***
Проснулся я оттого, что приоткрылась моя входная дверь. И, как обычно, тут же вскочил, взмахнув ножом в воздухе. Я с ним не расстаюсь даже во сне. Набрав в грудь побольше воздуха, я снова уронил голову на диванные подушки. Я редко сплю в спальне наверху — чего ради? Бросив взгляд на кухню, я там заметил Пита, который расчищал местечко для буханки хлеба. Достав нож из кармaна фартука, он нарезал хлеб и раскладывал куски на тарелку. — Когда ты в последний раз ел? — спросил он, подходя к месту, где я валялся. Вечно все тот же вопрос. — А когда ты в последний раз готовил? — прорычал я свой обычный в таких случаях ответ. Пит усмехнулся и протянул мне тарелку. На ней лежал хлеб с орехами, мой самый любимый. — Вот почему я терплю твое присутствие, — сказал я, откусывая от ломтя. Пит взмахнул рукой в воздухе, пытаясь стряхнуть что-то, что у ней прилипло. — Тебе определённо не помешало бы почаще чистить зубы. — Я на жидкой диете. Не так уж часто я и пользуюсь этими зубами, — сказал я, не прекращая жевать. Пит же направился обратно к двери и прислонился к косяку. — Думаю, лучше я постою здесь. — Ладненько. Не хочу, что ты принялся меня лапать. Я всё-таки не Китнисс. А то вы вечно вы с ней виснете друг на друге. — Не волнуйся. Вряд ли я когда тебя с ней спутаю, — сказал он. И я заметил некое мерцание в его светлых глазах, а на лице — самодовольную ухмылку. — И что такое? Ты что, только что присунул или типа того? — посмотрел я на него подозрительно. Пит лишь рассмеялся. — Или типа того, — стал он меня дразнить. Я вновь на него взглянул, оценивая то, что вижу. Он выглядел здоровым, полным жизни, являя собой ожившую картину молодости и бьющей через край энергии. Даже волосы были недавно подстрижены — удивительно, что он позволяет Китнисс приближаться к себе с чем-то острым в руках. Щеки у него были румяные, хотя лето уже закончилось и в воздухе дохнуло холодком. Какая огромная разница в сравнении с тем, каким он был, когда только сюда вернулся. Ни того затравленного взгляда, ни землистого цвета лица, ни мешков под глазами. Все у них с Китнисс шло как нельзя лучше, и я склонен был за них порадоваться, хоть никогда и не сказал бы им об этом. — Ладно, проехали. Что это ты такой радостный? — Кое-кто скоро приедет к нам в гости. — Правда? Что-то я ничего подобного не припомню, — я все еще наслаждался вкусом хлеба. — Это сюрприз. Вчера нам позвонила некая особа, которая ужасно хочет нас повидать. Она слышала об открытии пекарни и просто не смогла удержаться от того, чтобы не отправиться к своим ненаглядным влюбленным, — он сказал это с такой интонацией, так что я даже поежился. Я чуть не подавился хлебом, когда понял о чем это он. — Ты шутишь. — Не-а. Она приедет в конце недели и у нас будет важный-преважный день вместе, — он многозначительно взмахнул рукой, едва сдерживая веселье, а мне становилось все больше не по себе. Вот же дерьмо. Черт. Только не Эффи. — Вот что получаешь в итоге, когда спасаешь людям жизнь. Они все время околачиваются возле тебя, — проворчал я. Беда не приходит одна, верно? Эффи. Даже хорошая выпивка мне тут вряд ли чем пособит. — Она будет жить в соседнем доме с твоим. Сегодня там кое-кто придет навести порядок, просто чтоб ты знал, — сказал он и ухмыльнулся. Плечи чуть дрогнули от сдерживаемого смеха. Что за напасть. — И что тут, черт возьми, такого смешного? — выпалил я. А так как я уже наелся, то отшвырнул от себя тарелку, и она проехалась по кофейному столику. — На это будет крайне забавно поглядеть. В кои-то веки не мы с Китнисс будем тебя развлекать, — он отлип от косяка, к которому прислонялся. — Хочешь, Сальная Сэй поможет тебе разгрести все это свинство? Эффи удар хватит, когда она увидит подобный бардак. — Эй, да мы с ней не вчера познакомились. Она знает меня как облупленного. И вообще, пока тут срач, она будет держаться отсюда подальше, — злобно заворчал я, а потом вздохнул. — Но ты можешь прислать кого считаешь