Больше вины — больше боли. Призыв пустоты — отсутствие воли. Бредовые сны — и я задыхаюсь. Всё слишком остро. Я просыпаюсь. Биопсихоз — Выжечь имя твоё
Короткое прикосновение сухих губ Румпеля к ноге Реджины. Её спина выгнута, и тело подаётся вперед, навстречу новым касаниям. Ступня лежит на его плече, и от волнистых волос, что щекочут пятки, хочется смеяться на всю спаленку. Она так напоминает конуру — маленькую, узкую, где есть место только кровати и небольшому плетёному туалетному столику. Каменные стены пусты и холодны, если не считать гобелена и окна, завешенного тяжёлыми пурпурными шторами. Сквозь них пробивается лунный свет и делает комнату фиолетовой — волшебной и таинственной, как вышитый белый гарцующий единорог на единственном здесь украшении. И пляска густых теней от полога над кроватью и обнажённого силуэта Румпеля, что сидит рядом с Реджиной, только усиливают ощущение прикосновения к чему-то невозможному. Вновь сумерки, но уже не в голове, ведь сейчас она мыслит чётче, чем когда-либо. Никакого белого тумана больше нет: он растаял и оставил дурное послевкусие. Но она не желает об этом думать. Не сейчас. Рядом с ней Румпель, только её и больше ничей. Да — из-за него она упала с огромной высоты, возможно, умерла, но сейчас дышит: тяжело, прерывисто, от каждого прикосновения губ на мгновение лишаясь воздуха и жадно хватая его снова. Не имеет значения: предупредил, что будет больно. После стольких лет пребывания на престоле даже выстрел в спину не предательство, а лишь фатальная потеря бдительности — сама виновата. А здесь предупредил и, быть может, беспокоился. Удивительно в своей неправильности. Изумительно. И наверняка любит. Кто-то её любит. Он. Не труп Дэниала, что и при жизни вряд ли хотел чего-то большего, чем шагнуть из грязи в князи. Не кто-то из убитых, замученных пытками, сожжённых ради агонии — ради удовольствия. Ничего подобного. Невозможно. Только кровать здесь слишком узкая для них двоих. И всё же удобная: никаких гор перин, от которых вечно болела спина, — лишь небольшой матрац, набитый сеном, полог — льняной купол и защита от клопов, а не неведомое сооружение из шёлка и тошнотворного кружева. И никаких воспоминаний обо всём, что творилось на той кровати во дворце. Нет. С Румпелем всё будет совершенно по-другому. Уже по-другому. Обычно она не позволяла дотрагиваться до себя слишком долго и старалась, чтобы всё заканчивалось как можно быстрее. Здесь всё иначе. Да, нога вскоре затечёт, и от неподвижности её кожу будет пробивать множество тонких иголок, но Реджине так приятна эта ласка и так важно ощущать, что Румпель сейчас только её и ничей больше. И если он остановится, то вернутся все призраки из прошлого и утянут в отчаянье — белая пелена вновь накроет с головой. И от Дэниала Реджину будет отличать только возможность двигаться и наличие кровотока, а так — тот же труп. И каждая смерть — шанс изменить этот порядок вещей и стать живой, а сейчас ей не нужно ничего этого: ни чьей-то агонии, ни смертей несчастного караула, даже магия кажется бесполезной. Его пальцы опускаются всё ниже, хватают за голень. Она пододвигается к нему и смеётся от каждого прикосновения. Дыхание обжигает кожу, а от щекочущих прядей волос любимого хочется дёрнуться, но ей страшно случайно ударить любимого по лицу. Наверное, ещё чуть-чуть, и она забудет о сожжённых деревнях раз и навсегда — переродится и сможет дать Румпелю что-то большее, чего у него нет сейчас. Ведь и у него своих проблем хватает. Вместе они решат их все. Реджина давно лежит с закрытыми глазами и настолько глубоко ушла в свои мысли, что не замечает ничего вокруг, но резкий запах горящей шерсти и плевок на грудь чего-то холодного заставляют мгновенно очнуться. Языки пламени пляшут на голове Румпеля и сжигают его волосы, и те хлопьями пепла падают на постель. С губ ручейком стекает что-то блестящее и чёрное. Сердце рвано бьётся в груди, а с лица мгновенно сходит краска. Реджина хочет отшатнуться, но тело не откликается на приказ. Невозможно даже открыть рот, хотя ещё недавно с губ срывался заливистый смех. Неужели, я опять парализована? Только не это. Но самое страшное другое — Румпель ничего не чувствует и горит факелом, освещая трепещущими языками пламени всю крошечную комнату. И с каждым прикосновением огонь лишь разгорается сильнее и спускается ниже. На блестящей, чешуйчатой коже чёрными узорами проступают вены, надуваются до пузырей, с брызгами разрываются и вспыхивают