Париж - город любви

Они сидели с Габи за столиком в гостиничном ресторане. Соло расположился на противоположном конце зала и вел себя так, будто был с ними незнаком. Курякин долго сжигал взглядом его профиль, а после фыркнул. - Mudak, - проворчал он, втыкая в рыбу вилку. - Вообще-то, окунь, - поправила Габи и вздохнула. – Как вы умудрились поссориться, если толком не общаетесь? Теллер не могла знать – Илья скорее бы удавился, чем рассказал – но у него были причины злиться на напарника. Он гладил Соло по волосам, дожидаясь, чтобы животный страх отпустил того. - Давай еще раз, - настоял Курякин, когда американец перестал так отчетливо трястись. Соло выдохнул, но руку с его распахнутой куртки не убрал. Он поник головой и сомкнул веки. Илья наполнил чашку заново и поднял ее над Наполеоном. Он медленно капал на его темечко, чувствуя, как кулак на отвороте куртки сжимается сильнее. Американец перебарывал себя. - Отлично, н-на сегодня хватит, - как только Илья отставил чашку, Соло схватил полотенце, чтобы не дать воде убежать с волос за шиворот. - Нет, этого мало, - Курякин включил кран в ванной и скинул куртку. Когда вода зашумела, он заметил, как Соло дернулся к двери. Он не смог бы его остановить, но напарник сам взял себя в руки и остался на месте. Его улыбчивые губы сжались в бескровную полоску, которая была почти незаметна на побледневшем лице. Курякин предпочитал не зацикливаться на жалости – без нее ему работалось проще. И все-таки он вернул руку на затылок Наполеона, стараясь не задумываться, что это значило и значило ли вообще что-нибудь. - Наклонись. Один раз сделаешь – и я, так и быть, вымою тебе голову. - Прошу, избавь меня от с-своего поганого чувства юмора, большевик, это не смешно. Соло отпихнул его, потому что тоже не нуждался в жалости. Американец оперся руками на край ванны, наклоняясь, но не так низко, чтобы попасть под струю. Он застыл, не в силах преодолеть расстояние до журчащего потока. Илья вновь опустил ладонь на основание его шеи и принялся поглаживать позвонки большим пальцем – как будто им обоим сейчас было это важно. Он дождался от Соло слабого кивка – и направил его голову под кран, чтобы решимость не оставила американца на полпути. Наполеон предсказуемо дернулся, и Илье пришлось зажать его боком возле раковины. Какое-то время скрытая борьба продолжалась… а потом плечи Наполеона перестала сводить судорога. - Можешь уже отпустить, - с возвратившейся иронией попросил американец после трех минут под водой. Курякин считал время. – Или тебе доставляет удовольствие меня мучить?.. - Да, доставляет, - приврал он отчасти. Курякин выпустил Соло, и американец выпрямился – чтобы брызнуть водой ему в лицо. Илья поморщился и пожалел, что вылил всю воду из чашки. Хотя ничто не мешало ему подставить под кран руку и закрепить результаты терапии… Сколько им было лет?? Видимо, придя к тому же вопросу, Наполеон накинул себе на голову полотенце и стал сосредоточенно вытираться. - Ты мог попасть на бинты, - сказал Илья, возвращая суровость в голос. Они были не в тех отношениях, чтобы резвиться. А еще у них были определенные роли, которые не допускали саму возможность игр в ванной. Более гейских причин Илья еще никогда не слышал в своей голове. Он потянулся к дверной ручке, как вдруг был пойман полотенцем. Соло закинул на его шею махровое лассо и притянул обратно. Американец явно заигрался, но Илья не спешил его усмирять. Напарник выглядел довольным. Затравленное выражение исчезло с его лица, и внезапно Курякин понял, что ему было приятно видеть коллегу без глянца: с растрепанными волосами и в смятой рубашке. В одном шаге от себя. - Думаю, я должен поблагодарить тебя, - выдохнул Наполеон с ухмылкой, и прозрачная капелька сорвалась вниз из уголка его губ. – Спасибо. Совсем недавно атмосфера между ними была неловкой. Сейчас все стало еще хуже. Илья никак не мог собраться для того, чтобы вытолкнуть из себя: «Всегда пожалуйста» или «Нет проблем». Он растерялся, когда Наполеон снова оказался в его личном пространстве. Прошло десять дней. Он отвык от этого внутреннего напряжения. Его взгляд был прикован к глазам Соло, но периодически падал вниз – на его рот. Илья хотел и боялся что-нибудь сделать. В этом американец оказался смелее его. Губы Наполеона прижались к нему, и Курякин впервые сознательно приоткрыл рот навстречу горячему языку. Его дыхание оборвалось, а следом он толкнулся, отвечая на вторжение, и его рука легла на талию напарника. Мысли об уголовном кодексе и нетерпимости оставили Илью – все это существовало где-то во внешнем мире, но не в стенах ванной, когда руки американца возвращали ему объятие. Соло действовал мягко, но настойчиво. Американец целовал его, пока ладони, выронив полотенце, шарили по брюкам Ильи. Они сжали бока русского, а потом перетекли на ягодицы, чтобы схватить и притянуть ближе, заставляя впаяться пахом в пах. - Я не готов, - вырвалось у Ильи. - А я ничего не требую. Просто позволь мне выразить свою признательность… - желудок сделал сальто, когда Наполеон опустился перед Курякиным на колени. – Можешь представлять кого-нибудь другого, мне все равно. Илья поджал губы, наблюдая сверху вниз за тем, как Наполеон справлялся с его ширинкой. Он не успел подумать о последствиях: Соло быстрее высвободил его член, чем Курякин сумел представить раздраженное лицо главы КГБ. Сухие губы коснулись Ильи там, внизу, и сознание стало оплавляться. Рука опустилась на черную макушку – влажные волосы крупной щепотью собрались в кулаке. Соло работал без подсказок, будто зная, как именно нравилось Илье. Его искушенный рот любил каждый дюйм его плоти. Американец водил по его члену языком, целовал у основания, а потом брал его в себя, пропуская в самое горло. У Курякина даже мыслей не возникало заменить его в своей фантазии кем-то другим. Он стремительно сходил с ума. Какое-то время Илье удавалось сдерживаться, а потом он застонал – глухо, с придыханием. Рука соскользнула с волос Соло. Он начал сам толкаться в его рот, не отрывая глаз от этого страстного и покорного лица. Он провел пальцем по нижней губе Наполеона, а затем погладил его по щеке, ощущая собственные толчки. Илья кончил от переполнявших его чувств. А потом он проснулся. С каменным стояком. Разрываясь между: «выкинуться из окна» и «подрочить». Со значительным перевесом победило второе. Илья заперся в душе и старался не думать, ни о чем, blyat’, не думать, пока его рука задавала ритм – схожий с тем, что был во сне. На самом деле, благодарность Соло была довольно сжатой, и он сразу же выставил Курякина за дверь, потому что «наступила глубокая ночь» и пижон желал «отдохнуть от его общества». Русский плюнул и пошел к себе, так как напарник тоже достал его своими закидонами. Он вымылся, разобрал кровать, влез в пижаму, улегся, заснул… и выебал своего друга в рот. Наверное, такое случается со всеми – Илья не знал. Но это «случается» повторялось третий день и ни хрена его не радовало. Отчасти поэтому они перестали общаться – Соло не предпринимал попыток, а Илье было невероятно сложно встретиться глазами с тем, на чей язык он втайне кончал каждое утро. - Так и будешь молчать? – вернула его в реальность Габи. – Мне звонил Уэйверли. Он сказал, что его люди не справляются без нас. Им надо подсобить. Как твое плечо? - Заживает. Курякин с хрустом отрезал рыбе голову. Теллер молча следила за его жестокостью, а потом откинулась на спинку стула в извечном: «Ну, рассказывай, я и так все вижу». Илья задумался. «Мне снятся сны, где ковбой делает мне минет и я кончаю», - определенно тема для обсуждения за столом с девушкой, которая была ему симпатична. - Я не выспался. Так что там Уэйверли?.. Они закончили есть и вышли из столовой. Габи неторопливо повела его в номер, пересказывая телефонный разговор с боссом. Поставщики Бонне оказались еще более загадочными, чем модельер. Уэйверли приказывал «А.Н.К.Л.» отложить отдых и вплотную заняться поиском связующих нитей. Англичанин полагал, что поставщики остались в Париже и теперь искали новые способы перевоза контрабанды. Бонне был только посредником – они не отрубили голову дракону. Это был отличный шанс переключиться на работу и избавиться от безумных сновидений. - Скажи, ты когда-нибудь думал о нас? – вдруг спросила Теллер, нарушая логическую цепочку в голове Курякина. – В смысле, тебя в последнее время так беспокоит Соло… Между вами не обычная дружба, да? Илья свел брови у переносицы, ощущая внутри нечто похожее на панику. Он не был готов к разговорам в подобном русле и не понимал, к чему клонит коллега. Гораздо легче оказалось соврать, чем честно признаться. - Он меня не беспокоит, а злит. Он придурок, Габи. И почти предал нас. Я не могу относиться к предателям как-то по-особенному, - Илья открыл перед девушкой дверь в апартаменты, удивляясь, что те не заперты. - Да? А мне казалось, что мы поладили, большевик. Брови Курякина сложились в одну линию, когда он внезапно осознал всю абсурдность ситуации. Соло ждал их в номере. Неизвестно, когда он успел опередить их с Габи. И главное – как вовремя.