Париж - город любви

- Жак Тиссо, действующий агент Центрального управления внутренней разведки Франции. Француз показал ему жетон – и Соло понял, что ему стоит предложить Уэйверли следующим в качестве нововведения в их организации. Значок у Жака был отличным. - Полагаю, мне представляться не имеет смысла? – Наполеон обреченно вздохнул. - Наполеон Соло, бывший агент Центрального разведывательного управления США, ныне действующий агент международной конкурирующей организации «А.Н.К.Л.», - отчеканил солдатик-Жак. - Конкурирующей? – эта часть информации отвлекла Соло от неприятного разоблачения. – Хочешь сказать, мы столкнулись не случайно? Они направились вниз, на первый этаж фабрики. Так как американец сумел все расчистить еще на пути наверх, их разговору было некому мешать. - Вашему руководителю был выставлен ультиматум: либо вы достигнете успеха, либо «А.Н.К.Л.» подвергнут реорганизации. Поскольку вы провалили первую часть задания и убили главных свидетелей по делу Бонне, правительство Франции было вынуждено вмешаться. Необходимость в «А.Н.К.Л.» была поставлена под сомнение, и в данный момент решается вопрос, получится у национальной безопасности справиться своими силами или ваша помощь будет незаменима. - То есть, мы должны первыми схватить флажок, чтобы нас не отправили по домам? - Да, - Жак остановился и заглянул за угол. Они были довольно близко ко входу, откуда доносилась арабская речь. – Я только прошу подыграть мне. Дальше действуем по обстоятельствам. - По рукам. Но ты будешь мне должен, если мы уйдем отсюда живыми. Жак кивнул и, передернув затвор пистолета, навел его на Соло. Американец послушно заложил руки за голову, как обыкновенный пленник. - Кстати, мсье шпион… – он остановился перед самым краем, поворачивая к Жаку голову и хитро прищуриваясь. – Габи знает о тебе? Француз молчал, демонстративно глядя в другую сторону. Лаконичный ответ. Соло догадывался о чем-то подобном – Теллер была слишком хороша в выборе чулок для обычной операции. Курякину не везло с компанией. Его окружали одни лжецы. Над Парижем светило яркое-яркое солнце. В туристическом кафе возле Эйфелевой башни толпился народ. Мимо по улице гоняли редкие машины. Город жил и дышал новым днем. Соло вздохнул и откинулся на спинку стула, тут же об этом пожалев. Со дня поимки сирийской группировки прошло чуть больше недели. С тех пор гематомы от пуль ныли и цвели на спине радугой, служа напоминанием о том, как любовь ЦРУ не смогла пробить его бронежилет под рубашкой. Наполеон заранее к этому подготовился, потому что не сомневался в способностях своего руководства разобраться с ним по-тихому. Ему не целились в голову только для того, чтобы вывести из строя и вернуть к себе под бок. Что ж, у них не вышло. То, как он шлепнулся с вышки в Сену, Соло считал позором для своей карьеры. Большим фиаско стал лишь тот случай, когда он приземлился ничком в мост, спасаясь с напарником от прихвостней Винчигуэрры. Его уход в реку тоже не был изящен: он больно ударился копчиком о металлическую трубу, в которую его утянуло под давлением насоса. Утешением стало лишь то, что ему хотя бы удалось вырвать у Жака камни, не оставив французам ни одного очка в этом марафоне – за такое в «А.Н.К.Л.» его должны были встречать с фанфарами. Однако возвращаться Наполеон не спешил. Для этого было много причин, начиная с опасений быть «добитым» ЦРУ или Курякиным, заканчивая тем, что Уэйверли нужно было время, чтобы натравить Англию и Францию на Штаты за их неуемную инициативу. И, помимо этих, у Соло была еще одна причина не торопиться. Обстоятельства сыграли ему на пользу – и теперь он был по-настоящему свободен. Соло забыл, как давно испытывал это ощущение легкости внутри себя. За ним никто не следил, его не могли подорвать на задание – он сидел под открытым небом, пил кофе с ликером и щурился от проникающих за очки солнечных лучей. Ему было забавно представлять, как ровно в этот момент правительство США спускает деньги на его поимку за рубежом или весь отдел ЦРУ скидывается на заказ торжественных похорон, пока он преспокойно пьет себе кофе. Их логика была понятна: он