Привычный порядок вещей

Обидно, мне не забыть, то униженье и страх, Что я не смог побороть И я не знаю, как мне дальше жить с этой дырой в груди, Где продолжает колоть. ©

      Радость и счастье мгновенно вскружили голову Реджине, и на измученном, мокром от пота и слёз лице появилась улыбка. Слабость все ещё властвовала над телом, но ей слишком хотелось убедиться, что это не очередной кошмар. Она встала и пантерой кинулась на шею Румпелю.       — Жив! — с её губ из-за слёз сорвался лишь жалостный писк.       Обнять не получилось: Тёмный поймал Реджину за локти и остановил в нескольких миллиметрах от себя. Женщина всхлипнула и попыталась вырваться, но учитель держал крепко, а она, продолжив сопротивляться, начала хвататься за полы халата, ведь по-прежнему хотелось почувствовать его тепло. Маг с силой отбросил её от себя, оставив на коже тонкие красные следы от когтей.       — Ай! — всхлипнула Реджина и принялась гладить царапины, тяжело и прерывисто дыша.       — Успокойся, это всего лишь кошмар, — мягко прошептал Румпель и погладил ученицу по плечу, от неожиданности та отстранилась. — Уже завтра с тобой всё будет в порядке.       Сейчас в его прикосновениях не было ни капли агрессии, словно он хотел извиниться за излишнюю резкость.       Она посмотрела на его лицо, блестящее от золотых чешуек и света пламени. Оно было исчерчено глубокими тенями, и на нём не читалось ничего, кроме сильнейшей усталости, смешанной с застарелой, уже почти потерявшей силу, тоской. Никакого презрения или вечной ухмылки. Ничего. Это казалось странным и совершенно неправильным.       И одновременно он смотрел куда-то далеко, не на Реджину, не замечая её перед собой. Куда-то, где жили его воспоминания, доступ к которым ей был закрыт. Куда-то, где находился тот, кого он когда-то потерял.       В этот миг захотелось понять, что с ним такое произошло и о чём Румпель сейчас на самом деле думает. Неужели в мыслях — давняя история с сыном?       Его ребёнок оказался в параллельном мире, куда невозможно было попасть, не потеряв магию. Румпель случайно обмолвился об этом Реджине на одном из занятий. Тогда она запомнила это, но сочувствия не испытала - слишком ненавидела Белоснежку. Реджина хотела отомстить ей во чтобы то ни стало. Для этого придётся накладывать проклятие и сделать то, от чего даже у неё стыла кровь в жилах. Но это единственный способ спастись от бунтовщиков и заставить Белоснежку заплатить за всё.       Или его жизнь — длиннее, чем у кого-либо, — хранила в тени годов и другие страшные тайны, и дело именно в них? Нет, Реджина не пошла бы на шантаж, узнай ответы на вопросы: всего лишь попробовала бы стать к нему чуть ближе и понять лучше, хотя бы ненадолго. А сейчас просто желала поддержать, не важно, что ей самой нужна помощь.       Пытаться разговорить этого человека — бессмысленно. Он скажет только то, что выгодно в данный момент, и не более. Навряд ли в мире его тайн даже Белль есть место, её Румпель, минимум несколько раз в неделю, любит, а Реджина — никто, пешка в партии, направленной на спасение сына. Проклятие требовало года подготовки и зелья с очень сложным составом. Румпель никогда бы и палец о палец не ударил бы только ради её желания отомстить. Да это были домыслы, но годы правления научили Реджину подозревать всех и каждого. Особенного того, кто был сильнее в магии, чем она, и никогда не делал ничего зря. Она столь чётко это осознала, что эта мысль перестала вызывать тоску, оставив лишь крошево горечи, навсегда засевшее занозами в сердце. Опять же оба — почти враги друг другу. И думать иначе — самообман, а перед противниками душу наизнанку не выворачивают.       Впрочем, кроме души, есть кое-что ещё. Она подвинулась ближе и прижалась к нему всем телом. Маг не сопротивлялся, лишь запустил пятерню в сырые и грязные от пота волосы женщины.       — Пришлось просидеть здесь всю ночь: ты кричала во сне, почему-то звала меня и ещё царапалась. И потому я обмотал тебе руки лоскутами рубашки, что ты, хватаясь за меня, разорвала, и наложил на них заклинание, — он продолжил говорить, и голос звучал суше, но одновременно мягче, чем обычно. — Ещё лихорадка, а магию к человеку, который вышел из волшебного психоза, применять нельзя — иначе смерть. Я так боялся, что температура тебя добьёт, но компрессы из травы помогли.       Злая Королева вдыхала горьковато-сладкий запах трав, что впитал в себя халат. Гладкий и холодный шёлк контрастировал с теплотой и дряблой мягкостью кожи ящерицы. От этого и благодаря сказанному ей стало уютно и спокойно, ведь уход и забота так незнакомы, но приятны. Спокойно, как было лишь во сне, где Румпель едва не умер от самовозгорания. Неужели те видения были вещими?       — Осознанные сны? — переспросил Румельштильцхен и принялся гладить её по неприкрытой сорочкой спине. — Когда кажется, что можешь даже там всё контролировать? Твоя душа пыталась вжиться в тело обратно: оттого и виделось самое неприятное или то, что важнее всего.       В прикосновениях не было ни капли торопливой страсти — только боязливая, осторожная нежность, появившаяся в нём неизвестно откуда и непонятно зачем. Они слишком близко к друг другу, и Реджина мгновенно почувствовала бы его желание, но его не было. Удивительно, но самой Злой Королеве подобная мысль тоже не приходила в голову, хотя сейчас ей проще, чем когда-либо, достичь желаемого: надо всего лишь опустить руку под халат, даже сердце вытаскивать не надо. Казалось, это разрушит странную и неожиданную гармонию, что вдруг образовалась между ними. Или будет, как со всем недавно: грубо оттолкнёт, лишив возможности быть так близко. И с чем она останется? С холодом пустой кровати и мокрыми от пота и слёз простынями в этой бесконечной тьме. И с отчаяньем, с кошмарами, дурными предчувствиями, мыслями про бунтовщиков, Белоснежку. А Румпель продолжит тем временем кувыркаться со служанкой. И именно сейчас его слова подтвердили, что он — самое дорогое, а не труп Дэниала. Но пауза затянулась, тем более слова вызывали лёгкое беспокойство. Именно сейчас ответы не нужны, хотя молчать тоже нельзя, ведь вдруг тот решит, что она уснула, и уйдёт…       — Душа? — выпалила Реджина, чтобы хоть как-то разрушить ненужное молчание. — Так я из-за неё видела себя со стороны?       — Да, она уже почти отлетела от тела, но я вернул её обратно, — голос Румпеля упал до прерывистого, низкого шёпота, и в нём появилась едва заметная гордость. — Надо было убить тебя, чтобы спасти от магического психоза и взять его на себя.       Значит, он и правда спас мне жизнь.       Мысль обрадовала и заставила поцеловать мага в часть неприкрытой халатом груди. Он сделал вид, что не обратил на это внимания, и Реджина была благодарна ему за это, но новость заставила вздрогнуть от страха. Румпель прижал её к себе. Она услышала стук любимого сердца и наслаждалась моментом близости с ним.       Магический психоз? Быть того не может, но как и почему? Я же следовала всем его правилам…       Мысль не задержалась надолго в её голове. Сейчас не хотелось знать никаких ответов. Пусть они появятся завтра, а эта ночь останется нетронутой тревожными фразами, что могли с лёгкостью разрушить мнимую и непрочную близость. Сейчас она защищена от всего, а что будет после ответов на вопросы? Ничего, кроме новой тошноты от знания настоящего положения вещей. Только молчать сейчас нельзя.       — То есть для этого ты меня сбросил с огромной высоты? — она сделала вид, что возмущается, и начала выяснять незначительные сейчас детали. — И кровь — чья-то необходимая жертва, чтобы потом воскресить меня? Кто-то же должен умереть всё равно, иначе ничего не получится. Я знаю.       Хотя ей тогда было очень больно, но сейчас потеряло всякое значение. Конечно, Румпелю об этом знать не обязательно: вдруг решит, что Реджина получала от случившегося удовольствие, а ведь ему тоже нравится мучить других. Подобное объединяло, но пусть сейчас, хотя бы на один час, тьма, наполнявшая их души, окажется за границами слов, где-то в глубинах подсознания.       — Правильно, — хмыкнул маг и начал теребить пальцами ухо Злой Королевы. — Я боялся, ты запустишь в меня фаерболом за это.       Реджина заливисто расхохоталась, оторвалась от Румпельштильцхена и положила ладони ему на бёдра. Тот вновь продолжил её гладить, хотя слова заставили посмотреть на неё с недоумением.       — Пф, я жива, — с сухой горечью хохотнула Реджина и отвернулась от мага. — А боль — ты предупредил. На тренировках и не такое творилось. Про моё дворцовое зверьё вообще молчу: съедят и не подавятся. А ты предупредил, — она скептически ухмыльнулась. — Удивительно. Всё в порядке, я не злюсь, но психоз, мне нужны объяснения…       Румпельштильцхен промолчал, лишь его пальцы стали двигаться быстрее, случайно запутались в бретельке и спустили сорочку с одного плеча, обнажая бледную и упругую грудь, на которой мгновенно затвердел сосок. Только лицо по-прежнему не выражало ничего, кроме отстранённости и погружённости в собственные мысли. Реджина довольно улыбнулась и мгновенно забыла обо всём, о чём они говорили минуту назад. Пальцы королевы дёрнули шёлковый пояс халата, развязывая некрепкий узел.       Короткий удар по лицу вышиб дыхание и заставил отлететь назад. Она упала носом в подушку, недовольно застонала и принялась тереть щёку, что раскраснелась от оплеухи. А в душе закипала обида и ярость.       — Какого? — недовольно всхлипнула Реджина.       — Как я посмел отказать Злой Королеве? — усмехнулся Румпельштильцхен, плотнее запахивая халат. Его глаза недобро блеснули. И судя по лицу, возмущение Злой Королевы принесло ему немалое удовольствие. Он встал с кровати и подошёл к окну, повернувшись к Реджине спиной. Наступил рассвет, и сквозь грозовые облака и туман он казался грязным. А ночь с её мнимым согласием таяла свечкой, оставляя восковые наросты приятных воспоминаний.       Впрочем, ничего удивительного, но почему же так противно?!       Она в бессилии ударила кулаком по ни в чём неповинной подушке и поправила бретельку. Румпель сложил руки на груди и повернулся опять к ней. Ухмылка никуда не делась.       — Бывает, что после выхода из волшебного психоза хочется заниматься сексом со всем, что движется, — а вот мягкость из голоса исчезла начисто, её сменило привычное высокомерие и глубоко затаённое презрение. — И вот какая странность: я не похож на твоего Дэниала. Или это уже не важно? И даже не горю и пока не мучаюсь. Тебе самой не странно?       На его лице появилась снисходительность, от которой мгновенно стало гадко.       Мир перед глазами в очередной раз покачнулся, — нет, она чувствовала себя лучше, чем за всю последнюю неделю, — просто шанс на долю тепла был потерян. И что у неё останется? Неужели только подданные, что ненавидят всем сердцем, и труп Дэниала? Кесарю кесарево, и обратной дороги нет. Она не нужна никому, и некого любить. Власть и магия ничего ей не дали, кроме психоза. Отчаянье нахлынуло, заставив вжаться в холодную каменную стену и обнять руками колени. И всё же она собрала волю и остатки надежды в кулак и попыталась схватиться за мнимую соломинку.       — Не в этом дело, — прохрипела Злая Королева, и, закрыв глаза, словно ожидая удара, выпалила. — Я люблю тебя.       Реджина сморщила нос и ещё крепче обхватила колени, дрожа всем телом от досады. Сорочка сгрудилась на животе и обнажила упругие бёдра. Жаль, Румпель не обратит на них внимание.       Дура, наивная дура. Я столько балов провела, где унижали куда сильнее, и ничего, терпела до их окончания, а тут не смогла сдержаться.       А что сейчас? Теперь он даже не позволит до себя дотронуться, а для неё сейчас прикасаться к нему — главное.       Румпель вначале долго и внимательно смотрел на Реджину, потом убрал руки за спину и ходил так по крошечной спаленке взад-вперёд. Прошло несколько томительных минут. Злая Королева нервно кусала губы. Хотелось прекратить эту пытку. Хлёсткое и истинное «Я тебя не люблю» куда лучше минут ожиданий. Они казались — нет, не бесконечными, — тяжёлыми, как булыжник на шее за секунду до того, как утянуть утопленника на дно. Женщина принялась раскачиваться из стороны в сторону, тело завалилось назад, и она ударилась бы головой о каменную стену.       Румпельштильцхен сорвался со своего места и подхватил её, не дав упасть. Вновь тепло его чуть шершавых рук — и Реджина едва заметно улыбнулась уголками губ. Он охватил её скулы, чуть поднял вверх и принялся поглаживать пальцами раскрасневшиеся щёки. В отражении ореховых глаз Злая Королева увидела своё поглупевшее от счастья лицо.       — Навряд ли, дорогая, — хмыкнул Румпель и убрал руку. Хотел было сделать тоже со второй, но Реджина зажала его ладонь щекой и поцеловала в запястье. Она так и знала, но сейчас главное — шанс сохранить прикосновение любимого.       — Почему же? — промурлыкала Злая Королева и вновь поцеловала его.       — Ты выдумала любовь, — его голос дрожал, и Румпель делал большие паузы, а взгляд затравленно бегал по комнате: он явно не ожидал такой реакции. — И не пытайся за неё держаться. Самообман.       В ответ Реджина вновь поцеловала его руку. К чему бы он ни вёл, лишать себя даже такого маленького удовольствия не имело смысла, да ему навряд ли сейчас совсем неприятно. Так оставалось ощущение единства, хотя и мнимого, призрачного и наивного.       — Значит, да, — пробормотал Румпель, избегая встречаться с Реджиной взглядом. Он задумчиво потёр подбородок и через несколько минут вновь продолжил: — Придётся разъяснять прописные истины ещё раз, дорогуша. Судя по всему, ты про них умудрилась забыть. Магия основывается на эмоциях: на отрицательных, в основном, положительные часто не так сильны и не подходят. Конечно, настоящая любовь — самая мощная магия, но она — огромная редкость.       Реджина улыбнулась. Всё, как на первых занятиях по магии. Те же слова и фразы. Тогда уроки вызывали оторопь и раздражение. Но сейчас она бы с удовольствием вернулась в те дни, когда могла проводить с Румпелем больше времени.       — Знаю, — хмыкнула Реджина сухо. — И всегда надо раз за разом прокручивать в голове самое омерзительное, что происходило со мной.       — Верно, но затем твой негатив никуда не исчезает и накапливается, — он провёл подушечкой пальца по кончику носа женщины. — Я же не зря говорил про медитации, чай, травяные ванны — они единственное спасение.       — Шанс успокоиться, — Реджина грустно рассмеялась: спокойствие ей и не снилось. — Только они плохо помогали.       — Помогали, дорогуша, отчего? — промурлыкал Румпель и долго смотрел ей прямо в глаза, не отрываясь. — Ты же не просто так магию применяла. Зачем она тебе нужна?       Теперь пришла очередь Реджины задуматься. С каждым днём для использования колдовства причин появлялось всё больше и больше. И вначале это казалось неправильным, вывернутым наизнанку, но дальше стало естественней дыхания.       — Чтобы воскресить Дэниала, — её голос упал до шёпота и стал ледяным, твёрдым, но едва заметная грусть заставила Румпеля поднять бровь. — И ещё она — единственный способ удержать власть. Без неё никто меня не воспринимал всерьёз.       Ненадолго на лице Румпеля появилось сожаление и обречённость. Или это всего лишь неверный свет сумерек, и Реджина видела лишь то, что хотела? И здесь нет ни капли сочувствия, и он сравнивает себя и её. Кто он без магии? Вряд ли значит больше, чем с ней. Да и Реджина, лишённая колдовства, — отголосок амбиций Коры, без любви и преданности. Впрочем, прошла минута, и на лице Румпеля вновь отразилось привычное спокойствие, смешанное с сарказмом.       — А теперь, дорогуша, подумай, что их объединяет, — его голос твёрд, вкрадчив и не выдаёт волнения.       — Власть, — фыркнула Реджина и поморщилась. — Постоянные подозрения и интриги. Надо всё контролировать, постоянно, иначе съедят. Это выматывает. Сил на воспоминания о Дэниале уже нет. Да и про убийство мерзавки Белоснежки я из-за усталости думать не могла. Да — она всего лишь глупый ребёнок, но ещё любимица моих подданных. Если бы та погибла, началась бы война, и я бы её проиграла. Никто меня не поддержал бы. Я, конечно, меняла шило на мыло, но магия здесь при чём?       — Верно, — Румпель кивнул и наклонился ближе, обжигая горячим дыханием. — Меняла, а магия, кстати, тоже успокаивала, но главное — без чего ты себя за человека не держишь — было всё время при тебе.       Он провёл ладонью по шее Злой Королевы. Нежно, мягко, спокойно. Ей было хорошо с ним рядом. Хотелось закрыть глаза и ни о чём не думать. Или представлять их ночь в деталях. Румпель несколькими движениями позволял расслабиться и успокоиться не хуже, чем магия или что-то ещё. Даже лучше. Реджина в это верила, но заставила себя сосредоточиться на разговоре и не отвлекаться. Она со всей остротой ощущала, что Румпель скажет вот-вот что-то очень важное. Судьбоносное. Только пусть он станет к ней сейчас как можно ближе и прикасается чаще, чаще, чем магия будет проходить тёплым потоком по венам.       — Колдовство успокаивало, заставляло использовать заклинания слишком часто. Постоянно, а ты говорил, что подобное запрещено, — пробормотала Реджина. — Неужели из-за этого я стала зависимой от магии?       — Ты бываешь умна, дорогуша, — промурлыкал Румпель и коснулся носом кончика её уха. — Но не только из-за этого. И да, магию, желание удержать власть и смерть Дэниала кое-что объединяло. Подсказочка: вспомни Кору. Когда ты думала, что ей небезразлична? Она, конечно, перегнула палку, но всё же любила тебя. Я-то знаю, — в голосе послышалась такая тоска, что Реджина не удержалась и поцеловала мага в щёку, он, казалось, не обратил внимания. — С какой теплотой она о тебе мне рассказывала, ммм. Я даже ей завидовал. Мне не о ком было заботиться.       Дыхание у Реджины перехватило, и сердце забилось быстрее обычного. Глубокий вдох. Ещё раз выдавать эмоции было нельзя. И дело здесь не в знакомстве Румпеля, что сейчас загадочно улыбался воспоминаниям, с Корой. Реджина не удивилась бы их роману, хотя думать, что она — его дочь, не желала категорически. Она верила: её чувства — единственное, способное принести свет в тёмную и неуютную жизнь. В этом варианте подобное казалось мерзостью даже для Злой Королевы. Впрочем, если бы не дар закрывать глаза на всякие неприятные мелочи, то Реджина сошла бы с ума окончательно и не смогла бы управлять государством.       Удивило другое: Румпель предпочитал не говорить лишнее, и любая откровенность была на вес золота. Но сейчас в его ореховых глазах застыла глубокая, почти подавленная печаль. Её изобразить было невозможно, и презрительная, кривая усмешка была лишь маской. Ему и правда хотелось о ком-то заботиться, и сильно.       