***
И потекли размеренные дни, складывающиеся в недели, и недели, перетекающие в месяцы. О разговоре Беллатрикс и Долохова я опрометчиво и не вспоминал, потому что и иных дел было невозможно много, в то время, как я был способен думать лишь о ребёнке. Наступил сентябрь, и я проводил Рабастана на платформу 9 ¾, чтобы тот отправился в Хогвартс до рождественских каникул. Басти, не знающий о беременности Беллатрикс, чтобы ненароком этого не выболтать кому-либо, всё ещё дулся на меня, но я смог помириться с братом, отдав ему все свои конспекты и сочинения за третий курс, а так же купив скоростную метлу, которую тот так хотел. Люциус Малфой, с которым я ещё пару раз встречался в Холле и один раз в Косой аллее, всё ещё называл себя моим другом, а потому мы неплохо проводили время, что позволяло мне отдыхать от домашних хлопот. Но, увы, и Малфой уезжал в Хогвартс, а я лишался единственного знакомого, общение с которым доставляло мне только удовольствие. От школьных товарищей я как-то отдалился, потому что они всё ещё кутили и прожигали свои жизни, не исключая и Мальсибера, которого брак вовсе не смущал, а скорее подстегивал к ночным развлечениям, в то время, как я уже был способен думать только о доме, о жене и о будущем ребёнке. Я вообще как-то слишком стремительно повзрослел за прошедшее лето. К тому же, с сентября я приступил к работе в Визенгамоте. И хотя я пока что не занимал никакую особенно важную должность, а скорее осматривался, учился и набирался относительно важной информации для Милорда, всё-таки и бумажная волокита требовала времени. Я совершенствовал знание юриспруденции, проводил много времени в архиве, а так же отвечал за то, чтобы все судебные разбирательства, в коих были задействованы Пожиратели Смерти, не проходили мимо меня. Если, упаси Мерлин, мне бы попался какой-то серьёзный иск против любого Пожирателя Смерти, я должен был бы мгновенно доложить об этом лично Тёмному Лорду. К слову сказать, с того дня, как отец должен был уехать в Европу, я получал полномочия напрямую связываться с Милордом. Это можно было рассматривать как некоторое испытание — то, что Милорд вдруг решил, что я должен выполнять практически все функции моего родителя во время его отсутствия. Хрупкий мир в замке так же был восстановлен с того же дня, как стало известно о беременности Беллатрикс. Мой отец забыл обо всех каверзах невестки и простил ей абсолютно всё. Сильвий Лестрейндж с его старомодным воспитанием всё ещё считал беременную леди чуть ли не хрустальной вазой и искренне полагал, что если чистокровная волшебница в деликатном положении, ей позволено абсолютно всё. Если бы Белла теперь разнесла Бомбардой весь его кабинет, мой отец и то улыбнулся бы и поинтересовался, не утомилась ли его драгоценная невестка, и не прислать ли к ней домовика, умеющего искусно делать массаж стоп. Вот так всё просто было в понимании моего отца, всегда смотрящего на жизнь довольно категорично и делящего всё на черное и белое. Он был готов исполнить малейшую прихоть ранее чуть ли не ненавидимой им Беллы только потому, что та носила в себе его внука, что, собственно, было ещё не фактом. Отец, видимо, ещё не забыл кончину моей матери, а потому на подсознательном уровне стремился заботиться о Беллатрикс и оберегать её от всего. Я не ожидал такого от сэра Сильвия, но он был просто потрясающе внимателен к Беллатрикс и ничто не напоминало об его обычной спеси и вспыльчивости. Это было прекрасно, и мне оставалось только благодарить родителя за его терпимость. Изменилось и поведение Беллы. Хотя настроение у неё всё же чаще было скверным, и почти каждое утро Беллатрикс проводила в туалетной комнате, отношения с моим отцом у неё как-то сами собой наладились. Да и трудно дальше воевать со свёкром, если тебя терзает токсикоз, а сам свёкор готов собственноручно держать тазик. Белла теперь прониклась к моему родителю самыми тёплыми чувствами и любила повторять, что очень ошибалась в нём ранее, и что родной отец не мог бы заботиться о ней лучше. Черт их разберёт этих женщин, особенно беременных... Если я что-то и понимал теперь в собственной жене, так это то, что до беременности она была кротким ангелом. «Рудольфус, мне душно, потуши камин», «Рудольфус, какого дементора ты потушил огонь?! Я промерзла до костей!», «Рудольфус, я хочу жареного мяса с кровью. И что, что сейчас три часа ночи?! Ты не можешь ради меня оторваться от подушки и вызвать домовика?! Нет, сама я не хочу общаться с этими маленькими недоумками...». Капризы были бесконечны и порой доходили до абсурда. Но, что удивительно, если даже я иногда приходил в отчаяние, не вынося постоянных смен настроения и выходок Беллы, мой отец всегда железно был на её стороне. — Просто нужно перетерпеть, вот и всё, — говорил он мне, когда мы вдвоём прогуливались по парку Холла. — Так уж устроены женщины — в эти девять месяцев они совершенно невозможны. А мы — мужчины, мы обязаны проявлять стойкость и терпение. Нужно делать скидку на их слабый рассудок и излишнюю эмоциональность. В конце концов, нам десять минут своё дело сделать, а им ещё девять месяцев мучиться... — Вчера ночью она стояла у открытого окна часа два или три, и так почти каждый день, — стенал я. — А ещё эта постоянная беготня в совятню... Ладно бы она письма получала или отправляла, так ведь просто ходит и смотрит на сов! Вот уже чего никогда за Беллой не водилось, так это любви к животным. — Ерунда, потерпишь, — отмахивался отец. — Когда Алиссандра носила тебя, она часто говорила, что готова проклясть меня за то, что не влезает в свои любимые платья. А когда она была беременна Рабастаном, она каждую ночь расталкивала меня со словами, что раз мой ребёнок не даёт спать ей, то и я буду бодрствовать. Такие откровения про мою нежную мать я слышал впервые, но зато сразу же свыкся со своей участью. Раз уж леди Алиссандра говорила такое, то глупо ожидать от моей свирепой Беллы другого. Отец убедил меня не придавать значения странностям беременной жены, и я приучил себя закрывать на них глаза. Хотя, видит великий Салазар, когда ты женат на женщине из семьи Блэков, расслабляться нельзя ни на секунду! У меня же даже не хватило мозгов, чтобы понять — Белла ждёт ответа на свою весточку. Но ведь у меня было столько дел, что я не мог разорваться и особенно тщательно присматривать за Беллатрикс! И не мог же я знать, что она уже успела выкинуть очередную глупость, которая уже совсем скоро обещала вылиться в проблемы! В своё оправдание скажу и то, что много сил и времени отнимал и ремонт, который вначале я представлял быстрым и лёгким. Пришлось утеплять каменные стены сотней заклинаний, менять полы в детской и игровой, заменять там же окна и накладывать на них специальные заклинания, чтобы не было сквозняка, чтобы ребёнок с возрастом не мог выпасть, чтобы ставни не хлопали и не будили малыша... А ещё выбор обоев, мебели, закупки