нужным. — Ладно. Китнисс пойдет на охоту, а я - в город, посмотреть что за миксеры мне прислали. Приходи на обед, — искренне сказал Пит. Даже будучи в растрепанных чувствах я не собирался отказываться от вкусной домашней еды. — В обычное время? — пробормотал я. — Ага. Ну, увидимся, — он завернул хлеб в тряпицу и удалился. Я провел рукой по волосам и пальцы запутались в колтунах. В последний раз, когда я видел Эффи, она была подкошена процессом над Цезарем Фликерманом, Клавдием Темплсмитом и прочей капитолийской швалью, замешанной в создании Игр. Теперь она — сотрудник компании Кэпитол Продакшн, устраивает жизнь других людей. Насколько я знаю, она и впрямь интересовалась пекарней и искренне была привязана к Китнисс и Питу, но я подозревал, что приезжает она не только из-за них. Может, она и вела себя легкомысленно, но при этом была весьма проницательна. Хотя и добилась совершенства в капитолийском искусстве не во что особо не вникать. Как и сказал Пит, какие-то люди заявились, чтобы привести в порядок дом по соседству. Я наблюдал за тем, как они вытряхивали ковры, чистили и выбивали пыль, мыли крыльцо и заносили внутрь еду и всякое прочее. И чем дольше это продолжалось, тем сильнее портилось у меня настроение. Потому что вероятность, что все это было глупой шуткой, теперь сводилась к нулю, раз кто-то действительно вылизывал этот дом. Теперь мне придется обитать бок о бок с Эффи. После стольких лет, когда мы вместе с ней возили детишек на смерть, у нас с ней воцарился хрупкий мир. Мы далеко не всем друг с другом делились: с одной стороны она была не очень-то склонна к серьезным разговорам, с другой — я сам не был расположен выслушивать сопливые излияния о том, что там у кого-то на душе. Мне было предельно ясно, что за дерьмо творится, и какова моя в этом роль, ну, и о чем тут было говорить? Кроме того, меня несколько отвлекала революционная заварушка. И мне было недосуг вникать, что там творится в ее головке, под париками всех цветов радуги. Я задремал на кресле. Позже я наверняка буду жалеть, что не прикончил остатки своей бутылки. И стоило мне закрыть глаза, как я увидал её. Длинные, прямые темные волосы, сияющие серые глаза с синеватым отливом — это видение без остатка меня захватило. Она была так молода, всего шестнадцать лет, и во сне я тоже был молод. И еще не случилось ни Жатвы, ни Игр, которые привели к её смерти. Видно, она была все же полукровкой, ведь, хотя у нее и была типичная для жительницы Шлака внешность, кожа ее была гораздо светлее, чем у меня, далеко не такая смуглая. У нее была лебединая шея и длинные-предлинные ноги. Я помнил все о ней — от пальчиков на гладких ногах до круглого личика и подбородка с маленькой ямочкой. Какой у нее был приятный на ощупь живот, когда я ложился на него щекой, как пахла ее кожа — лесом, углем, листиками мяты. Даже во сне у меня стеснило грудь, и я лишь надеялся, что сразу же проснусь. Как живая. Тогда меня не одолеет снова желание, тоска — тоска по ней, которую я никогда не смогу утолить. Я пытался вырваться из объятий сна, но оттого, что я пил какую-то дрянь, я не мог проснуться, сон был слишком глубок. Во мне поднималась паника, связанная с моим видением, и я пытался его отогнать. Я не хотел снова это переживать. Не хотел снова бродить бесконечно, пытаясь уловить ее образ повсюду, во всем, даже в желудях, которые упали на землю. Проклятые капитолийские мрази! Даже спустя вечность лучше мне не становилось. Я так скучал по ней, как будто бы она только что меня покинула. Все было так же. Как удар под дых. В своем сне я подходил к ней и ощутил ее в своих объятьях. После стольких лет мое тело все еще помнило, как ее волосы щекотали мой подбородок. Я хорошо знал этот сон, он повторялся многие годы, хотя и с кое-какими вариациями. Помня, что случится дальше, я вцепился в нее, позволил себе дотронуться до ее лица, дразня ее губы указательным пальцем. Я был во сне намного мягче, нежнее. Мне было легче