Лестрейнджи не плачут

Август 1969 года, Лестрейндж-Холл, графство Йоркшир, Норд Райдинг.       Великий Салазар знает, где он был всё это время с самой утренней церемонии, о чём думал и что решил, но Тёмный Лорд оказался в дверях нашей с Беллатрикс спальни. Никогда я не видел столько эмоций на его бледном лице. И волнение, и надежда, и злость на всех нас троих. Он учащенно дышал, крылья тонкого носа быстро раздувались, и я подумал, что Милорд, повинуясь секундной слабости, одному минутному импульсу, едва ли не бегом примчался в наши с Беллой покои. Его обычно педантично зачесанные назад волосы пришли в легкий беспорядок, в глазах читалась злая решимость, с которой люди в корне меняют что-то в своей жизни.        Он не сказал Белле ни слова. Не подозвал её к себе, не заявил о своих чувствах, не сделал абсолютно ничего. Только смотрел ей в глаза тяжёлым, буравящим взглядом. И Беллатрикс без единого вопроса, без сомнений и промедлений бросилась ему на грудь, обвила руками шею, прижалась всем телом, снимая объемные юбки платья, а Лорд Волдеморт — сам Лорд Волдеморт! — судорожно обнял её в ответ, сжал талию так, что стальные спицы корсета затрещали, опустил голову, приникая лицом к копне густых распущенных волос, и прикрыл глаза.        К инферналам её гордость и его холодность! Они любили друг друга, и они оба признали это в тот самый момент прямо передо мной. Без слов, без клятв и без обещаний. Она перешагнула через свою гордыню, негласно признавшись в своих чувствах, он отбросил все свои многолетние убеждения о нереальности любви. Что мне оставалось? Я поплелся к выходу из спальни, не зная, плакать мне или смеяться. Но вообще-то я был в чём-то рад за эту пару. Потому что, дементоров мне в дом, самой судьбой было предначертано, чтобы они были вместе! — Рудольфус, — произнёс Милорд, когда я проходил мимо них, направляясь к двери.        Наши взгляды встретились, и я понял, что это тот момент, когда передо мной только человек, а не повелитель. Не было в его лице ничего такого, что бы намекало на приказ или выказывало высокомерие. Это прозвучало как… признательность? Или просьба?        Я взглянул на Беллу — та словно за несколько мгновений совершенно успокоилась. Она трепетно прижималась к груди любимого мужчины, с благоговением слушала стук его сердца и даже прикрыла глаза от облегчения и счастья. Для неё я уже не существовал. — Вашему разговору никто не помешает, Милорд. Я прослежу за этим, — тихо проговорил я, после чего неожиданно для самого себя нервно улыбнулся и продолжил свой путь к дверям. — Спасибо, Рудольфус, — проговорил Тёмный Лорд.        Никогда ни до, ни после я не слышал от него таких слов. Похвала — бывало, одобрение — тоже. Но искренняя благодарность… Спасибо не говорят за исполнение приказа. Услышав эти два слова негромким, но твердым голосом, я понял, что готов умереть за право быть его самым преданным слугой.        Уже выйдя за дверь, я предельно ясно осознал — всё встало на свои места, я испытывал такое облегчение, словно неподъемный груз разом упал с моих плеч. Всё так, как и должно быть. Беллатрикс счастлива, потому что она с тем, кого любит. Темный Лорд получил лучшую из женщин, помимо того он весьма благодарен мне лично, что само по себе — великая честь. И я делаю то, что должен — я охраняю его покой, как мне и полагается. Наконец-то кончилась проклятая неопределенность последних дней!        Я не знал, о чём Милорд собирался говорить с Беллатрикс, но был уверен, что сегодня они решат всё раз и навсегда. Я мог бы подслушать, мог бы притаиться под одной из двух дверей в спальню. Но я был Лестрейнджем, старшим сыном сэра Сильвия Лестрейнджа. Я исполнял свой долг. Я взмахнул палочкой, накладывая на спальню звуковой барьер, чтобы даже случайно не услышать то, что мне не полагалось.        Я даже не был уверен, следует ли мне совсем убраться, или можно остаться где-то в апартаментах, чтобы не нарваться на кого-то из гостей и не оправдываться лишний раз. Я не знал, будет ли разговор Беллатрикс и Милорда долгим или коротким. Решил так — подожду в маленькой гостиной, а когда Повелитель выйдет, непременно увидит меня и даст все необходимые инструкции.        Размышляя в таком духе, я неспешно прошел через свой кабинет, вышел в гостиную. Она не обладала такими габаритами, как в главных апартаментах замка, но мне казалась более уютной. Два кресла у камина, диванчик с кожаной обивкой и журнальный столик перед ним, тумбочка с дорогой вазой и большие резные часы с маятником. Домашнюю атмосферу во многом создавал ковер с толстым ворсом, который простирался почти на всю комнату.        Я думал, что буду ждать, как на иголках, что буду сгорать от нетерпения, но вдруг ощутил всю усталость, которая будто волной накатила. Если Белла выплеснула всё напряжение, то я просто чувствовал себя смертельно уставшим, словно кто-то вытянул из меня все силы. Камзол с плечиками утомил до невозможности и теперь казался очень неудобным, как и всё моё торжественное, но обременительное одеяние.        Сперва я снял мантию с объемными складками на плечах, которые должны были добавить мне солидности на церемонии. Уселся на диванчик, устало потирая переносицу. Сказывалась общая усталость, стрессы, недосып и неприятность с защитной магией особняка Блэков… Прошло пятнадцать минут, полчаса, час. Я стянул с себя основательно надоевший камзол, ослабил шейный платок.        Милорд всё не выходил и не выходил. Через два часа у меня болели глаза от усталости, начала ныть голова и, как это часто бывало ещё после школьных экзаменов, из-за которых я особенно волновался, меня слегка мутило. К своему стыду я не заметил, как откинул голову на мягкую подушку дивана, а потом только делом времени было совсем съехать по спинке, чтобы улечься. Я думал, что смежу веки только на пару минут, и… провалился в сон.        Без комментариев. В особенно важные моменты жизни я часто проявлял свою феерическую способность попадать в самые глупые и затруднительные ситуации. Вот и в памятный день моей свадьбы все обстоятельства сложились так, что я банально заснул от упадка сил, как физических, так и моральных. К тому же я мог переложить ответственность за Беллатрикс на появившегося Лорда Волдеморта, поэтому ничто не могло помешать мне отправиться в царство Морфея.

***

       В своё оправдание я могу сказать только то, что я проснулся достаточно рано. Когда я раскрыл глаза, первые лучи солнца уже начали пробиваться в широкое окно, медленно ползя по потолку и бросая блики на небольшую хрустальную люстру, но часы показывали только шестой час утра. Несколько мгновений я пытался понять, почему так затекла шея, а потом с неудовольствием обнаружил себя на диванчике в гостиной и всё вспомнил. Тут же поспешно сел, ужаснувшись, что пропустил уход Милорда, и понял, что именно меня разбудило — звуки шагов в кабинете.        Я сонно протёр глаза, встал на ноги, потянулся, откинул с лица взлохмаченные волосы, которые по утрам пушились и особенно мешались. Приведя себя в относительно приличный вид, не потрудившись надеть камзол поверх ужасно измятого жилета, я поспешно вошел в кабинет, чтобы замереть в дверях, безобразно раскрыв рот.        Прямо посередине моего кабинета, прислонившись спиной к столу, стоял Повелитель, который выглядел ещё более растрепанным, чем я, и теперь застегивал верхние пуговки своей рубашки. Через локоть были перекинуты мантия, сюртук и жилет, и я был бы совсем глупцом, если бы не понял всё в ту же секунду. — Доброе утро, Рудольфус, — вполне спокойно проговорил Темный Лорд, подняв на меня взгляд на мгновение, а после вновь вернувшись к последним пуговицам.        Я не знал, куда глаза девать. Нет, это было ожидаемо, даже вероятно, глупо считать всё происходящее неожиданностью. И всё-таки вид полуодетого Лорда Волдеморта произвёл на меня убийственный эффект, и я впал в ступор, ожидая каких-нибудь распоряжений. По приказам вообще жить легче, а я уже давно примирился с собой, чтобы считать волю Повелителя непререкаемой.       Кажется, Лорд Волдеморт и сам был не в восторге от происходящего, но сумел принять самый уверенный вид из всех, что только возможно было в этой щекотливой ситуации, и спокойно застегнул запонки на запястьях. Мимолетом подумалось, что он сейчас ещё меньше похож на себя, чем прошлым вечером. Простой смертный мужчина, вышедший из спальни любимой женщины и теперь чем-то серьезно озадаченный. — Нет, я решительно не хочу привязываться к ней ещё больше, это совершенно невозможно и неуместно. Я не хочу, — четко проговорил Волдеморт, чеканя каждое слово, будто он убеждал самого себя.        Определенно со вчерашнего вечера передо мной был именно человек, всего лишь человек, а не ледяное изваяние, не Лорд Волдеморт. И мне подумалось, что Милорд сам себе удивляется, если вообще не жалеет о произошедшем. Он сжал губы в тонкую линию, мрачно взглянул на двери спальни, что-то обдумывая. И хотя вид у Темного Лорда был уставший и то, что произошло за дверью спальни, должно было очень ему понравиться, он был сумрачен и непривычно тих, даже говорил вполголоса. — Рудольфус, — уже более твёрдо начал волшебник, надев на себя сюртук и проведя рукой по прямым и послушным черным волосам, чтобы те не падали на высокий лоб. — Это было своеобразным прощанием. По крайней мере, для меня. — Я вас не понимаю, — я напрягся. — Всем будет лучше, если мы это забудем, — решительно проговорил Повелитель. — Ты понимаешь меня, Рудольфус? — Я не… я не понимаю, — промямлил я, потому что смысл слов Тёмного Лорда никак не хотел укладываться в голове. — Забудь то, что ты видел и слышал, ясно?        Я растерянно покосился на двери спальни. — А как же Беллатрикс?        Милорд поморщился. — Как ты не понимаешь, я не могу позволить себе иметь слабость, быть уязвимым! — раздраженно шикнул Лорд Волдеморт. — Она наложит на себя руки, — констатировал я. — Или разрушит Холл. Или убьет кого-нибудь. Беллатрикс не примет этого. — Я уже убедил её в правильности своего решения, — глухо заявил Повелитель, медленно направляясь к дверям.        Интересно, как именно и сколько раз он её убеждал. — Она дала слово, что будет вести себя так, как приказал я. От тебя же требуется дальше поддерживать иллюзию обычного брака. Сделай так, чтобы она забылась. — Мой Лорд, — я посмел окликнуть его, когда он уже взмахом руки отворил двери.       Я хотел сказать, что он пожалеет, но не решился. — В другой жизни это было бы возможным, — хмыкнул Милорд, словно прочитав мои спутанные мысли. — Если бы я не был Лордом Волдемортом, если мог бы позволить себе любить. Но в этом мире, к несчастью для нашей прекрасной Беллатрикс, я превыше всего ставлю другие цели.        И он вышел, более не говоря ни слова и не колеблясь. Одним волевым усилием отринул от себя свою единственную слабость — Беллатрикс. Вернее думал, что отринул. Я-то в глубине души понимал, что однажды вкусив запретный плод, уже невозможно стать прежним. Он был с Беллой, он познал её ласки, он видел её обнаженной, и я имею ввиду не тело, а её душу. Как бы я не уважал, как бы не любил Повелителя, я знал — в этот раз он ошибся.       Решения Тёмного Лорда не обсуждаются. Это могло значить только одно. Я должен буду продолжать свою жалкую игру, пытаться строить семью на пепелище любви Беллатрикс, постоянно жить в ожидании удара, в ожидании того дня, когда Милорд сорвётся, не сможет устоять. Я был фактически уверен, что однажды это случится. Если бы я не видел Тёмного Лорда в то утро, я бы, может, и смог убедить себя в обратном. Но мне открылось больше, чем должно было бы. Я видел не только то, как он дал слабину накануне вечером, но и то, что утром из спальни Беллатрикс вышел совершенно другой человек. И этого Лорд Волдеморт уже точно никогда не сможет изменить — он вкусил любовь, он распробовал её, хотя ещё не признался в этом самому себе. Да, он продержится какое-то время, стараясь искоренить в себе это чувство. А до того момента, как Повелитель примет свою привязанность к моей жене, как неизбежное зло, мне предстоит терпеть истерики, скандалы и слезы «нашей прекрасной Беллатрикс».

