Париж - город любви

Модель поведения Соло строилась по принципу: «Чем сильнее тебя задевают, тем шире улыбайся». Следуя этому правилу, в данный момент он мог бы залиться смехом. - Я не могу относиться к предателям как-то по-особенному… Курякин уставился на него и прикусил язык. Вот уж в ком Наполеон не предполагал любителя покрасоваться перед дамами. Они смотрели друг на друга без выражения, как будто проявление эмоций считалось проигрышем. Габи вызвалась быть эмоциональной за них двоих, поэтому покраснела и прокашлялась, чтобы как-то заполнить напряженную тишину. - Это тебе Уэйверли передал? – нашлась она, заметив в руках Наполеона бумаги. - Да, это наш новый план. Принес курьер, - Соло указал им на кровать, так как единственное кресло приметил для себя. Теллер без возражений села. «Я постою», – таков был Илья. Наполеон пожал плечами, а затем выдал каждому по копии плана. Русский пытался перехватить его взгляд поверх бумаг, но Соло не отвлекался. У них еще будет замечательная возможность пообщаться наедине. - Мы снова пара педиков? – вчитавшись, Курякин перевернул лист, словно на обороте Уэйверли мог подписать: «ШУТКА». - Добро пожаловать домой, милый, - Соло елейно улыбнулся, замечая в напарнике желание дать ему за это бумагами по лицу. - Уэйверли предупреждал меня… извини, я забыла сказать, - Габи виновато глянула на Курякина, переключая его внимание. – Это необходимо, чтобы поднять старые связи. В смысле, вас же все запомнили «парой». Илья закатил глаза и вздохнул, складывая руки на груди. Он казался сердитым, но Наполеона не покидало чувство, что это наносное. Соло откинулся в кресле и перекинул ногу на ногу. - В общем, людям Уэйверли ничего не удалось раскопать по документации. А мы убили главных свидетелей. Случайно, разумеется, - вот тут их взгляды с русским встретились. – Теперь нам придется за это отвечать. - Найти кого-то после столь долгого времени будет непросто… - Габи просматривала записи отчетов. – Студия Бонне закрылась, теперь нам придется искать вслепую. Без контактов – это как иголку в стоге сена. - А ведь у нашего друга есть один знакомый из «их» среды! – вспомнил Наполеон. Илья нахмурился и помрачнел от такого лестного намека. Теллер многозначительно склонила голову, чтобы мальчики тоже посвятили ее в свои тайные перемигивания. Русский проклял все – именно с такой гримасой он рассказал девушке подробности. Из гостиницы они съехали через час. Уэйверли обладал или даром убеждения, или неограниченными материальными ресурсами – лишь это объясняло то, что «месье Соло» входили в двери их первого отеля второй раз после выселения. Наполеона мучило дежавю, когда он протягивал на регистрацию липовый паспорт. Девушки светили ему в глаза улыбками – к ним вернулся повод для вечерних сплетен. - Здесь вообще бывают раздельные кровати? – безрадостно поинтересовался Курякин у потолка, когда они зашли в апартаменты. - Это же Париж – город любви, - хмыкнул Соло, хотя романтика Франции его разочаровала. – Кстати, прими мои соболезнования. «Чего?» - русский посмотрел на него с непониманием. Американец долго сдерживал себя: сначала в номере Габи, когда они сухо прощались, потом в такси, где каждый сидел у своего окна, а еще – больше недели до всего этого. Теперь русский сам развязал ему руки – или язык – своими оскорблениями. Наполеон лишился влюбленной робости и вернул способность быть язвительным. Он жаждал отомстить за ту боль, что неосознанно причинил ему напарник. - Тебе придется «разделить постель с предателем», - пояснил Соло, припоминая когда-то брошенные слова Курякина. Он вскрыл чемодан и стал раскладывать вещи, как если бы озвучил до этого прогноз на следующий футбольный матч. Наполеон затылком чувствовал взгляд русского. Того разрывало от стыда и злости. Соло не ждал извинений – они никогда не извинялись друг перед другом. Они дрались. Он достал портсигар и, положив его на стол, взял одну папиросу. Наполеон чиркнул зажигалкой и успел сделать затяжку прежде, чем Илья оказался перед ним. - Правила: не курить, не пить, без баб, - напомнил Курякин угрожающе. - Извини, милый, у меня был тяжелый день, - Соло выдохнул дым в его лицо. У напарника дернулась щека. – Можешь открыть окошко. Или снять другой номер, к примеру. С сожалением Наполеон был вынужден отметить, что выдержка у Ильи стала крепче. Курякин свирепел, но не махал кулаками. Его глаза горели в сигаретной дымке, и в мыслях он точно ломал Соло шейные позвонки. Когда Курякин двинулся, Наполеон ожидал удара под дых. Он отвел руку для блока, но этого не потребовалось. Илья шагнул к нему, врезаясь своей грудью и заставляя вжаться в