быть уязвимым. И когда я ее поцеловал, гладкие, наши с ней юные губы задвигались в страстном танце. И тут она начала испаряться. Мы были с ней будто одним целым, но ее вырвали у меня из-за того, как я посмел выжить, за то, что посмел бороться за жизнь любой ценой. Разве не за этим они бросили меня на арену? Я прежде часто бушевал во сне от гнева, призывая Клариссу. Лучше бы я всю ночь погружался в беспросветную мглу. Все лучше, чем искать ее и не находить. Все равно ее было не сыскать. Бессмысленно было и пытаться. Я просто позволил сну окутать меня как облако пепла и дыма, пока глаза не открылись и не увидели вновь этот опустевший мир. Когда я сел, я тут же схватил бутылку и залпом осушил ее до дна.***
Я неспешно направлялся к Питу, хотя время обеда еще не пришло. Можно было бы еще поторчать дома, после того, как я проснулся, но я знал — предаваясь одиноким размышлениям только еще больше растравлю себя, а я и так был не в духе. Гуси сегодня что-то расшумелись, так что я запер ворота, чтобы они не разбрелись по всей Деревне. Стоило мне подняться по ступеням их дома, и через щель в приоткрытой входной двери мне в нос ударил аромат запекаемой рыбы. Я пошел дальше, аккуратно притворив дверь за собой, на этот аппетитный призыв. Желудок уже урчал от одного только запаха, и я так им увлекся, что заметил их только оказавшись на пороге кухни. Пит был прижат спиной к холодильнику, и ладонь Китнисс шарила у него в штанах. Пит крепко обхватил ее руками, они яростно целовались и были настолько поглощены друг другом, что не заметили моего присутствия. Ох, а я-то собирался получить удовольствие от подобного зрелища. — А вы, ребята, я смотрю, сегодня начали с десерта? — сказал я максимально громко, разве что не крича. Китнисс подпрыгнула чуть ли не на метр от земли, а Пит залился таким густым румянцем, что стоило опасаться — не порвется ли у него какой-нибудь сосуд. Да, ради таких моментов я и живу. — Я подожду там, — ухмыльнулся я, направляясь в гостиную. — Не забудьте помыть руки. — Тебя не учили стучаться? — воскликнул в кухне распаленный Пит. — А вас не учили закрывать дверь? — парировал я. Я слышал, как они возятся, приводя себя в порядок. Ещё до меня доносилось недовольное бормотание Китнисс, и рокочущий голос Пита, который пытался ее утихомирить. Видно, это она оставила дверь открытой, так как ей было уже невмоготу запустить кое-куда руки и далее по списку. Какие же они были милые. И сколько раз уже я заставал их обжимающимися в саду и на крыльце? Но сегодня вышло просто нечто. Чуть позже, сидя за столом и передавая мне блюдо с рыбой, Китнисс отчаянно избегала зрительного контакта. Я осторожно обсасывал рыбьи кости. — Вкусно, — сказал я, не прекращая жевать. – Но, бьюсь об заклад, вы оба на вкус еще лучше, — добавил я, чтобы её позлить. Вилка из ее руки со звоном упала на тарелку, у нее покраснела даже шея. — Можешь ты просто есть? — пробормотала она. — Да это просто чудо, что я еще в состоянии есть. Так вы травмировали мою психику, — продолжил я её подкалывать. Серые глаза, которыми она меня сверлила, полыхали гневом. — Знаешь, если тебе что-то не нравится, можешь взять и засунуть это себе в… — Китнисс! — воскликнул Пит, прервав её тираду. А я просто зашелся от хохота. Черт, мне и впрямь нужно было сегодня посмеяться от души. — Я просто сказал. Не хочу, чтобы микробы и всякое такое… — Хеймитч, в следующий раз стучись, ладно? Возьми это себе за правило, даже если дверь открыта, — Пит явно на меня давил. — Хорошо. Но помните: гигиена — превыше всего. Китнисс прожгла меня убийственным взглядом. Уверен, не сиди рядом с ней Пит, и она могла бы запросто ткнуть в меня вилкой. Ухмыляясь, я продолжил есть. Из этого лимона я уже выжал весь лимонад, какой мог. Обедали мы в тишине. лишь Китнисс время от времени бросала на меня взгляд, прежде чем вернуться к трапезе. Молчание нарушил Пит. — Эффи хочет нам помочь с открытием пекарни, — произнес он. Китнисс