***

       В восьми утра я уже облачился в простой домашний костюм, состоящий из бежевых летних брюк и клетчатого сюртука, а Беллатрикс всё ещё не выходила из спальни. Что бы там ни сказал Милорд, но я волновался за неё. Не мог не волноваться, потому что я её любил и знал слишком хорошо, чтобы поверить, будто Белла так легко смирилась.        Я долго колебался, прежде чем решился постучать в дубовые двери спальни. Ответа не последовало, и вот тогда я уже не мог унять свой страх за супругу и, отбросив все сомнения, осмелился войти.       Камин давно погас, но в тусклом свете, едва проникающим через щелочку между задвинутыми портьерами, я разобрал на полу возле кровати ворох белого атласа и кружев, и узнал в этом платье Беллатрикс с буквально разодранной шнуровкой. Взмахом волшебной палочки я раздвинул портьеры и приоткрыл окно, желая, чтобы из спальни выветрилась сама эта гнетущая атмосфера чужой растоптанной любви, после чего приблизился к постели. — Что ты хочешь? — спросила Белла, которая лежала ко мне спиной в ворохе помятых одеял и подушек. — Только убедиться, что с тобой всё в порядке, — тихо проговорил я, ожидая какой угодно реакции. — Уже ничто и никогда не будет в порядке, — глухо отозвалась Беллатрикс, всхлипывая. — Но я ничего с собой не сделаю, если ты боишься этого. На это способны только слабые люди.        Из-за одеяла я видел только расстелившиеся по подушкам черные волосы и обнаженное плечо. Я топтался около кровати, не зная, что мне сказать и что сделать, чтобы облегчить её боль. Что уж там, я теперь вообще ничего не знал. Ещё вчера вечером всё было так легко и понятно! Но теперь, когда Милорд решил всё-таки отказаться от Беллатрикс, всё менялось.        Мои чувства в то утро не описать словами, аналогий и сравнений не привести. Что вообще можно испытывать, видя совершенно растоптанную и сломанную любимую женщину в постели, в которой не так давно был человек, которого ты считаешь Богом, и который позабавился, а потом пренебрег ею? Укол ревности я всё-таки ощутил, причем вполне явственно. Но большей частью я переживал не потому, что Беллатрикс была с другим, а потому что этот другой разбил ей сердце. Если Милорд влюбил её в себя, если он соблазнил её, он не мог теперь вот так взять и бросить Беллатрикс. И, будь проклят тот день, когда он явился на нашу помолвку, он должен был понимать свою ответственность!       Белла села на постели, подняв до груди одеяло, чтобы скрыть свою наготу. На её бледном лице уже не было слёз, только крайнее сожаление и обида.        Я молча взял с ширмы заранее приготовленную расторопными горничными или домовиками шелковую сорочку и протянул Беллатрикс. Она, смерив меня колючим взглядом, приняла её, и я отвел глаза в сторону, пока Белла натягивала вещь на себя. Я вернул внимание к Белле, когда та уже оделась и с неожиданной злостью швырнула одну из подушек с кровати, потом ударила кулаком по другой и, наконец, громко разрыдалась, закрыв лицо руками.        Подавшись порыву, не думая о возможном гневе Беллатрикс, я сел рядом и порывисто прижал к её себе. Белла на удивление не сопротивлялась, только положила голову мне на плечо и всхлипнула, даже не пытаясь взять себя в руки.        Во мне медленно, но неукротимо поднимался гнев, когда я держал в объятиях рыдающую жену. При всей моей преданности Милорду, при всём моём уважении к нему, при моей признательности за спасение жизни Рабастана, в тот момент мне казалось, что я его ненавижу. Конечно, это была ненависть не того рода, из-за которой я мог предать его, мог скрестить с ним палочки или разочароваться в моём Повелителе. Но я не мог простить ему всех страданий Беллатрикс, я был зол на него. Я посмел ощутить ярость к тому, кому присягал на верность, потому что ничто не стоило слёз Беллы.        Видя следы чужих губ на её шее, чувствуя на теле супруги чужой запах, я испытывал не ревность, а именно злость. Это было слишком жестоко. Он старше Беллатрикс на двадцать пять лет, он намного опытнее и умнее меня с ней вместе взятых, он обязан был думать о последствиях! Дементоры со мной, но Милорд должен был понимать, что ответственен за Беллатрикс, за всю её боль, за то потрясение, которое она испытала из-за него! Она всего лишь юная девушка, которая ничего не знает об этой жизни в силу возраста, она доверилась ему, и он это доверие не оправдал. А ведь всё было бы совсем иначе! Если бы он не испугался своих же чувств! Они бы сделали друг друга счастливыми, я уверен. Он был непозволительно жесток. — Что мы будем делать, Руди? — прошептала Беллатрикс мне в шею, всё так же плача.       Она отстранилась и посмотрела в моё лицо, ища на нём ответ. У неё дрожали губы и, Мерлин и Моргана, я чувствовал всю её боль так же отчетливо, как свою. Белла подняла брови домиком, что было так не свойственно ей. Пожалуй, я вообще никогда не видел Беллатрикс такой. Вчера она хотя бы была полна энергии и злой обиды, а сегодня казалась совершенно изможденной, измученной, обессиленной. Она просто больше не могла выносить тяжесть лат собственной бравады, не могла держать на лице безупречную маску. И… вдруг сама опять припала к моей груди, всхлипывая и ища защиты и поддержки.        Пораженный, ошеломленный, я бережно обнял её, уткнулся лицом в темные волосы. Кажется, ещё никогда мы не были так близки. Нет, не так… Ещё никогда и ничто не объединяло нас так сильно. — Я не смогу его забыть, — выдохнула Беллатрикс мне в шею. — Никогда. — Я и не прошу этого, — мягко прошептал я.        Белла сама обвила меня руками, рвано и тяжело вздыхая. Она слегка дрожала всем телом, но хотя бы прекращала плакать — наверняка сил уже не хватало.        Никогда я не чувствовал в ней такую слабость, а в себе такую силу. Вообще, как покажет жизнь, за все годы нашего брака я крайне редко буду ощущать себя тем самым твердым мужским плечом, которым мне полагалось бы быть для Беллатрикс, ровно как и сама Белла будет далеко не часто нуждаться в моей поддержке. Но теперь, понимая, что моя жена совершенно раздавлена своим горем, я не мог не заставить себя взять всю волю в кулак, чтобы стать для неё опорой. — Время лечит, — проговорил я первое, что пришло в голову. — К тому же никто не знает, что будет завтра… Жизнь непредсказуема.        Может, Белла и сама надеялась, что Милорд одумается, потому что мои слова подействовали на неё успокаивающе и волшебница притихла. Во мне же уже зрело неожиданное для меня решение. Оно ещё не оформилось в четкую мысль, но я уже имел кое-какие соображения о том, что мне теперь делать. — Через сколько дней мы отправимся в свадебное путешествие? — немного погодя, спросила Беллатрикс. — Через неделю, — негромко отозвался я, успокаивающе поглаживая жену по спине, но думая уже о том, получится ли у меня задуманное. — Нет, я хочу уехать отсюда раньше, — твердо заявила Беллатрикс, отстраняясь. — Мне необходимо сменить обстановку, или я сойду с ума.        Вид у неё и впрямь был совершенно невменяемый — на щеках горел лихорадочный румянец, глаза беспокойно бегали, искусанные губы дрожали. Все говорило о том, что моя супруга вот-вот опять потеряет контроль над собой.        Я не был бы собой, если бы в ту же секунду не решил сделать что угодно, чтобы Белле хоть немного полегчало. И если она сама хотела покинуть Холл как можно раньше… Что же, моя душа наполнялась решимостью и смелостью, которых ранее не хватало. Я увезу её. Так далеко, что никто не сможет потревожить мою Беллу. Милорд, возможно, и любит её так, как он понимает любовь, но одному Салазару известно, как долго он будет сражаться с самим с собой, силясь убить это чувство. И Беллатрикс не заслужила этой неопределенности, я больше не позволю ему играть чувствами Беллы, пока он сам не будет знать, чего именно хочет от этих отношений.        Будь всё проклято, если мой отец на это не способен, а мистер Блэк не в состоянии побороть свой страх, я сам брошу вызов Тёмному Лорду! Я в любой момент готов отдать за него жизнь, но больше я не стану сидеть, сложа руки! Я огорожу от него Беллатрикс. И у меня хватит сил на то, чтобы не позволить ему вновь сломать жизнь Беллы. Что же, в конце концов, он сам решил от неё отказаться. Но кто сказал, что я буду таким же смирным, как обычно, когда он в который раз передумает? Хватит, довольно. Вскипевшая злость огнём растекалась по венам, наполняя меня решительностью. — Одевайся, мы уезжаем в замок в Ирландии, — решительно заявил я, отстраняя Беллу и вставая.        Беллатрикс слегка удивленно на меня посмотрела. — Тот самый замок, который твой отец называет захолустным? — спросила она севшим от слёз голосом.        Кажется, не получится быть дальше послушным и услужливым Руди. Да и отец Беллатрикс заклинал меня думать за нас обоих. К Мерлиновой бабушке, теперь я буду сам решать, что лучше для Беллатрикс, хотя это обещает нам множество ссор. Нельзя больше идти на поводу у её эмоций, нельзя больше беспрекословно повиноваться Милорду, раз тот сам не знает, что делает. — Остров, на котором он находится, практически необитаем, — ответил я. — Туда весьма трудно добраться как магглам, так и волшебникам.        Беллатрикс колебалась всего мгновение — видимо, одна мысль о том, чтобы еще неделю терпеть всеобщее внимание казалась ей невыносимой. — Едем, — повелела леди Лестрейндж. — Немедленно.        Беллатрикс приказала, я был готов выполнить. — Приведи себя в порядок, вели домовику собрать немного вещей, — бросил я, направляясь к дверям. — Я сделаю то же, а потом мы дадим знать отцу. — Интересно, что он на это скажет, — отстраненно проговорила Беллатрикс. — Не всё ли равно? Ты моя жена, и это только моё дело — то, куда я тебя везу.        Может, я просто сорвался и сошел с ума, но меня попросту всё довело до белого каления. Наши родители, которые делали вид, что ничего не замечают, Милорд, который считал возможным так безжалостно вмешиваться в чужие судьбы, постоянные мучения Беллатрикс, наконец, моя собственная нерешительность. Что же, все очень постарались, чтобы у наивного мальчика Руди наконец-то прорезались клыки. Возможно, всё было даже к лучшему, потому что я принял первое в своей жизни собственное волевое решение, и теперь не завидовал тому, кто встанет у меня на пути.        Впопыхах и без ведома отца был собран самый необходимый багаж, составляющий всего-навсего средних размеров чемодан и небольшой саквояж, если не считать небольшую дамскую сумочку моей супруги, был выбран наиболее преданный мне лично домовой эльф, и вот через полчаса мы с Беллатрикс в дорожных одеждах направлялись к большой гостиной. Белла теперь была в шерстяном сером платье и в плотной мантии багряного цвета — я предупредил супругу, что в том месте, куда мы собираемся, далеко не жарко.        Отца я нашел там, где и ожидал — сэр Сильвий Лестрейндж и Рабастан сидели за ленчем, накрытым в большой гостиной, а мой родитель с присущей ему практичностью проводил досмотр груды свадебных подарков. — Тиара с изумрудами? Вот уж воистину, Малфои поставили себе цель втереться к нам в доверие, чтобы было сподручнее подобраться к Милорду, — отец вел монолог в своей обычной манере, не обратив внимание на наше с Беллой появление. — А тут у нас что… Так, Фоули… Семейный альбом с серебряной обложкой. Что же, могли бы потратиться на что-то более стоящее…        Отец с удобством расположился в большом кресле, попивая свой чай и мастерски левитируя к себе один подарок за другим, чтобы прямо в воздухе распаковать, изучить, прокомментировать и послать к горе уже просмотренных — и всё это одними небрежными движениями палочки. — А вот и моя очаровательная невестка, — с безмятежной улыбкой протянул отец, подливая себе ещё чая и расслабленно откидываясь на спинку кресла. — Вас с Руди ждёт изучение нескольких десятков подарков, так что пора бы уже приступить.        Да, видимо, у него камень с плеч упал, потому что на людях Беллатрикс ничего не устроила, а свадьба прошла великолепно. Вернее сказать, безупречно. Престиж семьи и авторитет Сильвия не пострадали, а преумножились, что не могло не приводить его в состояние легкой эйфории. Он даже не сразу заметил у меня в руках чемодан и саквояж. — Что это значит, Рудольфус? — непонимающе спросил сэр Лестрейндж. — Мы уезжаем, — опередила меня Беллатрикс. — Сейчас же, — добавил я.        Рабастан, который до этого уплетал печенье, замер, округлив глаза и глядя попеременно то на меня, то на отца, ожидая его громоподобной реакции. Но мой родитель только медленно отставил чашечку с чаем на стол, прокашлялся, устроился в кресле поудобнее. — Как это понимать? — переспросил он угрожающе тихим голосом. — Беллатрикс, — коротко позвал я, кивая на камин и, проявляя неслыханную ранее дерзость, отворачиваясь к отцу спиной во время нашего с ним разговора.        Белла, к счастью, особенной кротостью никогда не отличалась, поэтому без колебаний проследовала к большому камину. Надежда на то, что она избежит утомительного общества родителей и свёкра, а так же десятков новых поздравлений, придала Белле немного сил. Я же был полон уверенности, чувствовал ответственность за Беллатрикс, и был совершенно готов к этой ответственности хотя бы потому, что мечтал о ней с детства.        Только когда я шагнул в камин, поставил чемодан к ногам и подал руку Беллатрикс, отец понял, что это не шутка. — Что это значит, Рудольфус? — прогрохотал он, взбешенно взвиваясь на ноги. — Ты не можешь просто взять и уехать куда-то, когда тебе хочется! Что за неуважение! Немедленно вернись, и не смей отворачиваться, когда я к тебе обращаюсь!        Его лицо исказил гнев, отец с самым решительным видом направился к камину, буравя меня взглядом. Басти поспешил отойти подальше к дверям, опасаясь, что если отец разбушуется, то достанется и ему.        Белла аккуратно перешагнула через опущенную каминную решетку, приподняв подол мантии, но мою руку не отпустила. — Отвези меня куда угодно, — обреченно уронила она. — Но чтобы хотя бы несколько дней я не видела никого из знакомых и родственников. — Есть определенный круг обязанностей, — яростно выговаривал Сильвий. — Ты должен принять нескольких гостей, вы с Беллатрикс должны посетить кое-какие мероприятия… — Мы с Беллатрикс ничего и никому не должны! — неожиданно даже для себя воскликнул я в ответ, и словно со стороны услышал свой голос с отцовскими интонациями. — Мы с Беллатрикс уже разыграли спектакль вчера, думаю, одного акта достаточно!        Мы уперлись другу другу в глаза яростными взглядами, и любой, кто в эту минуту видел бы нас, твёрдо сказал бы, что я очень похож на родителя.        У всех бывают моменты, когда необходимо побыть в одиночестве, и для Беллы наступили именно такие дни. И я был готов стать стражем её покоя. Так же у всех бывают моменты, когда попросту не выдерживаешь накопившегося напряжения, и срываешься, уже не заботясь о манерах. И Белла наконец-то смотрела на меня с уважением, увидев во мне что-то большее, чем инфантильного мальчишку.        Я зачерпнул горсть летучего пороха и швырнул его нам под ноги, не глядя на оторопевшего от моего повиновения сэра Лестрейнджа. — «Бешеный лепрекон», — выдал я, отметив, что Белла даже не моргнула от феерического названия.        Как и полагалось при каминном перемещении, перед глазами все замелькало. Это путешествие через каминную сеть оказалось одним из самых длинных из всех, что я помнил, но Белла уже ничему не удивлялась и её рука все так же спокойно лежала в моей. — Где мы? — только и спросила Беллатрикс, когда мы оказались в небольшом пабе, полном подвыпивших гомонящих волшебников и о чем-то шепчущихся гоблинов. — Это Бантри*. В замок нет прямого пути, — нехотя признался я. — Он старше Холла, и его магия так стара, что мы с отцом бессильны что-то сделать, чтобы подсоединить камины к сети. — Тем лучше, — кивнула Белла, выходя вслед со мной из камина. — Сложнее добраться, и нас никто не потревожит.        Если это было возможно в такой день, я ощутил тень удовольствия — мы с Беллой хотели одного и того же, что не могло не радовать. Даже если желание у нас было странное — отгородиться от всего мира на несколько суток, чтобы привести расшатанные нервы в порядок. — Накинь капюшон, пожалуйста, — попросил я Беллатрикс, когда мы двинулись к барной стойке — на мою красавицу-жену бросали похотливые взгляды, и я боялся не сдержаться, потому что был на взводе и плохо собой владел.        Как ни странно, Белла послушалась. Она вообще вдруг стала странно тихой и покорной, вернее сказать, безразличной ко всему. И я должен был поспешить, чтобы поскорее привести её в приличное место, пусть и в крепость, где никто не посмеет нарушить её покой. — Чем могу помочь, сэр? — без особого энтузиазма осведомился старый и поразительно уродливый гоблин, который деловито считал бронзовые кнаты возле бочек с пивом.        Я опустил на пол наш с Беллой багаж, чтобы вытащить кошель с галлеонами и без лишних разговоров кинуть на барную стойку несколько монет. — Нам с моей спутницей нужно добраться на Дёрси** сегодня, — проговорил я.        