Невозможно

— Пиздец, — взъерошивая тёмные волосы, отозвался Лёша, критично осматривая Волгу, а точнее, её колеса. Спущенные колеса. — Грёбаный дебил, — прошипела Эрика, а Вершинина усмехнулась от поразительной выдержки девушки: сама-то она уже несколько раз покрыла и подкастера, и всё, на чём свет стоит, матами. Кира, конечно, этой привычкой не гордилась, но и переучивать себя не желала. В конце концов, лучше уж материться, чем колоться или спать с каждым встречным, как делали некоторые сверстницы Киры. — Заебись, блять. Теперь только пешком, — невесело говорит Настя, и Эрика понимает, что слышала её голос раза два-три, не больше. Вообще рыжая ведёт себя странно — они всегда были с Кирой лучшими подругами, почему же сейчас они словно не знают друг друга? Девушка начала думать, что это из-за неё, но когда вам даже уехать из мёртвого города не на чем, это уходит на второй план. — Тут есть бункер недалеко, я не знаю, может Игорь там... — смотря на Пашу, который только крутил в руках ключи от машины, которая уже в принципе пришла в ненадобность, сказала Золотарёва. — Ты дорогу найдёшь? — внезапно спросил парень, переведя взгляд синих глаз на девушку, встречаясь с её серыми. — Да, только... только если он вдруг там, я не знаю... Он же псих, настоящий, — без страха в глазах, к которому уже привык парень, сказала Эрика, и в словах не было горечи. Она была абсолютно без эмоций, но продолжала смотреть на Вершинина. — Не ссы, Эря, я его сама отпизжу, в случае чего, — как обычно с заднего плана, то бишь девушка стояла позади всех, заржала Вершинина, на что усмехнулись все, включая её брата. — Эря, — повторил Горелов, на что девушка обернулась к Кире и Лёше, которые смеялись до слёз, при этом Вершинина истерично хлопала брюнета рукой по плечу, а тот тщетно пытался успокоиться. Было не совсем ясно, что их так рассмешило в форме имени Золотарёвой, которую Вершинина, судя по всему, сама и выдумала, но смотря на них нельзя было не засмеяться в ответ. Пока Настя, Паша и сама девушка с трудом подавили улыбки, эти двое плелись в конце процессии, начало которой представляли Эрика и Паша, которые, как отметила Настя, весьма мило разговаривали, а не огрызались друг с другом, как до исчезновения девушек.       Сама Настя чувствовала себя до невозможности одиноко — Вершинин не обращал внимания ни на кого, кроме Эр, и, судя по этому, что-то к ней чувствовал. Лёша и Кира... у них всегда были общие темы, даже более, потому что сейчас те сквозь истерику умудряются ещё что-то вставлять, отчего смех разливается по мёртвому городу ещё громче.       А ты идёшь, думая обо всём этом. Кажется, начинается депрессия, но тебе глубоко всё равно. Ты просто устала. Конечно, продолжаешь идти, чуть позже с тобой поравняются Кира и Лёша. А ведь они оба тебя любят. Проблема только в том, что чувствуют друг к другу.

***

— Со мной рядом будь, — посмотрев на Киру, которая с Лёшей и Настей держалась рядом, блондин предупредил пепельноволосую, когда те остановились у бункера, о котором и говорила Эр — издалека бункер было даже не видно, и находился тот за городом. Эрика только устало согласилась, пропуская парня вперёд и медленно входя за ним в здание, где было намного холоднее, чем на улице. По коже побежали мурашки от волнения и температуры воздуха, но Золотарёва не обращала на это внимания. Следом вошли остальные, и уже через несколько минут, когда все убедились, что здесь никого, кроме них, Вершинина радостно оповестила всех, что здесь есть душ, но сама же и закрылась там первая. Пока Настя с Лёшей и Пашей обсуждали, что смысла идти искать подкастера нет, потому что из-за поисков Вершининой и Золотарёвой все довольно сильно вымотались, а бункер предвещал безопасность и сон на кроватях, а не холодной земле, Эрика мысленно готовилась к тому, что сегодня, во что бы то ни стало, расскажет всё Вершинину. Сейчас уже никто не боится, что Эрика может их предать, вернувшись к Игорю, а Паша определённо доверял ей. Со слов Киры, она ей жизнь спасла, да и вообще... Ему хотелось ей верить, а ей — завоевать его доверие.       