мог быть или мертв, или в бегах. И в Париже ему было совершенно незачем задерживаться. Все верно – он улетел бы первым же рейсом, если бы смог загнать камни покупателю. Но он не смог. Они были на лестнице, обдуваемой порывами ветра. Илья стоял напротив, несгибаемый и такой больной, что зверек, уже давно поселившийся в груди Соло, не находил себе места. Они о чем-то говорили – снова ругались – как вдруг нечто толкнуло Наполеона вперед, отчего они оба забыли из-за чего, собственно, устроили перепалку. Их глаза встретились. Наверное, будь у него шанс и не будь рядом Теллер, Соло поцеловал бы этого неотесанного истукана. Наполеон изначально планировал побег – садиться в тюрьму не входило в его планы даже пять лет назад. Избавиться от приклеенного маячка, спустив пиджак в водослив, было, несомненно, надежнее. Но плечи Ильи подрагивали от холода, а это был единственный способ не дать ему закоченеть... Соло не знал, в каком домике у моря отдыхали его мозги, когда он вручал русскому свою свободу. Курякин, конечно же, его надежд не оправдал. И вот прошла неделя: Илья лежал в больнице, ЦРУ плело Соло венки, Уэйверли и глава ЦУВР выясняли, кто же выиграл. А Наполеон, располагая финансами, которые обеспечили бы ему безбедные еще лет двадцать жизни, сидел под Эйфелевой башней и пил кофе за два франка. Почему? Хороший вопрос! Соло не хотел уезжать по той же причине, по которой не хотел возвращаться – Илья Курякин. Американец проделал весь этот долгий путь на волю, чтобы, получив желаемое, вдруг понять, что оно ему не нужно. Это был духовный кризис, который Наполеон топил в кофеине. Ему хотелось вернуться, и только упрямство: «Я же всегда желал большего!», гнало мысли о возвращении прочь. Внезапно череда его размышлений оборвалась – Наполеон почувствовал на себе чей-то взгляд. Не подавая вида, он огляделся. Кто-то раскрыл его? Но это же невозможно! Соло умело скрывался от преследования, потому что заранее приготовился к бегству и разработал план. Изображая непринужденность, Наполеон снял очки и улыбчиво подозвал официантку, у которой заказал круассан, а потом вместе с ней отошел выбирать сироп. Он попросил столик под крышей и поднялся на второй этаж, чтобы выйти на веранду. Сверху было видно всю расстановку посадочных мест. Никого подозрительного. Но рисковать – себе дороже. Смываться через туалет стало классикой, отчего Наполеон решил в этот раз воспользоваться чем-нибудь необычным. Например, найти рабочее помещение и выйти через гараж. Далее его путь лежал мимо фургона и мусорных баков – напрямик к ограждению зеленой зоны. Сзади послышался грохот – как будто кто-то стукнул по крышке бака. Наполеон вздрогнул и, мельком осмотревшись, ускорил шаг. Этот забор был не самым удобным для залезания, но, если он доберется до парка, затеряться среди деревьев будет проще, чем посреди открытой площади. Американец схватился за прутья, подтянулся и стал взбираться вверх. И тут кто-то выпрыгнул из-за листвы по другую сторону забора, схватил его за пояс и с силой дернул вниз, как котенка с ветки. - Popalsya, suka!.. Соло не успел вякнуть, как его руку, которой он попытался зацепиться за забор, отодрали и вытянули вперед. Американец поморщился от боли и не сразу заметил, что его запястье начали чем-то обматывать. Когда он потянулся к ножу, то его вторую руку точно так же лишили свободы, связав кисти вместе. Взбешенные глаза напарника уставились на него через прутья. Как Соло проглядел в кустах медведя?! Ему нужно было время, чтобы обдумать ходы отступления. - Если я не ошибаюсь, ты должен быть в больнице, – выдал Соло единственное, что пришло на ум. - Первый день как выписали, – поздоровался с его подбородком пистолет Курякина. Наполеон не знал, чем Илья обмотал ему руки, но этот резиновый трос тер кожу и не позволял выкручивать кисти. Соло кисло улыбнулся, бесполезно дергая руками, прочно прикованный к решетке. - Позволь мне предположить: тебя послал Уэйверли? - Не угадал. Это моя личная инициатива. В этот раз мы разберемся без никого, – предохранитель щелкнул возле кадыка Наполеона, и улыбка американца сделалась нервной. – Где ты прячешь