Вожделение

Вторник. Если не имеешь односложной, понятной цели к жизни, то можно ли говорить, что ты существуешь? В чем заключается твоя цель? Ты можешь ответить на этот простой вопрос? Не слишком ли мелка твоя цель? Что в ней заключается? Любовь? Семья? Учеба? Карьера? Свобода? Жизнь? Мелко. Это всё слишком мелко. Господи! Черт! Швыряю бутылку виски куда-то на пол, она катится с оглушительным лязгом по новенькому блестящему паркету. Не дай бог мне еще раз окунуться в эти дебри размышлений. Разве это имеет смысл? Загвоздить себя мыслями, которые были не подвластны даже великим философам Греции. Очнись. В стакане еще плещется остаток янтарной жидкости на два пальца. Приканчиваю. Трель звонка в домофон. Нажимаю кнопку. Тащи сюда свою задницу. Его каблучки глухо стучат по лестнице, поднимается он довольно медленно; я открываю дверь, рассматривая его ленивую фигурку. Он похож на девочку. Его шаг схож с шагом пантеры, которая подкрадывается к своей добыче: каждый шаг плавен, движения отточены, неотрывно смотрит на меня, следит, выжидает удобный момент напасть. Еле заметная улыбка появляется на его лице, он закусывает свою нижнюю губу, неподатливая челка падает, прикрывая его высокий лоб. Одет он в темные зауженные джинсы, с небольшими потертостями и дыркой у правого кармана. На нем светло-голубая рубашка с какими-то незаметными белыми вставками, как будто тонкие полоски из белой нитки; пуговицы застегнуты почти до самого ворота. Небольшие коричневые башмачки и такого же цвета пояс. Он остановился передо мной в нескольких шагах, но я уже чувствовал его аромат: он не женский, но и не мужской, словно какая-то смесь пряностей. Я прохожу глубже в квартиру, оставляя дверь приоткрытой, кидая ему мимолетное: «закрой за собой». Слышу его шумный выдох, щелчок двери, закрытой на два оборота. Молчит, скидывая с ног обувь. Прохожу в комнату, загоняя ногой банку виски под кровать. Он проходит следом, останавливается около стола, наклоняется на край своей поясницей, выгибаясь легкой дугой. Стою спиной к нему, говорю: Я вечность с тобой не трахался. Молчит, словно рыба. Майки – это моя рыбка. Одна эта мысль заводит. Я тебя слышу, не нужно играться со мной. Что-то похожее на мычание вырывается из легких малыша. Я представляю, что он уже давно ни с кем не разговаривал, кроме своего кота, поэтому его губы отвыкли открываться и произносить членораздельные звуки. Майки? - Поворачиваюсь лицом к нему, вынимая из пачки одну сигарету, прикуриваю её, вдыхая дым в легкие. Он наклоняет вдруг голову вниз, его взгляд проходится от пола по моим ногам в самое нутро: я больше к тебе не приду. Хорошо. Это твоё решение. Чувствую ли я что-нибудь? Что-то чувствую. Подхожу к нему ближе, положив одну руку на его плечо, чувствую его вздрагивающее теплое тельце под своей тяжелой рукой. Пальцы невольно проводят на шею, пропуская пряди огненных волос через себя, сжимая их крепче на затылке. Он кладет голову на моё плечо, а я свободно его обнимаю за талию. Его тонкие пальцы резко хватают мою рубашку за края: Я больше к тебе не приду! Я знаю. Ничего мне не скажешь? Что ты хочешь услышать? Пожимает плечами, нервно вздыхает. До сих пор меня любишь, Майки? Да. Может, привычка оставшаяся? - Малыш усмехается, а я продолжаю терзать его, - может, твоя попка растянута идеально лишь под меня? Какой же ты… ох. Резким толчком в грудь вышибаю из него последний дух: Катись отсюда, Майки. Он уходит. Я выхожу следом. Майки