лишь тряхнула головой, все еще избегая встречаться со мной глазами. — Нам это совсем не помешает. — Когда у вас это дело намечается? — спросил я. — Мы думали, стройка продлится до декабря, но все неожиданно ускорилось, мы у строителей, видимо, на особом счету, так что мы планируем открыться к Празднику Урожая, — пустился в объяснения Пит. — Но это все равно еще через месяц с лишним, — и какого черта она приезжает на месяц раньше? Он лишь пожал плечами. — Понятия не имею, но мы надеялись, что ты ее займешь как-нибудь. Нам так много всего нужно сделать, и мы не против ее присутствия, но ты же знаешь, порой её бывает слишком много… — Я? Она вообще-то ради вас приезжает, — возмутился я. И тут Китнисс наконец подняла на меня глаза, и ее угрюмость прорвала легкая усмешка. — Да, но вы же ней старые приятели не разлей вода. У нас с Питом будет сумасшедший месяц, и ты же знаешь, до чего она бывает чувствительна. Ей понадобится ее собственный сопровождающий, — она смотрела на меня не отводя глаз, и в этом взгляде запросто читалось: В расчете, сукин сын. Я состроил мрачную мину. — Не собираюсь я с ней нянчиться. Я столько не выпью… Пит обернулся ко мне. — Мы не просим тебя быть нянькой. Мы рады, что она приедет, и будем с ней проводить время. Но ты же знаешь, она склонна во все совать свой нос, все проверять, если ей дать это делать. Просто помоги нам в этом смысле, хорошо? Я был готов порвать их за это. Но, честно говоря, я не мог бы отказать Питу, когда он о чем-то просит. Может, дело было в том, насколько самоотверженно, бескорыстно он любил Китнисс, или в том каким честным, не поддающимся дурному человеком он был, или в том, как он обо мне заботился, несмотря на всю безнадегу моей жизни, но этот малыш проник мне в самое сердце. Однако я не собирался так легко с ним соглашаться. Не стоило раскрывать свои карты, давая понять, что я готов плясать по его дудку как влюбленная девочка. — Я буду делать это от случая к случаю. Идет? — уступил я. Пит просиял такой дурацкой широкой улыбкой, как будто только что развернул подарок, о котором только и мечтал. — Только об этом мы тебя и просим, правда, Китнисс? Она все так же пялилась на меня через стол серебристыми, как ртуть, и такими же, как она всепроникающими глазами. Она меня насквозь видела. Как всегда. После Клариссы, она была первой, кто сразу же меня раскусил. — Только не оставляй её с нами наедине, — взмолилась она. — Кроме того, у нас есть ящик кое-чего стоящего твоего внимания в подполе. Вот так они меня в это и втянули.***
Нагрянула она в пятницу вечерним поездом. Не знаю, чего я ждал, но вид женщины, которая вышла из вагона, меня удивил. Вместо броской карикатуры, которой она была когда-то, теперь это была просто миниатюрная особа лет сорока. Я даже не сразу ее узнал, потому что прежде спрятанные под париком и забранные кверху волосы - как оказалось, блондинистые, даже льняные - теперь струились по плечам. Она оставалась ухоженной и хорошо одетой: тесно облегающий девичью фигурку синий костюм с золотыми пуговицами, наманикюренные пальчики, тщательный макияж. Но даже в нем сквозила некоторая сдержанность, так что главным украшением этого четко очерченного лица теперь были блестящие, как бриллианты, голубые глаза. Прежде я никогда не замечал ее прозрачных светлых глаз. Может, они и не могли сравниться по голубизне с небесными очами Пита, и все же они потрясали своей чистотой. Мне вдруг стало не по себе, и я весь внутренне напрягся от того, насколько она была теперь другая. — Ну, поезда нынче уже не те, что прежде. Сервис нынче такой… — она недовольно сморщила личико, — ненавязчивый. И она отряхнулась, прежде чем расцеловать Китнисс в обе щеки, да так крепко, что я, наконец-то, узнал в ней прежнюю Эффи. Держа нашу подопечную за плечи, она обозрела ее с ног до головы, включая хлопчатые мешковатые штаны, и утепленную рубашку с длинными рукавами и V-образным вырезом — этот наряд идеально подходил для