новыми струями огня. В комнате становится всё светлее. Стены в лупе из дрожащего от пламени воздуха преображаются. Они обрастают чем-то светлым и плотным. Кровать под ней трясётся и становится шире и жёстче, а простыни — мягче. Но её только пугает эта перемена. Потолок опускается вниз, из его центра с пылью известки вырывается странное сооружение из стекла и железа и смутно напоминает люстру, где вместо свечей что-то круглое. Из пола вырастает ореховый туалетный столик, на котором приглушённо тлеют красным два магических сердца. Гобелен падает вниз, открывая на стене зеркало в виде солнца, и превращается в игрушечного лилового единорожка, что смотрит на неё с укором. А в зеркале отражается расчерченная пламенем худая спина Румпеля… От едва забытого запаха горящей плоти становится жутко, хотя он раньше ей всегда нравился. Не плоть учителя. Реджина сожгла многих, но Румпель не должен умереть вот так. Я это заслужила, заслужила смерти, как мои жертвы. Я - не он. Хочется со всей силы дёрнуться и вырваться из тисков оцепенения. Но если между ними сейчас ничего не будет, то ничего не поменяется, и всё останется, как раньше. Холод и никакого шанса на спасение. Да только нужен ли он ей, когда рядом не будет того, кого Злая Королева могла бы любить? Порыв ветра и ставни уже квадратного окна распахиваются настежь. Пламя разгорается лишь сильнее и уже почти лижет ногу Реджины. Женщина пытается открыть рот, но тело откликается дикой болью. Неважно. Не должен он умереть. Они выберутся из этого кошмара. Обязательно. — Румпель! — звуки с болью срываются с её губ и превращаются в крик, но голос принадлежит совсем другой девушке: невысокой и тонкой, в голубом платье служанки. Она пыталась открыть тяжёлые лиловые шторы, но вместо этого сорвалась вниз. Клубы фиолетового тумана. Румпель услышал крик, и вот девушка падает прямо в его объятия. Маг покружился с ней немного на одном месте, поцеловал в щёку и, словно хрустальную, поставил рядом с собой. Страх мгновенно исчез с лица служанки, стоило её ногам коснуться каменного пола, той самой спаленки из сна Реджины. Это был дурной сон. Глаза Злой Королевы слезятся от солнечного света, но она по-прежнему не может отдышаться после недавнего кошмара. Реджина пробует встать. Её виски стягивает боль, похожая на густой кисель. Даже движение глаз даётся с трудом. Только комната и кровать всё те же. Она пытается открыть рот и что-то сказать, но ничего не выходит. Ей остаётся лишь смотреть, как Румпель целуется с какой-то служанкой. Впрочем, сейчас Злую Королеву больше волнует смысл её недавней мнимой смерти, а не личная жизнь своего учителя — подобные романы крутила вся знать, и никто не видел в них ничего предосудительного, тем более служанки подчас сами лезли к своим господам в несбыточной надежде на выгодное замужество. Там нет ничего серьёзного - пусть развлекается. Тем более он понятия не имеет о чувствах Реджины, и узнав о них сразу забудет о всяких служанках. — Белль, я же говорил тебе: не надо открывать здесь окна, — пробормотал Румпель, гладя щеку служанки тыльной стороной ладони. — Два раза я тебя спас, а третьего может не быть. Девушка схватилась за запястье и убрала его руку от своего лица. Её ресницы всё ещё обеспокоенно дрожали, а щёки заливал румянец — самообладание к ней не вернулось, но поступок Румпеля совсем не удивил. Последнее заставило Реджину выгнуть бровь: получается, что он дорожил служанкой. Учитель всегда избегал как необоснованного зла, так и необоснованного добра, да и помощь от такого человека могла выйти боком. А здесь сам спас, не один раз, и эта пигалица воспринимает всё как должное. Что между ними такое происходит? Чего он от неё добивается и почему банально не может приказать. Куда эта Белль из замка посередине леса денется? И почему из себя строит принцессу? Никто в Зачарованном Лесу не давал большой воли слугам. Конечно, когда дело касалось настоящей любви или банального влечения, о различиях между слоями предпочитали забывать. В остальное время слугами распоряжались, как личными вещами, и не держали за людей. Те в свою очередь часто относились к знати чуть более уважительно, чем к коровьим лепешкам, и терпели хозяев, только потому что они платили деньги. Румпель по манерам больше напоминал купца, что постоянно хотел нажиться, и не был в этом плане исключением из своего сословия, лишь Злую Королеву воспринимал иначе. Реджине постоянно несли взятки бывшие разбогатевшие бедняки вроде