Уходя в другую комнату, которая являлась спальней, Эрика присела на одну из довольно широких кроватей, которых всего было четыре, радуясь, что хотя бы ночь она проведёт в человеческих условиях. Она знала об этом бункере, но ночевать тут с подкастером не согласилась бы не за какие коврижки, ибо никто не знает, что у него на уме. Вытащив из рюкзака чистые голубые джинсы, чёрную майку и тёмно-зелёную толстовку, Золотарёва вышла в коридор, замечая, что Кира уже покинула душ, и закрылась в помещении, которое представляло собой маленькую комнатку с душевой кабинкой, тумбой и большим зеркалом. Стянув с себя толстовку, девушка с грустью провела пальцами по синякам на руке — ночи в Припяти ей на пользу явно не пошли. Рёбра хоть и не сильно, но выделялись, и Эр поморщилась, вспоминая время, когда она страдала анорексией. Не намеренно, как думали многие, — девушка серьёзно нуждалась в помощи, и сейчас со здоровьем всё нормально только потому, что её быстро оказали. Она и сейчас не любила своё тело, но после болезни стала относиться не так требовательно. Хотя бы люди перестали показывать пальцами. Девушка боялась снова убить себя морально, что отразится на ней физически, поэтому даже в Припяти, когда аппетита абсолютно не было, старалась съедать хоть что-то. Это, наверное, самое ужасное в жизни девушки — делать многие вещи по инерции, в том числе и жить. — Я так не могу, — донеслась до Эрики реплика Вершининой, когда та уже собиралась выходить, потому что девушка сказала это весьма громко. — Тут холоднее, чем на улице, так что, дверь не закрывайте, — дальше Золотарёва уже не вслушивалась, расчесывая запутанные шелковистые влажные пряди волос, после собирая те в высокий хвост, что подчеркнуло красивые скулы и пухлые губы девушки. Натягивая чистые вещи, она с упоением вдохнула их аромат, который напоминал о доме, о Москве.       Блондинка сидела рядом со входом в бункер, проводя рукой по недлинной траве, а предзакатное солнце хоть и немного, но всё же согревало. Её раздражало то, что из-за постоянной угрозы она не могла слушать музыку в двух наушниках, поэтому даже на её лице играла лёгкая полу ухмылка — для улыбки не хватало второго провода, который сейчас свисал с толстовки девушки. Кира снова подумала о Егоре, — вряд ли он захочет встретиться с ней, даже если они и смогут вернуться в родной город. Эти мысли навевали непролазную печаль, но Кира старалась это чувство игнорировать.       Никогда никому не нравилась, никогда не было долгих отношений, и это в восемнадцать лет. Да, не раз задумывалась об этом, но... но почему не давала никому никаких шансов хотя бы узнать тебя ближе?       Кира вздрогнула и тут же нахмурилась, когда рядом села Эрика, подогнув под себя ноги, и первый раз блондинка заметила у Эр наушники. Она вдруг вспомнила про ту самую песню, название которой девушка писала на мокром песке. Разговаривать было особо не о чем, поэтому, перекинувшись парой слов, они поменялись телефонами, прослушивая плейлисты друг друга. У Киры действительно на телефоне был лишь рок, за исключением одной песни, в то время как у Эрики смешивались все жанры, но преобладал, всё-таки, тоже рок. Значительно холодало, подул прохладный ветер, нагоняя тяжёлые серые тучи, которые словно высасывали не радость, потому что той не было, а спокойствие, селя внутри девушек какое-то раздражающее чувство, отдалённо напоминающее страх. Заходить внутрь желания не было из-за жуткого холода, витавшего в здании. При воспоминаниях о подкастере, по коже Эрики пробежали мурашки. Он, скорее всего, где-то рядом, и сероглазая хотела поделиться этими мыслями с Кирой, но не успела, замечая Пашу, который только что вышел, направляясь к девушкам. Кира молча встала, заходя в бункер и натягивая капюшон толстовки, и даже Эр, хотя знала блондинку совсем недолго, поняла, что настроения у той нет абсолютно. О чём она думает? Может, она радовалась, что они попали в прошлое? Что, если она была бы рада не возвращаться, забыв прошлую жизнь навсегда? По поведению девушки можно было делать именно такие выводы. Поднявшись, Эрика отряхнула чистые джинсы, остановившись рядом с парнем, который хотел что-то сказать, но та опередила его: — Паш... я, кажется, знаю, где может быть Игорь... Только... Пошли вдвоём, — запинаясь, девушка сама себя проклинала за какую-то идиотскую стеснительность перед Вершининым, поэтому мысль, которая планировалась одним