А если и Белль не просто подстилка, а нужна именно для того, чтобы было о ком заботиться… Но есть же я! А что если?       — Так и знала, что ты был с Корой! — возмутилась Реджина и отодвинулась от Румпеля. — А впрочем, не важно. Заботилась, когда мне было больно, — она притворно всхлипнула. Из глаз брызнули слёзы, впрочем, притворяться ей не пришлось.. — Надо же выдать меня принцам в лучшем виде, без единого шрама и изъяна. Иначе если и нужна, то точно не ей и не им!       — Не плачь, — промурлыкал Румпель, обхватил Реджину за спину и прижал к себе. Почувствовав вновь его тепло рядом с собой, Злая Королева едва не заурчала от удовольствия и с трудом удержалась от ехидства, смешанного с нежностью и трепетом. Он поцеловал её, но потом его голос стал вновь отдавать сталью и насмешкой. — Всё уже давно закончилось. Хотя даже сейчас… Боль, ты столько лет держишься за неё. Что ты чувствовала, когда Кора убила Дэниала? Боль. И когда ты прикасаешься к его трупу — снова боль. И у власти: миллионы оскорблений в спину — боль, кучка дворцовых интриганов пытаются сделать, как и Кора, из тебя вещь, и тобой пользуются все, кому не лень. Это унижает и приносит… Правильно. И про мальчишек из караула вспомни и про вельмож — разве приятно будет смотреть в глаза воскрешенному Дэниалу после стольких измен? И вновь страдания, Драматичная Королева, вновь боль. И магия её приносила: надо вновь собрать боль и использовать для заклинаний.       Он ещё у нас защитник униженных и оскорблённых, гроза угнетателей. И ему так хочется и издеваться, и заботиться. Фиалка моя чешуйчатая! Только я себя не обманываю. А ты не лучше, но от боли бежишь.       Попытка воззвать к её совести чуть было не вызвала у Реджины смех. Периодически становилось жаль своих жертв, но посыпать из-за них голову пеплом, даже картинно и наигранно, она не могла. Вышло бы слишком неестественно. И Румпель не столь кристально чист, чтобы даже заикнуться о подобном. Но чёрный маг в роли кисейной барышни выглядел забавно.       — Так и есть, да… — впрочем, вслух Реджина пробормотала лишь это. Лезть на рожон не было желания, тем более о сказанном она и сама догадывалась.       — Бедняжка, это ужасно — безусловно, — мягкость из голоса Румпеля исчезла и вновь появился хорошо знакомый сарказм. — Только тебе это нравится и даёт отличный шанс оправдаться. Делает избранной, мученицей. Можно творить любое зло и с наслаждением ждать отдачи. И можно падать морально ещё глубже.       Эта фраза заставила мгновенно перестать нежиться в объятьях Румпеля и вслушиваться в глухой стук сердца. Реджине в очередной раз стало очень хорошо, но сказанное — нет, не обидело, — с его презрением уже приходилось сталкиваться, хотя при этом только он понимал Злую Королеву, как никто другой. И да — ей хотелось наказания за сделанное и сейчас куда острее, чем раньше. Но она никогда до конца не понимала, почему именно так поступает, или боялась понять. А сейчас была возможность узнать правду. Точнее, собрать недостающие фрагменты головоломки. Теперь всё её внимание сосредоточилось исключительно на словах Румпеля, а не на нём самом.       - Ты же сама решаешь, когда оборвёшь чужую жизнь, и это успокаивает, ведь всё исключительно под твоим контролем, — Тёмный тем временем продолжал. — Прощай, боль. Сам знаю. Только временно. Чуть позже вновь больно, ведь совесть проснулась, а её подавить надо. Постепенно боли становится столько, что ты не замечаешь уже ничего. Она утягивает в воронку злобы. У тебя даже в голове только насилие, ну, и занятия любовью — тоже боль давят. И тебя даже сожжённые заживо люди не смущают — сущая мелочь, — он позволил себе короткий смешок. — Да. Но есть ещё одна возможность решить проблему. Магия ведь тоже ощущение контроля давала, но она на негативе — и здесь круг замыкается. Да здравствует психоз! — его голос стал выше обычного. — И кстати, всё в порядке вещей становится. Другого-то выхода ты не видишь. И порядок-то настолько привычен, что даже нравиться начинает.       И ведь прав, да только ты сам любишь всё контролировать. Сильнее, чем я.       Теперь всё встало на свои места, и одновременно Злая Королева прекрасно осознавала, что половина сказанного относится ещё и к Румпелю. Но он людей не жёг почему-то. Или она не всё знает? Изумления речь не вызвала: Тёмный лишь озвучил то, о чём Злая Королева если не знала, то догадывалась. Впрочем, учителю об этом знать не стоит.       — И опять во всём виновата я, — капризно заявила Реджина, закатив глаза. — Да, конечно, ковырять незаживающие раны меня, безусловно, никто не заставлял. Но знаешь, для королевы это даже полезно: можно слышать гораздо больше, даже стук человеческого сердца, очень полезно, когда тебя все хотят подставить.       Румпель отодвинулся от Реджины и долго, не отрываясь, смотрел ей в глаза, потом отвёл взгляд и принялся торопливо гладить женщину по колену. Каждое движение — резкое, торопливое, властное, — такое, какого она ждала ещё недавно. Бегающий взгляд уже не скрывал волнения. Возбуждения? От ощущения контроля над Реджиной? Мнимого или уже почти упущенного? Она видела такое выражение лица сотню раз у политических противников, когда за миг до триумфа их отрубленные заклинаниями головы летели вниз. Чужая тёплая кровь стекала по щекам и платью Злой Королевы. Она наслаждалась страхом невольных свидетелей казни и, глядя на ручьи крови на полу, представляла, что такого же оттенка будет её новое платье, оттенка безоговорочной победы. И сейчас та ей достанется, если она продолжит строить из себя обиженную судьбой дурочку, — женщина даже пухлые губы надула для этого, всячески изображая обиду.       — И запахи, ммм, — Румпель продолжил тихим шёпотом, ничего не видя перед собой, кроме ноги Реджины. — Их так много становится. А запах страха и отчаяния, вычисляешь по нему новую жертву и предвкушаешь, что вот-вот добьёшь, ммм. Вот-вот станет лучше. Контроль. Над всеми и всем. Возвышаешься над ними и оправдываешься этим. У людей вокруг нет такого, о, да.       Наблюдать за учителем, который, несмотря на злорадство, так ушёл в свои мысли, что не замечал ничего под носом, было забавно. Но тянуть с казнью предателей до последнего, показывая преимущество и предвкушая расправу, ещё веселее. Здесь он прав.       — Верно, кто они? Мусор! Я же Злая Королева! — обиженно воскликнула Злая Королева и про себя добавила: «А ты — сноб всё-таки».       — О, да, им, здоровым, любимым, счастливым, до тебя далеко. Слишком далеко. Про положение в обществе вообще молчу. Есть, правда, малюсенькие минусы. Ты своим негативом сама себя изматываешь. Это не сверх-способности извне, а способ защиты внутри тебя. Такое — самое смешное — и у твоих жертв случится может. Куда уникальность делась? А ещё всё тело в этот момент, как натянутая струна. Только она лопается — вопрос времени. И порой ты даже шевелиться от усталости не можешь. Выжата, как лимон. Полностью.       И всё же его слова едва не заставили кричать на него от злости. Он прав. Но в глубине души, действительно, хотелось казаться невинной овечкой, вроде его драгоценной служанки. И роль эдакой мученицы, действительно, привлекала, но гораздо раньше — вначале: когда её мучила то Кора, то король, то придворные, то… Румпель. А сейчас что-то в ней переменилось после того, как учитель спас ей жизнь.       — Поэтому сил не было приказать пирату остановиться даже через волшебное сердце, — она постаралась говорить как можно спокойнее. — Хотя оно — универсальный способ контроля. Только без вложения в него моих сил не работает. Получается, я лишь чудом до тебя докричалась. Иначе…       — Он бы поступил с тобой так же, как и ты с ним, — ухмыльнулся Румпель. — Но в живых бы осталась всё-таки. А я не люблю из себя спасителя изображать, не в этой ситуации, дорогуша. За бред хваталась — Дэниал любовью помог бы тебе успокоится. Сама понимаешь. От того и воскрешала, и пирата спасала. Боль болью, но любовь и её бы сделала меньше. Гораздо.       Сейчас Румпель точно повторил её слова. И на лице сквозь наигранное презрение и обычное для него высокомерие промелькнули жалость и понимание. Одновременно он думал о чём-то своём и избегал смотреть в глаза.        О сыне наверняка или об этой его Белльке — о тех, кто бы тебя вылечил. И ведь я могу тоже. И ты меня смог бы. Конечно, если бы было всё так просто.       Только сочувствовать сейчас не хотелось. Ему нет до неё дела, она могла просто всё придумать. Каждый взгляд. И выражение лица, возможно, лишь маска, подаренная пляской теней в рассветных сумерках пасмурного дня.       — Стала бы кому-то нужной, — прошептала Реджина и коснулась холодного шёлка халата. — Не держалась бы за власть. Самое смешное: верила, что нужна подданным. Только преданность сожжёнными деревнями и коррупцией прививала.       — Взятки — святое, безусловно, — хохотнул Тёмный. — А сожженные деревни — крестьяне ещё детишек нарожают. Мусор. Зато сколько удовольствия! Из-за попытки удержать боль ты в любой бред верила. В то же воскрешение.       -Так и знала, что трачу время зря, — пробормотала Реджина обескураженно. — Но признаться ещё страшнее, чем бросить бесполезные попытки найти похожих на Дэниала.       — А потом заменила его, угадай на кого, — Румпель щёлкнул ученицу по носу. — Кстати, и от власти могла отказаться.       — Но этого же можно было избежать, — теперь настала очередь Реджины ничего не видеть и не слышать. Слишком болезненный для неё вопрос. — И вначале ничего подобного не было.       — Верно, — он погладил её по голове. — Есть ещё одно обезболивающее — пыль из магических сердец. Но её Тёмным магам употреблять нельзя, через какое-то время страдания становятся невыносимыми, и от психоза уже отвертеться невозможно. Без пыли есть шанс. И ещё, помнишь те чёрные путы, что удерживали твоё сердце? От пыли так оседает на волшебном сердце весь твой негатив и постепенно разъедает. Впрочем, всё происходит очень медленно, и надо продолжать её вдыхать периодически. Но избежать-то боли хочется. Вот и приходится саму себя в могилу сводить.       — Благодаря тебе я до сих пор жива, спасибо, — прошептала Реджина со всей нежностью, на которую была способна. Хотелось обнять его ещё раз, но злое и холодное хихиканье Румпеля заставило её остаться на том же месте.       — Ага, — он кивнул. — Отрезать путы можно только кинжалом Тёмного. И психоз я твой на себя взял, я — бессмертен, он мне не угрожает, пока пыли из волшебных сердец избегаю. Иначе могу стать намного хуже, чем ты. И был повод её вдохнуть, и повод куда серьёзнее, чем у тебя, но до того, что вытворяла ты, себя не довёл, — он встал с кровати и начал прохаживаться по маленькой спаленке взад-вперёд.       — Что я? — прохрипела Реджина. — Ты предложил мне заняться магией, и я согласилась. Сначала я верила, что смогу воскресить Дэниала, потом чтобы отомстить Белоснежке. Спастись от бунтовщиков.       Она не обвиняла — просто констатировала факт.       — Только за боль ты могла и не держаться, — промямлил Румпель, гипнотизируя пол. — Зато стать настоящей Королевой или просто заняться лошадьми вдали от приёмов, что всю жизнь ненавидела. И любить кого-то. По-настоящему. И Дэниал, и я сейчас, твои чувства — выдумка. Навязчивая идея.       - Выдумка?! — воскликнула Реджина и с ненавистью вцепилась в полы халата Румпеля.       Лицо залил румянец, а из глаз хлынули слёзы. Мысль, что всё могло быть иначе, приносила боль. И каждый удар сердца сейчас приносил страдания, отдаваясь болью в груди. И дело здесь не в Дэниале, на которого уже давно было плевать, хотя она никогда в этом себе не признавалась. В Румпеле. Ради него она наложит проклятие, чего бы ей это не стоило. Сделает всё, что угодно. И никогда не будет обвинять. Пускай она — его пешка и превратила свою жизнь в Ад. Зато Румпель будет счастлив, ведь ничего нет, ничего важнее этого. Даже смерть её отца — всего лишь очередное чёрное пятно на уже давно тёмной репутации. Нужен лишь Румпель и его счастье. И ничего не важно.       — Я всё ради тебя сделаю! Почему ты не веришь, что я могу любить? — отчаянно кричала Злая Королева. Румпель стоял на месте и не отводил взгляд от Реджины, как вытащенная на берег рыба, хлопал ртом, его глаза наполнились слезами, но ни одна из них не сорвалась вниз. Молчание давило. Тишина пугала сильнее волшебного психоза.       Ты должен, обязан опровергнуть свои слова. За что мне иначе держаться?! Иначе опять тьма, и больше ничего.       Её ладони соскользнули по красному шёлку вниз. Реджина села перед ним на колени и уткнулась лбом ему в бедро. Слёзы стекали и расчерчивали алую ткань халата бордовыми, мокрыми полосками. Её руки дрожали, и пальцы казались скрюченными ветвями старых деревьев, дрожащими на ветру. Румпель стоял оловянным солдатиком и не двигался с места.       — Тебе же нужно проклятие, правильно? — с горечью всхлипнула Злая Королева и посмотрела на безучастное лицо Румпеля, что прикусил губу. — Мы спасём твоего сына. Вместе. Обещаю. Только будь со мной. Можешь обвинять в чём угодно. Я вытерплю, выдержу. Будь рядом. Умоляю.       И вновь очередная пауза. Сейчас ей больше не хотелось тянуть время, как вначале. Ведь каждая секунда промедления впивалась в кожу раскалённой иголкой. Пытка тишиной должна была прекратиться. Чем быстрее, тем лучше. И Румпель нарушил вязкий кисель молчания, но лучше бы не делал этого.       — В любом случае наложишь, куда ты денешься! — хохотнул Румпель. — Ты же не только для удовольствия жжёшь людей. В этих деревнях бунтовщики. И Белоснежка собирает армию против тебя. Будет бунт. Думаешь, они пощадят тебя, дорогуша? После стольких смертей их детей? Ты сама себе подписала смертный приговор. Во второй раз. А так новый мир и потеря памяти — гарантия на спасение. И всем отомстишь. Здесь он был прав. Вскоре прихвостни Белоснежки и до её замка доберутся, тогда проклятия не избежать. В охране итак уже предатели, раз на территорию замка проник пират.       — Плевать на Белоснежку и на этих уродов. Мне нужен только ты, — страстно шептала Злая Королева. Ей совершенно не хотелось думать про возможную революцию.       — Что и требовалось доказать, — хмыкнул Румпель и отошёл назад. — Раньше Дэнилом прикрывалась, теперь — мной. Отлично. Но у нас ничего никогда не будет. И не надо рассказывать, что я тебя такой сделал. Ты сама виновата. И мне, — его голос дрогнул. Пауза. — противно прикасаться к убийце стольких человек. Я за триста лет не опустился до того, кем стала ты за считанные годы. Мог, безусловно. И дело тут не только в боли. Каждый раз, когда я слышал в голове зов отчаявшейся души, входил временно в психоз и без пыли из магических сердец. Стоит заключить сделку, и оно проходит. До новой души и того момента, когда я возвращался назад за настоящей платой. Я не спасаю людей — я растягиваю их агонию, как и ты, для своей выгоды, как и ты, обрывая, когда нужно. И это приносит удовольствие.       — Даже сейчас? — ухмыльнулась Реджина. Гнев и обида захлёстывали сознание, но хотелось — нет, не причинять Румпелю боль, — смеяться навзрыд и захлёбываться подступившей к горлу тошнотой. — Нравится на меня смотреть, сидящую на коленях? — только с каждым словом голос становился всё жёстче и твёрже, не важно, что он недавно был пропитан искренней нежностью. — Нравилось постепенно превращать в Злую Королеву? У меня же не было магического психоза, когда ты начал меня обучать! Я же такой не была. И всё сказанное про выбор — бред. Его у меня не было и не могло быть.       Слова подействовали, как удар хлыста: Румпель покачнулся назад и чуть не упал. Его глаза потемнели от изумления, и взгляд затравленно забегал по углам и скупому убранству комнаты.       Значит, что-то чувствуешь. Лжец.       Реджина с презрением плюнула на пол. Самообман учителя вызвал отвращение. Она нужна ему. И не только для проклятия.       — У меня не было выбора, — обречённо пролепетал Румпель. Попытка оправдаться вызвала хищную ухмылку на губах Реджины. — Мой сын. Я потерял его из-за своей ошибки. Никогда не прощу себе, если не верну назад, не спасу. Из-за него и сдерживался, с психозом я — всего лишь разрубленный лопатой червь, хуже любого животного, и не могу действовать верно, потому что не контролирую ситуацию, как и ты, — он тяжело вздохнул. — И жертвы мои смерти не заслуживают, несмотря на то, что их погибель — приятная необходимость. И мне противно от самого себя, что я могу стать таким же.       — Чистеньким себя считаешь? — с сухой злостью поинтересовалась Реджина. — Не похож что-то. Или для своей подстилки героя строишь? Она не знает, кто ты, так? Но я-то знаю, что ты знаешь.       — Ошибаешься, дорогуша, я люблю её! — гаркнул Румпуль, но недостаточно уверенно и твёрдо, чтобы Злая Королева ему поверила. — И ты ошибаешься. Тебе было кого любить после конюха, подложенного Корой. Белоснежку, моя хорошая, Белоснежку. Поверь, с ней бы ты забыла про свою боль раз и навсегда. Успокоилась без всякой магии. Любовь может и не такое. И да, она была бы взаимной, настоящей, сильной. Но прощать тебе не дано, как и держать себя в руках, несмотря на приёмы, так что сына я всё-таки спасу.       — Да как ты смеешь?! — закричала Реджина. Румпель не обратил внимания, лишь прошуршав халатом, развернулся и вышел из комнаты. Злая Королева в очередной раз оказалась наедине со своей вечной подругой — болью. Никому не нужная, подставленная, загнанная в угол в очередной раз.       Только смирения в ней не было. Лишь ярость и желание отомстить застилали глаза. А самое главное — жажда обладать Румпелем. Унизить и поставить его в положение разрубленного червяка, с которым Румпель сравнил её, чтобы он полз на коленях к ней. А ещё у него будет психоз. Обязательно. Ему будет намного хуже, чем ей. И Реджина с огромным удовольствием втопчет учителя в его собственное дерьмо — по уши. И увидит там его настоящего — без попыток строить из себя чистенького, и сегодняшняя ложь, и каждое оскорбление встанут ножом ему в горле. И кукла с кукловодом навсегда поменяются местами. Она получит то, что должно принадлежать ей по праву настоящей любви. Румпель будет её.       Идея на миг обрадовала и придала сил: доползти до кровати, уткнуться носом в пропахшую потом наволочку и плакать до конца дня. Оттого, что ей не стать той девочкой у конюшни и не получить любовь добровольно. Любую: подданных, Белоснежки, — что после слов Румпеля казалась омерзительнее обычного, а главное — единственного, ради которого ей стоило жить и не сходить с ума, — Румпельштильцхена.