него, и женщина насмотрелась на них вдоволь, а потому прекрасно знала: к слугам в отместку за старые унижения они относятся часто хуже, чем знать. А здесь — Румпель мало того, что ценит эту Белль, так она ещё свои условия диктовать пытается, а он ведёт себя с ней, словно влюблён в по уши. Девушка тем временем повернулась спиной, но Тёмный обнял её сзади, не желая далеко и надолго от себя отпускать, затем зарылся тонким острым носом в блестящие каштановые волосы служанки. Та улыбнулась и обхватила его руки своими. — Я думала, свежий воздух поможет Злой Королеве быстрее прийти в себя, и она исчезнет отсюда, — настойчиво произнесла Белль. — Мне страшно от мысли, что она может сделать. "Даже не представляешь, что именно!", — ухмыльнулась про себя Реджина. С каждым поцелуем Румпеля, сопровождаемым звонким хихиканьем служанки, лицо Злой Королевы сильнее краснело, а сердце больнее вжималось в рёбра, — гнев и ревность растекались по венам, и фантазии на тему мести девушке становились всё кровавее и отчётливее. Она попыталась сжать ладонь в кулак, чтобы унять дрожь, — получилось. Ещё чуть-чуть, и её оцепенение пройдёт окончательно. Впрочем, вредить Белль в замке неосмотрительно и опасно: даже если Румпель только развлекался с ней, он навряд ли порадуется трупу своей любовницы. Придётся ждать. Тем более — Реджина попыталась встать с кровати, но голова мгновенно налилась тяжестью, а перед глазами красными полосами запрыгали мережки, — она ещё слишком слаба. Злая Королева вновь рухнула на кровать и с завистью продолжила наблюдать за Белль и Румпелем. — Ну, дорогуша, не беспокойся, — произнёс маг мягко, но настойчиво. — Она предпочитает мужчин, похожих на своего жениха, — ты не в её вкусе. Зато в моём. — Всё-таки когда она уйдёт отсюда? — Белль хихикала, уворачиваясь от Румпеля, но её голос чудом сохранял остатки серьёзности и едва заметный оттенок страха. — Когда окончательно поправится, но ждать этого недолго, — прошептал Тёмный ободряюще. — И не бойся: Злая Королева не будет столь жестокой. Реджина закатила глаза. Станет она добрее. К его служанке в первую очередь. Потом даже всех интриганов при дворе простит. Через пару часов после её торжественного выхода на балкон дворца с пламенной речью о снижении налогов и амнистии всем предателям её фиолетовый от побоев — в цвет её платья, расшитого жемчугом и бриллиантами, — труп со следами спермы на лице найдут во рву у замка. Дальше ещё бунтовщики поглумятся. И наступит в Зачарованном Лесу всеобщее счастье и благоденствие. Аминь. Она хотела бы стать другой и забыть обо всех ужасах, но сделать это в таких обстоятельствах — почти невозможно. Румпель тем временем выпустил Белль из своих объятий. Его выпуклые золотые глаза начали смотреть каждый в свою сторону, а взгляд стал рассредоточенным. Широкие ноздри расширились и принюхались к лишь им одним слышному аромату. Блестящие золотом чешуек ладони задрожали и резко сжались в кулаки. — Отчаявшаяся душа, — гаркнул Румпель известный всем присутствующим факт. Реджина не раз видела его таким на тренировках, как и живущая с ним Белль, что сразу кивнула после этой фразы. — Мне надо идти, а ты пока убери зелья с туалетного столика, но не все — только бутыльки с зелёной биркой, остальные могут ещё пригодиться. — Хорошо, возвращайся быстрее, — с этими словами Белль поцеловала мага в щёку и пошла к плетёному столику у изголовья кровати Реджины. — Надеюсь, с тобой ничего не случится. Злая Королева уже хотела закрыть глаза и притвориться спящей, но обратила внимание, что служанка полностью сосредоточилась на многочисленных флакончиках и бутылочках всевозможных форм и размеров, а Румпель — на предчувствии встречи с отчаявшейся душой, и обоим было не до неё. — Маленькая просьба, пока не забыл: когда начну её лечить, не заходи в эту комнату, — сказал Тёмный и ещё раз поцеловал Белль за ушко. Реджина ухмыльнулась и с трудом сдержала себя, чтобы не подмигнуть своему учителю. Старый кот, конечно, она нам помешает. И я тебя в этот день самого вылечу так, что ты и об отчаявшихся душах забудешь и обо всяких служанках. Тёмный не обратил на Злую Королеву никакого внимания и растворился в фиолетовом тумане, а Белль улыбнулась ему вслед и потрусила к плетёному столику у изголовья кровати Реджины. Она одна за другой складывала бутылки к себе в передник. Стоило её бледным тонким пальцам коснуться пузатой колбы с розовой жидкостью, в которой плавали сушёные лепестки цветков папоротника, как