камни? Соло долго бегал глазами, а потом все же позволил себе столкнуться взглядом с русским: «Если я скажу, ты убьешь меня?» – «Не сомневайся». - Для человека, который считал, что я мертв, ты не выглядишь обрадованным встречей. От его замечания в глазах Ильи что-то поменялось – они стали темными и неспокойными. Соло силился прочитать в них что-нибудь еще, но Курякин вовремя моргнул. А потом он надвинулся на него, и Наполеон испытал облегчение от того, что их разделял забор. - Я верил в твою смерть три минуты, – пистолет жестче прижался к подбородку. – А потом вспомнил, что говно не тонет. Найти тебя по запаху было еще легче. Где камни? - Откуда такая уверенность, что они у меня есть? «Не катит», – Илья дернул уголком рта, отметая отговорку. - А что, если я солгу? – Соло заломил бровь, оставаясь невозмутимым и очень надеясь, что кто-нибудь из персонала кафе выйдет за мусором или вызовет полицию. – Ты убьешь меня, а потом будешь допрашивать труп? - Я всегда знаю, когда ты врешь, – фыркнул Курякин, сощурившись. – Ну, говори. Русский смотрел на него с отчуждением, будто это была их первая встреча в Берлине. Наполеон сглотнул, чувствуя, что пытается найти выход из тупиковой ситуации. Он рассчитывал удивить напарника своим воскрешением, а не получить от него билет на тот свет. Хорошо, если русский хотел правды… Соло вздохнул, это было тяжело. - Прости. - Что? – Илья дернул носогубными складками и угрожающе ткнул пистолетом. – Болтай по существу, ковбой. - Прости, что заставил тебя волноваться. - Проехали. Второй раз этот номер не сработает. Не изгаляйся. - Раз ты собираешься меня убить, дай хотя бы выговориться перед смертью! – совершенно оправданно возмутился Наполеон. – Дело в том, что я торчал в этом гребаном Париже, по всей видимости, ожидая именно такого конца. - Ты жалок. - Благодарю за весьма точную оценку. Не могу в это поверить, но наши мнения совпадают. У Наполеона никогда не получится объяснить это даже самому себе. Что он сейчас делал: тянул время, пытался разжалобить Илью или говорил искренне, потому что молчать не получалось. Пожалуй, все сразу. Курякин равнодушно наблюдал за его попытками обрести смысл жизни перед смертью, а потом перехватил рукоять пистолета и убрал его за пояс. Он по-прежнему берег левую руку. - Хорошо, я буду ломать тебе пальцы. У тебя десять попыток. Когда ладонь обхватила его среднюю фалангу, Соло невольно дернулся назад, но забор был холоден и непреклонен, как и Илья. - Ладно-ладно! Я не вижу смысла мучиться, если итог один, – Курякин выпустил его, и Соло расслабил плечи, привалившись лбом к зазору между металлических прутьев. Он назвал местоположение тайника, не испытывая больше ничего под этим давящим и бесчувственным взглядом. Соло выругался, потому что сейчас ему безумно хотелось удрать и пожить подольше – но он был пойман, гораздо раньше того, как напарник пристегнул его к забору. «Пора с этим заканчивать», – они не говорили этого; просто Илья приставил к нему пистолет, а Соло вздохнул. - Знаешь, я действительно не против, если это будешь ты… Его слова заставили Курякина изобразить усмешку, а потом русский нажал на спусковой механизм, не изменившись в лице. ДЫЩ!! В очередной раз что-то грохнуло по мусорному баку. Бездомная кошка со второй попытки выпрыгнула из-под крышки на асфальт. - Ты слышала, где тайник. Вызови сюда УВМР. Габи, оторвавшись от ствола дерева, скрылась за кустами. Солнце светило все так же ярко. Эйфелева башня бросала на площадь свою изорванную тень. - Nu ty i pizdyuk. Наполеон с трудом поверил в то, что его плечи обвила тяжелая рука, а к носу прижалось знакомое тепло. Он был жив. Его руки оставались примотанными к забору, но это не помешало американцу, стиснув кулаки, вжаться всем телом в изгородь, не имея другого способа ответить на объятие. Дыхание Ильи согрело кожу возле его уха, и Соло зажмурился. Все это время он не дышал – а теперь придушенно всхлипнул. Русский выронил на землю незаряженный пистолет. Где-то за их спинами мяукала бездомная кошка и цвел раскидистый шиповник. Лжец. Курякин тоже был лжецом. Но Соло еще никогда не был так этому рад.