Париж - город любви

Соло не выходил на связь – это первое, что сообщил им Уэйверли по телефону. - Как думаешь, где он? Их попросили съехать из номера за нанесенные убытки: в общем-то, ожидаемо после искореженных трюмо, тумбочек, стен и лампы. Курякин паковал свои вещи. Он все равно не собирался тут оставаться – остаток прошлой ночи он провел в кресле Габи, а утром они вернулись в эти апартаменты, чтобы собраться. - С мадам Гюзо. Габи вздохнула и закусила щеку изнутри, укладывая пиджаки американца. Курякин больше не прикасался к вещам напарника. Почему-то девушка отнеслась к возможному предательству коллеги более спокойно, чем он. Или она контролировала себя лучше. Илья скомкал галстук, чтобы тот уместился в узком боковом кармане. От этого занятия его отвлек свист напарницы. Та занималась подсчетом презервативов в ленте, которую нашла где-то в багаже Соло. - У него были большие планы на Францию… - Теллер усмехнулась. – И это я не про тебя! Илья нахмурился, отчего Габи засмеялась отчетливее. Вот уж кто действительно, помимо Уэйверли, потешался над их прикрытием. Под хмурым взглядом Курякина девушка все-таки вернула «сокровище» Наполеона на место и свела половинки чемодана – им запретили оставлять вещи напарника в гостинице. Окончательно покинуть номер им удалось еще через двадцать минут. У стола регистрации Илья сдал ключи, внутреннее покоробившись от обращения «мсье Соло». - Уэйверли говорил что-нибудь про мою легенду после миссии? Они вышли из отеля с тремя чемоданами и встали, чтобы проголосовать. - Мы ее пока не закончили, - Габи активно махала рукой, но проезжающее такси было уже занято. – Вы повздорили с «партнером», когда он узнал о нас. Теперь ты встречаешься со мной, поэтому мы съезжаем. - Почему он нас предал, а неверный – я? – на его вопрос Теллер неопределенно повела бровями. Курякина не переставала удивлять изобретательность Уэйверли. Англичанину стоило ставить спектакли в театрах, а не придумывать для них легенды. К слову, Курякин не рассказал ему о своих подозрениях насчет Соло – это был нетелефонный разговор. Пока что его бывший напарник числился как «пропавший». По этой причине англичанин позвонил и подтвердил свой вылет к ним через сутки. А пока он давал агентам время на то, чтобы спасти «А.Н.К.Л.» от позора: найти документы, поставщиков, американского коллегу или хоть что-нибудь, что помогло бы делу. Они зарегистрировались в соседней гостинице, закинули вещи и, не распаковываясь, отправились в порт. С Габи русскому работалось легче. Она была понятливой, не такой острой на язык и послушной. Никаких соревнований или споров – настоящая команда, где у него не пытались отнять пальму первенства. Но добиться каких-то результатов у них не вышло. Доки были свободны – вероятно, Соло подсказал мадам сменить склад. Офис Гюзо был вычищен. Студия Бонне – пуста. Французы «залегли на дно» в лучших традициях жанра. Несомненно, они планировали скрыться в другой стране или уже это сделали. - Tvoyu mat’… - Курякин стоял на балконе их с Габи номера и наблюдал закат. Утром к ним приедет Уэйверли принять работу. Они блестяще провалились и потеряли одного сотрудника. За это стоило выпить: за французов, которые переломили ход истории с Бонапартом в новом лице. Илья не замечал, что гнул поручни балконной изгороди. - Расслабься, - послышался крик из гостиной, – от твоих мыслей искрит проводка! - Помолчи, ковб… Габи. Илья потер переносицу, понимая, что оговорился. Но Теллер ничего не заметила – или сделала вид, что не заметила. Она подошла к нему с двумя фужерами. - Не грузись. Они не могли раствориться в воздухе. Уэйверли приведет к нам подмогу, и мы быстро со всем расправимся, - она всучила ему бокал и насильно чокнулась. – А сейчас время отвлечься, ну! Девушка приятельски стукнула его кулаком в плечо. Курякин выдохнул и улыбнулся, решив немного подыграть напарнице. Габи, словно только этого и ждала, состроила ему рожицу, а потом потащила за собой в комнату. Она кривлялась и снова пыталась заставить его танцевать. Такое показательное веселье слишком походило на попытку убежать от реальности. Видимо, она тоже переживала. Когда Теллер устала его мучить, она заняла диван и раскинула руки. Илья не понимал, почему оба его напарника были такими взбалмошными. Оба. Он запретил себе, но никак не мог перестать думать о Соло. Эта заноза засела в нем слишком глубоко – ее необходимо было вырвать с мясом. Отставив фужер, Курякин прошел мимо засыпающей Габи к балкону. У него внезапно созрел рискованный план, как вытащить их миссию из этой ямы. Никто, разумеется, не