одеялец, распашонок, игрушек... Я хотел вникать в каждую мелочь, и отдавал всего себя этим приятным на первый взгляд хлопотам. Даже работники, нанятые для ремонта, в конце концов, привыкли спрашивать о цвете занавесок или модели ковра у меня, а не у Беллы, которую ремонт не занимал вовсе. Когда в середине сентября отцу пришла пора уезжать по приказу Милорда, я был готов повиснуть у него на ногах, как в детстве, и умолять не бросать меня. На середину сентября пришёлся самый пик ремонтных работ, особенно скверное настроение капризной Беллы, пришло несколько писем из Хогвартса, в котором Слагхорн умолял принять меры, чтобы Басти не дрался хотя бы со слизеринцами, а ещё предстояли всевозможные заботы вне Холла! Нужно было не только подготовиться к Хэллоуину в замке, но и устроить плановую проверку всех счётных книг других поместий, убедиться в том, что все они готовы к зиме, и в каком-нибудь дальнем замке не обвалится башня с наступлением холодов — зимой-то ремонт делать сложнее, а ещё золотые и прочие шахты, многие из которых нужно было надежно запечатать к зиме, предварительно проведя опись всего имущества... Одним словом, мне становилось дурно, как только я по памяти прикидывал весь фронт работ, а если уж брать в расчёт те дела, о которых я не помнил, но которые тоже числились в моём ежедневнике... Чего стоила только необходимость несколько раз в неделю появляться в Министерства Магии! Ох, голова шла кругом! — Ну, если до Рождества ты как-нибудь управишься, значит, ты стал совсем мужчиной, а я воспитал достойного наследника, — заявил отец в ответ на мои жалобы. — И не вздумай перекладывать свои заботы на Беллатрикс! Помни о том, что она — хрупкая беременная женщина, не забывай уделять ей должное внимание и заботиться о том, чтобы её ничего не тревожило. Нам нужен здоровый ребёнок, помни об этом. — Когда вас ждать обратно? — только и спросил я обреченным голосом, отстранённо наблюдая за тем, как родитель прохаживается по своим комнатам, собирая в небольшой кейс последние бумаги, которые не доверил упаковать даже верным домовикам. — В последних числах декабря наверняка уже буду в Холле, — подумав, отозвался отец. — Милорд вряд ли заедет в Лестрейндж-холл, пока меня не будет... Но всё же если такое случится, постарайся сделать так, чтобы они с Беллатрикс не встретились. Он ещё не знает о её деликатном положении, и всем будет лучше, если не узнает как можно дольше... И остерегайся Долохова и остальных, Рудольфус. Мы сейчас не так сильны, как раньше... В общем, я думаю, что найдутся те, кто попробует оттеснить Лестрейнджей, пока я далеко, а на моём месте неопытный мальчишка. Отец приблизился и положил руки мне на плечи, вглядываясь в мои глаза. — Я оставляю всё на тебя, сын мой. И только от тебя зависит, вернусь ли я во всём блеске былого могущества или приползу, как побитая собака. Заклинаю тебя, не подведи меня, оправдай оказанное тебе высокое доверие Тёмного Лорда. Чуть ли не впервые в жизни я увидел в глазах моего железного и несгибаемого отца страх. Он смотрел на меня, как на свою единственную надежду, крепко сжимал мои плечи и никак не мог оторвать взгляд от моего лица. До меня же начало медленно доходить, что вряд ли отец добровольно бросил меня одного со всеми заботами. — Почему всё-таки вы уезжаете? — спросил я, вспоминая недавний диалог отца с Долоховым и анализируя его теперешние слова. — Что же, ты должен знать положение наших дел, если остаешься на моём месте...— подумав, произнёс отец, отпуская меня и отходя к окну. — Видишь ли, я поднялся слишком высоко... Ему не нравится, что я знаю всё о каждом его вздохе и каждом шаге, знаю всё о каждом члене организации и всегда вникаю во все её дела... — Разве не поэтому Милорд всегда ценил вас? — удивился я. — Да, но в моих руках сосредоточилась слишком большая власть, — тяжело вздохнул отец, глядя в окно. — Так это изгнание? — ахнул я. — Ссылка? — Ну, будем надеяться, что всё не так фатально, — вымученно усмехнулся Сильвий. — Думаю, Милорд всего лишь хочет немного ослабить мою власть среди Пожирателей Смерти, и это логично. Я не смею винить его в излишней предусмотрительности. Ох, знал бы я, что проблема была не в отце, а во мне... Знал бы, что заработала машина, запущенная с одной единственной целью — изничтожить именно Рудольфуса Лестрейнджа... Впрочем, что бы изменилось, если бы я что-то знал заранее? Я бы бросился к Тёмному Лорду, умоляя о пощаде и силясь что-то объяснить? Вряд ли, я не унизил бы нас обоих мольбами о пощаде, а объяснения Милорду были бы не нужны, иначе он бы предпочёл вызвать меня к себе на ковёр, а не действовать так, как он действовал. Да и к тому же, благодаря стараниям Беллы, Тёмного Лорда неплохо подначивал человек, с мнением которым Повелитель считался намного больше, чем с любыми моими словами.***
Отец отбыл в Европу, заверив меня в том, что у меня всё получится лучшим образом. Да и Милорд якобы только недавно вернулся в Британию, и теперь был готов приступить к интенсивной работе и несколько уменьшить мою нагрузку. Я же был слишком глуп и юн, чтобы обременять себя лишними подозрениями. Мы с Беллатрикс остались вдвоём в огромном замке, не считая слуг и домовых эльфов. Я бы, наверное, свихнулся из-за всех дел, что на меня навалилась, потому что даже спал-то часа три-четыре в день, но на помощь пришла моя прекрасная тёща, да благословит её Моргана. Помогал и Сигнус по мере сил и возможности. Убедить родителей Беллатрикс молчать о беременности старшей дочери было несложно, потому что они по вполне понятным причинам ставили благополучие Беллатрикс превыше всего и так же, как и я, жаждали рождения здорового ребёнка. Даже Андромеда и Нарцисса не знали о том, что их старшая сестра ждёт дитя. И хотя Сигнуса Блэка часто держали дома или в Министерстве дела, Друэлла бросила все силы на помощь мне. Этого я не забуду никогда, и вечно буду помнить о том, что в те трудные для меня дни именно моя чудесная теща облегчила мою жизнь. — Я родила троих дочерей, Рудольфус. Занимайся своими важными министерскими делами, подготовку к родам и ремонт детских комнат я беру на себя, — авторитетно заявила мадам Блэк, и приступила к действиям. В общем и целом, мне грех было жаловаться на жизнь. По крайней мере, я так думал. Повезло даже с Милордом — с ним я сообщался посредством письменных докладов, а к себе на ковёр в собственный особняк средних размеров Повелитель и вовсе не вызывал меня. Это, впрочем, могло быть как хорошим, так и плохим знаком. Он не хвалил меня, но и не порицал. О Белле не спрашивал ни в едином письме. Только сухие вопросы или инструкции по работе. Что же касается сугубо личной стороны моей супружеской жизни... Прошел месяц с того августовского дня, как Белла узнала о беременности, а Белла не подпускала меня к себе ни на шаг. Вообще с нашим возвращением в Лестрейндж-холл наши плотские утехи отошли