зелье мгновенно поменяло свой цвет на ядовито-жёлтый. Зрачки Реджины тотчас расширились от ужаса и удивления, а головная боль невидимой тяжестью ещё сильнее вдавила женщину в кровать. В руке Белль держала зелье из цветков папоротника, которое всегда меняло цвет, стоило до него дотронуться беременной. Как, как она посмела вообще? У этой подстилки будет ребёнок от моего Румпеля? Что?! Новость сразу смешала Злой Королеве все карты, и планы поменялись. Несколько глубоких вдохов помогли женщине унять разбушевавшиеся чувства и успокоиться. Она чётко осознала, что ничего девушке не сделает. Когда-то женщина в порыве злости на мать у той на глазах выпила зелье, которое лишало возможности иметь детей. Реджина не жалела о своём выборе — до этой секунды. А теперь с кристальной ясностью осознала свою ошибку. Румпель, не вдаваясь в подробности, рассказывал, что лишился сына, такой горечи в его голосе Злая Королева не слышала никогда раньше, и уже тогда поняла: новой потери он не переживёт. Придётся оставить служанку в живых: любимый никогда не простит такого поступка. По крайней мере, пока она носит его ребёнка. Впрочем, если то, что она увидела сейчас, — не спектакль для Белль. Надо будет потерпеть девушку, а потом заставить их расстаться добровольно. Вытащить сердце вряд ли удастся — Румпель прекрасно знает, какой жестокой может быть Злая Королева, и скорее всего уже поставил на волшебный орган защиту. А зелья могут навредить ребёнку. Шантаж? Она ничего не знает об этой служанке. Пока не знает. Озарение заставило Реджину ухмыльнуться. Тем временем служанка вновь подошла к столику за очередным зельем с зелёной биркой. Злая Королева, борясь с головной болью, заставила себя привстать с кровати и схватить девушку за запястье. Она собрала всю досаду, ревность, зависть и злость, что сейчас чувствовала, а затем представила себя у зеркала, где вместо неё отражалась Белль. Покажи своё самое важное воспоминание! Тёплый поток заструился вниз по венам, а в ушах привычно зашумело. Визг Белль разорвал тишину, девушка попыталась вырываться. Ничего не вышло: магия Реджины сшила воедино их кожу, несколько секунд — и служанка статуей застыла на одном месте, а в голову Злой Королевы полились не принадлежащие ей воспоминания…***
Румпельштильцхен её целует нежно и быстро. Белль щекотно от его волос и тёплого дыхания, и она пытается столкнуть мага с себя. Тёмный совершенно не обращает на это внимания. Лишь книга, шурша листами, летит вниз и раскрывается на странице про поцелуй истинной любви. Румпель даже не думает останавливаться, и бывшую принцессу охватывает беспокойство. Сверкающее золотыми крупицами лицо склоняется над вырезом её декольте, и твёрдые и сухие губы дотрагиваются до гладкой кожи, в то время как ловкие пальцы мага уже возятся со шнуровкой. Соски Белль твердеют, и жар волной растекается по телу, ей так хочется подчиниться и начать раздевать его в ответ. Губы Румпеля скользят по её груди выше, к шее, маг целует нежный участок кожи за ухом, а потом быстро и коротко проводит по нему влажным горячим языком. Белль рвано выдыхает, на миг прерывая сопротивление, и Тёмный вжимается в неё всем телом. Даже через слои юбок девушка чувствует, как растёт под кожаными штанами Румпеля твёрдый бугорок. Чужая плоть между ногами причиняла дикую боль, на лице Гастона проступала похоть, что жгла его желанием изнутри. Воспоминания бьют под дых и заставляют Белль на миг задохнуться от ужаса и застарелого унижения. — Румпель, — хриплый крик срывается с её губ. — Перестань, не сегодня, нет! Это… отвратительно. Слова действуют на распалённого страстью мужчину как ушат холодной воды. Тёмный резко отстраняется, встаёт и насмешливо смотрит на свою растрёпанную служанку. — Противны прикосновения чудовища? — интересуется он, всплёскивает руками. — А кто же мне говорил, — тянет маг тоненьким детским голоском, — что я человек? Что и я достоин любви? — на золочёном лице на миг появляется выражение глубокого раздумья, тут же сменяющееся весёлым торжеством. — Вспомнил! Ты! — Румпель направляет на девушку указательный палец и хихикает. — Уже успела передумать? Надоело играть со своим ручным монстром? Тёмный проводит перед собой рукой и исчезает в фиолетовом дыме. Белль встаёт с софы и затравленно осматривает библиотеку. Бешено бьющееся сердце мешает нормально дышать. Нет, он — не Гастон. Как я вообще могла их сравнивать? Румпель мог приказать ей стать его наложницей сразу, как только она