Гоблин, после того как получил аванс, стал куда внимательнее и предупредительнее. Вежливо покивал в ответ на моё желание, не без интереса взглянул на Беллатрикс, которая стояла за моей спиной, как статуя — не шевелясь и словно не замечая того, что едва ли не половина всех взглядов в пабе устремлена на неё. Она сильно выделялась на фоне этой грязной дыры, хотя и была облачена в дорожную мантию без особых изысков. И хотя теперь из-под капюшона виднелся только подбородок с искусанными губами, а так же несколько выбившихся из пучка прядей черных волос, уже многие успели разглядеть её красивое, хоть и уставшее, лицо. — Рыболовецкое судно недавно отчалило, но я обеспечу вам добрую лодку и умелого гребца, — заверил меня гоблин. — С приличным жильём на острове плохо и вряд ли найдётся что-либо, подходящее для леди, но я могу подобрать неплохое местечко… — Мы едем в замок, — перебил я. — Я Рудольфус Лестрейндж, если тебе это о чём-то говорит. — Простите, сэр, не признал, — без малейшего намёка на раскаяние отозвался гоблин, вразвалочку выходя из-за стойки, чтобы приблизиться к одному из ближайших столиков, где распивали эль двое рослых ирландцев. — Лестрейнджей тут давно не видели…        Я стал терпеливо ждать, пока гоблин что-то улаживал со своими знакомыми. Белла, очевидно, решившая всё пустить на самотёк, теперь всё-таки слегка напряглась. — Почему мы не можем сразу аппарировать? — поинтересовалась она. — Над всем островом стоит купол, его, должно быть, невозможно убрать, — пояснил я. — Поэтому отец так редко тут бывает — такая морока добраться. Сначала приходится являться сюда, чтобы подыскать приличное судно, потом нужно переправиться через пролив, затем мы возьмём экипаж у одной волшебной семьи и попадём, наконец-то, в замок О`Салливэн. — Ты доверяешь этим отбросам? — только и спросила Белла, ничуть не смущенная моим ответом. — Нет, — не раздумывая, заявил я. — Но многие из них имеют представление о характере отца, поэтому проблем не должно быть.        Как будто в подтверждение моих слов, гоблин подвёл к нам широкоплечего мужчину с рыжей бородой, который почтительно поклонился. На его поношенной одежде было немного меньше пятен эля, чем на лохмотьях его товарищей, что несколько обнадеживало. — Можете называть меня Диглан, сэр, мадам, — представился рыжий волшебник — я заметил волшебную палочку, торчащую из кармана мешковатых штанов. — Арг сказал, что вам надобно попасть на Дарси сегодня… — начал он с сильным ирландским акцентом. — Не сегодня, а сию минуту, — поправился я, опять замечая в собственном голосе властные нотки отцовских интонаций. — Я щедро заплачу, если в течение часа мы окажемся там. — Ну… Я очень постараюсь, сэр, — пробасил Диглан. — Если хотите, провожу вас к лодке сейчас же. — Хотим, — мой ответ прозвучал как приказ.        Диглан, как и большинство местных обитателей, прекрасно знающий своё неутешительное место в жизни, с готовностью подхватил наш с Беллой скарб и быстро направился прочь из паба. Конечно, я мог бы уменьшить чемодан с саквояжем, но быстро догадался, что в такой глуши заработка должно не хватать, а я могу накинуть нашему провожатому парочку лишних сиклей за старательность. — Городок совсем небольшой, — рассказывал я Белле, пока мы шли к пристани. — Местные магглы в основном выглядят немногим лучше обитателей «Бешеного лепрекона», поэтому волшебники тут не бросаются в глаза. Как ты могла заметить, их тут много для такого захолустья, но в основном из-за того, что сам городок считается портовым и через него проходит много контрабанды. Здешних волшебников совсем немного, насколько я знаю, и все они живут на острове…        Беллатрикс совершенно меня не слушала, разумеется. Ей было о чём подумать, и она брела со мной рядом, позволив взять её под руку, и даже не утруждала себя тем, чтобы изредка кивать мне в ответ. — Леди тут впервые, — подал голос Диглан, когда мы пришли в порт, пахнущих рыбой, океаном и дымом, который вырывался из труб двух страшных маггловских кораблей средних размеров, и остановились около небольшой лодки с потрепанным парусом. — Да, — ответил я за Беллатрикс. — Показываю леди Лестрейндж её владения.        Диглан отшвартовал своё суденышко, потом забрался в него, чтобы получше уложить наш багаж и поудобнее обустроить места на корме своей посудины. — Так Арг не врал? — удивился волшебник. — Неужто и впрямь сэр и леди Лестрейндж пожаловали? — Сэр Лестрейндж мой отец, — снисходительно пояснил я, поплотнее запахивая отвороты мантии — ветер на пирсе гулял нешуточный. — А, так вы молодой хозяин Рудольфус? — заулыбался Диглан, суетливо обустраивая некий относительный комфорт в лодке, а затем принимаясь возиться с парусом. — Какая честь перевозить вас на моей посудине! Вот как бы только леди не укачало…        Я ловко перебрался на качающуюся палубу лодки и бережно сжал талию Беллатрикс, чтобы поставить её рядом собой через мгновение. Заметив, что она всё так же безучастна, я заботливо поправил капюшон её мантии, чтобы холодный ветер не рвался в лицо моей супруги, и помог Белле опуститься на широкую деревянную скамью, покрытую старым половиком, после чего сел рядом. — Да, смотреть у нас особенно нечего, — болтал Диглан, не замечая молчаливости Беллатрикс или моего мрачного настроения. — И погодка та ещё… Тепло вроде, а ветер всегда сильный, да. И дожди часто, а на острове вовсе что-то неладное — то холод, то зной. Не удивительно, что хозяева совсем забросили замок. Ещё прежняя леди Лестрейндж говаривала моей матери, что условия тут губительные даже для волшебников… — Леди Алиссандра? — уточнил я, удивившись. — Нет, нет, её нам тут видеть не доводилось, — покачал головой наш провожатый, что-то налаживая, проверяя, регулируя среди креплений и небольших канатов, держащих парус на тонкой и невысокой мачте, на которую на какой-то бес был прикреплен потрепанный платок с изображением моего герба. — Леди Доротея, — уточнил Диглан.        Ну, если уж моя волевая бабка, мать моего отца, нашла Дёрси неприемлемым для своей персоны, что уж и говорить о хрупкой Алиссандре.        Наконец-то под трёп Диглана наше суденышко тронулось. Я уселся поудобнее, на всякий случай сжав рукой борт — мало ли, вдруг этот ирландец будет править лодкой совсем неистово? Второй рукой я обнял Беллатрикс, и она устало опустила голову на моё плечо. Кажется, она опять едва не плакала, а на всё происходящее ей было совершенно плевать.        Так же Белла не обратила внимания на то, как умело Диглан поколдовал над парусом и над волшебным судном, чтобы мы вдруг развили неимоверную скорость за долю секунды, тут же сделавшись невидимыми для маггловских кораблей, которых за считанные секунды обошли с невероятной маневренностью. Я не стал рассказывать ей про использованные Дигланом чары, хотя и знал о них кое-что. Но, увы, Белла в этот день не видела ничего кроме своего горя, чтобы интересоваться окружающей действительностью.        Под непрекращающийся монолог провожатого, очень скоро мы отошли настолько далеко от порта, что он превратился в крохотную точку. Ветер действительно сделался ещё сильнее, когда мы вошли в устье пролива, и я поспешил наложить на нас с Беллатрикс чары, чтобы мы не замерзли. К этому моменту я успел узнать, что мать Диглана прислуживала леди Доротее, когда та обитала в замке, и даже до сих пор присматривает за ним, командуя единственным оставшимся на Дёрси домовым эльфом. На острове, если верить Диглану, ничего не изменилось с тех пор, как на нём бывал ещё мой отец, будучи юношей. Разве что поуменьшилось маггловских рыбаков, но это я относил к тому, что в замке когда-то несколько месяцев прожил молодой Милорд, который вообще не любил скопления магглов близко от себя (на Тёмного Лорда я списал и неполадки с климатом, и аномальные всплески магии на острове). В итоге на всём Дёрси осталось всего пять семей, две из которых были волшебными и промышляли тем, что посредством магии изымали у проходящих мимо маггловских кораблей часть грузов, чтобы затем выгодно продать в порту контрабандистам. То, как открыто об этом рассказывал Диглан, навело меня на мысль о том, что отец знал о происходящем и, вероятнее всего, даже имел какой-то процент.        Будет нечестно не сказать, что Диглан не только языком трепал со своим чудовищным акцентом, но и умело работал — не прошло и часа, как показались скалистые берега острова, на котором я был лишь однажды, когда после смерти матери отец выслал нас с братом к своей матушке на несколько месяцев. Завидев особенно резко уходящий в море мыс, я вспомнил, как когда-то на нём стояла леди Доротея, при всей своей строгости не удержавшаяся от того, чтобы помахать мне в след, когда через несколько месяцев после гибели матери отец оправился и соизволил забрать нас с Басти домой. Я даже пожалел, что бабушки не было на моей свадьбе, хотя характер у неё был даже круче, чем у моего отца. Старушка теперь поправляла здоровье и постоянно жила на Ривьере, не утруждая себя дальними поездками. После давней ссоры с моим родителем она совсем перестала бывать в Холле, и поэтому за все свои восемнадцать лет я видел её только во время того самого пребывания на острове Дёрси, который запомнился мне своими величественными скалами, о которые с шумом разбивались волны, пряным запахом бабушкиных духов, и очень вкусными ирландскими блюдами, которые готовила искусная повариха замка. — Ну, вот и приплыли, — пробасил Диглан, взмахивая палочкой и заставляя своё судёнышко резко остановиться после настоящего полёта по волнам. — Осторожно, не промочите ноги.        Пока Диглан возился с канатом, а я бережно поднял на руки Беллатрикс, чтобы перенести на каменистый пляж, Белла подавленно молчала. Она молчала и пока мы поднимались к небольшому домику у подножия утёса, где я щедро расплатился с Дигланом и взял экипаж, чтобы добраться до замка. Когда я был тут в прошлый раз, из замка за мной с Рабастаном прислали добротную карету, теперь же пришлось довольствоваться старенькой бричкой, которой я не особенно умел управлять. К счастью, она оказалась волшебной, и прекрасно знала путь до замка — поводья сами направляли старенькую кобылу. — Как ты себя чувствуешь? Не замерзла? — спросил я у Беллы, которая скинула с головы капюшон, позволяя ветру трепать её роскошные локоны.        Она безмолвно покачала головой, без особого интереса рассматривая очертания замка вдалеке, и я больше не приставал к жене с расспросами.        Замок О`Салливэн насчитывал почти тысячелетнюю историю и был уже порядочно старым, когда был завоёван моими предками. В самом начале семнадцатого века, ещё до принятия статута о секретности кто-то из Лестрейнджей догадался своевременно примкнуть к войску королевы Елизаветы, чтобы обзавестись землями и замком в виде трофея и на вполне законных основаниях, отправив прежних хозяев в свободное плавание прямиком с обрыва. Конечно, остров не мог похвастаться богатыми месторождениями или хотя бы приятным климатом, но имел выход в океан, и мои практичные предки сочли это достаточным, чтобы вывесить на главной башне свой флаг и начать обживаться на скалистых берегах. Торговля в порту шла неплохо, контрабанда тоже приносила кое-какую прибыль, и Лестрейнджи сочли замок О`Салливэн выгодным вложением, тем более, что Ирландия тогда считалась своевольной, но неотъемлемой частью Великобритании. Мои предки хотели обустроить порт, чтобы туда хлынули богатства из Нового Света, но не прошло и полувека, как был принят Международный Статут о Секретности, и идея о владении маггловским портом перестала быть столь заманчивой. С тех пор на Дёрси вот уже три столетия коротали дни юные наследники рода, которых отцы с завидной регулярностью отправляли сюда охладить юношеский пыл и взяться за голову (старший брат отца, слывший повесой и дебоширом, полтора года сидел в О`Салливэне, прежде чем мой дед разморозил его счета, а сам мой родитель был сослан в замок, когда пытался настроить отца против старшего брата), вдовствующие леди, уставшие от мирской суеты, да особенно горячие юные девицы, которых предпочитали упрятать подальше до поры до времени, чтобы не произошло чего-нибудь непоправимого. Одним словом, если Лестрейнджи и бывали на Дёрси, то чаще всего непродолжительное время, и уж точно на острове никогда не было резиденции главы рода и его семьи. Так случилось и в этот раз — на Дёрси прибыл лишь наследник с молодой супругой, которые искали лишь одного-единственного, что был способен дать остров, — уединения.        По сути, на Дёрси не было вообще ничего, что заслуживало бы внимания. Об этом красноречиво говорил и тот факт, что за все последующие после взятия острова моими предками столетия, полные ирландских восстаний и английских завоеваний, ни один маггл, ровно как и ни один волшебник, не покусился на остров. Из того, что следовало бы упомянуть, Дёрси имел разве что руины старинного аббатства, маяк, построенный моим предком, сжалившимся над гостями, которые частенько не могли добраться до острова, да сам замок.       О`Салливэн был в несколько раз меньше Лестрейндж-Холла и мог похвастаться лишь круглой крепостной стеной с узкими бойницами, каменным трёхэтажным особняком, перестроенным из полуразрушенного донжона, одной смотровой башней, парочкой пристроек для слуг, да скромным внутренним двориком с колодцем и садом, запущенным ещё во времена моего детства. В замке нас с Беллой уже ждали, о чем свидетельствовала поднятая решетка и распахнутые ворота, а так же выстроившиеся у дверей в особняк сухонькая старушка, очевидно, экономка и мать нашего провожатого, совсем дряхлый домовой эльф и присланный мною чуть ранее Люки — молодой и бестолковый домовик, который не докладывал моему родителю от каждом моём приказе исключительно по причине крайнего слабоумия.        Выйдя из экипажа, я помог спуститься Белле, которая уже успела утратить слабый интерес к замку, и дал знак Люки взять багаж. — Моё глубочайшее почтение, мистер Лестрейндж, — уважительно поздоровалась старушка. — Если вы запамятовали — в детстве вы величали меня миссис Макдоннел. Вы наверняка устали с дороги, но главные покои уже приготовлены, а обед вот-вот поспеет. Если бы этот олух раньше доложил о вашем намерение посетить Дёрси, всё было бы готово не в пример лучше… — засуетилась пожилая женщина, пеняя на Люки. — Добрый день, — вежливо поздоровался я, с трудом вспоминая старую прислужницу моей бабки. — Наш багаж нужно разместить в покоях, а мы с леди Лестрейндж пока что не отказались бы и от горячего чая. К вечеру подготовьте ванну, и… — Опустите решетку, — властно потребовала Беллатрикс, перебив меня. — Чтобы никто не мог проникнуть в замок, даже сэр Сильвий.        Моя супруга по-хозяйски прошествовала в дом, не обращая внимания на немного удивленную старуху. — Леди устала, — объяснил я. — Действительно не стоит пускать никого, сэр? — уточнила Макдоннел. — Вы слышали приказ моей жены, — весомо проговорил я. — Слово Беллатрикс — закон в этом доме, исполняйте её малейшее желание, как моё. Пошлите домовика к смотрителю, пусть передаст мой приказ — на остров не пускать никого кроме его жителей. Пусть напомнит, что весь Дёрси — это земля Лестрейнджей, и я здесь, хотя отец далеко, в Лестрейндж-холле, — четко и с расстановкой повелел я. — Да, сэр, — повторяла экономка, едва поспевая за мной, когда я двинулся к крыльцу и зашёл в дом.        Я отправился на поиски Беллатрикс, рассчитывая найти её достаточно быстро хотя бы потому, что каменный дом, располагающийся в сердце крепости, был ничтожно мал. Не считая оборонительных укреплений и крепостных стен, он единственный частично сохранился со времен завоевания, и был возведен на фундаменте донжона старинными мастерами с учётом времени. Почти весь первый этаж занимал просторный зал, который одновременно считался обеденным и приемным, к нему прилегала кухня для слуг и помещения, где готовили блюда. С первого этажа можно было попасть в подвал, где хранились съестные припасы, и с первого этажа шла лестница на второй, где размещалось семь просторных хозяйских комнат — кабинет и подобие гостиной, четыре обычных спальни, и одна особенно большая, с отдельной ванной комнатой, выходящей окнами на небольшой залив. Третий этаж занимали комнаты слуг и чердачные помещения, в которых складировался всяких хлам. Вообще трудно было бы назвать О`Салливэн замком, если бы не окружающие его толстые стены высотой в два с половиной этажа, что по меркам раннего средневековья считалось достаточно внушительным.        Белла обнаружилась в большой спальне. Она безошибочно угадала, что именно эти покои предназначались нам с нею. Крепко сбитая старая кровать без таких излишеств, как резные столбики или балдахин, массивный стол у окна, стул рядом с ним, крупный шкаф и прикроватная тумбочка — вот и всё, чем могла похвастаться главная спальня замка. Хотя это несколько компенсировалось толстой шкурой диковинного зверя, которая раскинулась перед постелью, да камином исполинских размеров, который топился даже летом.        Я хотел предложить Беллатрикс выпить чаю или осмотреть замок, когда она, до этого сидящая на краю постели, скинула полусапожки и легла, прикрыв глаза. — Спасибо, что увёз меня подальше, — устало прошептала Белла. — А теперь дай мне зелья сна без сновидений. Хочу, чтобы этот ужасный день поскорее закончился, хотя завтрашний наверняка будет таким же невыносимым.        Вот так начиналась моя супружеская жизнь. В первое же утро замужества Беллатрикс пришлось изолировать от лишних любопытных людей, чтобы она могла восстановить душевные силы и в одиночестве свыкнуться с мыслью о том, что Лорд Волдеморт всё-таки оставил её. И теперь, преодолев ради жены столь долгий путь, мне ничего не оставалось, кроме как заботливо укрыть её краем старого, но чистого покрывала, на которое улеглась Беллатрикс, и отправиться на поиски заказанного зелья. Семейная жизнь началась так же фантастически, как прошла первая брачная ночь.