на задний план. Да и наших предыдущих ночей хватило Белле сполна. Я был уверен, что теперь она страшно жалела обо всём, что было на Дёрси. Всё шло просто идеально вплоть до начала ноября, когда в один день моя с таким трудом налаженная жизнь пошла трещинами. Да, бывает и такое, что в какой-то один определенный день всё в жизни начинает неумолимо крениться, чтобы однажды полететь низзлу под хвост. Мы с Беллой в тот холодный ноябрьский вторник, — а я на всю жизнь запомнил, что это был именно вторник, — сидели за ужином в большом обеденном зале. Сперва ожидались родители Беллатрикс, которые в последний момент послали весточку о том, что не смогут прибыть по причине легкой простуды Друэллы, поэтому мы с Беллой чинно восседали на разных концах длинного прямоугольного стола и за мирной беседой поглощали ужин, состоящий из нежного пудинга и полезного салата, который Белле полагалось поглощать ежедневно, и который я обязался употреблять вместе с нею. Появился домовик с характерным хлопком. — В холле гость, сэр, мадам, — почтительно проговорил старый эльф, подметая пол ушами. После этой фразы я должен был бы волоком потащить супругу в самую высокую башню или в самые глубокие подземелья. Но кто же знал, что за гость к нам пожаловал? Домовик отличался исключительной тупостью, а потому не стал утруждать себя, чтобы назвать имя визитёра. — Должно быть, отец всё-таки решил выбраться к нам. Как мило с его стороны! Зови скорее к столу! — оживилась Беллатрикс. Белла, которая по причине плохого самочувствия пропустила все мероприятия, связанные с Хэллоуином, теперь была рада каждому гостю в доме, потому как изнывала от скуки. Домовой эльф кивнул и растворился в воздухе. Белла в этот вечер была в простом шерстяном тёмно-зеленом платье без особенных изысков. Помнится, я тогда чуть ли не впервые заметил, что у неё начал появляться ещё небольшой животик. Беллатрикс ведь была очень стройной, если не сказать худощавой, поэтому её беременность была заметнее, чем у многих и на более поздних сроков. Отворилась дверь, я встал, чтобы подойти к тестю и поприветствовать его душевным рукопожатием... И так и замер на полушаге. Беллатрикс попыталась встать, но тут же тяжело села обратно — ноги подвели. Она смертельно побледнела и задышала быстрее. Если бы в ту минуту я смотрел на лицо жены, я бы мгновенно и окончательно уяснил, что её место совсем не рядом со мной. Но, увы, я не видел, как вспыхнули щеки Беллы, как зажглись неугасимым огнём её глаза, как во взгляде вспыхнула надежда. Не видел, потому что в немом ужасе смотрел на Тёмного Лорда, прошедшего в обеденный зал. За те месяцы, что я не видел Милорда, тот ни капли не изменился. Выглядел уверенным в себе, но не самодовольным, а самодостаточным, был этаким воплощением ледяного достоинства. Простая черная мантия в пол без лишних изысков, из-под неё виднеется черный же сюртук и тёмно-зеленый шейный платок. Всё ещё редкостно красивое снежно-белое лицо Лорда Волдеморта не выражало высокомерия или презрения, хотя Милорд и мог себе это позволить. Так же его лицо не выражало и эмоций, хотя они уж наверняка должны были быть — так долго Повелитель смотрел на Беллатрикс, прежде чем повернуться ко мне. — Милорд, какая неожиданная радость... Большая честь принимать вас...— пролепетал я севшим голосом. — Полагаю, ожидался другой гость, и к столу, соответственно, приглашали не меня, — убийственно спокойно проговорил Повелитель. — Родители Беллы должны были составить нам компанию за ужином, но, увы, не смогли... Прошу вас разделить с нами скромную семейную трапезу, Мой Лорд, — я с трудом унял бешено колотящееся сердце. Белле хуже удавалось взять себя в руки. Она пребывала в смятении, вся подалась к Милорду, шумно дышала, не сводила с него взора, полного надежды и нервно сжимала в руках тщательно выглаженную домовиками салфетку. — Непременно, — кивнул Повелитель, направляясь к столу с чётким намерением занять кресло где-то у середины вытянутой столешницы. — Что же наша очаровательная Беллатрикс не шевелится и даже не хочет меня поприветствовать? Наша очаровательная Беллатрикс наконец-то отмерла и не без труда поднялась, громко отодвинув свой стул. Я даже дыхание затаил — поймёт или нет? Он понял. Я бы не заметил, а Милорд тут же безошибочно определил, что Беллатрикс беременна. Покрой платья только подчёркивал изменения в её фигуре, а Белла ещё и положила руку на животик, то ли инстинктивным жестом, то ли ощутив дискомфорт от волнения. Тёмный Лорд так и замер, не дойдя до стула всего шаг. Замер я, стоя недалеко от Милорда. Замерла и Беллатрикс, догадавшаяся, что Повелитель всё понял, и омертвевшая от ужаса перед грядущим объяснением. К слову сказать, даже теперь это был страх не перед самим Милордом, а перед возможностью его окончательно потерять. — А, вот как, — как-то лениво-разочарованно протянул Тёмный Лорд. За секунду в его глазах промелькнула целая гамма чувств, и я бы не поверил в это, если бы сам не увидел. Сперва появился шок, потом ужас, разочарование и безграничная, чистая, ничем не замутнённая злоба, ярость такой силы, от которой едва слышно зазвенели растревоженные стихийной магией хрустальные подвески на люстре, а огоньки канделябров на столе дрогнули. Гнев Волдеморта был настолько силён, что его могучий разум за доли секунды подобрал идеальную стратегию, чтобы причинить побольше боли Беллатрикс и побольше неприятностей мне. — Что же, присядем. И хотя он сдерживался изо всех сил, этот приказ прозвучал так холодно и резко, словно у Милорда скулы сводило от желания рявкнуть. Даже стул он отодвинул порывистым движением руки и заодно затушил всё-таки все свечи на столе. Тёмный Лорд опустился за стол первым, потом сел я, и только Белла, моя гордая и спесивая Белла, замерла, как провинившаяся школьница, не смея пошевелиться. — Садись, Беллатрикс, в твоём положении я не смею удерживать тебя на ногах, — проговорил Милорд быстро и хлёстко, и я заметил, что его руки сжаты в кулаки с такой силой, что костяшки побелели. Белла опустилась, не сводя взгляда с Волдеморта. Тот не отрывал глаз от неё. Меня словно вовсе не было в комнате, но какая-то сила всё же пригвоздила меня к месту, не позволяя оставить этих двоих наедине. На несколько минут воцарилась мёртвая тишина, и её нарушал только треск камина. — Я так понимаю, что не имею отношения к этой маленькой радости? — спросил Повелитель, нервно взмахнув рукой в сторону Беллатрикс и кивнув на её живот, теперь скрытый столом. Я догадался, что он старался не показать собственного раздражения, видя в этом лишь слабость. И, к слову сказать, выходило это у Милорда плохо, потому что гнев рвался из него со страшной силой. Теперь, когда из освещения остался только камин (люстра зажигалась только в дни приёмов), его лицо казалось замершей белой восковой маской. — Я не знаю, — одними губами прошептала Белла. — Даже так, — Повелитель