появилась в Тёмном Замке. Страх заставлял девушку реветь каждую ночь, ведь пришлось бы согласиться: она посреди непроходимого леса, и бежать некуда. Дома её никто не ждал. Морис, вместо того чтобы оскопить Гастона прилюдно, решил всячески ускорить их свадьбу. Лучший воин королевства в оккупированной ограми Анволии оказался ему намного дороже собственной дочери. От одной мысли, что придётся делить постель с изнасиловавшим её рыцарем, тошнило и хотелось убить себя. Девушка каждый день шуршала пыльными страницами толстых книг в поисках самого быстрого и безболезненного способа обрести покой навечно. Тем временем огры всё ближе и ближе подступали к стенам крепости и перебили бы всех, если бы в одном из старинных фолиантов она не прочла о Румпельштильцхене, способном спасти любую отчаявшуюся душу. Белль отдала книгу отцу, и он призвал Тёмного. В качестве платы за свои услуги маг потребовал девушку себе в служанки. Она радовалась, когда покидала родной кров: теперь не надо выходить замуж за Гастона и видеть ставшее ненавистным лицо отца. Ей впервые — за месяцы, что казались бесконечными, — повезло: Румпельштильцхена она в этом плане не интересовала. Он даже прикоснуться к ней лишний раз боялся, наверное, решив, что Белль — хрустальная. Страх уходил и одновременно в ней росла жажда мести Гастону: она должна заставить его поплатиться за то, что он сделал. Но как? Ответ на терзавший её вопрос нашёлся в одну из бессонных ночей. Непереносимый звон, что едва не оглушил, разорвал тишину темницы, а вспышка белого света заставила глаза ещё долго болезненного моргать, чтобы увидеть хоть что-то. Позже Белль смогла разглядеть молодого человека, укутанного в шёлковую чёрную магию. Его лицо казалось смутно знакомым. И они действительно виделись: парень проезжал мимо на лошади, когда Гастон лишал её чести. Первая мысль была бросить в него подсвечником, и Белль уже схватилась за железную ручку, как маг жестом остановил её. Представился Безликим. Затем наплёл в своё оправдание, что сильно торопился и не мог помочь, зато теперь готов принести девушке труп насильника, если она каждый месяц будет опаивать Румпельштильцхена зельем Раскрывающим Страх и записывать с помощью волшебного пера всё, что он скажет. Белль ещё не успела полюбить Тёмного и согласилась стать шпионкой. Зелье причиняло магу огромную боль, и первое время она не испытывала ни капли жалости к нему. Слишком сильно ей хотелось отомстить Гастону. Но рука Белль сильно дрожала, когда та круглым и крупным почерком второпях записывала бешеный рычащий шёпот, что постепенно становился всё выше, срывался на визгливую брань и где-то на самой высокой ноте давал петуха и затихал. Чем лучше она узнавала Румпеля, тем чаще на пергаменте расцветали чёрными пятнами кляксы, и глупые ошибки с позором закрадывались во всегда идеально грамотные строчки. Взгляд мутнел от услышанного, в горло вставал ком, но скрип пера слышался ещё долгие месяцы. Она же дала обещание. На её счастье Тёмный ничего не помнил про применение зелья. Как только его действие проходило, он спал сутки, и утром просыпалось в прекрасном настроении знакомое девушке чудовище. Сарказм до краев, быстрые жесты шута гипнотизировали и заставляли смотреть лишь на него. Румпель никогда не кричал на неё. Лишь один раз обругал так, что заставил ходить красной, как рак, весь день, и то за серьёзный проступок: она утром накормила его сырниками с курагой. В тот день у Тёмного намечалась важная встреча, которая не состоялась. Маг не мог выбраться из туалета — заклинаний на подобный случай не существовало, а встать и выпить зелье оказалось невозможно. В остальное время Румпель всегда был добр к ней, и первый шаг навстречу сделала именно Белль, когда ей надоело смотреть, как он корчится на полу в собственной рвоте под воздействием зелья Раскрывающего Страх. И кто из них сейчас чудовище? Да — она видела его измазанным в крови, та грязными ручьями, словно струи дождя, стекала вниз и разбивалась алыми брызгами об пол. Да — из-под ногтей свисала кусками чья-то требуха. Да — Белль днями напролёт билась, чтобы отстирать пятна с одежды, которую Румпель сразу бросил в стирку, красная вода пахла медью, и мерзкий душок ещё долго галлюцинациями преследовал в каждом углу замка. Да — только от выражения его лица становилось ещё страшнее: холодное безразличие к произошедшему, лишь взгляд, буравивший носки сапог, и дрожащий уголок губ выдавали глубоко затаённую горечь. Да — это