предложением, растянулась из-за долгих пауз. — Намёк понял, пошли, — усмехнулся Вершинин, но взгляд не выражал никакой враждебности — судя по всему, это было семейное — стебаться по поводу их же отношений. Эрика только закатила глаза, но тоже усмехнулась. Парень зашёл в бункер, предупредив Киру, и та закрыла дверь, но пошлой шуточки, вопреки ожиданиям Эр, не последовало. Видимо, девушка действительно была чем-то расстроена. Эрика поёжилась, и, дождавшись, пока с ней поравняется Вершинин, не очень уверенными шагами пошла в сторону города. Идти туда ночью не было хорошей идеей, но подкастер действительно мог быть на том месте, куда они шли. Оба уже забыли о намёках и шутках, а Эрика подняла глаза от носков кед, и быстро окинув взглядом парня, стала смотреть вперёд. «Сейчас», — промелькнуло в её мыслях. — Я никогда не собиралась сюда приезжать, и уж тем более воровать у кого-то деньги, или следить, или связываться с таким психом, как Игорь. Пока... у сестры не обнаружили рак. Если бы были деньги, можно было бы вырезать опухоль, и шансы на жизнь стали бы в девяносто процентов, но денег, конечно, нет, потому что сумма не маленькая. Мама убивалась, отец сильно сдал за эти полгода, сестра постоянно в больницах на обследованиях, я пыталась работать, но сам понимаешь, в двадцать лет с незаконченным образованием это сложновато, — ледяным голосом говорила Золотарёва, заставив парня молча переваривать полученную информацию. Вдохнув воздух с запахом дождя поглубже, девушка продолжила: — Потом меня нашёл подкастер. Предложил дело, рассказал всё. Он знал о моей семье многое, и предложил деньги на счёт перечислить, якобы благотворительность и шанс выпал именно нам, в обмен на то, что я поеду сюда. Я согласилась. У меня выбора не было, понимаешь? Ей десять лет, она не может умереть, Паш, не может! — истерично закричала девушка, ударяя ладонью по стволу дерева, и рука отдалась резкой болью. — Тихо, успокойся... — аккуратно взяв девушку за плечи, он развернул её к себе, и та всхлипнула, начиная говорить, тем самым перебивая парня: — Я не успокоюсь. Ты хотел знать, зачем я здесь, и я не закончила. За подкастером стоит другой человек, Сергей Игнатьев. Я практически ничего о нём не знаю, помимо того, что он сидел три раза. Подкастер — марионетка, никто, часть денег досталась ему. И я — такая же, — по щекам девушки катились слёзы, и она не чувствовала ничего, кроме страха и вкуса горько-солёных слёз. — Теперь ты знаешь всё. — Сестра... Операция помогла? — задал единственный пришедший в голову вопрос Паша. Кира говорила, что у Эр были основания так себя повести, и, несомненно, ей верила. Теперь парень понимал, что она действительно всё рассказала, — она смотрела в его глаза, а он в её — чистые и серые; он понял, что это не линзы, и в этих глазах хотелось утонуть. Убрав руки с её плеч, он ещё несколько секунд смотрел на неё, но её взгляд блуждал где-то далеко. — Будет известно через месяц. Вот почему я хочу вернуться домой — я обещала ей, что я буду с ней, когда мы последний раз пойдём в больницу. Я уже не верю, что будет последний раз, не верю, что она поможет... потому что, господи, я вам жизнь испортила... — закрывая лицо руками, наконец ответила пепельноволосая, пытаясь вытереть слёзы. Понимая, что стоять под одиноким деревом перед грозой, которая стремительно начиналась, довольно глупо, девушка пошла дальше, увлекая за собой блондина. — У твоих родителей подозрений о деньгах не возникло? — парень старался разговаривать мягко и спокойно, потому что если уж Эрика с ними, надо понять все мотивы её поступков. Девушка, к счастью, это осознавала, поэтому отвечала адекватно. — Когда на кону жизнь близкого, в любую вещь поверить можно, — грустно и сухо ответила та, продолжая шагать вперёд. — Время сказать, что я — эгоистичная идиотка, — без доли веселья или усмешки добавила Эрика, когда они как раз начали подходить к городу. Благо, идти в центр не нужно было. На землю стали капать первые тяжёлые капли дождя. — Ты сама знаешь, что это не так. Спасибо, что рассказала. — Спасибо, что не убил.       