***

Сентябрь 2018 года, Лондон, особняк Рабастана Лестрейнджа        Даниэль Дэшвуд ещё добрых минуты три сидел, не шевелясь, когда Рудольфус закончил. В этот раз рассказ старика затянулся до самого рассвета, и Дэни не жалел о потраченном времени, как не жалел ни о слипающихся глазах, ни о ноющей от усталости шее. — И что же, неужели после всего вы не хотели убить Лорда? — оживлённо спросил он у Лестрейнджа, который смежил веки и устало откинулся на спинку кресла. — Даже не подумали о том, чтобы предать его? — Нет, — негромко ответил Рудольфус, который в лучах яркого утреннего солнца казался особенно старым — чётче обрисовались глубокие морщины. — Я решительно не могу этого понять! — вспылил Дэни. — Вы же любили её! — Я и сейчас люблю, — спокойно отозвался Лестрейндж. — Потрудитесь взмахнуть палочкой и закрыть шторы — свет глаза режет.        Даниэль сделал то, что от него требовали, но от этого не перестал возмущаться. Особенно его доводило до исступленного непонимания убийственное спокойствие старика. — Ладно, хорошо, я понимаю ваше уважение к Лорду, но всё-таки, отдать свою женщину так безропотно… — Да что вы можете понимать, юноша? — с иронией вопросил Рудольфус, всё так же умиротворенно восседая в кресле с закрытыми глазами. — Я и сам до сих пор много не понимаю. В те годы отношения между мной, Беллатрикс, и Тёмным Лордом складывались особенно непредсказуемо, бурно и странно. Всё-таки нам всем было непросто найти именно ту узкую грань, на которой мы трое смогли бы спокойно сосуществовать, не притесняя друг друга. Характеры и у Беллы, и у Милорда были несгибаемые, они очень долго шли к равновесию в отношениях, а тут ещё и я вечно под ногами путался, и с этим было невозможно что-то сделать.        Дэшвуд, словно в миг забыв о своей усталости, встал на ноги и возбужденно заходил по комнате, лихорадочно соображая. — Так Лорд вернулся к вашей жене? — всё-таки спросил он. — Что вы всё дергаете его имя так непочтительно, молодой человек? — поморщился Лестрейндж. — Тёмный Лорд, Милорд, Повелитель, если осмелитесь. Имейте хоть какое-то уважение к героям своего романа. — Это будут ваши мемуары, — мимоходом поправил Дэшвуд, подходя к окну и рассеяно разглядывая серую улицу за ним. — Да, если вы не измените их до неузнаваемости, чего я опасаюсь, — ввернул Лестрейндж.        Даниэль тяжело вздохнул, оборачиваясь к своему на редкость недоверчивому собеседнику, который вроде как собирался вздремнуть. — Я же дал слово… — начал было он, но бывший Пожиратель Смерти прервал юношу, приподняв руку. — Вот и я уже сказал всё, что испытывал к Милорду. Или вы каждый день будете пытать меня на предмет того, что же я всё-таки о нём думал? Тогда огорчу вас — такими темпами мы далеко не продвинемся в нашем сотрудничестве.        Дэшвуд, уже собиравшийся возразить, недовольно прикусил язык. Рудольфус, кажется, всё чётче осознавал, что нужен Даниэлю не меньше, чем сам Дэни — ему, и теперь старик начинал постепенно показывать свой властный характер. — Да, вы, пожалуй, правы… — нехотя проговорил молодой волшебник, забирая со стола исписанный блокнот и прыткопищущее перо. Но он не был бы Даниэлем Дэшвудом, если бы тут же опять не начал быстро и несдержанно говорить. — А что стало с Ленорой? — Простите? — Рудольфус даже приоткрыл глаза и приподнял одну бровь, наводя Дэни на неприятную мысль о том, что старик даже не потрудился толком запомнить имя несчастной горничной. — Мерлин, ну, с той девушкой, которую вы… С который… Которая… — Дэни мучительно пытался подобрать слово под насмешливым взглядом зеленых глаз. — Она продолжила работать в Холле, и мы с ней ещё долгое время не виделись, — уклончиво ответил Лестрейндж. — Простите сэр, но я не могу не сказать, что вы повели себя очень плохо с ней, — выпалил Дэни, после чего уставился на Рудольфуса, ожидая ответной реплики и в тайне боясь, что тот разгневается.        Но, очевидно, мистеру Лестрейнджу было настолько плевать и на горничную, и на самого Дэшвуда, что тот только лениво пожал плечами. — Было бы странно, если бы вы не прицепились к тому недоразумению, — обреченно кивнул он. — Придётся вам сказать, если вы так и не поняли — насилие над женщиной я презираю в любом виде. Я сожалел о своём проступке, и даже теперь признаю, что очень виноват перед той несчастной девушкой. Мне бы хотелось, чтобы после того случая она ушла из замка, но, увы, бедняжка имела несчастье влюбиться, а потому упорно возвращалась в Лестрейндж-холл на каждые свои каникулы, что в конечном счете и привело к определенным последствиям… — Рудольфус поморщился и сухо поджал губы, недовольно взглянул на Дэшвуда. — Оставим это до поры до времени, я обещал вам рассказать всё, но каждому эпизоду своё время.        Даниэлю, всё ещё возмущенному до глубины души, пришлось согласиться. К слову сказать, теперь Дэни всё с большей настороженностью поглядывал на своего собеседника, понимая, что наивный мальчик Руди из воспоминаний старика совершал слишком много ошибок, превращаясь в того самого Рудольфуса Лестрейнджа, который в итоге угодил в Азкабан за свои преступления. — Безусловно, всему своё время… Но скажите, Ло… Милорд явился на Дёрси за Беллатрикс? — всё-таки поддался любопытству Дэшвуд. — Если они всё-таки были в итоге вместе, как я понял с ваших слов, он должен был что-то предпринять.       Рудольфус усмехнулся. Горько и обреченно. — Увы, в тот раз что-то предпринял я. И моя ошибка, вернее сказать, мой проступок привёл к катастрофическим последствиям. Вот вы спрашивали, не воспылал ли я ненавистью к Тёмному Лорду. В каком-то смысле я всё-таки его предал, по крайней мере, он расценил мои безрассудные действия именно так. — Маг немного помолчал. — Впрочем, об этом мы поговорим в следующий раз, — продолжил он более бодрым голосом, тяжело поднимаясь из кресла. — Сегодня вечером не приходите, я совсем устал от ваших допросов, да и у вас вид измученный. Увидимся завтра. И вот ещё что… Вы обещали мне помочь. Первым делом я хочу, чтобы вы выяснили кое-что о семье Малфоев.        Даниэлю ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Желание старика было вполне мирным и логичным — если они с Люциусом были друзьями, вполне нормально, что Лестрейндж теперь интересуется его судьбой. — Это будет не трудно. Тем более, что я и так знаю, что Люциус Малфой старается особенно не мозолить глаза общественности, и почти не покидает Малфой-менора, — воодушевленно начал Дэни. — Все семейные дела решает Драко Малфой, но многие считают, что с легкой руки своего отца.        Рудольфус, с которого будто рукой сняло всю усталость, внимательно слушал, и его глаза забегали по комнате, как будто старик что-то обдумывал. Это казалось особенно странным, потому что его взгляд всегда имел какой-то отстраненный вид, а теперь из-за этого показался Даниэлю хищническим. — Неплохо для начала, — похвалил Лестрейндж. — Но я всё же вынужден настаивать, чтобы вы осторожно выяснили об этой семьё всё, разумеется, не раскрывая моего имени, пока будете наводить справки. В особенности меня интересует Нарцисса. Леди Малфой. Вы поняли меня?        Дэни с готовностью кивнул, даже не придав значения странной формулировке просьбы. — Хорошо, что именно о ней узнать? — деловито спросил он, уже застегивая куртку и намереваясь выйти из гостиной. — Всё, — коротко ответил Рудольфус. — Живёт ли она в Малфой-меноре, часто ли его покидает, чем интересуется, как проводит время, с кем водит компанию. Я хочу знать всё. — Да, я сделаю всё возможное, — вежливо кивал Дэни, пока они со стариком выходили на старую лестницу. — Вы не поняли, юноша, — одёрнул его бывший Пожиратель Смерти, когда мистер Дэшвуд уже пошёл вниз по лестнице. — Это крайне важно. Так же важно, как и поиск какого-нибудь моего дальнего родственника, который мог бы стать наследником. Потрудитесь выяснить о Нарциссе Малфой так много, как только сможете.        Даниэль, только теперь почувствовавший что-то неладное за нетерпением старика, обернулся и удивленно на него уставился. Но, увы, сэр Лестрейндж стоял спиной к светлой комнате, а потому Дэшвуд разглядел только его силуэт. — Я узнаю столько, сколько смогу, — ещё раз пообещал он, решив не задумываться почему это настолько важно для его нового знакомого, подумав, что тот всего лишь близко общался со свояченицей в своё время, а теперь волнуется за её судьбу.

***

       Миссис Дэшвуд, вопреки опасением Даниэля, не сильно ругалась по той простой причине, что они с Люси задержались у тещи Дэни допоздна и решили остаться у той до утра, благодаря чему мистер Дэшвуд оказался дома раньше жены и дочери, а те так и не узнали, что он «задержался на работе» сильнее, чем планировал. — Видел статью в «Пророке»? — поинтересовалась Линет вечером того же дня, когда Даниэль уже успел побывать на работе, где весь день клевал носом, а под конец даже заснул под монотонное щебетание Скитер. — Какую именно, дорогая? — поинтересовался Дэни, пытающийся впихнуть в развеселившуюся дочку ужин — маленькая Люси упрямо поджимала губки и хитро смотрела на отца, когда тот пытался отправить ей в рот ложку зеленого горошка.        Линет, которая до этого орудовала волшебной палочкой над раковиной, заставляя щетку скоблить грязные тарелки, повернулась лицом к кухне и по своей привычке уселась на столешницу рядом с раковиной. Молодая женщина призвала с помощью Акцио свежую газету с тумбочки в прихожей, и быстро нашла новую статью. — Твоя знакомая опять отжигает, — проинформировала Линет, посмеиваясь. — Теперь Скитер придумала, что Рудольфуса Лестрейнджа выпустили из Азкабана. Что за бред? И, представь себе, она целую страницу накатала!       Дэни на несколько секунд замер, оставив безуспешные попытки впихнуть в проказничающую дочку горошек. Он, конечно, не был удивлен, но не думал, что материал выйдет в печать так скоро. Да и не хотелось ему в этот тихий домашний вечер думать о Лестрейндже, хотя мысли и так крутились вокруг мемуаров практически постоянно.        Вообще вся обстановка казалась настолько неподходящей для разговоров о Лестрейндже, насколько могла быть таковой. Привычно свистел чайник, нагретый заклинанием, гомонила Люси, метла гуляла по кухне, собирая в кучку у помойного ведра осколки разбитой чашки, и Линет занималась обычными домашними делами, собрав светлые волосы в высокий пучок, из-за чего Дэни периодически посматривал на открытую шею и на вырез майки супруги, подумывая о том, чтобы поскорее уложить дочь спать, и уединиться с женой в спальне. — И что там? — нарочито небрежно спросил мистер Дэшвуд, опять возвращаясь к своему непростому занятию и поднося к Люси ложку вареного горошка. — Всё то же, что и обычно, но сильнее раздуто и даже нагоняет ужас, потому что имеет хоть какие-то крупицы правды, — хмыкнула волшебница, разворачивая газету, чтобы было удобнее читать. — Вот послушай, — Линет начала читать, — Из проверенного и надежного источника стало известно, что отбывающий пожизненный срок Пожиратель Смерти получил помилование, и теперь будет жить среди почтенных законопослушных граждан…        В общем-то, всё это Даниэль уже читал сам, а потому позволил себе слушать вполуха, всеми известными ему способами продолжая пичкать малышку Люси горохом. Но та только задорно болтала ножками в новых туфельках, мотала головой, а горошек то и дело падал на розовое платьице, вместо того, чтобы отправиться по месту назначения. — ... с фамилией Лестрейндж будет даровано право на жизнь! — Даниэль прислушался внимательнее, потому что, когда он сам читал наброски Скитер, продолжения ещё не было. — И это с учётом того, что Рудольфус Лестрейндж был признан виновным в нескольких убийствах, а так же в страшных пытках несчастных магглов! Кроме того, штатный целитель Азкабана уверяет, что у Лестрейнджа диагностировано расстройство психики с маниакальными навязчивыми идеями и необоснованной жаждой убийства. «Это настоящие безумие. Он, может, и будет владеть собой до поры до времени, но этот человек — хладнокровный убийца, и когда он сорвётся, наше беспечное правительство сильно пожалеет о своём безрассудном решении», — заявляет доктор Джонсон. Нам всем остается только надеяться, что Лестрейндж будет сторониться людных мест. И всё-таки страшно подумать о последствиях этого вопиющего решения Визенгамота.        Когда Линет замолчала, Дэшвуд неподвижно сидел с протянутой рукой, в которой сжимал ложку с пресловутым горошком, и в его глазах отражался весь ужас происходящего. В самом деле, как беспечен он был, когда связался с Пожирателем Смерти! И как же ловко тот притворялся нормальным человеком, будь неладен хитроумный старик! Но, Мерлин и Моргана, если тот и впрямь безумен хоть в какой-то степени, даже если делить написанное Миртл пополам, когда же это безумие должно было проявиться? — Мой добрый друг из Министерства Магии, — продолжала читать Линет, — когда-то уже имевший дело с Лестрейнджами, заклинает всех граждан Магической Британии быть осторожными. Пусть каждый запомнит, что Лестрейндж хитер, терпелив и очень коварен, поэтому может нанести новый удар обществу в самый неожиданный момент.        Дэни медленным взглядом обводил свою уютную маленькую кухню, которая в вечерних сумерках освещалась мягким желтым светом люстры, смотрел на всю дешевую кухонную утварь, составляющую в целом такой привычный для него интерьер, смотрел на свою трёхлетнюю дочь, которая беззаботно раскачивалась на стуле взад-вперёд, смотрел, наконец, на свою жену, которая в выглядела особенно по-домашнему в самых обычных маггловских джинсовых шортах и серой майке на тонких бретельках. Он хотел впитать в себя каждую деталь этого тихого семейного вечера, потому что впервые в жизни побоялся всё это потерять, причем потерять по своей же вине.