гарантировал ему хорошего исхода или хотя бы оправданности задуманного. Но и проверить теорию тоже никто не мешал. Илья достал радар и настроил волну. На экране загорелась точка. В полутемной комнате слышалось мирное сопение Габи. На Париж опустилась бархатная ночь. У него было мало времени. Пообещав себе вернуться раньше, чем девушка проснется, Курякин перемахнул через балкон и приземлился на тротуар. Они поселились на втором этаже. Недалеко от них располагалась местная парковка, куда русский заглянул следующим пунктом. Для скорости ему нужны были колеса. Прибор вел его вперед через весь Париж, не показывая приближения. Но, когда точка мигнула и переместилась на четверть дюйма ближе к центру, внутри у русского похолодело. Он постепенно подбирался к цели. Оказавшись за чертой города, Илья нажал тормоз. Сигнал шел из здания бывшей текстильной фабрики, которую они проезжали по дороге из аэропорта. Курякин достал пистолет и вышел из машины. Ему нужно было удостовериться прежде, чем называть координаты Уэйверли. Он прокрался к ограде и замер, самым боком выглядывая из-за столба. Место казалось заброшенным, но точка на приборе мерцала совсем близко. Это могла быть западня. Соло мог обо всем догадаться и специально завести его сюда. Курякин сжал зубы, решаясь. Он не испытывал такой враждебности к американцу с момента их встречи в Берлине. Но тогда он ненавидел его, потому что тот являлся шпионом США. Теперь же у него были личные счеты для расправы над бывшим напарником. Он обыщет эту фабрику и, если найдет Соло, сделает то, чего не смог сделать в Италии. Сняв пистолет с предохранителя, Илья шагнул за ограду. *** Вздох. Сейчас его жизнь измерялась вздохами. И кашлем, при котором он выплевывал воду. С его лица убрали тряпку, и в глаза ударил свет лампы. Пару секунд комната вокруг расплывалась, а затем над ним обрисовалось лицо Гюзо. - Ну что, ты стал сговорчивее? - С-сожалею, мадам, - Наполеон криво улыбнулся. – Нет. Его пальцы подрагивали. Он потерял ход времени с того момента, как ему вкололи какой-то раствор. Он уже смутно помнил, как оказался здесь, привязанный за руки и за ноги к столу. Какая-то погоня, драка – все как в помехах телевещания. Курякин выставил его за дверь, не пожелав марать руки. Соло давно уяснил, что его напарник дружит кулаками. У русских было что-то на эту тему: «Бьет – значит любит» или как-то так. Курякин не обделил вниманием даже крошку Габи, хотя основное предпочтение в мордобое отдавал ему. А теперь он его просто выгнал. Мог ли Соло предположить, что ему когда-нибудь станет так важно получить по физиономии? Соло шел к лестнице, соображая, как ему действовать дальше. У русского на него ничего не было, кроме подозрений и одного мешка самоцветов. Американец понятия не имел, как камни оказались в его номере. Он помнил, что спрятал их в совершенно другом месте. Уже позже он узнал, что его подставили. Гюзо устало выдохнула, и он с содроганием заметил, что ее помощники подтянули шланг. - Ты зря тянешь время. Мне нужны всего лишь крупицы информации. - Меня не интерес-суют нечестные сделки. Я предоставляю вам данные ЦРУ, а вы мне?.. - Легкую смерть, - женщина улыбнулась с обманчивой теплотой. Соло не удержался и фыркнул, отчего остатки воды ударили в нос. – Видишь, как все обернулось, - она провела пальцем по забрызганной рубашке на его груди. – Не держи зла. Ты был бы мне полезен всего на один раз, а я предпочитаю нечто более постоянное. Самоуверенность до последнего не позволяла ему предположить, что Гюзо удастся его переиграть. Но она сумела. Когда Соло связали, мадам посмеялась над ним и кое-что объяснила. - Ты сам рассказал мне о напарнице. Почему-то за всеми этими погонями вы оставили ее совсем без присмотра – бедняжка моталась с одной вылазки на другую, и ее номер вечно пустовал. Роковая ошибка, с учетом, что там вы хранили записывающую аппаратуру. Его везли куда-то с завязанными глазами. - Один монтаж на пленке твоего приятеля – и никто не узнал, что в вашем номере побывали мои люди. Нам, конечно, пришлось одолжить мешочек из твоих личных вещей, потому что найти, где ты прячешь настоящие камни, не вышло. Но ты нам об этом еще расскажешь. Его выпихнули из салона и куда-то повели, а потом уложили на что-то, сорвав повязку. И сделали инъекцию, от которой все тело задеревенело. - Главное – результат. Хотя, признаться, твой напарник довольно медлителен в поисках, я думала, он сообразит раньше. Наверное, он доверял тебе. Но это в прошлом. Теперь у нас будет достаточно времени, чтобы пообщаться тет-а-тет. - Вы