насмешливо вздёрнул бровь, и его безупречное лицо слегка перекосило — так и распирало не сдерживать гримасу ярости. — И какова вероятность моей причастности к твоему предстоящему материнству? — У нас с вами примерно равные шансы, — осипшим голосом выдал я. — Ну, это несколько упрощает вопрос, — кивнул Милорд, — если претендентов на счастливую роль отца только двое, а то я уже ожидал чего похуже. Беллатрикс вспыхнула. У неё словно язык отнялся — она не смела и слова сказать, опустила глаза, сгорая от унижения и стыда. — Если тебя удивляет цель моего визита, Рудольфус, — заговорил Повелитель, старательно изображая небрежный тон, что слишком резко констатировало с пальцами левой руки, выбивающими яростную дробь по столешнице и пальцами правой, сжимающими волшебную палочку, — то я поясню. Видишь ли, мне порядка двух-трёх недель назад пришло послание от нашей общей знакомой. Несчастная девушка умоляла меня о защите и покровительстве, сетовала на тираничного свёкра-деспота, недалёкого мужа и золотую клетку, в которой оказалась. Даже мой давний знакомый, человек абсолютно военного склада ума, зачерствевший и вообще порядком жестокий — будем называть вещи своими именами — так растрогался от этой истории, что всячески подводил меня к тому, что девицу всё-таки нужно спасать хотя бы ради её выдающихся талантов, которым можно найти применении. И что же ты думаешь, Рудольфус? Под впечатлением от письма, полного обещаний что-нибудь с собой сделать, я решаю снизойти до помощи несчастной. Стыдно рассказать — как рыцарь на белом коне отправляюсь в не самый приятный для меня с некоторых пор замок, отложив дела куда более важные и существенные, рискую настроить против себя лучшего из своих слуг, рискую прослыть — Салазар упаси! — эмоционально-неустойчивой личностью. А тут выясняется, что несчастная девушка, влюбленная в меня до гроба, клянущаяся мне в вечной верности и уверяющая меня, что жить вдали от моей персоны не может, уже кое-как примирилась со своей страшной участью обеспеченной именитой леди, и даже решилась завести ребёнка для пущего счастья. Что же это за вопиющее неблагоразумие? Я ведь могу рассмотреть в этих алогичных поступках насмешку. Милорд замолчал, не став пояснять, что случится в том случае, если он всё-таки примет действия Беллы за насмешку, но я и так прекрасно понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Понимала это и Беллатрикс, но если я ощутил холодок по всему телу, Белла решила действовать напропалую. — Я бы никогда и не подумала над вами насмехаться! — воскликнула она, вскочив на ноги. — Это, — она хлопнула себя по животу довольно сильно, а я вздрогнув, не сводя глаз с того места, где был мой ребенок, — ошибка! Глупость, о которой я буду жалеть всю оставшуюся жизнь! Эта была недолгая слабость, я не понимала, что творю, всеми силами пыталась заполнить пустоту в сердце после того, как вы бросили меня! — голос Беллы шел по нарастающей и обещал вылиться в истерику. Не в такую, которую лицезрел я в тот день, когда Беллатрикс узнала о своей беременности, а скорее обычную женскую истерику, которая была совершенно недопустима в общении с Лордом. — А теперь, когда я уже почти отчаялась, вы появляетесь в моей жизни опять и ещё обвиняете меня в том, что эти месяцы я как-то жила, а не силилась покончить с собой! И всё равно, я ради вас на всё готова! Я слушал нервные выкрики жены, готовый в любую секунду вскочить и остановить её. Я чувствовал, что Белла сейчас что-нибудь выкинет, я уже успел неплохо её изучить. Милорд же то ли не ожидал от неё чего-то особенно глобального, то ли не считал нужным напрягаться из-за этого. Он даже сидел теперь вальяжно, расслабленно откинувшись на спинку стула, и прямо таки наслаждался тем эффектом, который его слова произвели на Беллатрикс. Что уж там, он упивался её болью и отчаянием. Но не такова была Белла, чтобы оставаться голословной и терпеть насмешливый взгляд Милорда. Она была готова доказать свои слова на деле. — Что же касается ребёнка, так я готова пожертвовать им, чтобы вы, наконец, всё поняли! Не знаю, почему она схватила не волшебную палочку, находящуюся в кармашке в складках платья, а нож, лежащий на столе прямо перед Беллатрикс. Я вскочил на ноги и сделал несколько поспешных шагов в сторону жены, когда она опасно прислонила острее кухонного серебряного ножа к своему чреву и даже чуточку вдавила его. — Стой на месте, Рудольфус! — угрожающе рыкнула она, после чего, убедившись, что я замер, опять устремила полубезумный взгляд на Милорда. — Этого вы хотите? — громко спросила она. — Я ведь сделаю это, если вы только скажете. Если я не смел и пошевелиться, ожидая от Беллы чего угодно, Милорду же на всю её браваду было откровенно плевать. Он неспешно поднялся со своего места, спокойно подошел к Беллатрикс и, глядя ей прямо в глаза, одной рукой сжал её правое запястье, чуть вывернул кисть болевым приёмом, нисколько не заботясь о том, что Белла сдавленно зашипела от боли, а второй забрал нож. — Я от тебя вообще ничего не хочу, — презрительно бросил Повелитель, после чего со стуком небрежно бросил нож на стол. А потом он, сохраняя всё то же ледяное спокойствие, направился к двери неспешным шагом. Белла провожала Волдеморта немигающим взглядом, она дрожала всем телом и уже не могла взять себя в руки и что-то сказать. И всё-таки она выбежала из-за стола, сделала несколько поспешных шагов вслед за любимым мужчиной, и замерла, когда тот обернулся. — Полагаю, месяцев через семь мне нужно будет опять зайти к тебе на обед, Рудольфус, — изрёк Милорд совершенно ровным голосом, даже не глядя на Беллатрикс. — И ещё... связывай ты её что ли, или пои чем-то, или в Святого Мунго сдай. Если мне так несказанно повезло, что ребёнок всё-таки мой, пусть он хотя бы сквибом не будет. На большее я и не рассчитываю. И, не дожидаясь от меня ответа, Повелитель мановением руки отворил дверь и вышел, дабы аппарировать из холла или удалиться из замка из большой гостиной посредством камина. Беллатрикс ровно через секунду решительно зашагала к двери, но я успел догнать жену и порывисто приобнять, останавливая. — Ты не нужна ему сейчас. Дай Милорду остыть. Беллатрикс вывернулась из моих рук, и, не глядя на меня, всё-таки отворила большие двойные двери, чтобы увидеть удаляющуюся спину Тёмного Лорда. Он наверняка слышал, что дверь открылась, но даже не обернулся, уходя прочь по коридору. Белла же была готова побежать за ним. — Не унижайся, сейчас всё равно ничего не выйдет, — проговорил я, опять осмеливаясь взять Беллу под локоть. Беллатрикс сомневалась. Думаю, если Повелитель тогда только обернулся, она бы полетела за ним. Но, увы, Милорд своим упрямством и гневом наказал и самого себя — ему хватило терпения не повернуть головы, и Белла не посмела броситься вслед за тем, кого любила. Побоялась, что он оттолкнёт. Единственный раз в жизни не решилась отстаивать своё до конца, о чём потом безмерно жалела, проклиная меня каждый день последующих семи месяцев. Собственно, это мало что изменило. Разве что отсрочило неизбежное, и Белла осталась со мной ещё на некоторое количество времени. Мне же оставалось только благодарить Мерлина за то, что обычно решительная Белла колебалась. Слишком велик был её стыд перед Тёмным Лордом, чтобы она в тот вечер осмелилась за ним бежать и о чём-то молить. Хотя, что-то мне подсказывало, что если бы Беллатрикс была бы чуточку настойчивее, Милорд бы забрал её с собой, как и собирался.***
