Привычный порядок вещей

      Хватит, прекрати, хватит! Не её — меня, меня… Нет.       Реджина резко распахнула глаза. Теперь она вновь в своём теле. Где-то внизу живота тяжестью давило невыброшенное возбуждение — неприятный осадок чужих воспоминаний. Ей было горько от увиденного. Несколько движений, и она избавилась бы от первого, но вторая засела слишком глубоко, и ничего бы не помогло от этого чувства избавиться. Ведь каждое его прикосновение к Белль било по ней калёным железом. Румпель должен принадлежать только ей, а не этой мерзавке. Ещё было очень противно. Нет, Реджина бы посмеялась, смути её увиденное. Просто рядом с Румпелем должна быть она, а не какая-то оприходованная женихом служанка.       Взгляд Злой Королевы коснулся девушки, с которой по-прежнему соединяло заклинание, затем опустился вниз и остановился на животе. Ноздри расширились, женщина облизала внезапно пересохшие губы, а свободный кулак непроизвольно сжался — несколько точных ударов решили бы её проблему навсегда. Она била бы долго и с расстановкой, наслаждаясь каждым сорванным стоном и каждой слезинкой, слетевшей с глаз. Никто бы не лишил Злую Королеву этого удовольствия. Никто, но в чреслах служанки росла новая жизнь. Ещё один Румпель — его часть. Нет. Ногти впились в ладонь до крови, и Реджина разжала руку. Нет, она не сделает ничего плохого ребёнку, ребёнку, которого вряд ли подарит своему любимому.       Но что же ей делать? Женщина затравленно осмотрела спаленку. Да, служанка любит Румпеля, хотя и посмела его опаивать, а это можно использовать против неё. Но взаимно ли чувство? Быть может, Белль всего лишь его очередная игрушка? И если он не узнает про ребёнка, а проклятая служанка исчезнет, учитель наверняка станет принадлежать только ей. И никому больше.       Самообман, но надо же верить, хотя бы во что-то.       Реджина попыталась встать с кровати, но мир перед глазами заходил ходуном. Она ещё не до конца восстановилась. И всё же сил на одно заклинание должно хватить. Женщина собрала ревность и горечь, представила, как их руки разделяются. Чувства тёплой волной потекли вниз по венам, и она с негромким хлопком из-за связывающего их заклинания разжала пальцы и выпустила запястье Белль. Щелчок пальцами — Белль выходит из транса. На её лице застыло изумление, а Реджина натянула на губы свою самую невинную и добрую улыбку. Неважно, что творилось в душе. Как всегда.       — Румпельштильцхен скоро будет, — Белль пыталась говорить твёрже, но в голосе всё равно слышалась неуверенность. Она хотела развернуться на каблуках, но не ушла — её остановили слова Реджины.       — Ты беременна от него, правильно? — голос Злой Королевы стал очень мягким, и не важно, сколько ругательств добавила она про себя.       Девушка открыла рот от удивления и разжала ладонь. Выскользнувший флакон с мелодичным звоном разбился об пол, окропив обувь розовыми брызгами. Комната наполнилась тяжёлым дурманящим ароматом.       — Откуда… откуда вы знаете?! — Белль охрипла от удивления и отшатнулась от Реджины.       — Зелье, что ты сейчас разбила, всегда светится золотым, когда его касается беременная, — пояснила она и улыбнулась ещё шире, с трудом сдерживаясь, чтобы хищно не оскалиться. — Наверное, уже можно поздравить моего учителя.       — Нет, — Белль скрестила руки на груди, и её голос стал чуть твёрже. — Он не должен знать, — пауза, и она погладила рукой передник, — пока.       Улыбка Реджина на миг стала ухмылкой, а взгляд прошёлся по густым зарослям зеленовато-голубых сосен, что виднелись за окном, задевая пушистыми вершинами низкие грозовые облака.       А что так? Неужто отец — медведь? Какая досада!       — Зря, — с сочувствием произнесла женщина, прикрывая губы ладонью. — Он так любит детей и был бы в восторге. В чём же причина?       Молчание затянулось. Белль переминалась с ноги на ногу, кусая пухлые губы, но по её лицу Злая Королева быстро поняла: девушке не терпелось высказаться, хоть кому-то. Пускай даже ей — ведьме и убийце сотен, но такой же одиночке.       — Ему сейчас не до этого, — она ненадолго замялась, а потом выпалила: — Он Тёмный маг, жесток и порабощён проклятием.       Белль заламывала пальцы. А Реджина не могла избавиться от ощущения, что девушка либо врёт, либо банально боится принять на себя ответственность. Застарелое и почти подавленное раздражение всколыхнулось в душе: почему всё ей, а она даже принять и признаться боится. Или сама ещё ребёнок? Впрочем, последнее очень на руку женщине.       — Проклятие с твоего любимого можно снять поцелуем истинной любви. Ты же веришь, что ваши чувства — настоящие? — мягко и вкрадчиво произнесла Злая Королева.       Белль на миг застыла как вкопанная, потом медленно кивнула, но её руки, нервно теребящие передник, и подрагивающие уголки губ сказали за неё всё.       Снимет, как Гастон с тебя бельё. Ты же сама в любовь не веришь, дорогуша. После такого-то.       Eй было ни капельки не жаль девушку, ведь Белль посмела встать у неё на пути, и не имело никакого значения, как та страдала: своя рубашка всегда ближе к телу, для Злой Королевы в первую очередь.       Ответа Реджина так и не дождалась: голова женщины закружилась ещё сильнее, и сознание утонуло в чёрно-синей пелене, тело тяжёлым грузом упало на подушку.

***

      Низкие грозовые облака чёрной тяжестью нависали над головой. Их то и дело разрывали зелёные молнии, что высветляли комки окровавленной небесной ваты. Пахло свежестью, но воздуха Реджине решительно не хватало. Она задыхалась и кашляла, хватая губами его крупицы. Ещё немного и облака опустятся и раздавят, заставив ползти и стирать до багровой крови колени.       Узкий проход отделял Злую Королеву от толпы, что в едином порыве ощетинилась неприличными жестами и показывала их своей правительнице. Салатовые вспышки периодически выхватывали лица — до угля выгоревшие, с пустыми провалами вместо глаз, клацающие лишёнными губ челюстями. Белыми искрами среди них сияли несожжённые — мужчины разных возрастов, бледные, многие похожие на Дэниала, но все в воске и трупных пятнах. Здесь все мертвы.       — Смерть шлюхе! Смерть!       Зомби в толпе наседали и сминали друг друга, желая прорваться к Злой Королеве сквозь эбеновую стену волшебного заграждения, что отделяла их от женщины. В остром желании добраться до своей убийцы её жертвы топтали друг друга, теряя части тел: неживая плоть кусками падала вниз. Если бы не магия, Реджина присоединилась бы к ним на том свете.       Женщина даже бровью не повела. За что её любить? За голод? За испепелённых близких? И любовников хватало. Впрочем, к чему её Кора готовила, когда пыталась выдать замуж по расчёту для своего личного благополучия? Правильно. Так оно и произошло. Она не жалела никого и всё же вздрагивала, когда молния высветляла мёртвых детей. Сейчас, когда появилась возможность получить себе ребёнка от Белль, она отчасти сочувствовала родителям этих несчастных. Жаль, фаерболы выборку не делают и не щадят никого. Какая досада.       Короткий удар кулака под лопатки вывел из забытья. Кто-то стоял сзади. Женщина, обливаясь потом, обернулась и увидела одетого в чёрный халат невысокого мужчину, чьё лицо закрывала вуаль из магии.       — Вперёд! — приказал он. Было в интонации что-то такое, из-за чего она решила не сопротивляться и пошла дальше, стараясь не смотреть по сторонам.       — Белль, Белль, не надо, — где-то вдали послышался всхлип Румпеля, смешанный с плачем. — Я не хотел.       Сердце кольнуло в груди, и боль в нём огнём отозвалась в рёбрах Реджины. Ужас заполнил сознание. Это её Румпель, её, с ним не должно ничего произойти, пусть лучше умрёт она и ответит за все преступления. Только не он.       