***

       К вечеру следующего дня Даниэль Дэшвуд свыкся с мыслью, что Скитер могла всё-таки добавить слишком много отсебятины, дабы посильнее напугать читателей, но, тем не менее, здорово перенервничал. С присущей ему въедливостью, Дэни поспешно кое-что выяснил о Рудольфусе Лестрейндже. Правда, конечно, обросла вымыслом и легендами, но даже по самым скромным прикидкам выходило, что Рудольфус Лестрейндж был уже слегка не в себе, когда впервые сбежал из Азкабана, а после серьёзной черепно-мозговой травмы в годы Второй Войны Волшебников совсем слетел с катушек. Слухов ходило превеликое множество, но точно доказать вину Лестрейнджа смогли только в наименее тяжких преступлениях. Потому что если бы только нашлись свидетели или доказательства, если бы все предъявленные обвинения были доказаны, Рудольфус Лестрейндж никогда бы не вышел из Азкабана. Усложняло всё и то, что Рудольфус никогда не работал один, а действовал исключительно в составе группы, в которой как минимум были его брат и жена, из-за чего фактически невозможно было сказать, кто из них троих совершил конкретное преступление.        Увлеченный своим небольшим расследованием, Дэни чуть было не решился пропустить назначенный визит к Лестрейнджу, но в итоге свыкся с неутешительной мыслью о том, что старик знает, где Даниэль с семьёй живут, и лучше всё-таки не нервировать его лишний раз. А потому, собрав всю волю в кулак и проинформировав жену о том, что ему придётся немного задержаться на работе, Даниэль отпросился из офиса «Ежедневного Пророка» на пару часов раньше и, в конец завравшись, выкроил себе целых четыре часа на Лестрейнджа, твёрдо решив не задерживаться у того до глубокой ночи.        Ещё ни разу мистер Даниэль Дэшвуд не плелся к своему загадочному знакомому с таким тяжёлым сердцем. И хотя Лестрейндж ни разу не дал усомниться в своей вменяемости и даже изъяснялся всегда предельно спокойно и интеллигентно, теперь Дэни не мог не волноваться. Кто знает, может, старик и впрямь только притворялся таким тихим, а на самом деле только и ждал удобного момента, чтобы вырезать всю семью Даниэля? И хотя в этом случае нужно было бы прекратить всякие контакты, Дэни бесстрашно решил попробовать поговорить с Лестрейнджем, а потом уже что-либо для себя решать. На всякий случай он всё же убедил Линет проведать теперь и его матушку, а желательно и вовсе у неё переночевать. Тогда, чтобы с ним самим не случилось, хотя бы миссис Дэшвуд и маленькая Люси будут в порядке.        Особняк встретил Даниэля обычной мрачной тишиной, и даже домовая эльфика, открывшая ему дверь, теперь показалась Дэни хитрой и зловещей. Хотя, возможно, всё дело было в том, что она смотрела на волшебника снизу вверх, а оттого казалось, что исподлобья. — Вы рано сегодня, — заметил Рудольфус, которого Дэни так же нашел особенно подозрительным, потому что тот выглядел устало и снимал мантию с капюшоном, когда Даниэль поднялся в гостиную. — Но так, должно быть, даже лучше. Иначе вы скоро обретете такую же бессонницу, как у меня, а это, поверьте, юноша, мучительно. — Вы куда-то ходили? — с опаской спросил Дэни, не спеша проходить в комнату и только наблюдая за Лестрейнджем, который сбросил мантию на руки эльфике, после чего, хромая сильнее, чем обычно, медленно подошёл к своему креслу. — Да, у меня было несколько дел, — небрежно ответил бывший Пожиратель Смерти, усаживаясь в кресло. Он сдавленно зашипел и прикрыл глаза, потирая колено.— Долли, накапай мне в стакан обезболивающего… — И какие же дела у вас были? — осторожно продолжал Даниэль, нерешительно проходя в гостиную. — Я должен был зайти в пару лавок, но, собственно, вам-то какое дело? — хмыкнул Рудольфус, всецело занятый своим коленом.       «А что, если он уже кого-то убил? И именно поэтому у него ноет старая рана — пришлось побегать?» — Я вижу, вы себя неважно чувствуете? — ответил Дэни вопросом на вопрос. — Я чувствую себя вполне терпимо, — теперь напрягся и Лестрейндж, который внимательно уставился на Даниэля своими странными глазами.        Дэшвуду этот взгляд опять показался не совсем нормальным. Бывший Пожиратель Смерти словно смотрел сквозь него, и это было неприятно, потому что Дэни не понимал, что именно не так с этим взглядом, а оттого начинал волноваться. — Вы уверены? — промямлил Даниэль, стараясь сделать голос твёрже. — Уверен, — жестко отрезал Рудольфус, выпрямляясь в кресле. — Что за допрос? Чего вы хотите? И почему я кожей чувствую ваш страх?        В проницательности Лестрейнджу было не отказать, хотя у Дэни было подозрение, что тот попросту использовал легилименцию. — Это правда, что вы больны? — решился Даниэль.        Рудольфус неописуемо на него взглянул. — Как посмотреть, — хмыкнул он. — Ваш вопрос некорректен до крайности, но я отвечу: мои старые травмы не угрожают моему здоровью ни в коей мере. — У вас была одна особенно серьёзная травма, — Даниэль, подстегиваемый профессиональным интересом к мемуарам и волнением за семью, решил идти до конца. — Вы про раздробленный коленный сустав, три сломанных ребра или смещение позвонков? — не без сарказма уточнил Рудольфус, который уже и думать забыл о своём колене и теперь всецело устремил своё внимание на Даниэля. — Была и ещё одна, — не унимался тот. — Миртл Скитер… — А я-то думаю, в чём дело, — протянул Рудольфус с меланхоличным видом, разом расслабляясь в кресле и отворачиваясь от гостя, чтобы взять из ручонок Долли стакан с обезболивающим.        Пораженный тем, что Лестрейндж принял такой смирный вид так внезапно, Дэни молча наблюдал, как тот выпил зелье и, сложив руки замком на груди, выжидательно уставился на Дэшвуда. — Конечно же, я уже полюбовался на статью, посвященную моей скромной персоне, — пояснил старик презрительно. — Даже говорить про это ничего не хотелось, но я вижу, вы всё-таки хотите прояснить один вопрос. — У вас правда была травма головы? — Даниэль всё-таки опять задал вопрос на столь значимую для него тему. — Да, — неожиданно резко ответил Рудольфус. — Только мне не череп раскроило, как повествует эта Скитер, а всего лишь рассекло лицо, как вы могли заметить, — кажется, Даниэлю всё-таки удалось довести волшебника, потому что теперь тот говорил хотя и негромко, но отрывисто, нетерпеливо. — Нет, я не повредился умом. По крайней мере, не в той степени, в которой живописала ваша коллега. — Лестрейндж встал и, хромая, сам быстро подошёл к Дэшвуду, после чего демонстративно указал подрагивающим от негодования пальцем на шрам, тянущийся от правой скулы до лба. — Секо лишило меня зрения ровно наполовину, юноша. Я совершенно слеп на правый глаз, вот, пожалуй, и все последствия. А теперь, когда мы выяснили это, мы можем вернуться к работе, если, конечно, вы не хотите узнать ещё что-нибудь о том, как именно меня покалечила война.        И, учащенно дыша от раздражения, Рудольфус захромал к своему креслу, чтобы опуститься в него с таким видом, словно сейчас он и впрямь готов использовать какое-нибудь тёмное заклинание против гостя. — Ваша Скитер очень мне польстила, посчитав меня боеспособным убийцей, — тихо проговорил Лестрейндж, мрачно уставившись в ещё не зажжённый камин. — Если бы это было так, я бы не сидел здесь, прячась, как затравленный зверь. Если бы я только мог… Если бы я только имел хотя бы половину своей былой силы… — теперь он говорил сбивчиво и очень тихо, и Даниэлю пришлось напрячь слух, чтобы расслышать последние слова старика. — Посмотрите на меня, — горько обронил тот, бросая короткий взгляд на Дэшвуда. — Я едва хожу, все мои ребра неоднократно переломаны, недостает одной почки, перемолотой проклятьем, у меня дрожат руки, и я не вижу правым глазом. Что я могу? — старик с отвращением фыркнул. — Я теперь вообще ничего не могу… Но не вздумайте жалеть меня! — вскинулся Рудольфус, перехватив взгляд Дэшвуда, полный сострадания. — Я горжусь тем, что проливал свою кровь во имя Тёмного Лорда, и я никогда не жалел об этом.        Даниэль Дэшвуд очень медленно подошел и сел в соседнее кресло, не зная, что ему на это сказать. Он долго неуверенно мялся, и только потом осмелился положить на столик свиток. — Я узнал о Нарциссе Малфой столько, сколько смог, — негромко проговорил он, не представляя, как ещё сгладить вышедшую неловкость.        Кажется, Лестрейндж и сам хотел сделать вид, что не было этой минутной потери самоконтроля, не было секунды слабости, а потому повернулся к Дэни, напустив на себя непроницаемый вид. И теперь Даниэль понимал это странное выражение светло-зелёных глаз — правый зрачок на нём не фокусировался. — Я взгляну позже, спасибо, — сдержанно ответил Рудольфус. — Пока что мы могли бы продолжить нашу работу. Никогда не любил много болтать, но теперь язык — моё единственное оружие.

***

Август 1969 года, Ирландия, остров Дёрси, замок О`Салливен        И всё-таки я старался не унывать, если это было возможно в сложившейся ситуации. А, возможно, дело было в том, что в ранней молодости ещё трудно объективно судить о каких-то проблемах, и кажется, что всё решаемо. Пообедав в день приезда на остров в одиночестве, я написал письмо отцу, в котором объяснил наш внезапный отъезд необходимостью привыкнуть друг к другу, что как нельзя лучше получается в таком отдаленном месте, как Дёрси. Правда, почтовая сова замка, единственная, которая оставалась в О'Салливэне после отъезда моей бабки на материк, была настолько стара и немощна, что я сомневался, что Сильвий получит письмо хотя бы к концу недели, если получит вообще.        Пока Беллатрикс, одним глотком осушив зелье сна без сновидений, отдыхала наверху, я с присущей мне деятельностью осмотрел владения. Вернее сказать, обследовал замок, потому что, дабы повидать весь остров, мне нужен был добрый конь и целые сутки. Часто занимаясь финансовыми вопросами, я знал, что О'Салливэн получал самое жалкое финансирование из Холла и в основном состоял на самообеспечении, то есть, мыслилось, что экономка должна была именем моего отца собирать налоги с немногих жильцов острова и брать таможенную пошлину с магических судов, приходящих в порт. Что же, если это и делалось, то деньги оседали где-то в другом месте, потому что О'Салливэн находился в крайне плачевном состоянии. Крепостная стена с северной стороны начала крошиться, и никто и не думал заниматься ремонтом, тюремные камеры и кладовые помещения под стенами, оказывается, затопило до половины ещё весной, и никто не потрудился привести их в порядок, жилые комнаты в замке и вовсе пришли в полное запустение и мебель, которой они были обставлены, была в таком виде, что в Холле её постеснялись бы отдать прислуге.       Не смотря на всё это, я был рад тому, в каком виде нашел замок. Мне было чем заняться, и это было прекрасно. Необходимо было куда-то себя деть, и мне как воздух нужна была работа, чтобы забыться. Уже в первый день в О'Салливэне я велел экономке подать мне все счетные книги на последние пять лет и засел за них, полный решимости выяснить, сколько замок недополучил всё это время. Цифры получились настолько неутешительными, что я даже составил копию своих расчётов, чтобы позже предъявить отцу. Убив на счета несколько часов, до наступления темноты я успел пройтись по всем комнатам, в которых нам с Беллатрикс предстояло существовать, и отдал распоряжения чистить, драить и мыть всё, что только можно. Под вечер я заявил экономке, чтобы она дала знать всем волшебникам на острове, что завтра же я хочу их видеть, иначе выселю со своей земли к инферналам, и на этом посчитал день достаточно плодотворным, хотя дел было ещё очень и очень много.        Когда поздним вечером я оставил плохо отапливаемый кабинет, гордо именуемый в замке библиотекой из-за пары стеллажей старых книг, передо мной встал новый вопрос — где мне спать. Беллатрикс к тому моменту уже успела сменить дорожное платье на ночную рубашку и теперь мирно спала под теплым одеялом, но я сомневался, что имею право улечься рядом с ней, хотя и чувствовал себя уставшим. Я убедился, что в главной спальне тепло, и Белле удобно, после чего вернулся в кабинет и устроился на видавшей виды софе, взяв почитать одну из книг, которая оказалась сказками Барда Бидля.        Первое утро на Дёрси ознаменовалось привычным непроглядным туманом за окном, и прежде, чем часы пробили семь утра, я успел починить сломанный звонок для вызова прислуги, только после этого хлопнув в ладони, чтобы явился домовой эльф. — Люки, пусть готовят завтрак, — повелел я. — Кстати говоря, кто этим занимается? Если тот дряхлый эльф, то проследи, чтобы он нас ненароком не отравил… — Нет, сэр, миссис Макдоннел сама готовит, — пропищал домовик, почтительно опустив уши. — Тогда передай ей, чтобы мой завтрак подали сюда, как и поднос для леди, его я сам отнесу.        И хотя в кабинете теперь было ещё холоднее, чем вечером, а камин явно был неисправен, потому что от него было больше дыма, чем тепла, я чувствовал себя… отдохнувшим? Нет, не то слово. Скорее я испытывал облегчение от того, что мы с Беллатрикс в такой глуши, что ни отец, ни Он не смогут так просто до нас добраться. Дёрси выходил за пределы Великобритании и относился к Ирландии, это место держалось нашей семьей в секрете последние десятилетия, потому что в случае чего именно Дёрси мог помочь в бегстве при необходимости, именно с Дёрси можно было отправить что-то ценное на материк, минуя всевозможные пограничные проверки, и именно на Дёрси можно было спрятать что-то ценное. Так как земля считалась нашей, камин в «Бешенном лепреконе» был напрямую связан с Лестрейндж-холлом, из-за чего можно было не пересекать законную границу между Британией и Ирландией в общепринятом месте. А с самого Дёрси можно было отплыть в Новый Свет, потому что никто не стал бы досматривать корабль, вышедший как из порта, так и с острова. Вдобавок на Дёрси было очень сложно попасть, если на острове находился Лестрейндж, который этого не хотел. Старинная защитная магия работала безупречно.        Ближайшие дни обещали быть очень спокойными, и Дёрси в целом имел очень умиротворяющую атмосферу. На нём всегда сохранялась мёртвая тишина, если не брать в расчёт крики птиц и шум прибоя, и остров наполнял душу покоем. Появлялось какое-то смутное чувство защищённости, потому что незваных гостей ждать не приходилось.        Имея, в общем-то, созидательную натуру, я уже планировал провести пару реформ на Дёрси, пользуясь случаем, потому что что-то мне подсказывало, что тут ещё нескоро кто-то появится, если отец, конечно, не отправит в ссылку Рабастана через пару лет. Таким образом, я твёрдо решил использовать время, проведенное на острове, с пользой.        Завтрак был необычным, но вкусным. Особенного разнообразия ожидать не приходилось — готовили в основном из того, что имелось на острове. В расположении старой экономки была отара овец, рыба, которую добывал её сын, наверняка не платя налог, да десяток куриц. Омлет с курицей у неё получился превосходным, чего нельзя было сказать о твёрдых лепешках местного производства, но это компенсировал чай на травах, в котором я распробовал мяту и, кажется, мелиссу. То, что нужно для наших с Беллой расшатанных нервов.        Когда час спустя я зашел в главную спальню, левитируя с собой поднос для Беллатрикс, моя супруга уже сидела за столом у окна, выставив на него большое зеркальце, и расчёсывала свои прекрасные волосы. — Доброе утро, — поздоровался я, ставя перед ней завтрак. — Доброе, — негромко ответила Беллатрикс. — Через час придут арендаторы, — волшебные семьи, я имею ввиду, — и я буду иметь с ними серьёзный разговор. Хочешь соприсутствовать? — Нет, — даже не задумываясь, отозвалась Беллатрикс. — Я хочу погулять. Одна.        Я тяжело вздохнул. Глупо было ожидать, что она так быстро всё забудет и захочет принимать участие в жизни замка. — Разумеется. Только оденься тепло, сегодня сильный ветер. И внимательно смотри под ноги, чтобы не оступиться — тут крутые склоны.        Беллатрикс ничего не ответила и к завтраку не притронулась. Второй день нашей совместной жизни начинался не лучше, чем первый.

