук, — осмотрел каждую стрелу, прежде чем вложить ее в колчан… Я тоже взяла свой охотничий лук и стрелы. Воевать я не собиралась, но как добыть пропитание в диких землях, если не охотой? Когда мы с Тиндалом затолкали все вещи в заплечные сумки и сложили рядом оружие, я впервые по-настоящему осознала, что поход наш будет не из легких. — Ничего, сестричка, я заберу твой мешок, если ты устанешь, — заботливо пообещал Тиндал. Я покосилась на груду его снаряжения: унес бы свое! Впрочем, идти нам не так уж и далеко — до Гаваней, а там тэлери возьмут нас на корабли. И без толку сейчас гадать, как оно будет в Серединных Землях… Конечно, матушка не отпустила нас в дорогу, не накормив. Странной была эта прощальная трапеза! Не сговариваясь, все пытались делать вид, что ничего особенного не происходит, что мы с Тиндалом отправляемся всего лишь на дальнюю прогулку к Сумеречным Озерам или в предгорья Пелори. Раньше мы любили такие прогулки... Но матушка не сводила с нас глаз и почти ничего не ела, а отец был молчаливей обычного и невпопад отвечал на наши с братом шуточки и болтовню. От этого делалось не по себе, и я почувствовала облегчение, когда мы, покончив с едой, все вместе вышли на террасу. Дом наш, как и большинство домов Тириона, стоял на склоне. С террасы открывался широкий вид на город, на серебристо-сумрачные поля и рощи на равнине внизу, осененные огромным, прозрачно-синим, усыпанным блистающими звездами небом. Город тоже сверкал звездочками светильников, жаркими факельными вспышками, золотыми огоньками лампад; на белокаменных стенах его играли цветные блики. В листве сада поблескивали светлячки, цветы благоухали нежно и сладостно… Все изменилось, стало не таким, каким виделось при Свете. Но и новая картина была по-своему пленительна и чудесна. — Смотрите, — негромко молвил отец. — Некогда мы пришли сюда — из темноты к Свету, чтобы построить наш город для наших детей. Для вас. Зачем вы уходите? — Мы уходим из темноты, чтобы вернуть Свет! Чтобы построить для своих детей свой город, столь же прекрасный! — горячо отвечал Тиндал. — Хотел бы я, чтобы вам не пришлось забыть об этой цели, — проговорил отец задумчиво. — А ты, Тинвиэль?  — Я хочу увидеть Земли за Морем. Ты столько рассказывал о них! И, раз Тиндал и друзья мои уходят… Простите, отец, матушка… Я не могу остаться, чтобы просто ждать. Отец хмыкнул: — Да. Все повторяется. Когда-то я ответил своему отцу почти теми же словами. Он, быть может, по-прежнему живет у Вод Пробуждения. А может, бродит по другим лесам. Вдруг вы встретитесь с ним? Пути судьбы неисповедимы… Он всмотрелся в наши с Тиндалом лица очень пристально, как будто хотел прочесть по ним наши судьбы. Наверное, это ему не удалось, и он сказал: — Вы сами избрали свой путь. Пусть это будет путь к добру, а не к лиху. И пусть вам никогда не придется жалеть, что вы вступили на него. Матушка попыталась улыбнуться, но на глаза ее так и наворачивались слезы. — Дети… Тиндал, Тинвиэль… Берегите друг друга, — попросила она, по очереди обнимая нас. — Мы будем ждать вестей от вас, да, Тиринхиль? Если же та земля будет недоброй к вам — возвращайтесь, ведь у вас есть дом. И… да пребудет с вами благословение Владык! Что можно было прибавить к этому? Мы долго стояли вместе, соединив руки, открывшись друг другу. Я чувствовала любовь и страстное желание родителей оградить нас от бед, слышала их мольбу к Владыкам. Словно свои, ощущала горячую благодарность, нетерпение и жажду подвигов Тиндала. И отвечала — своей любовью, радостным предвкушением нового, твердым обещанием будущей встречи. Пусть наш путь начнется с хороших предчувствий! Ниэллин, как и обещал, зашел за нами. Я боялась, что он снова будет уговаривать меня остаться, но он ни словом не упомянул об этом, да и вообще держался с обычной непринужденностью. В придачу к тяжелому заплечному мешку и оружию он прихватил зачехленную лютню. — Поход без музыки — не поход, — объяснил он с улыбкой, — и как иначе я буду складывать песни о наших деяниях и свершениях? Мы с Тиндалом еще раз затянули ремни, подтянули лямки, навьючили поклажу… Отец с матушкой в последний раз обняли и поцеловали нас… Мы сошли с крыльца и направились по улицам вниз, к Вратам Тириона. На повороте я обернулась — родители стояли обнявшись на крыльце и неотрывно смотрели нам вслед. Я улыбнулась им, взмахнула рукой… и тут же, торопясь догнать Тиндала и Ниэллина, свернула за угол. Так мы расстались с матушкой и отцом. Огромная толпа заполнила Привратную Площадь, и прилежащие улицы были тоже сплошь запружены народом. Казалось, жители Тириона все как один поднялись по призыву Феанаро. Однако это было не так: большей частью здесь собрались наши ровесники, рожденные в Амане. Лишь некоторые из