Между молодыми людьми повисла тупая тишина — парень обдумывал историю Эр, а она сама была бы рада оказаться в бункере, а не на наедине с ним. Она до сих пор чувствовала его прикосновения, помнила минутные объятия, а он... он хотел только знать правду. Теперь они отдаляться ещё больше, и Эрика это прекрасно знала. Ни на что не рассчитывала, но почему-то сейчас ей было обидно, что своим признанием она сломала и так призрачную... дружбу? — Сюда давай, — машинально взяв парня за руку, сероглазая зашла в одно из, на вид, абсолютно одинаковых зданий. Вершинин улыбнулся, пока девушка, фыркнув, не убрала свою руку, поднимаясь по лестнице, предварительно проверяя каждую ступеньку на прочность, потому что зданий в Припяти она теперь побаивалась. Пока Паша шёл сзади, а Эрика поднималась медленно, ему это довольно сильно надоело, и легко подхватив девушку на руки, тот быстро поднялся на второй этаж, ставя ту на пол. Она шёпотом пыталась наорать на Вершинина, ибо в полный голос было нельзя — подкастер может быть тут, а промолчать... Да кто он такой, чтобы её вот так, неожиданно, на руках носить? Именно это Золотарёва сказать и попыталась, но не очень слушая её, Павел пошёл вперёд, а она — следом. Зайдя в одну из комнат, блондин резко остановился, не пропуская Эрику, заставляя её остаться в проходе. — Вершинин, ты чего? — полушёпотом спрашивает Эр, когда, наконец, видит то, что заметил парень.       Труп. Запёкшаяся лужа крови, скатанные волосы. Мертвенно-белая кожа. Трупный запах. Грязная одежда. И пробитая голова.       Недолго думая, Паша, сгребая в охапку оцепеневшую Эрику, вытаскивает ту из комнаты, когда она поднимает на него глаза: — Он убил его, Паш. Я следующая, — у неё не текли слёзы, голос не срывался, и она даже сама пошла к лестнице. Девушка просто выглядела отрешённой, и это было можно понять. — Успокойся. Игнатьев не сунется, пока ты с нами, — спокойно отвечает парень, шагая рядом с Золотарёвой. Та молчит, думая обо всём этом. Она всё провалила, а вот Игорь? Что сделал Матвеев, что сейчас его остывший труп начинает медленно разлагаться в забытом городе?       С этими мрачными мыслями они вышли из здания, и теперь девушку трясло от каждого шороха, несмотря на то, что рядом с ней, — даже слишком рядом — их руки иногда случайно соприкасались, — шёл Вершинин. В мыслях светловолосой творился невообразимый хаос — осознание того, что она даже не поинтересовалась в своё время, зачем ребята Игнатьеву, мысли о странном поведении Вершинина, и, наконец, о смерти Матвеева. Закрывая глаза, она видела его пустой взгляд в потолок. Девушка ясно знала, что сегодня не уснёт. Дождь превратился в ливень, и вся одежда медленно промокала, но дела до этого никому не было. Эр не любила дожди, но сейчас это не имело значения. Она любила жизнь, а над той нависла угроза. — Эрика, — внезапно зовёт её по имени Паша, останавливаясь за её спиной. Девушка вздрогнула, словно услышала своё имя в первый раз, хотя отчасти, так и было — Вершинин никогда не обращался к ней по имени, а тем более, полной формой. С некоторой опаской она повернулась к нему, смотря на лицо парня, но ничего не понимая по эмоциям. С ресниц и губ Вершинина скатывались капли воды, ибо прямой дождь бил прямо по паре, которая всё равно уверенно шагала вперёд до этого самого момента. Через секунду, пока Золотарёва не начала всё осознавать, блондин сделал шаг навстречу, оказываясь максимально рядом с ней, обнимая её и притягивая к себе, но абсолютно не так, как после перемещения во времени. Блондинка оказалась прижатой к телу парня, однако оба прекрасно понимали, что Эрика может легко вырваться, если захочет. Наклонившись к лицу Золотарёвой, Вершинин обвёл языком контур губ, прикусывая их почти до крови. Тело девушки сотрясала дрожь, то ли от страха, то ли от холода, но никаких попыток оторваться от губ парня она не предпринимала, — даже наоборот, начала отвечать, из-за чего поцелуй перерастал в более нежный из грубого, которым был сначала. Эрика не ожидала этого, хотя все намёки сводились к тому, что после эмоциональных объяснений и смерти подкастера проблемы девушки не закончатся — сами того не осознавая, оба усугубляли ситуацию.       Оторвавшись от губ девушки, он не отпускал её, по-прежнему обнимая, а она не убирала руки с его плеч, уткнувшись в шею парня. — Может, скажешь что-нибудь? — вдыхая аромат её волос, спросил словно в пустоту Павел.