вызывает лифт, склоняя голову на свой локоть, дышит тяжело. Двери лифта открываются, я захожу следом. Нажимает какую-то прожженную кнопку, а я в отместку - «стоп». Со всей силой вбиваю мальчика в стену, он только тихо скулит, когда мои руки сдергивают насильно с него джинсы где-то по колени. От меня так просто не денешься, мальчик. Он рычит, дергается, прижимаясь к холодной стенке лифта своим членом, словно это чем-то поможет. Мой член в боевой готовности, тверд как камень, налит кровью так, что можно насквозь проткнуть все кишки неподготовленной попки ребенка. Ствол члена уже прижимается к стиснутой дырочке Майки: не хочет расслабиться и принять меня по-хорошему. Мне наплевать. Хватая его ягодицы, раздвигаю их как можно шире, что мальчик не выдерживает и взвывает как раненый звереныш. Врываюсь по самые яйца в его попку рвано, настойчиво, раздалбывая в кровь его хрупкие стеночки. Колечко мышц наливается кровяными тельцами, которые, кстати, пригождаются вместо липкой смазки. Кабина лифта наливается противным запахом крови. Майки в голос воет, стараясь расслабиться, что-то шипит, а я до одури жестко начинаю иметь его, стараясь угомонить дикую агонию, которая закипает во мне лишь сильнее от его криков мольбы. С пошлыми шлепками о кожу я имею его, трахая настолько беспощадно, что Майки ревет в голос. Я насилую своего мальчика. Свою любовь я разрываю на части. Мне этого мало. Через просветы боли он чувствует наслаждение, начинает слабо постанывать через весь этот рев. Его простата не выходит из-под контроля моего члена, который до остервенения вгрызся в задницу мальчика. Заткнись! В моих глазах чернота, я веду себя как животное, не подчиняющееся разуму – с замахом ебнул майки лбом в стену. Забивая по самые яйца в Майки, я превратил его попку в синее зарево синяков. Меня накрывала волна оргазма. Я терял себя. Я превратился в кусок плоти, которая жаждала крови, спермы, силы, мести, любви. Всего на свете сразу. Я как комета, которая неслась к чему-то важному. И вместо мягкой посадки, эта чертова штуковина разбомбила все звезды, уничтожила луну, взорвала Землю. Я почувствовал, как его попка конвульсивно сжималась, как колечко мышц до ужаса крепко стиснула мой член, как он обкончал всю стену лифта. Я не кончил. Я еще не кончил. Швырнув его на пол, за волосы резко сорвал к себе, врываясь стволом в его рот, проникнув глубоко в его глотку, я кончал вязкой спермой в Майки. Он кашлял, извивался, подавляя рвотный рефлекс, толкая своими тонкими слабыми ручками меня в бедра. Не в силах себя сдерживать, я толкнул Майки в сторону, одеваюсь сам, а он отплевывает мою сперму на пол. Он зол настолько, что весь трясется, медленно очень одевается и шипит, как побитый котенок. Срываю его за руку с пола, он, повиснув, упирается в пол, резким криком заполняя кабину лифта: Не тронь меня! Заткни свою пасть. Силой вталкиваю его в квартиру и только сейчас замечаю кровяной подтек на его лбу. Он рухнул на пол, подскочил и отправился в ванную. Комок нервов. Комок напряжения. А я что? А мне хорошо как никогда. Я счастлив. Я удовлетворен. Открываю аптечку, наливая на чистую вату перекись водорода, прикладывая к его ранке её. Майки вырывает из рук моих вату, сам очищая её. Долго молчать будешь? Как ты посмел? Я никогда не чувствовал себя настолько беспомощным. Я боялся. Я и сейчас боюсь. Я тебя боюсь. Тебя боюсь. Правильно. Это не жесткий секс. Это изнасилование. Ты изнасиловал меня. Изнасиловал. Меня.