тех, кто, как наш отец и отец Ниэллина, пришел сюда из Серединных Земель, решили отправиться в поход. Женщин было заметно меньше, чем мужчин; но я сразу заметила Артанис — высокую, гордую, прекрасную даже в дорожной одежде. Вместе с братьями и Лордом Арафинвэ она стояла под белым с золотом стягом нашего Дома. Чуть поодаль развевалось серебряно-голубое знамя Нолофинвэ и впереди, у самых ворот — красно-черное, с восьмилучевой звездой знамя Первого Дома. Три брата, три Лорда вместе возглавили наш поход. Я озиралась в поисках друзей и знакомых, как вдруг кто-то дернул меня за рукав. — Тинвэ! Привет! А я не знала, что ты здесь! — прозвенел тонкий голосок. — Сулиэль!.. — от изумления я едва не утратила дар речи. — Мы с матушкой и батюшкой идем искать Свет! — похвасталась девчушка. — И мы взяли с собой светлинок, чтобы у нас был свой фонарик! — рядом с нею Соронвэ гордо поднял над головой большую склянку, в которой среди травинок ползали и перепархивали светлячки. — Ох… — я не знала, что и сказать. — Вот вы где, проказники! Сквозь толпу пробралась Айвенэн и схватила детей за руки. — Ф-ф-у-у! Обыскалась! Вот непоседы, на миг отвернулась — и все, их уже нет! — Айвенэн, ты что, идешь? Вместе с детьми?! — спросила я в изумлении. Та пожала плечами: — Что еще мне остается, если Ингор навсегда уходит с Лордом Феанаро? Как я буду жить в этом мраке одна, без него? — Но… дети… как они выдержат поход? — Не хуже нас, вот увидишь. Дома с ними сладу нет, они носятся и скачут без перерыва! Может, хоть тут набегаются и угомонятся? Не тут-то было! Соронвэ уже наскучило стоять. Он ловко вывернулся из хватки матери и, зажав под мышкой свою банку, юркнул в толпу. - Мамочка! Соронвэ опять сбежал! — наябедничала Сулиэль, и Айвенэн, извинившись, кинулась догонять сына и потянула за собою дочь. Я смотрела им вслед, открыв рот. Выходит, Ингор и Айвенэн считают затею Феанаро вовсе не опасной! Наши родители волновались зря: что может случиться с нами в походе, в котором участвуют малолетние дети? Мало-помалу нолдор Трех Домов собрались вокруг своих предводителей. Мы встретились с Алассарэ и Арквенэн и тоже протолкались поближе к нашему стягу. Знамя держал Артафиндэ. Вид у него был довольно мрачный — в отличие от младших братьев и сестры, которые светились радостным предвкушением путешествия. Когда я сказала об этом Арквенэн, она прошептала: — Еще бы! Девица-то Артафиндэ не идет с нами, вот он и приуныл! Она хотела рассказать еще что-то, как вдруг пронзительно и звонко запели серебряные трубы. По толпе прошло волнение — выступаем! Но движение тут же замерло. Возле знамени Феанаро возник некто в белых одеждах. Обликом он походил на ваниа, однако был иным — от него исходило неяркое, но явное сияние. Я не знала его; это был не Владыка, а кто-то из меньших духов. Он заговорил, и каждый слышал его певучий, ясный голос: — Внемлите, о нолдор, словам Владыки Манвэ! Вот что сказал он: «Только советом могу ответить я на безрассудство Феанаро. Не уходите! Ибо вы выступаете в недобрый час, и вам не дано провидеть скорби, к каким ведет вас этот путь. Валар не помогут, но и не воспрепятствуют вам в этом походе. Знайте, вольно вы пришли сюда, вольны вы и уйти. Ты же, Феанаро, сын Финвэ, своей Клятвой сам приговорил себя к изгнанию. В горестях познаешь ты ложь Мелькора. Он Вала, сказал ты. Тщетна тогда твоя Клятва, ибо в пределах Эа ни сейчас, ни впредь не одолеть тебе никого из Валар — даже если Эру, к Кому ты взывал, утроит твои силы». Феанаро громко рассмеялся и вопросил, обращаясь к собравшимся:  — Значит, сей доблестный народ снова отправит в изгнание своего Короля и его сыновей, а сам вернется в оковы? Тем, кто все-таки пойдет со мной, я скажу — вам предрекают несчастья? Но мы уже познали их здесь, в Амане. В Амане низверглись мы от блаженства к скорби. Теперь мы испробуем иное — через скорбь взойти к радости или хотя бы к свободе! Затем он повернулся к посланцу и продолжал вдохновенно:  — Вот что скажи Манвэ Сулимо, Верховному Владыке Арды. Пусть Феанаро и не может одолеть Моргота, но он не откладывает погони и не восседает праздно в бесплодной тоске! Может статься, Эру возжег во мне пламя жарче, чем думаешь ты. Такой урон нанесу я Врагу, что даже могучие в Круге Судьбы удивятся, услыхав об этом. Да! В конце концов они последуют за мною. Прощай! С такой силой и властью прозвучал его голос, что посланец Манвэ почтительно склонился перед ним, отступил на шаг и тут же исчез, будто расточился в воздухе. — За мной! — с торжеством воскликнул Феанаро. Толпа взревела, еще громче протрубили трубы — и знаменосец Первого Дома прошел во Врата. За ним двинулся Феанаро со своими сыновьями, следом — их сторонники… Воинство нолдор покидало Тирион. Наш поход начался.