охоты по осени, и Китнисс так все время ходила. Эффи же зацокала языком. — Нам нужно сделать что-нибудь с твоим гардеробом, дорогая, — Китнисс закатила глаза, адресуясь к рядом стоящему Питу. Эффи же, повернувшись к мальчишке, тут же растаяла. Принялась целовать в знак приветствия и его тоже, поглаживать его лицо своей маленькой ручкой, но была к малышу гораздо снисходительнее. — Мой, мой… — вот всё, что она смогла поначалу выдавить, заметно тронутая его появлением. — Ты выглядишь гораздо лучше, чем в нашу последнюю встречу. Хороший мальчик, — Эффи уплыла от него прочь, оставив Пита озадаченным, но польщенным. Мне же она лишь сухо пожала руку. — Ну, Хэймитч, тебя приятно видеть как всегда, — улыбка у нее была вымученная, но, честно говоря, раз речь шла об Эффи, я мог с это пережить. И буркнул что-то в ответ. Мы все пошли прочь, но на выходе со станции она вдруг остановилась. — У нас будет машина? — спросила она. Китнисс смерила ее убийственным взглядом. — Хм, нет. Тут можно дойти пешком. Дистрикт Двенадцать не такой уж и большой. — Ох! — выпалила она, обернувшись на каталку, которой я до этого не замечал. Та была с горкой завалена багажом. — Но как я дотащу вещи до Деревни Победителей? — сказала она, принюхиваясь, как будто это был самый важный вопрос на свете. Мы же втроем просто стояли и разглядывали гору чемоданов, поражаясь, что кому-то нужно столько вещей не то что на целую жизнь, а всего на месяц. Пит был вынужден в итоге вызвать грузовик, чтобы доставить все это на место. Когда этот драндулет прибыл, глаза Эффи еще больше расширились: — А это безопасно, ехать на таком? — она тяжело задышала. — Мы прогуляемся. А он привезет наши вещи, — объяснил Пит с безграничным терпением. — Я бы с большим удовольствием проехалась, если вы не против, — фыркнула она. Китнисс в ответ произнесла самым мягким голосом. — Хорошо, Эффи, поедешь в кабине с водителем. Мы объясним ему, как проехать к твоему дому. Как устроишься, просто заходи к нам. У нас позади дома белый забор. Эффи посмотрела на грузовик так, как будто он кишел вредителями. А мы поспешили закинуть её багаж в кузов. И, пока Пит объяснял шоферу что к чему, она успела забраться в кабину с предельно недовольной миной. Стоило грузовику скрылся из виду, и мы молча переглянулись. — Мать твою, — вот и все, что я смог из себя выдавить. Пит уже был не в силах сдерживать веселье и широко нам улыбнулся. — Пусть привыкает к сюрпризам. Мы же не в Капитолии! — все еще усмехаясь, он взял Китнисс за руку, и мы потащились обратно в Деревню. — Не возьму в толк, отчего она не остановилась в гостинице в городе? Ей всяко было бы там приятнее, — заметила Китнисс. Я ничего не ответил, ведь у меня у самого накопилось немало вопросов, и я собирался найти на них ответы.***
Эффи пожаловала прямо к ужину, разряженная в пух и прах, сменив свой костюм на розовое трапецевидное платье с черным лакированным пояском и гармонирующих с ним туфлях на шпильках. Тонкие руки были затянуты в черные длинные перчатки, доходившие ей до локтей. Обувь была не столько экстравагантна как прежде, но высота каблуков все равно впечатляла. Хотя мне было даже жаль, что она больше не таскается на тех гигантских ходулях. Шагая по травке она бы наверняка навернулась, а я бы от души посмеялся. Китнисс тоже расстаралась в плане одежды по такому случаю и превзошла сама себя, нацепив длинный зеленый свитер с лосинами и стильными ботинками. Эффи снова смерила ее взглядом с макушки до пят и одобрительно кивнула. Потом она направилась в их незамысловатую бежево-зеленую гостиную. Пит и Китнисс уже успели отодрать прежние обои и перекрасить комнату в любимые цвета нашей охотницы, напоминающие ей о покое и уединении в лесной глуши. Столовая на первом этаже, где мы на сей раз обедали, ибо был особый повод, тоже претерпела изменения и теперь была желто-оранжевой, как на самом деле и многие другие уголки их дома — я только сейчас это заметил. Эффи прямо-таки