С того дня, как в Лестрейндж-холле побывал Лорд Волдеморт, всё опять начало меняться. Я уже порядком устал от метаморфоз в нашей жизни, но не оставалось ничего, кроме как привыкать и приспосабливаться. Беллатрикс была невыносима. Характер тяжелый, душа мстительная и злопамятная. Жить с ней было невозможно. Невозможно для кого угодно, но только не для меня. Я терпел всё — постоянные упрёки, проклятия, неприкрытое презрение. Как нетрудно догадаться, Белла винила во всём меня. А кто бы ещё мог быть виноват в том, что она сама не знает, от кого беременна, и Тёмный Лорд видеть её из-за этого не хочет? По вполне объективным причинам виноватым всё-таки выходил я. Теперь у нас в доме считалось, что на Дёрси я соблазнил смятенную и совершенно не владеющую собой Беллу, а она поддалась соблазну из-за минутной слабости. Почти месяц поддавалась. О, плевать, я готов был и не в таком признаться и раскаяться, только бы получить этого ребёнка! Тем более, что смутная тревога нашептывала мне, что любой день может быть последним, а Тёмному Лорду ничего не стоит отправить меня в ссылку даже не в Европу, а куда-нибудь на самые задворки родины Долохова. Да, надо мной нависла страшная грозовая туча. Вокруг меня плелась паутина заговора, я это кожей чувствовал. После визита Милорда я вдруг совершенно ясно понял истинную причину отъезда моего родителя. Тёмный Лорд ведь не сразу хотел переложить обязанности своего фаворита на меня, сопливого мальчишку. Сперва он подумывал над тем, чтобы добавить нагрузки Розье и Мальсиберу, а потом внезапно переменил своё решение, назвав моё назначение испытанием. К инферналам испытание, он поставил меня на такое место, чтобы я наверняка сделал ошибку. Работа, которую проделывал мой отец, была колоссальной. Только когда я ощутил на себе почти вес её вес, я понял, что сэр Сильвий настоящий герой. Не знаю, как он вообще находил достаточно времени на меня и моего брата, имея такой объём работы! Мне приходилось присутствовать на всех собраниях Пожирателей Смерти, на больших, которые проводил Милорд, и на маленьких, устраиваемых членами Ближнего Круга. Только к началу ноября я научился более-менее совмещать все свои заботы и стал Пожирателем Смерти не номинально, а уже фактически. Я влился в деятельность организации, и с того самого ноября я уже всегда старался быть в курсе всех дел не только потому, что знал, что многие только и ждут, когда я оступлюсь, но и потому, что чувствовал ответственность. И чувствовал власть, которая немилосердно давила мне на плечи. Я, девятнадцатилетний мальчишка, вынужденный вращаться среди самых влиятельных Пожирателей Смерти, годящихся мне в отцы, не был готов к такой высокой должности. Я не дотягивал до мастерства отца. Я сидел во главе стола в доме Поллукса Эйвери, который был старше меня на двадцать четыре года, и выслушивал его соображения на счёт новых мер конфиденциальности, чтобы потом коротко изложить Тёмному Лорду. Я проводил часы в кабинете Финеаса Нотта, снимая копии с некоторых его документов, дабы доставить уже в архив моего отца в Холле, а Теодор Нотт, мой ровесник, не знал, о чём со мной заговорить, если я оставался на обед. Я внимательно выслушивал отчёты Эдгара Мальсибера о том, кто из Пожирателей Смерти грызется между собой, и из-за этого вскоре прослыл зарвавшимся щенком, собирающим сплетни. Интересно дело, когда этим занимался мой отец, всё было нормально! Я делал краткие отчёты по финансовым махинациям Абраксаса Малфоя, а тот меланхолично намекал на то, что не мне лезть в его дела в Министерстве, даже если я временно исполняю обязанности Сильвия. И, конечно, Долохов... С ним я тоже был вынужден встречаться, и, что хуже всего, он лично появлялся в Холле время от времени, не желая открывать мне место своего обитания. А ещё ведь нужно было бывать в Министерстве Магии несколько раз в неделю, я ведь числился в Визенгамоте, хотя и был одним из самых незначительных его членов. И хотя мои обязанности сводились грубо говоря к тому, чтобы собирать всю новую информацию за неделю и доводить её до Милорда короткими сводками, старая гвардия единодушно невзлюбила меня. Ну, не понимали гордые друзья моего отца, что я не по своей воле держу их всех под колпаком! А объяснить им, что я всего лишь выполняю свою работу, было некому. Отца не было рядом, Милорд не снисходил до этого. Признаться, я даже понимал тех же Ноттов, которые теперь на дух меня не переносили: какой-то там сопляк за пару месяцев с принятия Метки достиг таких высот! Однако же, я как-то справлялся. А если учитывать то, что Милорд теперь каждую неделю вызывал меня к себе и лично выслушивал меня терпимо и без серьёзных замечаний, справлялся я всё-таки недурно. Так было до пятого декабря, по крайней мере. Вот тогда-то я и начал запутываться в паутине, меня окружившей. Мы с Беллой как раз тогда сидели в большой гостиной — было воскресенье, редкий день, когда у меня имелось свободное время днём, а не с часу ночи до пяти утра. За широкими окнами кружил первый снег, опускающийся на жухлую траву парка ещё не крупными хлопьями, а мелкими крупинками. Обстановка была относительно умиротворённой, потому что за прошедшим обедом Белла уже высказала ежедневную порцию обвинений и проклятий, а теперь сидела на широком подоконнике и молча смотрела в окно. Её мать только недавно удалилась в детские комнаты, чтобы проверить, хорошо ли работают утепляющие заклинания, и не проникает ли холод в покои. Я же читал пергамент, испещренный каллиграфическим почерком Малфоя-старшего, вернее сказать, смотрел поверх него на Беллу. В последнее время я так мало времени проводил с женой, что радовался возможности даже наблюдать за ней в те минуты, когда Беллатрикс не распевалась о сто первой причине, по которой меня не выносит. Домовые эльфы переборщили с отоплением после того, как Белла устроила им взбучку легкими пыточными, и теперь в большой гостиной было душно, как в летний день. Даже я вольготно полулежал на софе в одном жилете поверх тонкой рубашки, отложив на кресло плотный зимний сюртук. Беллатрикс, которой в последнее время всё чаще было очень жарко, и вовсе была в легком белоснежном платье с нижней шелковой юбкой и верхней муслиновой. Кажется, этот стиль назывался ампир и был модным в ту осень. Завышенная талия платья была подчеркнута