исключение из правил: она никогда его таким больше не видела, но воспоминание навсегда въелось в память. И Белль с каменным сердцем приняла его таким, какой есть. В остальное время Румпель казался другим — каждый день дарил цветы, всегда был внимательным и обходительным. Даже в крови она его увидела случайно, потому что убиралась рядом с его спальней. Да — и Белль выполняла указания Безликого и не думала, что причиняет ему боль. А теперь из-за мерзавца Гастона она его обидела, хотя и сама была немногим лучше. Но Румпель, в отличие от прихвостня её отца, так бы с ней точно не поступил. Никогда. Надо найти его и извиниться. Обязательно. Она вскочила с софы и отправилась по длинным кишкам коридоров прямо к нему в спальню. Румпель всегда сидел там, когда грустил, — прял или читал старинную книгу в шершавой обложке из драконьей кожи. Сейчас он наверняка там же. Надо проверить. Спальню и библиотеку разделяло от силы десять метров, и Белль такое соседство казалось подозрительным. Впрочем, Тёмному всегда нравилось быть рядом с ней. Когда девушка по его приказу разбирала на сорта и виды огромную охапку полевых цветов, Румпель садился неподалёку с прялкой и украдкой наблюдал за её работой, периодически отвлекаясь от своей. Оба молчали, но один раз он подошёл к ней сзади и потянул блестящую жилистую руку. Белль застыла, капля пота слетела с виска: неужели опять? Короткое, едва ощутимое прикосновение чужой кожи к шее — не обожгло, так странно — и шпильки с металлическим звоном полетели на пол. Волосы блестящей волной упали ему на пальцы, Румпель ухмыльнулся, взял колосок перечного колокольчика и щекотно дотронулся им до носа Белль. Девушка чихнула, но обернуться побоялась. Может, так всё закончится быстрее, ведь отказать Тёмному вряд ли получится. Служанка облегчённо выдохнула — он всего лишь вплёл цветок ей в волосы. Потом затянул песню про пастуха, влюблённого в принцессу, параллельно продолжая менять ей причёску. Маг жутко фальшивил, но было в этих старинных куплетах что-то такое, из-за чего захотелось оказаться в этом море разнотравья и пасти овец рядом с ним. Тогда он впервые дотронулся до неё, и сейчас воспоминание придало ей сил и решимости двигаться дальше, хотя ватные ноги совершенно не желали этого делать. Вскоре Белль увидела хорошо знакомую деревянную дверь, исчерченную рунами и тонкими трещинами. В её центре висело огромное железное кольцо, а сбоку красовалась витая кованая ручка в виде кобры. Пара глубоких вдохов, чтобы унять биение сердца. Нет, ей надо решиться, хотя бы извиниться перед ним. Она взялась за холодное кольцо: пара коротких, едва слышных ударов. — Входите! — раздалось сухое приглашение Румпеля, но Белль услышала в нём застарелую обиду. Девушка облокотилась ладонью на дерево. Дверь со скрипом открылась, впуская внутрь. В уголках глаз неожиданно для неё самой щиплет, но она всё же решается поднять взгляд. Увиденное едва не срывает с губ ехидный смешок. Тёмный открыл платяной шкаф, и ему на голову повалились десятки кое-как сложенных шёлковых рубашек. Сколько сил она потратила на их глажку и всё зря — маг даже не подумал их повесить. Радует лишь растрёпанный и изумлённый Румпель: он разводит руками и явно не знает, что ему делать дальше. Она впервые видит его в таком глупом положении. В остальном вокруг неё было все то же царство беспорядка. На зеркале мирно висят рядом изящное, расшитое кружевом жабо и застиранная портянка. Стол усеян перьями гусей и орлов, дутыми пузырьками чернильниц. На свитках договоров с отчаявшимися душами, куда Белль недавно старательно возвращала забытые по невнимательности запятые, блестят золотом ниток бобины. А на обложке старинного фолианта стоит блюдце с недоеденным бутербродом. И только широкая кровать с зелёным пологом, укрытая пушистой шкурой неведомого зверя, в идеальном порядке. Все остальное, как всегда, требует её немедленного вмешательства, но сейчас главное — Румпель, который всячески избегает смотреть ей в глаза. — Пришла напомнить, что я — чудовище? — хихикает Тёмный, но даже сквозь смешок девушка чувствует, как между ними растёт стена, которой, казалось, уже не существовало. — Прости, я не хотела тебя обидеть, — мягко говорит Белль. А теперь надо признаться, но язык предательски немеет. Она уже приняла решение, и надо ему следовать. — Будь ты чудовищем, ты бы не спас наше королевство от огров, не простил бы Робина Гуда, после того, как он обокрал тебя, не пожалел бы его ребёнка. Не подарил