рассыпалась в комплиментах. Войдя через арку на кухню, она сладко запричитала: — О, Китнисс, этот дом просто очарователен. Ты должна провести мне по нему экскурсию. Так здорово подобраны цвета! Китнисс обменялись многозначительными взглядами с Питом, прежде чем вновь повернуться к Эффи, и с заметной гордостью поблагодарила её. — А ваша кухня! Пит, ты оборудовал ее по последнему слову техники, тут есть все на свете, — она потрогала самый маленький из его миксеров, обе встроенные духовки, гранитные рабочие поверхности. — Все очень профессионально. Не могу дождаться знакомства с твоей пекарней — представляю, какая там красота. — На самом деле мы сейчас еще работаем над эстетической составляющей. Сначала надо закончить с установкой оборудования и зонированием, — объяснил Пит. — Ну, я бы приглядела за оформлением помещения по моде. Я в этом знаю толк. У меня возле дома есть отличное кафе: хрустальная люстра, скатерти с ручной вышивкой, дизайнерские чашки. Такое очаровательное местечко! — она захлопала в ладоши, а Пит заметно побледнел. — Дистрикт Двенадцать — не то местечко, где можно повесить хрустальную люстру, и сделать вид, что так и надо, — пробормотал я. Китнисс, услышав это, захихикала, видно, представив кого-то вроде Сальной Сэй в растерянности глядящую на кружева и веселенький, аж обхохочешься, ситчик. Пит явно облегченно выдохнул оттого, что тема люстры в пекарне сама собой сошла на нет, и вернулся к приготовлению ужина. — Конечно, но еще никому не мешало хотя бы отчасти показывать класс, — упорствовала Эффи. — Пит собирается сохранить тот же стиль оформления, что был в прежней пекарне, — резко бросила Китнисс. — У нас будут столики, за которые люди смогут присесть, выпить кофе, чай и всякое такое, но это все еще пекарня. Мы там повесим кое-какие его картины, но все будет по-простому, — она слегка улыбнулась Питу, расставляя на столе приборы. Эффи лишь пожала плечами и, осторожно стянув перчатки, ловко стала помогать с сервировкой. Такая непринужденная демонстрация навыков ведения домашнего хозяйства с её стороны полностью застала меня врасплох. Я-то считал, что Эффи привыкла, чтобы ей прислуживали, а сама и палец о палец не ударит. Даже Китнисс заметно опешила от этого предложения помощи, и просто передавала ей из рук в руки тарелки, вилки, салфетки. Пит в этот вечер колдовал над кабачковым хлебом, и жареными перепелами с овощами нового урожая, которые сам же и вырастил. Еще он приготовил целую корзинку сырных булочек и даже мусс на десерт. Я вынужден признать — этот малыш король кухни. Еще на столе появилась пара бутылок красного вина, прямо из Капитолия, под названием каберне совиньон, как дополнение к превосходному ужину. Я постарался поставить одну из бутылок поближе к себе. Эффи потчевала нас рассказами о переменах в Капитолии, например, о приватизации средств массовой информации, ЖКХ и прочих предприятий, которые работают на благо общества. Некоторая часть местного истеблишмента имела несчастье утратить монополии, но они были теперь не в том положении, чтобы качать права перед нынешнем правительством. Китнисс и Пит, похоже, не очень секли о чем это она толкует. В Дистриктах вообще мало кто понимал все эти термины, типа «частный» и «общественный», так что все это было для них пустой звук. Надо отдать им должное, они при этом умудрились скрыть от гостьи, что тема ни в малейшей степени им не интересна, так что она увлеченно продолжала болтать. В частности, об изменениях в общественном сознании в Капитолии: — В Министерстве образования сейчас переписывают учебники истории для средней и старшей общеобразовательной школы. Раньше в них была сплошь идеология, пропаганда. Наша студия сделала серию документальных фильмов об искажении учебных материалов, и они вызвали огромный интерес аудитории, — Эффи гордо заулыбалась. — Припоминаю, что видел пару-тройку серий, — вставил Пит, — Полагаю, все это было шоком скорее для капитолийцев, чем