атласной кремовой лентой под грудью моей жены, а простые облегающие рукава скрывали то, что руки Беллы превратились в кости, обтянутые кожей. Странное дело, обычно женщины полнеют во время беременности, Беллатрикс же страшно исхудала. Беременность вообще должна украшать леди. Что может придать женщине больше женственности, чем ещё небольшой, но уже несомненно вполне заметный животик на четвёртом месяце? То волшебное время, когда что-то крохотное, неосязаемое и эфемерное превращается во вполне заметное живое существо, которое даже начинает шевелиться, то время, когда женщина ещё не ходит, тяжело переваливаясь с боку на бок из-за тяжести плода, но уже начинает двигаться степенно медленно, понимая своё особенное состояние. Волшебнице полагается сделаться чуточку таинственной от понимания того, что она носит в себе бесценную маленькую жизнь, стать особенно нежной и трепетной, потому что крохотное создание в ней как раз должно уже начать шевелиться и хорошо чувствоваться. В глазах женщины должна виднеться томная нега и радость предстоящего материнства, каждая черточка будущей матери должна заиграть новыми красками, она вся должна излучать божественный свет и сделаться чем-то совершенно непостижимым и святым для нас, мужчин. Но матерью моего ребёнка была Беллатрикс урождённая Блэк, и этим было сказано всё. Красавица Белла, которая обладала врождённой грацией и соблазнительной внешностью, за несколько месяцев подурнела, потому что превратилось в что-то костлявое с неловкой ломанной походкой. Двигалась она нервно, судорожно и резко. Реже просто надолго замирала, думая о своём, а тёмные глаза приобретали то самое невозможно грустное выражение, которое не так уж и давно казалось мне романтическим и особенно привлекательным. А ещё Белла постоянно держала меня в напряжении, потому что я понятия не имел, что она может выкинуть в следующую секунду. Вот и теперь жена сидела на подоконнике, немигающим взглядом скользя по саду, но я не знал, чего ждать от неё в следующую секунду. Я уже подозревал, что с рассудком благоверной что-то неладно, и больше всего боялся, что с ней повторится нервный припадок, который непременно навредит ребёнку. Почему же Белла так менялась? Скорее всего, это очередной, — и, разумеется, временный, — разрыв с Лордом так изводил Беллатрикс, или же она настолько сильно не хотела стать матерью, не важно. Факт оставался фактом — Белла была совершенно несчастлива, жизнь для неё стала пыткой, а беременность — наказанием. Затрещал камин, заставив Беллу оторваться от созерцания сада, а меня от созерцания Беллы. Кто-то пытался не просто связаться с нами через каминную сеть, но и пройти в Холл. В целях безопасности я сперва взмахнул палочкой, дабы увидеть лишь голову гостя. В ту же секунду я едва кубарем не слетел с дивана: в камине торчал Долохов. Не то чтобы неожидаемо, — проклятый русский являлся совершенно бессистемно, когда это было удобно ему, — но всё-таки неприятно. Единственный относительно свободный день, а тут самый нежеланный из всех возможных гостей на пороге! Белла же, напротив, оживилась и даже на ноги вскочила. Опять нервно, порывисто, несдержанно. Она, конечно, надеялась, что Долохов передаст ей что-то от Милорда... Но Тёмный Лорд всё ещё был зол и наказывал Беллу наиболее болезненным для неё образом — попросту игнорировал её существование. Я заставил себя не бросаться снимать барьер сломя голову, а чинно подняться на ноги и произнести необходимое заклинание, взмахнув волшебной палочкой. Всегда ненавидел перед кем-то лебезить и никогда этого не делал. Нет ничего более унизительного, чем заискивание перед тем, кто сильнее, и я никогда не выносил этого в силу воспитания и некоторой гордыни, которая мне, наследнику древнего и богатого рода, была свойственна. Перед Беллой никогда не заискивал, даже когда та была на пике своей власти, даже перед Милордом всегда был открыт и честен, а не подметал брюхом пол. Антонин Долохов вышел из камина медленно, глазами скользя по всей гостиной. Я знал, что он всегда сперва смотрит на окна и двери, а потом бегло проводит взглядом по мебели, дабы оценить территорию и иметь представления о выгодном положении в случае опасности. Хотя какая к чёрту опасность в доме Лестрейнджа?! Наконец-то взгляд Долохова остановился на Беллатрикс и опустился на её живот. Белла, к слову сказать, была рада незваному гостю и даже сделала пару шагов ему навстречу. — День добрый, — поздоровался с нами обоими Долохов, всё так же поглядывая на живот Беллатрикс. Меня даже передёрнуло, и я поспешил подойти к жене, встав как бы между нею и Антонином. Русский только усмехнулся краешками губ, а Беллатрикс чуть сжала мой локоть и вышла из-за меня так, чтобы хорошо видеть гостя. — Добрый, — кивнула Белла. — Какой приятный сюрприз, не так ли Рудольфус? — Несомненно, — выдавил я, после чего всё-таки кивнул Долохову. — Приятно видеть, что такой достойный род готовится дать новые ветви и плоды, — проговорил Долохов негромко, глядя уже на меня. В его голубых глазах я различил тень насмешки, но заставил себя сдержаться. Лучше было не начинать ссору, чтобы Белла не нервничала и не переживала. — Вы от Милорда? — выпалила Беллатрикс быстрее, чем я успел её остановить. — Да, у него есть поручение к вашему мужу, леди Лестрейндж, — успокоил Беллу Долохов. Беллатрикс, которая в тайне надеялась, что Антонин пришёл по её душу, помрачнела, но ничего не сказала. — Случилось что-то серьёзное? — напрягся я. — Пустяки, — хмыкнул Пожиратель. — Требуется ваше присутствие на одном мероприятии. Так, сущие формальности... — Разумеется, — кивнул я. — Сегодня? — Да. — Во сколько? — Чем быстрее соберетесь, тем лучше, — бесстрастно ответил Антонин, изучая богатую лепнину на камине. Он разговаривал со мной безупречно вежливым, но сухим и официальным тоном. Уже не называл щенком и не насмехался открыто. Но я не обольщался. Что это за мероприятие такое, на которое меня непременно должен конвоировать Антонин Долохов? Я серьёзно допускал возможность того, что он выведет меня из замка и убьёт где-нибудь в парке, где и закопает. Почему и зачем? Мерлин его знает, Долохов же. Да и Милорд мог бы расквитаться со мной за всё хорошее руками своего палача... — Я приведу себя в порядок за пятнадцать минут, — пообещал я. — Мими, — вызвал я домовиху, — услужишь гостю так, как он захочет: принесёшь что-нибудь из напитков или, может, легкие закуски? — Не стоит беспокоиться, — поморщился Антонин, опускаясь в кресло у камина и вынимая из кармана сигару с тяжелой металлической зажигалкой с каким-то гербом. — Я редко ем в чужих домах. Понятно, что он опасался яда, но такое предположение было оскорбительным! Как и то, к слову сказать, что Долохов закурил сигару без разрешения в моей гостиной рядом с моей беременной женой. Но, понимая своё довольно неоднозначное положение, я не решился начинать конфликт. — Беллатрикс, ты