хотите шантажировать ЦРУ?.. Должен заметить, это еще опаснее, чем сплавлять государственные ценности в Сирию. - Мне не нужен шантаж. Я хочу спокойно заниматься тем же, чем и раньше, чтобы мне никто не подкидывал шпионов. - А мне каж-жется, что вы хотите втянуть США в военный конфликт с Сирией. Зачем-то он не сдавался. Гюзо раздражало его упрямство. Она кивнула людям снова накрыть его лицо тряпкой и всунуть в рот трубку с водой. Он вновь начал умирать – захлебываться, бессмысленно дергать руками и хрипеть. Господи... Соло не знал, почему он не сдавался. Он не был борцом или блюстителем морали. Он все равно отсюда не уйдет живым. Однако что-то держало его. Ему хотелось дать коллегам больше времени, чтобы разоблачить эту тварь и не дать ей уползти далеко. Ради мести. А, может, это была его попытка получить искупление. Перед глазами поплыли круги, сознание уходило, но с лица вновь скинули тряпку, и Наполеон судорожно втянул воздух, закашлявшись. Он был опять среди живых, и неконтролируемый скулеж вырвался сквозь сомкнутые зубы. - Так ты будешь говорить или мне оставить вас с ребятами еще на полчаса? – Гюзо подала сигнал, и механизм стола заработал, приподнимая Наполеона из горизонтального положения в вертикальное. Капли потекли по его телу вниз. Соло всхлипывал, не в состоянии сразу собраться для ответа. Когда у него получилось унять дрожь, он устремил на Гюзо холодный взгляд, в котором читалось: «Нет». Женщина скривила губы. Ее помощники засуетились, добирая воды, а Наполеон вдруг различил за стеклянной стенкой отлетевшего в сторону охранника. - Ты заговоришь, - жестоко усмехнулась тем временем мадам. - Не уверен, что ты оценишь это, но я рад тебя видеть… Соло блекло улыбнулся. Гюзо в непонимании свела брови, обернулась – и в тот же миг пуля влетела в ее лоб. Женщина упала, а следом раздалось еще два выстрела. На пол легли тела всех его мучителей. Глаза напарников встретились. - Последняя – для тебя, - русский подошел и приставил дуло к его подбородку. - Ладно, я не против, если это будешь ты… - Соло невыразительно пожал плечами. Его глаза устало прикрылись. Он был так измотан прошедшими сутками, что сейчас смерть казалась избавлением: от боли, от совести, от проблем. Но Курякин отчего-то медлил. Наполеон слышал его частое, свирепое дыхание, но не хотел поднимать веки. А потом в его щеку врезался кулак. - Suka, – голова Наполеона мотнулась, а сознание от удара прояснилось. – Зачем ты это сделал? - З-зачем? – Соло был секунду удивлен, а потом безрадостно усмехнулся. – Я хотел свободы, большевик. Рожденному за «железным занавесом» такого не понять… В его челюсть прилетел новый удар. - Чушь! Ты пошел на предательство из эгоизма. Чужая агрессия придавала ему сил. Американец вскинул подбородок, встречаясь взглядом с напарником. Русский понятия не имел, каково ему было служить в ЦРУ вопреки своей воле. Этого пса вырастили и выдрессировали в гребаном СССР, где за людей думали и решали политики. Что этот робот мог знать о свободе, чтобы сравнивать ее с эгоизмом? Наполеон хотел бросить ему в лицо эти аргументы, плюнуть их, но – не смог. Илья по-прежнему смотрел на него, вдыхая воздух с присвистом. Он не контролировал себя, и в его глазах отражались ярость и боль. Много ярости и боли. - Мне жаль… - почему-то вместо тирады выдохнул Соло. - Nihera tebe ne jal’, - Илья ударил его под ребра. - Мне… жаль, правда, - надсадно повторил американец. Курякин опустил голову и прикрыл глаза. Он казался пружиной, готовой выстрелить в любой момент. Русский боролся со своей противоречивостью. Между их лицами было десять дюймов, не больше, и Соло как никогда захотелось преодолеть это расстояние и прижаться к напарнику лбом, чтобы его успокоить. - Мне жаль, поверь мне… я… Я готов за это ответить. Американцу было трудно расчленить свои чувства на составляющие. Что толкало его говорить: желание выжить, совесть или что-то еще, отчего ему было невыносимо видеть напарника таким разбитым. Илья поднял на него глаза и выдохнул. Кажется, он пришел к какому-то решению. Русский сделал к нему шаг и поднял руки, чтобы… Его голова уткнулась в шею Соло, а руки безвольно опустились вдоль тела. Он навалился на американца, и из его приоткрытого рта вырвался всхлип. Сердце Наполеона забилось где-то в горле, а глаза расширились. Курякин без чувств свалился к его ногам от удара по голове. - А мне казалось, что мы с вами поладили, месье! Скажите, зачем вам понадобилось убивать мою помощницу? Бонне перекинул металлическую балку из одной руки в другую и сердито покачал головой.