бы мне библиотеку и розу, не рассказывал бы мне интересные истории. Не терпел бы моей вечной грязи по углам и испорченных обедов. Ты не монстр. И ты нравишься мне. — И всё же я тебе отвратителен, — ухмыляется Тёмный, хотя с каждым словом его лицо светлеет. — Нет, конечно. В тебе есть свет, доброта, любовь, пусть ты прячешься за масками чудовищ, — от волнения Белль шепчет слова всё быстрее и быстрее. — Просто, — она запинается и делает глубокий вдох, чтобы немного успокоиться, — мой жених изнасиловал меня, когда скреплял нашу помолвку. Румпель вздрагивает, как от резкого удара плетью. Сейчас он отшатнётся от меня, зачем я такая нужна ему? Неуверенность комом подбирается к горлу. Секунды превращаются в часы. Маг внимательно изучает каждый миллиметр её лица, а затем тянется к нему рукой. Проводит когтистым пальцем по щеке. Осторожно очерчивает контуры губ. В его рептильих глазах сейчас может уместиться целая Вселенная. Пауза — длиною в вечность. — Бедная, надеюсь, они ответили за то, что сделали? — мягко шепчет он и почти невесомыми движениями гладит её волосы. — Неужели, когда я забрал тебя от отца, ты думала, что я так же поступлю с тобой? — Да, — звуки приходится выдавливать через силу. — Но ты же этого не сделал! — Конечно, дорогуша, — ласково шепчет Румпель. — Это недопустимо. Я никогда, слышишь, никогда не позволю причинить кому-то тебе боль. И сам не сделаю ничего подобного, но прошу, доверься мне. Я не причиню тебе боли и хочу помочь, давай попробуем? Он хитро улыбается и склоняется в глубоком поклоне. На этот раз Румпель подходит к Белль со спины. Его горячее и неровное дыхание обжигает ей шею. Ладони мужчины сжимают небольшие груди, затем когтем он подцепляет один из концов полураспущенной шнуровки. Ей вновь хочется вырваться из объятий. Неприятный осадок прошлого поднимается в памяти — всё те же порывистые вздохи и опять боль. Да, он должен будет до неё дотронуться, но пусть это произойдёт чуть позже. — Я сама, — с этими словами Белль вырывается из плена его рук. — Всё будет хорошо, — мягко шепчет маг и целует девушку в шею. Та вздрагивает и, не говоря больше ни слова, начинает раздеваться. Румпель отступает на шаг и, скрестив руки на груди, смотрит на неё изучающе. Под его взглядом её обычно ловкие пальцы становятся ватными, и она с трудом распутывает шнур. Наконец корсет летит на пол. Тёмный неслышно усмехается и, склонившись перед ней в шутливом поклоне, подхватывает эту деталь её туалета. Белль чувствует, как кровь приливает к щекам, а внизу живота тугим комом завязывается жажда его прикосновений. Резко дёрнув, девушка через голову стягивает сорочку. Кармин смазывается с губ, шпильки одна за другой вываливаются из причёски, и каштановые локоны водопадом рассыпаются по матовой коже обнажённых плеч. Белль сминает сорочку, и, нервно хихикнув, швыряет магу. Румпель с наигранным удивлением поднимает брови, ловит летящую на него вещь и касается её губами. Белль сглатывает, но безуспешно — в горле пересохло. Она развязывает пояс, и юбка с шорохом опадает на пол. Теперь на ней ничего нет, кроме почти невесомой тонкой нижней юбки и чулок. Белль подавляет желание прикрыть грудь руками и, наоборот, выпрямляет ссутулившиеся было плечи. Делай отважные вещи и станешь храбрым. Кажется, что вздёрнутые коричневые горошины сосков смотрят на Тёмного с тем же вызовом, что и их хозяйка. Бель выходит из туфель, ступает по собственной юбке и ставит ногу на край постели. Намеренно медленно развязывает поддерживающую чулок ленту. Неторопливо спускает облегающую ногу ткань. Улыбается дерзко и смотрит в лицо своему чудовищу. Румпель тяжело дышит, и чёрные зрачки расширились, почти закрыв собой разноцветную радужку. Белль продолжает улыбаться, но где-то в глубине души живёт страх боли, и поэтому, когда Румпельштильцхен, отбросив её сорочку и корсет, тянется к пуговицам жилета и начинает раздеваться сам, девушка невольно содрогается. Торопливо сняв оставшееся бельё, она сразу ложится на кровать, раздвигает ноги и зажмуривается. Постель неразобрана, и от расстеленной на ней звериной шкуры становится ещё жарче. Пот каплями стекает с висков. Тело охвачено мелкой и противной дрожью, что не исчезает, как бы Белль ни старалась подавить её. — Расслабься! — мурлычет Румпель, касается сухими горячими пальцами колена и неторопливо спускается по внутренней стороне её бедра всё ниже и ниже. Не больно, так странно… Настойчивые и одновременно нежные касания кажутся