Женщина изо всех сил, наплевав на стражника, не разбирая дороги, рванула вперёд. Надо успеть обязательно. Ноги путались в подоле длинного платья, и она, наступив на нижнюю юбку, разорвала её в клочья. Бежать быстрее не получалось, Реджина запуталась в обрывках ткани, потеряла равновесие, и с воем проехалась телом по мостовой, срывая кожу с ладоней. Толпа восторженно заулюлюкала, но Королева лишь плюнула в их сторону и поползла дальше. Под ладони и колени летели бусины и драгоценные камни с отделки платья, заставляя оскальзываться на них, и, упав, Реджина уткнулась лицом в булыжники и разбила в кровь подбородок.       Там Румпель, Румпель, ему гораздо хуже, чем мне. Я обязана помочь.       Мысль о любимом придала сил, женщина, преодолевая саднящую боль, встала и, тихо постанывая, двинулась вперёд. Всего несколько тяжёлых шагов на дрожащих от страха ногах, и теперь перед ней предстал пятачок площади, со всех сторон окружённый толпой, жаждущей представления и смерти. Посередине лежали гнилые доски, к которым толстыми ржавыми гвоздями был прибит за запястья и ступни Румпельштильцхен. Он визжал и пытался вырваться — бесполезно. Лишь кровь грязным потоком лилась вниз. Наступило время линьки, и чешуя золотым дождём опадала с его тела и делала тощего, голого мужчину похожим на сушёную выпотрошенную воблу. На лице застыли слёзы, и он огромными щенячьими глазами смотрел на Белль. Служанка с едва сдерживаемым торжеством ходила вокруг него. Одной рукой она гладила укутанный в пурпурную мантию огромный живот, а в другой держала колбу со светящимся золотым зельем. Она искренне и нежно улыбнулась.       — Я не хотела этого ребёнка, и ты за него ответишь, Чудовище, — сказала служанка мягко, резким движением откупоривая крышку.       — Нет, Белль, нет, — залепетал Румпель, умоляя свою любимую остановиться.       — Хватит, прекрати! Меня, меня — не его. Нет! — закричала Реджина и пантерой бросилась на Белль, пытаясь вырвать зелье из её рук. Служанка повернулась к ней и плеснула содержимым бутылька в лицо. Кожа Злой Королевы мгновенно вспенилась и набухла пузырями ожогов. Жидкость оказалась кислотой. Перед тем, как непереносимая боль вышибла из тела разум, женщина, давясь слезами и слюной, успела простонать:       — Румпель! Меня, меня…       Тьма перед глазами. И слюна, слишком много слюны. Рот переполнен ею, и та тонкой струйкой капает с пухлых губ. По телу Реджины проходят волны дрожи: она не может себя контролировать. Её руки и ноги беспорядочно мечутся в безумной тряске по кровати, а кисти связывает что-то холодное, не дающее пальцам шевелиться.       Страх — им пропитан каждый миллиметр кожи, не за себя — нет. Даже если она сейчас в Аду — ей там самое место, но любимый, неужели он уже облит кислотой?       Она, как выброшенная на берег рыба, открывает рот: кричать дико тяжело, ведь голова женщины бьётся о подушки, и нос то и дело утыкается в перину, а губы вместо воздуха хватают наволочку. Слова могут стоит ей языка, если Реджина его прикусит в попытке позвать любимого. Ей слишком важно знать, что он жив.       — Румпель! — огромными усилиями хрип превращается в крик и разрывает тишину.       Реджина неосторожно взмахивает рукой — звон и грохот — и она касается чего-то холодного. Комнату наполняет противный сладковатый запах, что щекочет ноздри. Дрожь всё сильнее сотрясает тело. Сейчас она сама себе враг.       Откуда ни возьмись дует ветер, и растрепавшиеся волосы щекочут лицо. Ей становится ещё страшнее. Тяжесть. Чужие бёдра вдавливают Реджину в кровать, чьи-то кисти вцепляются в предплечья, не давая рукам беспорядочно взмахивать. От этих прикосновений жар проходит по коже, тело женщины бьётся в попытке изогнуться и замирает без движения и недавней дрожи. Злой Королеве остаётся лишь тяжело и прерывисто дышать и пытаться успокоить готовое вот-вот выскочить сердце.       Мужчина, чьё лицо по-прежнему скрыто тенью, встаёт с неё. Вспышка света озаряет крошечную спаленку. Перед ней с заспанным видом стоит растрёпанный Румпельштильцхен в стёганом алом халате с золотыми драконами.