***

       И всё-таки через пять дней пребывания на острове я считал, что приехать на него было не такой уж и плохой идеей. Дни прошли плодотворно, а уединенная жизнь вдали от десятков внимательных глаз и болтливых языков пошли нам с Беллатрикс на пользу.        Собрав всех волшебников на острове, я дал им понять, что Лестрейнджи вернулись, и теперь всё пойдёт по-другому. Так как взрослых магов оказалось совсем немного — Диглан Макдоннел да его двоюродный брат Алаоис Макдоннел, оба с жёнами — пришлось велеть им найти в порту более-менее надежных волшебников, чтобы они могли поправить несущие стены особняка и крепостную стену, за что я обещал закрыть глаза на то, что Макдоннелы не утруждали себя арендой и налогами последние годы. Дети Макдоннелов, коих в общей сумме было пятеро, без колебаний были наняты мною в замок, где катастрофически не хватало рук. Так как им было от семи до пятнадцати, юные Макдоннелы могли пригодиться в хозяйстве, к тому же все они были с юных лет приучены к труду, что для прислуги просто незаменимо. Две старшие девочки были назначены горничными, и теперь помогали экономке как на кухне, так и в уборке, мальчик пятнадцати лет, сын Диглана, не по годам рослый и крепкий, был отправлен на конюшню, где оставалось всего три лошади, а младшие дети получили назначение в что-то вроде хлева, который делили две свиньи, коза, десяток куриц и старая собака. Алаоис Макдоннел отчитался мне за отары овец, коих со времен моего детства стало меньше раза в четыре, на что я ответил, что теперь за каждое пропавшее животное он будет держать ответ передо мной лично.       Я даже не поленился самолично проехаться верхом по всему острову, навестив три семьи магглов со счётной книгой в руках, и потребовал с них деньги за аренду и налоги на рыболовство за последние годы. Не то чтобы это было обязательно делать самому, но мне нужно было выпустить пар и хорошенько кого-то опустить, чтобы вздохнуть легче. В результате моей бурной деятельности было проведено небольшое расследование по хищению пресловутых овец, все стрелки были переведены на одно семейство магглов, и я их с позором выселил, на прощание наградив парочкой поначалу незаметных проклятий. Если сначала я устремил всё своё внимание на дела острова только для того, чтобы отвлечься, то с течением времени я начинал входить во вкус.        Пока я бросал все силы на обустройство Дёрси, чтобы забыться, Беллатрикс пребывала в меланхолии. Как и в день приезда, почти не говорила, не проявляла ни к чему интереса и очень мало ела. Зато она много гуляла по пустошам острова, размышляя о чём-то своём (вернее сказать, думая об одном конкретном человеке), любовалась красочными пейзажами и восстанавливала силы. К исходу недели она даже стала казаться чуть более живой, и выразила удовлетворение тем, что я спал в соседней комнате и не особенно раздражал её своим вниманием.        Пришёл ответ от отца, в котором тот заявил о том, как недоволен моим неуважительным поведением. Родитель посоветовал провести время с пользой, раз уж я сбежал от него подальше. Так же сэр Лестрйендж сообщил, что из-за меня ему пришлось объясняться со всеми гостями, визиты которых были запланированы на этой неделе, и пообещал ещё побеседовать со мной на эту тему.        К исходу недели, когда мы с Беллатрикс сидели за ужином в кухне на первом этаже (там было уютнее, чем в огромном зале, в котором я теперь принимал арендаторов по разным вопросам), Белла впервые за всё это время заговорила со мной первая. — Я хочу, чтобы ты отменил нашу поездку во Францию, — безапелляционным тоном заявила она, накалывая на вилку кусок хорошо прожаренного мяса.        В кухне царил приятный полумрак — маленький камин давал не так много света, зато хорошо прогрел воздух. Обстановка казалась особенно домашней и спокойной. — Как пожелаешь, — без раздумий кивнул я, глядя на супругу с противоположного края вытянутого стола. — Ты хочешь остаться здесь, как я понимаю? — Я пока не готова вернуться в Холл и изображать счастливую новобрачную, — заметила Беллатрикс. — Пусть лучше все думают, что мы обезумели от страсти и никак не можем насладиться друг другом, чем увидят меня в таком подавленном состоянии. — Ты права, — заметил я, отправляя в рот кусочек мяса. — Завтра ты мог бы составить мне компанию на прогулке, — как бы невзначай заметила Беллатрикс, после чего с самым невозмутимым видом отпила из своего кованного кубка. — Я уже осмотрела ближайшие ландшафты, а экономка говорила, что здесь где-то имеется сигнальная башня и заброшенное аббатство.        Не веря в своё счастье, я удивленно смотрел на Беллу, которая мирно потягивала старинное вино из кубка и старательно делала вид, что всё именно так, как и должно быть. — Это просто чудесная идея, я покажу тебе достопримечательности острова, — воодушевленно заявил я. — И, кстати, я рад, что ты опять ешь.        Белла усмехнулась, отставила кубок и положила локти на стол, подперев руками подбородок. Хотя она заметно похудела за последние дни, вид у неё теперь был отдохнувший. — Он сам сказал, что я должна продолжать жить. И, знаешь что, Рудольфус, меня взяло зло, — заявила она нарочито бодрым голосом. — Раз уж Он пренебрёг мною, я не собираюсь убиваться. Мы проведем остаток лета здесь и неплохо отдохнём назло всем и вся, — уверенно заявила Белла, поднимая свой кубок. — За нас! — За нас, — с улыбкой повторил я.        Период подавленного настроения прошел, теперь Беллатрикс начинала злиться, что было хорошим признаком. Если она злилась, она была готова бросить вызов самой себе и попытаться и впрямь хорошо провести время, убеждая себя в том, что будет выше безответных страданий по Милорду. Пусть так, интересно, на сколько дней этого хватит, прежде чем Беллатрикс перейдёт в стадию раздражения и начнёт срываться на окружающих по поводу и без.        Оказалось, что я поспешил со своими выводами, потому что Белла, сперва наигранно активно взявшаяся за осматривание Дёрси, через несколько дней уже настолько натурально играла, что мне казалось, словно она и впрямь вернула себе вкус к жизни. Скорее всего, дело было в той особой магии острова, о которой я уже упоминал. Дёрси будто наполнял души своих обитателей умиротворением.        Мы совершали конные прогулки, однажды поднялись на старый маяк, а в другой день осмотрели развалины аббатства и склеп О'Салливэнов, прежних владельцев острова. Беллатрикс, раскрывшая прелесть местной настойки на травах, немного повеселела и в один из безветренных дней даже предложила мне покататься на лодке под луной. — Я отпустил прислугу из замка на сегодня, — проинформировал я, когда мы с Беллатрикс держали путь к одной из дальних бухт, которая считалась самой спокойной и наиболее пригодной для катания на лодке. — Всё равно мы вернёмся только днём, бухта Молодой Леди далеко от замка. — У нас прямо-таки настоящее приключение, — заметила Беллатрикс, заставляя кобылу золотистого цвета гарцевать под нею. — Ночное любование звёздами, завтрак на пляже. Ты романтик, Рудольфус.        Я усмехнулся, искоса смотря на жену. Мерлин и Моргана, как же я любил видеть её такой — безмятежной, веселой, шутливой, и как же давно Белла не радовала меня этим! Хотя тут больше заслуга загадочной настойки, которую на Дёрси употребляли вместо эля, но пусть Беллатрикс хоть Феликс Фелицис пьёт, если её это возвращает к жизни.        Беллатрикс прекрасно держалась в седле, а костюм для верховой езды из кремового велюра прекрасно ей шел. Вообще Белла выглядела на удивление хорошо в этот день, как-то особенно по-домашнему с простым низким хвостом вместо обычной затейливой причёски, да и румянец на щеках не мог не радовать — давно я не видел Беллатрикс в таком радостном расположении духа. — Мне кажется, что миссис Макдоннел добавляет в свою бурду что-то вроде веселящего зелья, — заметила Беллатрикс. — Не твои ли это происки? — Нет, конечно, — обиженно отозвался я, подводя своего серого в яблоках мерина к кобыле жены. — Я бы не стал травить тебя чем-то таким. — Это радует, — заметила Белла. — Ну что, как в старые добрые времена, на перегонки? — она с озорством натянула поводья своей лошади, готовая хорошенько её пришпорить. — Может, не надо? — робко начал я. — Дороги каменистые, что, если лошади оступятся? Они не привыкли к таким скачкам… — Да брось ты, всё будет в порядке, — отмахнулась Беллатрикс. — Нам же по этой дороге? — По этой, — кивнул я, поняв, что забега нам не избежать. — Только будь осторожна, прошу тебя.        Беллатрикс без предупреждения вонзила шпоры в бока кобылы и та, взвившись на дыбы, захрапев, мотнув головой, кинулась вниз по склону. — Прости, дружок, — я погладил ухо своего мерина, который жевал губами и задумчиво постукивал копытом по земле. — Придётся и нам поспешить…        Белла пришла к финишу первой, как и следовало ожидать, потому что мой конь, кажется, был ровесником моего отца и под конец дистанции упрямо перешел на шаг, что-то недовольно мне выговаривая на своём языке. — Я выиграла, — со смехом заявила Беллатрикс, тяжело дыша — хотя корсет на её костюме был не особенно тугим, он всё-таки давал о себе знать. — Что будет моей наградой? — Обратно поедешь верхом, а я, кажется, поплетусь пешком, — беззлобно отозвался я, спешиваясь с остановившегося коня. — Кажется, у бедняги слетела подкова…        Беллатрикс соскользнула со своей лошади, и, не дожидаясь меня, свернула на узкую дорожку, по которой можно было спуститься в бухту. — Не оправдывай своё поражение, — издевательски бросила она через плечо. — Добрый день, сэр, — поприветствовал меня Диглан, который вышел из своего домишки поприветствовать нас с Беллатрикс. — Я приведу лошадей в порядок. — У этого слетела подкова с передней правой ноги, — проговорил я. — Алаоис поправит, когда вернётся из порта, сэр, — заверил меня волшебник. — И ещё, сэр, на вашем месте я бы не выходил далеко — к вечеру может быть шторм. — О чём это ты? — хмыкнул я с сомнением. — Погода совершенно ясная.        И впрямь впервые за всю неделю показалось солнце. — Погода тут обманчива, — доверительно сообщил волшебник, беря под уздцы лошадей.        Я поблагодарил его за совет и поспешил за Беллатрикс, которая уже практически добралась до каменистого пляжа. Спускаясь по узкой тропинке, я порадовался, что не стал обременять себя мантией — она бы наверняка цеплялась за множество колючих кустарников, которые облепили дорожку к пляжу с двух сторон.        Белла развлекалась тем, что ловко переходила с камня на камень в полосе прибоя, приподняв юбку-амазонку, чтобы не намочить подол. А я… я стоял, как истукан, и не мог налюбоваться на неё. Впервые за долгое время Беллатрикс выглядела на свои семнадцать лет, и это было волшебно. Я наконец-то видел ту Беллу, которую знал и любил все эти годы. — Осторожно, ты можешь поскользнуться, — всё-таки заявил я.        Беллатрикс смерила меня насмешливым взглядом. — Даже моя старая нянька так не цеплялась ко мне, как ты, Рудольфус, — парировала она.        Всё-таки Белла не стала трепать мои потасканные нервы и вернулась на пляж тем же путем, по которому прошла до этого, и мы оба принялись обследовать лодку, заранее приготовленную для нас по моему приказу.        В отличие от того суденышка, на котором мы попали на остров, эта ладья не имела мачты и паруса, как не имела и кучи сложных снастей, спутанных сетей под лавками и старых удочек. Заколдованные весла были в отличном состоянии, что и продемонстрировали, как только мы с Беллатрикс забрались в лодку, а я приказал держать курс к выходу из бухты. Скамьи, на которых предусмотрительно располагались подушечки, были удобнее жестких лавок лодки Диглана, а между ними располагался столик с приклеенными к нему магией блюдом с фруктами и кувшином вина. — Как ты тщательно подготовился, Рудольфус, — заметила Беллатрикс, устраиваясь на карме и выставляя руку за борт, чтобы касаться пальцами темной водной глади. — Я же обещал делать для тебя всё, и даже больше, — улыбнулся я.        