для тех, кто живет в Дистриктах. Голос Эффи посерьезнел. — Мы все учимся приспосабливаться к этой новой реальности, — она со значением посмотрела на Пита. — Безгласые были освобождены из кабалы специальным постановлением правительства. Они теперь ходят в специальные школы для немых, учатся общаться знаками, чтобы потом они могли снова влиться в общество. Конечная цель — полная реинтеграция. Согласно новому трудовому законодательству, каждый, кто работает может рассчитывать на минимальный размер оплаты труда, и на прожиточный уровень. Мы и об этом снимаем фильмы, — я заметил, что Китнисс схватила Пита за руку, а сам он опустил глаза в пол, и на его лице отразилось неподдельное страдание. Ему довелось видеть как Дария и еще одну безгласую пытали и замучили до смерти, так что, хоть Эффи и не хотела его задеть, ей это удалось —, а я так и не успел пнуть ее под столом ногой. — Эти перемены тяжело дались многим капитолийцам, которые привыкли к совсем иному порядку вещей, — заключила Эффи, размахивая рукой с зажатым в ней бокалом вина. Китнисс смерила ее тяжелым взглядом, но промолчала. Я был почти впечатлен тем, как она сегодня вечером умудрялась держать себя в руках. Обычно она не стеснялась в выражениях, если что было не по ней. Хотя, должно быть, слушать, как капитолийка рассуждает о том, как им там «тяжело дались перемены», было для неё по меньшей мере оскорбительно. А я-то думал, что я самый главный придурок за этим столом. — Полагаю, все это не сравнится с необходимостью хоронить останки своих бывших соседей в общей могиле и отстраивать заново весь Дистрикт. Вот что я назвал бы «тяжело дались перемены». Стоило мне это произнести, и вся кровь отлила от лица Эффи. Ее голос стал совершенно нетипично для нее напряженным. — Я не утверждала, что наши нынешние трудности могут сравниться с тем, что переживают в Дистриктах. И мне не нравятся намеки, что я, мол, не сочувствую тем жертвам режима, которые и сейчас продолжают страдать. Но есть вещи, в которых обе стороны должны идти друг другу навстречу, и не все из них такие уж безболезненные, — никто из нас не знал, куда девать глаза после такого заявления. Китнисс потянула Пита за рукав, когда вставала, чтобы собрать грязные тарелки. И он был явно благодарен за возможность к отступлению, когда последовал за ней на кухню, чтобы принести десерт. А я просто смотрел на нее, меряя глазами. Было что-то в ее речи, что давало мне понять — высказывается она отнюдь не только теоретически. Она встала, чтобы отнести свою тарелку на кухню, но я ее остановил, коснувшись ее руки. — Что происходит, Эффи? Ты ведь здесь не только ради пекарни? Она заметно вздрогнула и снова уселась за стол. И снова запела явно с чужого голоса: — Мне нужно собственными глазами убедиться, что с ними все в порядке. Или, ты думаешь, я тут ради Плутарха? — она как будто иронизировала. — Возможно, я готовлю один из тех супер-роликов, в которых ты так преуспел во время Революции. Ты это хочешь от меня услышать, Хеймитч? Так тебе будет проще потешаться над глупой Эффи за моей спиной? Её гнев застал меня врасплох. — По любому, за что ты так дуешься? Вообще-то тебе надо было бы сказать спасибо, что ты не сгнила в капитолийской тюрьме. Или еще чего похуже. Она шумно вдохнула. — Я очень сильно на тебя дуюсь, но сейчас я не собираюсь это обсуждать. Я хочу провести приятный вечер в обществе Пита и Китнисс, потому что я некогда полагала, что больше уже их не увижу. И если кто и должен кое-что объяснить, то это вы, мистер! А теперь, дай-ка мне отнести все это, пока я окончательно не расстроилась, — она гордо задрала нос, собрала тарелки и потащила их на кухню. Я слышал, как они втроем там весело болтают, как бежит из крана вода, как время от времени раздаются взрывы смеха, но даже не пытался уловить, о чем они болтали. Ясно было, что нынешняя Эффи совсем не та, что прежняя, и, видно, у нее были со мной счеты. Следующий месяц обещал быть долгим.