не поможешь мне? — попросил я, поняв, что Белла не спешит следовать за мной. — Я могла бы составить компанию мистеру Долохову, чтобы он не заскучал, пока ты будешь собираться, — с ангельской улыбкой заметила Белла. — Как мило с твоей стороны, дорогая, — улыбнулся я в ответ. — Но всё же я попрошу тебя пойти со мной. Получилось не так тактично, как хотелось бы, и Долохов хмыкнул, устремляя на меня уничтожающий взгляд через завесу дыма. Но не важно, главное, что Белла всё-таки пошла вслед за мной. Уже когда мы оказались в наших комнатах, а я принялся менять домашнюю одежду на официальные одежды Пожиратели Смерти, Белла наконец-то поняла моё волнение. — Ты что-то хотел сказать? Впрочем, я и так вижу твой страх. Я с каменным лицом стоял перед зеркалом, застёгивая мелкие пуговицы черного сюртука классического покроя. Белла даже притихла, заметив моё состояние. — Милорд никогда не посылал за мной никого из своих людей, — проговорил я, поправляя воротник сюртука так, чтобы белой рубашки даже видно не было из-под него. — Ты будешь обжаловать решения Тёмного Лорда? — вздёрнула бровь Белла. — Я не об этом...— покачал головой я. — Понимаешь, Долохов — не посыльный мальчишка. — Что ты хочешь этим сказать? — нахмурилась Беллатрикс. Я тяжело вздохнул, накидывая на плечи черную мантию Пожирателя Смерти. Теперь на фоне Беллы в её домашнем белом платье я казался слишком мрачным и строгим. Беллатрикс подошла ко мне вплотную и подождала, пока я закончу с застёжкой мантии и повернусь к ней. — Если я не вернусь к полуночи и никак не дам о себе знать, напиши отцу, — попросил я. — Рудольфус, ну что за вздор лезет тебе в голову? — цокнула языком Белла. — Нет никакой причины... — Белла, — прервал я жену. — Прошу тебя, просто сделай это. Он неспроста тут, и я боюсь представить, куда он меня заведёт. Больше скажу, я даже не уверен, что он и вправду получил приказ от Милорда. — Ну что ты, Руди, — с внезапным участием проговорила Белла, и вдруг положила руки на мои плечи. — Ты так бледен. Всё будет хорошо, вот увидишь. Ты же Лестрейндж. Давно я не видел в Белле и тени заботы и внимания, но сейчас она вела себя так, как ещё до нашего замужества и до своего увлечения Милордом. И я осмелился сделать то единственное, что могло предать мне сил: я осторожно обнял Беллатрикс, уткнулся лицом в её волосы и полной грудью вдохнул запах её духов. Я не удостаивался даже таких невинных объятий уже очень долго, поэтому моя душа наполнилась счастьем. Ну вот, теперь и умирать было не страшно, если что... Я отстранился и вымученно улыбнулся. — Я постараюсь вернуться к ужину, — проговорил я, поглаживая жену по спине. — А ты лучше не выходи теперь в гостиную, я скажу, что тебе нездоровится... — Нет уж, — воспротивилась Беллатрикс. — Идём. В гостиную, где Долохов всё ещё дымил своей пахучей сигарой, мы вошли вместе. Странное дело, но какие-то несколько минут позволили Белле вспомнить, что она всё-таки кое-как дорожит мною, и мы вернулись едиными и сплочёнными. По крайней мере, я так думал. — Мистер Долохов, — громко и звучно заговорила Беллатрикс. — У нас с мужем семейный ужин сегодня, постарайтесь вернуть его мне к восьми вечера, иначе нам с малышом будет совсем тоскливо. Если пожелаете, составите нам с Руди компанию за ужином. — Мы всего лишь уладим одну маленькую проблему, — заверил Беллу Долохов, очевидно, получивший инструкцию лишний раз не волновать Беллатрикс, от чего у него скулы сводило. — Это не займёт много времени. — Прекрасно, — улыбнулась Белла. — В таком случае я не смею больше вас задерживать. Антонин отложил сигару на наколдованную им пепельницу, но тушить её не стал. Тьфу, как у себя дома, мерзавец... Потом он встал с характерным хрустом в каком-то суставе, и направился к камину. Я же незаметно сжал руку жены в своей руке, прежде чем последовать за ним. Уже стоя в камине я последний раз взглянул на Беллатрикс и на её округлившийся животик, где билось сердце моего ребёнка, а потом зелёное пламя поглотило нас с Антонином Долоховым. Правда, напоследок мне показалось, что моя супруга обменялась странным взглядом с русским, но я убедил себя в том, что мне лишь померещилось. Мы с Долоховым оказались в комнате, которая сразу же показалась мне странной до чрезвычайности. Ещё толком не успев осмотреться, я понял, что в ней что-то сильно не так. А приглядевшись... — Мерлин и Моргана, это жилище магглов?! — изумился я, во все глаза глядя то на моего молчаливого провожатого, то по сторонам. Дурацкие занавески в горошек, достаточно уродливый на мой вкус торшер, местами протёртый диван в сомнительных пятнах, ковёр такой, какой в Холле постеснялись бы и на черной лестнице постелить, маленький столик с горой всяческого хлама и какая-то черная коробка на тумбочке. Гостиная, кажется. Шаблонная гостиная магглов с уроков маггловедения. Забыв спросить про цель нашего визита, я ошалело озирался и с чисто детским любопытством чистокровного волшебника, никогда не оказывающегося в естественной среде обитания магглов в целом, и в их жилище в частности, рассматривал каждый уголок. Мне всё казалось таким забавным и ненастоящим! Какие-то яркие и вызывающие картинки в журнале на столе, десяток не шевелящихся фотографий на стене, люстра с разными плафонами, но без свечей, и вторая черная коробка непонятного назначения с длинной тонкой палкой, торчащей из неё. Чудеса, да и только! Пока Долохов подошёл к окну и что-то высматривал, я, забыв про всё, бродил в смешной маленькой комнатке. Это гостиная? Какая маленькая и захламленная! Как же они тут живут? Эти магглы бедны или у них у всех такие жалкие норы вместо домов? А убирает кто, если нет домовиков и магии? Кто бы это ни был, а свои обязанности он выполняет из рук вон плохо. Я на кончиках пальцев прокрался к двери, осторожно обходя разбросанные железные штуки с резиновыми колёсиками, какие-то бумажки и кукол с глупыми лицами. Подошёл к той чёрной коробке, что поменьше. Да, не скрою, было жутко интересно, но трогать руками я ничего не хотел. Я брезговал так, словно мог подхватить какую-то страшную болезнь, поэтому только заложил руки за спину и внимательно рассмотрел коробку с кнопочками, потом с любопытством выглянул из гостиной — виднелась лестница и что-то, отдалённо напоминающее самый маленький из закутков кухни Холла. Хотя я не мог бы поручиться: не видно было ни жаровни, ни печи. Только неизменные металлические ящики с кнопками. — Если юному наследнику Сильвия так интересно, он может рассмотреть и спальни магглов наверху, — подал голос Долохов. В его бесстрастном лице я не разглядел насмешки, но она точно была. — Зачем мы здесь? — наконец-то догадался спросить я. — А зачем Пожиратели Смерти появляются в жилищах магглов? — это был скорее риторический вопрос. Пока до меня медленно доходило, Антонин деловито прошелся по гостиной, где-то чуточку двигая мебель, где-то убирая в