Беллатрикс сделалась серьёзной и задумчиво уставилась на скалистые берега, от которых мы отходили. За ними уже медленно опускалось солнце. — Я ценю это, Руди, — проговорила она негромко. — Возможно, настанет день, когда я смогу платить тебе тем же. Но ты же знаешь мой несносный эгоистичный характер…        Подумалось, что для одного человека она всегда может быть самоотверженной и заботливой, но, увы, этот человек не я. Хотя меня это не особенно печалило — я был счастлив уже потому, что Беллатрикс позволяла заботиться о ней. — Кстати, почему это место называется бухтой Молодой Леди? — сменила тему Беллатрикс, наливая себе вина в бокал. — О, есть одна легенда, — с удовольствием начал я, только и ждущий момент, чтобы блеснуть знанием всех местных сказаний. — У одного из моих предков была красавица-дочь, но очень своевольная и непокорная… — Ну что за красноречивые параллели, Руди? — хохотнула Беллатрикс. — Уже начинает звучать как назидание. — Подожди, лучше послушай до конца, — терпеливо продолжил я. — Как я тебе уже говорил, у моих предков было принято отправлять сюда на перевоспитание своих отпрысков, поэтому мой гордый пращур, не вынеся выходок дочери, сослал её на Дёрси на какое-то время. — Как её звали? — опять перебила Белла, потягивая вино. — Не знаю, отец обычно рассказывал о ней, как о прекрасной деве, имя которой стерлось из истории. Зато он всегда говорил, что у неё были медно-рыжие волосы и глаза, зеленые, как воды этой бухты… — Похоже на портрет твоей матери, — безжалостно ввернула девушка. — Ты будешь слушать или нет? — я шутливо брызнул в неё водой, и Беллатрикс, хихикнув, увернулась. — Итак, как я уже сказал, когда-то тут в своеобразном заточении сурового родителя жила сказочная красавица, имя которой в нашем роду не произносилось, и потому стерлось из памяти потомков. На семейном древе ты тоже не найдешь её имени, а в картинной галерее Холла — её портрета, потому что, увы, юная мисс Лестрейндж влюбилась в простого маггла-рыбака. — Ничего себе, — вырвалось у Беллы. — Серьёзное заявление для сказки. Вообще-то такие истории обычно не рассказывают, Рудольфус. — Мерлин и Моргана, ты специально? — застонал я. — Ты тоже Лестрейндж, ты имеешь право знать. Так вот, разумеется, когда об этом прознал отец девушки, он был вне себя от ярости и поклялся или убить дочь или выдать замуж за своего старого приятеля, живущего в уединенном замке на Карпатских горах… — Блэк точно своими руками убил бы, — провокационно вклинилась Беллатрикс. — Причём без колебаний. — Но я рассказываю о Лестрейнджах, — я погрозил Белле пальцем, а она только зачеркнула полную пригорошень холодной воды, чтобы окатить меня брызгами. — Я всё равно продолжу. Мисс Лестрейндж была не в восторге от такой перспективы, поэтому договорилась со своим любимым устроить побег из отчего дома. В ночь бегства был страшный шторм, суденышко рыбака бросало из стороны в сторону, но он, конечно, бесстрашно приплыл к своей возлюбленной, хотя и был всего лишь глупым магглом. — Теперь Белла слушала с интересом, наверняка думая о том, что её любимый совершенно не собирается за ней прийти. — Парочка уже почти выплыла из бухты, как мы сейчас, — гнетущим голосом продолжал я. — Но тут на мысе показался отец юной красавицы. Говорят, что в тот день даже магглы в порту видели странные зеленые молнии над бухтой, и видели в отсветах этих вспышек маленькую лодочку, которую то и дело швыряло к самым скалам, — я выдержал эффектную паузу. — И? — потребовала Белла. — С тех пор ни молодую мисс Лестрейндж, ни её избранника никто не видел. По приказу моего предка домовики обследовали все бухты и заливы Дёрси и ближайших островов, но не было найдено ни обломков лодки, ни тела прекрасной девы. — Ну, эту историю каждый может трактовать, как хочет, — заявила моя супруга. — Или это назидательная сказка для чистокровных детишек, прямым текстом говорящая о том, что предателей крови с удовольствием утопят даже собственные родители, или же романтическая история, подошедшая бы для пропаганды Дамблдора. А что, бравый маггл, не боящийся волшебства и даже Авады Кедавры, смелая девушка, перешагнувшая через условности и запреты, и всё ради того, чтобы доказать, что даже такая противоестественная любовь может иметь счастливый конец. — Ты права, не буду спорить, — согласился я. — Эту легенду хорошо знают многие местные волшебники, поэтому каждый паршивый полукровка на островах Ирландии считает своим долгом рассказывать всем и каждому, что в нём течет кровь Лестрейнджей, потому что та сбежавшая леди была именно его прапрабабкой.        Белла задумалась, поводя рукой так, чтобы вино в бокале плескалось по кругу. — И за какой конец ты? — вопросила она. — Трудно сказать. Первый — слишком жестокий, второй неправильный, — нашелся я. — А если бы мне вдруг захотелось сбежать, ты бы пускал мне в спину Авады Кедавры с утеса? — с вызывающей ухмылкой спросила Беллатрикс. — Если бы тебе захотелось сбежать, я бы даже корабль тебе достал, чтобы ты безопасно пробралась через шторм, — фыркнул я, с укоризной глядя на супругу.        Белла же вдруг встала на ноги, от чего наша лодка закачалась, и выжидательно на меня взглянула, прекрасно понимая, что я тут же начну волноваться. Ещё бы, мы отошли далеко от берега, подняли небольшие волны, она была в корсете и велюровом костюме, который, намокнув, сделался бы очень тяжелым. Я не мог тут же не напрячься. — Что ты делаешь, Белла? — устало спросил я, пытаясь не выдавать своё волнение, чтобы не провоцировать её на новые выкрутасы.        На бухту опустились сумерки, и воображение тут же подсказало, что при таком освещении в темной воде много не увидишь. Великий Салазар, ну зачем Беллатрикс нужно разрушать эту мирную атмосферу? — Всего лишь захотела сесть к тебе поближе, — хмыкнула Беллатрикс, опускаясь на скамью рядом со мной. — Не думал же ты, что я прыгну за борт? Нет, Руди, это было бы слишком легко для всех. — Ну что ты такое говоришь? — простонал я, когда Беллатрикс положила голову мне на плечо и устремила взгляд в небо. — Если бы ты, упаси Мерлин, попала за борт, я бы в ту же секунду кинулся за тобой. А так как Милорд когда-то упражнялся здесь в создании инферналов, и я не уверен, что он забрал отсюда всех из них, вполне могло бы получиться два трупа.        Я зря упомянул Тёмного Лорда, потому что Беллатрикс тут же напряглась и помрачнела. Пришлось срочно менять тему. — Тебе же нравится здесь, Белла? — Да, — после небольшой паузы ответила она. — Тут так тихо и немноголюдно, а мне это сейчас необходимо. В Холле пришлось бы встречаться с кем-то из знакомых, терпеть на себе все эти взгляды, новые поздравления… А я так устала что-то из себя изображать. Никогда не умела держать эмоции в узде так, как Цисси, так что очень хорошо, что ты привёз меня сюда, чтобы я не сказала кому-то что-то лишнее. К тому же на этом острове как-то странно спокойно, я буквально отдыхаю душой. — Я ловлю себя на мысли, что мог бы провести здесь с тобой всю жизнь, — проговорил я. — А что? Немного поправить замок, обустроить поуютнее, сделать что-нибудь с треклятой старой магией, чтобы облегчить доступ в порт, и можно жить. Конечно, тогда нужно привести в порядок камины к зиме, прочистить трубы, возможно, даже сделать котельную. И, прежде чем перебраться на совсем, набить погреба под крепостными стенами припасами. Думаю, лет за пять мы бы привели тут всё в порядок. Выселили бы магглов, отстроили бы аббатство, где можно было бы устроить что-то вроде ремесленной школы для детей местных грязнокровок. Зачем им в Хогвартс? Обучатся кузнечному делу или швейному мастерству, и довольно. Потом, когда хозяйство придёт в норму, можно будет заняться портом и сделать что-то типа Косого переулка для проезжающих тут волшебников. Мы бы имели неплохой доход с этого. Хотя, конечно, нашим детям тут будет скучно, — совсем забывшись, мечтал я. — Они смогут играть разве что с Макдоннелами или с овцами, что не есть хорошо для чистокровных отпрысков…        Меня перебил смех Беллатрикс. Кажется, мои тотальные планы на Дёрси привели её в настоящее веселье. — Руди, Руди, подожди, — выдавила она сквозь смех. — Что-то меня уже пугает твой энтузиазм. Конечно, это чудесное место, но только для тех, кто хочет побыть в уединении. Неужели ты думаешь, что я бы довольствовалась участью провинциальной почтенной леди? Только представь меня, делающую благотворительные взносы на ремесленную школу для грязнокровок или пересчитывающую твоих несчастных овец по головам! — Она выпрямилась, чтобы смотреть мне в глаза. — Я не смогу без летнего сезона балов, без пышных лондонских приёмов в канун Рождества, без всего нашего мира. Как ты не понимаешь, что я, наконец, не смогу без Него? Пусть даже мне и остается лишь наблюдать за ним издалека, но даже это бесценно. И, наконец, кто вообще сказал тебе, что я собираюсь рожать от тебя детей?        Я, подсознательно готовый к такой ответной тираде, проглотил горькую пилюлю молча и без удивления. Вообще я бы сделал вид, что ничего не слышал, если бы Белла не продолжила.        Она вдруг припала губами к моим губам, и это было настолько неожиданно, что я совершенно растерялся, не успел толком ответить на её пламенный, но быстрый поцелуй. — Тут ничего не зажигается в этот момент, — призналась Беллатрикс, кладя руку себе на сердце. — А детей рожают от любимого мужчины, Рудольфус. Прости, я знаю, что мучаю тебя, но ты сам понимал, на что идёшь, когда брал меня в жены. И я ясно давала понять, что не горю желанием подарить тебе ребенка. Вообще не думаю, что однажды это случится.        Если бы я тогда знал, что уже совсем скоро буду истерически смеяться над тем, что Белла сказала всё это именно в этот день, я бы не переживал так сильно. Возможно, я бы даже ответил что-нибудь вроде «никогда не говори никогда, Беллатрикс», но я только и смог, что рассеянно кивнуть. — Мы уже обсуждали всё это, — сказал я немного погодя. — Извини, если иногда я буду предаваться мечтам, но должны же у меня быть хоть какие-то радости?        Белла, поняв, что перегнула палку, тяжело вздохнула и нежно обняла меня, заставив склонить голову ей на плечо. Поцеловала в лоб, как целуют брата, погладила по волосам. — Может быть, мы просто не готовы ко всем этим испытаниям? — задумчиво проговорила она. — Тебе нужно было заняться карьерой, мне — разобраться в себе, и тогда, немного повзрослев, мы могли бы вернуться к вопросу о женитьбе. — Если бы мы отложили свадьбу, это мало что изменило бы, — проговорил я, наслаждаясь близостью Беллатрикс. — К некоторым вещам трудно быть готовыми даже в более зрелом возрасте. — Я, наверное, всю жизнь буду думать о том, что было бы, если бы мы встретились до нашей с тобой помолвки… — тихо проговорила Белла, отстраняясь от меня. — Я хочу вернуться в замок. Твоих звезд всё равно не видно за облаками.        Когда мы подплыли к берегу, на остров уже опустилась ночь, а погода совсем испортилась. Поднялись волны, вода пенилась и бурлила, а ветер швырял лодку из стороны в сторону. Беллатрикс совсем помрачнела и опять думала о своём, не желая со мной разговаривать. Из-за своей задумчивости она опрометчиво рано поднялась на ноги и, когда оставалось всего минута, чтобы лодка сама собой выехала на берег, волна качнула наше судно, и Беллатрикс оступилась.        Разумеется, в ту же секунду я выскочил за борт, где мне было примерно по колено, чтобы помочь подняться насквозь промокшей Белле. — Дементоров мне в дом, проклятье, проклятье, — выругалась мокрая и очень злая Беллатрикс, гневно вырываясь из моих рук, чтобы поднять юбку костюма и быстро зашагать к берегу. — Просто прекрасно! Чем же ещё мог кончиться этот день!?        Я промок не так сильно, но приятного всё равно было мало. Романтика кончилась, вернулась суровая действительность. В довершении всего хлынул настоящий ливень. Беллатрикс запоздало взмахнула палочкой над головой, защищая себя от осадков, после чего отжала подол юбки и, не дожидаясь меня, отправилась по тропинке наверх. Оставалось только заклинанием вытащить лодку на берег, и поспешить на Беллатрикс.        Несмотря на все защитные заклинания, мы с Беллатрикс промокли ещё сильнее, пока добирались до замка. То ли своенравная магия острова не внимала нашей защите от дождя, то ли сам ливень был настолько сильным, вот только с одежды вода текла градом, когда мы с Беллой прошли в просторный зал. — И прислуги в доме нет, конечно же, — уточнила Беллатрикс, колдуя над волосами, чтобы высушить хотя бы свои кудри. — Да. Только домовики тут, — нехотя признал я. — Хоть что-то… — бросила Белла, быстро поднимаясь по лестнице.        Через четверть часа Люки и его старый сородич натаскали подогретой воды в большую ванну, смежную с главной спальней. Дрожащая от холода Беллатрикс скрылась за ширмой, которой была огорожена ванна, а я довольствовался тем, что избавился от мокрой одежды, и, облачившись в пижаму и теплый бархатный халат, устроился около растопленного камина. Вернее сказать, взял подставочку для ног от кресла и уселся на неё, стуча зубами и желая поскорее согреться. — Мне уже не так и нравится тут, — подала голос Беллатрикс.        Через открытую дверь в ванную я мог видеть только ширму и слышать плеск воды за ней в большой чугунной ванне. Воображение рисовало соблазнительные картины купающейся Беллы, но мечты оставались лишь мечтами. — Да, отсутствие водопровода угнетает, — согласился я. — И проклятый камин работает из рук вон плохо. — Я молчу про ужасно неудобную ванну и про сквозняк от окна, — хмыкнула моя супруга, сопровождая свои слова негромким плесканием воды. — Ты хоть немного согрелась? — с беспокойством спросил я. — Немного, — отозвалась Беллатрикс. — Нет, ну как же глупо я выпала из лодки! Это всё потому, что думаю не о том, о чём нужно… Смотрю на тебя, а вижу только его. Пытаюсь слушать тебя, но слышу только его.        Я тяжело вздохнул, вороша кочергой остатки поленьев в камине. Что я мог на это ответить? — Я пытаюсь забыть, но это сильнее меня, — тихо проговорила Беллатрикс, и я с трудом её расслышал из-за раскатов грома за окном. — Чем больше я душу свои чувства, тем сильнее они разгораются. Смеюсь, когда хочется выть, потому что его нет рядом. Молюсь Мерлину и Моргане, чтобы освободиться от этой любви, а сердце молится ему, чтобы пришел сюда за мной. — Она помолчала какое-то время. — Мне кажется, что я схожу с ума. Я вижу его в каждом своём сне, в каждом дуновении ветра я слышу его голос. Душа агонизирует и рвётся к нему, хотя я и знаю, что не нужна Милорду…        Устало потерев переносицу, я устремил на ширму взгляд, полный участия и сожаления. Как же хорошо я её понимал, если бы Белла только знала… А собственно, почему я не могу ей сказать? Со времен нашего побега из Лестрейндж-холла я стал смелее. — Я пытаюсь не надоедать тебе, но я не могу, — отозвался я в тон Беллатрикс. — И свою любовь я уже давно не пытаюсь душить, потому что это совершенно невозможно. Молюсь я на тебя, Беллатрикс, и могу добавить только то, что Милорд сейчас далеко, а я здесь, я с тобой, и я никогда тебя не оставлю.        