комод. Он протянул правую руку мимо плеча Соло – и открыл форточку. Если бы Курякин не выглядел таким опасным, эта сцена могла бы возбуждать. Их лица были очень близко. - Нет, я останусь, - прорычал русский праведник. Наполеон с улыбкой выдохнул маленькое колечко: «Ну, как знаешь». Илья поморщился и отпрянул. Он отпихнул чемодан в сторону и вылетел за дверь, шарахнув ею так, что Соло с опаской посмотрел на потолок. Но штукатурка сверху не посыпалась. Эта война выходила на новый уровень. В ожидании подтверждения информации от Уэйверли агенты скучали. Заняться в отеле было совершенно нечем – впервые на памяти Соло его ухаживания игнорировал весь служащий персонал. Русский так и не вернулся в номер. Все это время он, скорее всего, плакался Габи, и Наполеон запрещал себе им мешать. Он ревновал к Теллер. За одно это его напарнику пора было сушить сухари. Звонок от Уэйверли стал спасением, потому что Соло был близок к тому, чтобы начать играть сам с собой в дурацкие шахматы. - Мы выезжаем... – он заглянул в номер Теллер. – Ох, прошу прощения! Я не помешал вам? Полуголый Илья сидел на постели, а Габи устроилась за его спиной. Соло потянуло расстрелять обоих в упор, но вместо этого он обольстительно улыбнулся. Илья поморщил лоб от его жеманства, а Габи сосредоточено покачала головой. Только сейчас американец заметил в ее руках бинты. - Я почти закончила, подожди немного… Наполеон прикрыл дверь и устроился в кресле напротив постели. Он склонил голову и заломил бровь, поглядывая на парочку. Сейчас торс русского был обнажен, и Наполеон мог второй раз в жизни оценить его мускулатуру. Если бы он знал, что здесь происходит нечто подобное, то пришел бы раньше. Отчего-то Илья казался смущенным его разглядываниями. Это никак не проявлялось – от слова «вообще». Но Наполеон догадывался об этом, потому что глаза Курякина больше не сверлили в нем дыры, а делали это в напольном покрытии. По идее, Соло должен был бы продолжить обличительную речь на тему их девичьих посиделок, но его остроты резко иссякли. Он просто смотрел, водя большим пальцем по губам. - Ну вот, готово, - доложила девушка и убрала ножницы и аптечку в шкафчик. Илья кинулся натягивать рубашку. Соло вспомнил о том, что в комнате были другие предметы для изучения. Теллер вздохнула. - Твой пиджак, - Наполеон протянул Курякину его вещь. – Мы должны выглядеть прилично на выставке. - Ты его погладил? – русский смотрел с недоверием. - Нет, - возмутился Соло, как если бы напарник спросил, могут ли сочетаться «Гуччи» и «Эрмэ». – Но ты и без того выглядишь плохо. Тебе нечего терять, поэтому не стоит заострять внимание на мелочах. Лицо Ильи вновь стало кирпичом. Наверное, он огрел бы Соло, но Габи вмешалась раньше. Девушка служила барометром в их взаимоотношениях. Она помогла Илье одеться, пока Наполеон ждал напарника у двери с самым безразличным видом. Он не прекращал ревновать. Если они в ближайшее время не подерутся – в Землю врежется метеорит и разнесет все к чертям вместо них. Они оставили апартаменты Габи и пошли к лифту в обоюдном молчании. Соло даже приблизительно не представлял, как они проведут ночь вместе, если сейчас, в трехметровой кабине лифта, им было тесно и неуютно. Уэйверли ставил какие-то эксперименты, проверяя с помощью их алиби разрушительную силу Курякина и выживаемость Соло. Для Габи журналистское прикрытие так же не изменилось, хотя теперь у нее отпала необходимость скрывать свое знакомство с ними. Легенду о романе между Ильей и Теллер они оставили в прошлой гостинице как дурной сон. Когда агенты вышли на улицу, гомофобные швейцары встретили их минутой скорби, а потом все-таки предложили помощь с транспортом. В Париже вечерело, и многие такси были заняты. До открытия фотовыставки оставалось меньше часа. - Сверимся, - начал Соло, чтобы не терять время. – Мы ушли от Бонне из-за твоей травмы плеча и ничего не знаем о случившемся, - Илья кивнул. – А еще мы подумываем о том, чтобы открыть собственную студию, и собираем информацию, - кивок. – Я только одного не пойму: что меня держит рядом с таким неудачником? Сам посуди, то ты «попадаешь под машину», то «роняешь на себя штангу». Не человек, а сплошное бедствие. - Любят не за успех, ковбой. Наполеон хмыкнул. Ему хотелось как-то поддеть русского, чтобы не оставлять последнее слово за ним, но к этому моменту к ним подъехало такси. Соло уже отучил себя кидаться распахивать двери перед напарником, так что гордо пошел к переднему сидению. Однако Илья помешал ему – самым неожиданным образом. Наполеон замер, поперхнувшись воздухом. Курякин сам открыл для него дверцу машины. Когда они успели поменяться местами?