неприятными лишь вначале, но вскоре тело откликается на них тёплыми волнами, что растекаются по низу живота, ногам и одновременно поднимаются выше. Белль приятно, и с губ, неожиданно для неё самой, срываются невнятные стоны. Спина выгибается, и девушка подаётся навстречу своему любимому хозяину. А главное — ей удалось расслабиться, и теперь она чувствует себя намного свободнее, потому что когти страха начинают отпускать. Его движения становятся быстрее и настойчивее. Кажется, разрядка вот-вот наступит, но Румпель резко убирает руку, затем хватает её бёдра и раздвигает те ещё шире. — Пожалуйста, продолжай! — умоляет Белль. Сердце бьётся всё чаще, но ждать уже не получается. Он не имел права прекращать так резко, тяжесть внизу живота уже слишком сильно напоминает пытку, сладкую, но всё же… Руки сжимаются на шкуре, что возвращает девушку в реальность, и отпускать ворс слишком страшно. Белль приоткрывает глаза. Румпель почти нависает над ней. Он совершенно обнажён, и в свете свечей его тело кажется таким же переливчато-золотистым, как и лицо. Белль против воли опускает глаза и наталкивается взглядом на штуку, что напряжённо покачивается у Тёмного между ног. У Гастона была почти такая же. Только другого цвета — белёсая, красная на конце, окружённая жёсткими чёрными волосами. Маг шумно выдыхает, облизывает свою ладонь и проводит ею по члену. Нельзя. Нельзя. Но Румпель резко входит в неё. Никакой боли. От ощущения счастья женщина на пару секунд задыхается. И зачем она только заставляла его ждать, лишала себя этого счастья? Он что-то горячо мурлычет, но в эту ночь слова теряют свои значения. Румпель двигается быстрее и c каждым разом погружается в неё всё глубже. Она стонет от каждого толчка и всё же не достигает пика удовольствия. Подаётся ему навстречу, обхватывает ногами его упругий зад. В какой-то миг хочется поделиться с ним своей страстью, и она беспорядочно целует его в шею, грудь, обхватывает губами маленькие проступающие соски. Его кожа оказывается удивительно приятной на ощупь: шелковистой, нежной, теплеющей под её поцелуями, но не жаркой. Белль ужасно хочется попробовать её на вкус, но она подавляет это желание и снова тычется губами в его ключицы, шею. Румпель тяжело дышит и крепче сжимает её плечи. Он замедляется, а потом движется в ней неистово и быстро, и его горячий твёрдый член раз за разом задевает такие места внутри неё, о существовании которых Белль даже не подозревала, и это заставляет её вскрикивать от удовольствия. Тёмный рычит Белль в ухо, прикусывает мочку покрытыми патиной веков зубами. Девушка выгибается ему навстречу, побуждая увеличить темп. Их животы, мягкий и влажный от испарины — принцессы, и поджарый и сухой — чудовища, то и дело соприкасаются с мокрым шлёпаньем, ритм которого совпадает с ритмом их дыхания. Маг выпрямляет руки, опираясь ладонями на изголовье, и почти выскальзывает из неё, но спустя несколько секунд опускается. Где-то между ног раздаётся громкий хлюп. Они движутся всё быстрее. Удары члена становятся настойчивее, а движения — слишком рваными. В какой-то момент Белль понимает, что он вот-вот кончит. Ей не хочется, чтобы всё заканчивалось. Удовольствие окутывает тело плотным коконом, и ей кажется: если он разорвётся, она не сможет жить, как жила раньше, — никогда не станет прежней. Но рядом с ней Румпель, и они ещё проведут не одну такую ночь. Даже ещё горячее… зачем волноваться? Она прокусывает до крови губу, чтобы затормозить себя. Это помогает лишь на минуту. Резкий толчок, и очередной поцелуй в сосок. Наслаждение ударом тока проходит по ногам, поднимается выше. Счастье и теплота переполняют её, и она кричит, не в силах сдержать срывающийся с губ сладостный вопль. Одним разом не ограничивается: мышцы между ног продолжают сокращаться ещё несколько сладостных и острых минут. Она продолжает стонать, всё крепче и крепче прижимая к себе любимого, и не желает отпускать его даже на секунду. Румпель, замерев, стонет, и что-то тёплое проливается внутрь. Они ещё долго лежат на смятой постели и не могут отдышаться. — Любимый, — шепчет Белль охрипшим голосом. — Спасибо. Ты… прекрасный. Всё прекрасно. Он ничего не отвечает, лишь улыбается, а Белль никак не может прийти в себя. Румпель любит её, и они никогда не расстанутся. Будут всегда жить вместе… сделка с Безликим, месть, планы и обиды… Всё становится слишком мелким и совершенно ненужным. Через месяц из-за задержки девушка поняла, что ждёт от Румпеля ребёнка.