Беллатрикс за ширмой хмыкнула и замолчала, скорее всего, размышляя над моими словам. — Подай мне халат, — попросила она некоторое время спустя.        Взяв с кровати сложенный бархатный халат, который должен был быть Белле по щиколотки, я послушно двинулся в ванную. За окном в это время особенно громко громыхнул гром. — Отвратительная погода, — пожаловалась Беллатрикс.        Послышались всплески и журчание воды, и я понял, что Белла поднялась и вышла из ванны. Я нервно сглотнул, борясь с соблазном заглянуть за ширму. Я ждал, что Беллатрикс выставит руку, чтобы забрать халат, но вместо этого из-за деревянной ширмы показалось слегка разрумянившееся лицо Беллы. Дразня моё воображение, она взялась за створку ширмы, встала так, что я теперь мог видеть тонкую руку и точеное плечико, блестевшее из-за капелек воды.        Во рту пересохло, я забыл, что нужно протянуть халат и выйти. Беллатрикс же смотрела на меня долгим немигающим взглядом, словно что-то решая. Смотрела оценивающе, с сомнением, колеблясь. Смотрела слишком серьёзно, хотя и выпила изрядное количество огневиски, которым согревалась последние полчаса.        Наверняка на моём лице было написано всё, что я думаю. В конце концов, всего лишь старая деревянная ширма разделяла меня с самой желанной женщиной, которая вдобавок была совершенно обнаженной. Что уж там, я откровенно пялился на Беллатрикс, не в силах что-то сделать с юношеским пылом.        Она медленно, но уже без колебаний сделала ровно два шага, выходя из-за ширмы во всей своей ослепительной красоте. Ничуть не стесняясь своей наготы, встала прямо передо мной, склонив голову чуть набок. На фоне полумрака комнаты её алебастровая кожа, казалось, светилась своей белизной.        Я должен был бы отвернуться, выйти, хотя бы закрыть глаза… Но меньше всего в этот момент я думал о Милорде или даже о чувствах Беллатрикс, потому что передо мной было всё, что я мечтал увидеть на протяжении последних лет.        Разумеется, Белла была божественно прекрасна. Она была совершенна. По крайней мере, я, до беспамятства влюбленный и возведший свою любовь в культ, считал так. Да и трудно найти мужчину, который не согласился бы со мной…        Венера Милосская и все богини мира не могли сравниться с моей женой.       Стройные длинные ноги с изящными ступнями и соблазнительный изгиб бедер заставили мысли сузиться только до одного желания пройтись ладонью от тонких щиколоток до самого сокровенного девичьего места. Тонкая талия, не нуждающаяся ни в каких корсетах, буквально просила руки сжаться на ней. Высокая грудь великолепной формы с маленькими сосками приковывала взгляд и порабощала сознание. Тело Беллатрикс было безупречным, но от этого не казалось неживым и каменным. О нет! И хотя грудь Беллатрикс мерно вздымалась, а её сердце наверняка спокойно билось, я задышал быстрее, а сердце выделывало какие-то невероятные кульбиты в груди. Когда Белла подняла тонкие руки, чтобы отвести за спину волосы, которые от влажности завились мелким бесом, я не смог удержать шумный вздох — так чарующе изгибался её тонкий стан.        В тот момент я не думал, да и не имел возможности думать, что и зачем делает Беллатрикс. Я был всего лишь неопытным юношей, и похоть захлестнула меня с головой. Это уже намного позже, анализируя ситуацию, я пришел к выводу, что Белла, слегка перебравшая с огневиски, под влиянием моего очередного признания в любви, доведенная до отчаяния тоской по Милорду и злостью на его бессердечное отношение, решила предпринять последнюю попытку отвлечься от своих душевных терзаний, чтобы попытаться начать новую жизнь или хотя бы сделать что-то в отместку Тёмному Лорду.        Я замер, как изваяние, и не осмелился даже пошевелиться или вздохнуть, когда Белла сделала несколько шагов, преодолевая разделяющее нас расстояние, провела рукой по моей щеке, положила ладонь мне на затылок, вынуждая слегка склонить голову, и чувственно поцеловала. Не так, как когда-либо до этого. Новый поцелуй был исполнен желанием, и жар от него стал растекаться по всему телу, вместе с кровью разносимый по жилам биением сердца. Поцелуй был сладок и совершенно бесстыден, и я постарался не думать о том, кто именно научил Беллатрикс таким поцелуям, как не думал о том, чьи губы до моих касались мягких и податливых уст Беллы.        Думал ли я о том, что очень скоро она сама пожалеет о содеянном, или о том, что Милорду это не понравилось бы? Само собой, я ни о чём не думал. А если бы и допустил мысли о чём-то кроме тела Беллы, то возникли бы серьёзные опасения на счёт моего здоровья. В ту минуту мне было плевать на всё, потому что я сжал руки на талии Беллы, ощущая её горячую кожу, ещё влажную после ванны, и чуть выпирающие ребра.        Когда Беллатрикс настойчиво двинулась вперед, оттесняя меня к спальне, я тоже не думал ни о чём кроме неё. Я мог ощущать только губы жены на своих собственных, да её руки, развязывающие пояс халата. Когда халат был отброшен, мы как раз подошли вплотную к постели, и Беллатрикс, на мгновение оторвавшись от моих губ, помогла мне избавиться от рубашки пижамы, я понял, что одного этого хватило, чтобы я ощутил сильный прилив желания. Если бы Белла теперь всё прекратила, я бы, наверное, сошёл с ума. Но Беллатрикс толкнула меня на кровать, вынуждая сесть на неё, и я наконец-то стал шевелиться. Жадно обнял Беллу, стоящую передо мной, принялся покрывать поцелуями её впалый живот, гладить стройную спину, осмелился сжать упругие ягодицы.        Беллатрикс, словно бросая вызов самой себе, с сумасбродным упрямством вынудила меня перебраться на середину кровати и с грацией кошки последовала за мной, чтобы уже через секунду нависнуть надо мной и опять поцеловать.        Понятия не имею, откуда у неё была такая уверенность, откуда она знала, как себя вести и что делать. Помимо единственной ночи с Тёмным Лордом опыта у Беллатрикс никак не могло быть, да и скорее всего в ту ночь инициативу на себя взял Повелитель. Но Белла без колебаний и сомнений скользнула руками по моему телу так, что весь жар возбуждения хлынул к паху, положила руку на моё мужское достоинство и даже потянула завязку пижамных штанов, в которых мне уже было порядком тесновато. Всё, что она делала, было слишком неожиданно и смело, и, тем не менее, вызывало сладостную дрожь и нетерпение, а я уже действовал сам, не задаваясь вопросом о том, что, собственно, происходит и правильно ли это.        Я, который ждал этого бесконечно долго, набросился на Беллу со всем пылом нерастраченной страсти. Сжал её в своих объятиях, заставил переместиться и оказаться подо мной, и уже не сдерживался. Мои руки ласкали её роскошное тело, извивающееся и напряженное от нетерпения, гладили бедра, чуть сжимали высокую грудь, скользили опять на талию. Мои губы оторвались от уст Беллатрикс только для того, чтобы пройтись чередой поцелуев по тонкой шее, остановиться на пульсирующей жилке на мгновение и припасть к хрупким ключицам, коснуться нежной груди.        С присущей мне дурацкой наивностью до этого дня я умудрился не делить кровать с женщиной, хотя возможности были. Сперва вбил себе в голову, что мне не нужен никто кроме Беллатрикс, потом как-то не до того было… Тем сильнее меня ошеломляли все новые ощущения. Когда я в пьяном угаре бросился на горничную Ленору, такого и близко не было. Теперь меня сводил с ума запах Беллы, мягкость густых локонов, шелковая нежность её кожи, жар тела. Моя жена не теряла времени: её руки гуляли по мне, поглаживая плечи, царапая спину, наконец, опуская мои штаны. Скромный мальчик Руди испарился окончательно, и я вдруг с неожиданной властностью раздвинул ноги Беллы, устраиваясь между ними и сгибая левую в колене, сжал тонкие запястья супруги, заводя руки Беллатрикс ей за голову, сам впился в её губы требовательным поцелуем, провел рукой вдоль её тела.        Белла, глаза который затуманились пеленой желания, ерзая от нетерпения, подалась мне навстречу, обвила меня ногами, и я медленно вошел в неё. Беллатрикс прогнулась в спине и вскрикнула, прижавшись ко мне всем телом. Я судорожно выдохнул.       Наконец-то случилось то, чего я так жаждал, и телесное удовольствие обрушилось на меня настоящей лавиной, все чувства обострились до предела, и в то же время явственнее всего было восхитительное ощущение того, как узкое и горячее лоно Беллатрикс плотно обхватывает член.       Мы с Беллой слились воедино. Она инстинктивно подавалась мне навстречу, вонзив острые ноготки в спину, а я, одной рукой направляя её бедра, второй ласкал грудь, не прекращая осыпать лицо и шею Беллатрикс поцелуями.        Я был неискушенным любовником, но это несколько окупалось молодостью, страстью и ненасытностью. Я желал выплеснуть весь свой пыл на супругу, отдать ей всего себя, потому что остатки разума шептали, что мне несказанно повезло, и едва ли такое случится ещё раз. И я брал Беллу с неистовой и необузданной жадностью, алчно исследовал тело Беллатрикс, желая запомнить каждую его черту, впитывал в себя новые ощущения, и упивался моментом, понимая, как он быстротечен.        Беллатрикс стонала и временами морщилась, но не отталкивала меня, даже когда мои размашистые движения стали слишком быстрыми, и, забывшись, я до боли стиснул её запястья. Она вообще была страстной натурой, молодая кровь в ней бурлила, и, не взирая на то, о чём думала или чего хотела по началу, во время нашего соития Белла тоже потеряла способность здраво мыслить и отдалась мне с бурной и безумной страстью.        Всё было невыносимо приятно, но невозможно быстро, как мне показалось. Меня распыляли стоны и вскрики жены, её грудь с набухшими сосками касалась моего пресса в такт движениям, а её бедра рефлекторно сжимали мои, и в силу безыскусности я приблизился к кульминации довольно быстро. Войдя в Беллатрикс особенно глубоко, излил в неё своё семя прежде, чем и она достигла блаженства. Впрочем, это компенсировало то, что уже совсем скоро я был готов к новым свершениям, а Белла, в свою очередь, совершенно не насытившись, поддержала мой энтузиазм.        Дороги назад уже не было, мы переступили черту. Упали в пропасть греха, за который должны были получить заслуженную кару. Но сладкая истома и новое желание поглотили остатки здравого смысла. Мои слабые потуги бороться с пульсирующей в жилах похотью обратились в прах, и мой напор вкупе с умоисступлением Беллатрикс сокрушил преграды между нами. С монотонной свирепостью мы сплетались вновь и вновь, не то желая доказать что-то самим себе, не то на зло всем и вся.        Губы Беллатрикс чуть припухли, на щеках алел румянец, глаза сверкали, волосы пришли в полный беспорядок. Одна мысль о том, что прекрасная Белла только моя этой ночью, наполняла душу ликованием, а тело — новыми силами.        Треск ткани штанов, от которых я неловко избавился, скрип постели, хрип моего дыхания, срывающиеся стоны Беллы и пьянящий экстаз слились в красочный калейдоскоп. С куртуазной заботой я нежно ласкал Беллатрикс, спускаясь дорожкой поцелуев по её телу ниже, к самому сокровенному, чтобы воплотить в жизнь что-то где-то услышанное, чтобы доставить моей жене чувственное, дразнящее удовольствие бесстыдными действиями смелых губ; с безжалостной решимостью я переворачивал её на живот, чтобы лишить возможности двигаться, чтобы с несвойственной мне грубостью навалиться сверху, резко войти, ускорить темп, чуть сжимая рукой тонкую шею, оставляя ни то поцелуй, ни то укус на плече. Через некоторое время Беллатрикс оказалась сверху и, вобрав в себя мой член до основания, мучительно медленно двигалась, приближая зыбкое и ещё далекое удовольствие.        Останавливаясь лишь на короткие передышки, получая удовольствие раз за разом и видя, как Беллатрикс достигает пика наслаждения благодаря моим усилиям, я совсем ошалел и уже даже не пытался о чём-то думать. Я не видел ничего кроме Беллы, сжимая её талию, гладя бедра, самозабвенно любуясь быстро вздымающейся грудью, колыхающейся в такт движениям. Я не слышал ничего кроме шумных вздохов и протяжных стонов Беллатрикс. Плотское наслаждение поработило мой разум.        И только когда мы с Беллой, потные, вымотанные отдыхали после наших изматывающих ласк, а моё тело всё ещё хранило последние нотки сладостной неги, до меня начал медленно, по крупицам, доходить смысл произошедшего.        Я занимался любовью с Беллатрикс. Это было восхитительно, несравнимо и незабываемо, но я был готов поклясться, что этого мне не простят ни сама Белла, ни Милорд. Чтобы Повелитель ни говорил про то, что у них с Беллатрикс всё кончено, а я ещё получу своё сполна. Впрочем, какое это имело значение, если на моей груди засыпала моя прекрасная Белла, а мягкий свет камина освещал её наготу? Нет, близость моей жены стоила всех страшных кар мира, тысячи Круциатусов и даже гнева Лорда Волдеморта. Я не боялся, я был совершенно счастлив и готов заплатить полученное блаженство чем угодно. *Бантри — небольшой город на западе Ирландии. **Остров Дёрси — самый западный из обитаемых островов Ирландии. В начале 1600-х годов войска королевы Елизаветы захватили замок О'Салливэн (от которого теперь остались только развалины), и все пленники были сброшены с высокой скалы, в связи с чем репутация у острова достаточно мрачная. Население крайне небольшое — к 21 веку на острове осталось всего три семьи, составляющих в сумме 12 человек. Один словом, ну чем не рай для волшебников?