сторонку разбросанные на полу игрушки маггловских детей, потом он поколдовал над каким-то предметом на столике, и я понял, что Долохов готовится к приходу хозяев дома. Готовится основательно, потому что им отсюда уже не выйти. — Я не убийца, — сказал я четким голосом. — По крайней мере, я не тот, кто должен убивать мирных людей. В бою — да, это мой долг, но не так же. Антонин взглянул на меня с усмешкой. — Тёмный Лорд хочет удостовериться в том, что ты силён духом, — ответил Пожиратель с убийственным спокойствием. Я нервно сглотнул. Не то чтобы подобное было для меня большим открытием... Я знал, что такие испытания периодически имеют место в рядах слуг Милорд, как знал и то, что надо мной медленно, но неотвратимо сгущаются тучи. Вот и эта проверка едва ли не предлог, потому что Тёмный Лорд отлично понимает, что я не принадлежу к числу тех людей, которые могут без зазрения совести и без колебаний вырезать целую семью мирных магглов. Но что будет, если я дам слабину теперь? Если у меня рука не поднимется? И полному дураку ясно, что тогда последует наказание. Какое? Ну, уж наверное меня не убьют и даже вряд ли я получу Круциатус... Но смещение со всех постов, позор в наших кругах, возможное изгнание... Точно! Вот чего следует опасаться! Ему нужен предлог, чтобы убрать меня куда-нибудь подальше! И, к слову сказать, можно даже не удивляться, что именно Долохов исполняет этот приказ Милорда, тратит на меня своё время, словно больше нечем заняться. Уж не об этом ли Белла его просила несколько месяцев назад? Поспособствовать моей опале и моей ссылке? Интересно, что она ему за это пообещала? Пока я судорожно соображал, на улице послышались весёлые голоса, а затем ключ повернулся во входной двери. Я взволнованно взглянул на Долохова — тот бесшумно прокрался к самой двери и прислонился к стене рядом с нею, прижал палец к губам, призывая меня к тишине. Я же бестолково замер истуканом посередь комнаты. Сначала в гостиную вбежали двое детей: мальчик лет семи и совсем маленькая девочка примерно пятилетнего возраста. Они, не заметив Антонина, замерли, уставившись на меня во все глаза. Удивительно, но даже страха на их лицах я не видел — только удивление и любопытство. Даже улыбки ещё не сползли с их весёлых румяных лиц. — Доминик, Салли, быстро переоденьтесь и будем ужинать! — послышался женский голос из прихожей. Все мои чувства вдруг обострились до предела. Я слышал шумное дыхание запыхавшихся детей, на тёмных волосах которых ещё блестел свежий снег. Слышал, как кто-то прошёл на закуток с тарелками на настенных полках и что-то с шуршанием поставил на стол: скорее всего пакеты с едой, потому что оттуда пахло свежим хлебом и мандаринами. Потом до меня донеслась легкая женская походка, а ещё через мгновение на пороге остановилась женщина средних лет, в которой я безошибочно угадал мать детей — те же тёмно-русые волосы, что у мальчика, и те же карие глаза, что у девочки. Немая сцена продолжалась, и никто не знал, как реагировать. Я даже на какие-то секунды забыл о Долохове, который наложил на себя заклинание, позволяющее на какое-то время слиться с обстановкой комнаты. Странно, но и женщина хотя и напряглась, но всё же не выглядела испуганной. Я понял, в чём дело: на вора или убийцу я похож не был. Выглядел опрятно, состоятельно, и, наверное, в их понимании странно — в мантии-то. — Джон! — позвала женщина, не сводя с меня настороженного взгляда. — Джон, иди сюда скорее! Я в это время чувствовал себя словно оглушенным, потому что совершенно не представлял, что мне делать. Тупо разглядывал детей, которые изучали меня, и с тем же заметным волнением, что и женщина, посматривал на неё. В комнату зашел мужчина лет сорока, уже с залысинами на висках и в прямоугольных очках. У него были такие же голубые глаза, как у сына, а волосы черные, как у маленькой Салли. Выглядел он, прямо скажем, потрёпанным. Не то чтобы его семья не казалась такой же бедной, но по главе семейства их социальный статус можно было понять куда легче. Видавшая виды рубашка, старый вязанный жилет поверх неё и коричневые брюки с чуточку растянутыми коленками. Да, и поношенные ботинки, которые чудом не разваливаются. Одним словом, я в своих дорогих одеждах и со своей ранней молодостью составлял полную противоположность с этим человеком. — Кто вы и что тут делаете? — спросил, кажется, Джон, после того как обменялся взглядом с женой и понял, что она меня не знает. «Ну же, поймите, что добра от меня не ждать», — мысленно умолял я, больше магглов страшась того, что могу с ними сделать. Безмозглые животные, они не понимали. И как же я был зол на них за это! За то, что все они просто стояли и ждали объяснений! За то, что даже детям не велели убраться в их комнату или сбегать куда-нибудь к бабушке в другой квартал! Глупые, глупые магглы! Поймите же наконец, что вы — моё испытание, которое я не смогу не пройти! Но они просто стояли и смотрели на меня. Думали, очевидно, что я представлюсь трубочистом, провалившимся к ним через камин, или скажу, что я внучатый племянник родной бабушки матери семейства, и приехал к ним с визитом, или заявлю, что я — больной сумасшедший, по ошибке забредший в их дом в своём странном наряде. Глупцы, они бы поверили! Что уж там, я бы хотел соврать что-то в этом духе. Потому что, дементор бы меня побрал, я был девятнадцатилетним сопляком, который ощущал липкий страх, думая о том, что придётся кого-то по-настоящему убить. Причем убить не в бою, как в красивых легендах, а вырезать целую безобидную семью. Семью с детьми, чтоб их акромантулы сожрали! Наверное, выглядел я и впрямь жалко. Глаза мои округлились, взгляд ошалело перебегал с одного маггла на другого, брови позорно поползли наверх, чуть ли не домиком вставая, а губы приоткрылись. Нет, на злоумышленника я не был похож. — Мистер, кто вы? — настойчиво, но беззлобно повторил мужчина. — Если вам нужна помощь, скажите. Вы ошиблись домом? Вы скрываетесь от полиции? Мне нужна помощь! Пустоголовый очкастый кретин, она нужна твоей сердобольно улыбающейся жене и двоим щенкам! Почему бы тебе не протереть свои поганые очки и не посмотреть правде в глаза!? Я машинально взглянул на Долохова, которого благодаря крепкому заклинанию мог только угадывать. Антонин, к слову сказать, тут же снял с себя все чары, словно так и было задумано. Магглы же проследили за моим взглядом и теперь и вправду слегка испугались. «Бегите, идиоты. Бегите, ошибки природы, не обремененные ни мозгами, ни инстинктом самосохранения. Хотя бы гоните прочь своих бестолковых детей, потому что я не хочу пачкать свои руки их грязной кровью!» — Что происходит? — наконец-то нервно спросил маггл, глядя то на меня, то на Долохова. — Объяснитесь, или я вызову полицию! Женщина испуганно обняла детей за плечи и отошла подальше от того места, где стоял Антонин. Да уж, Долохов выглядел намного опаснее меня. Я говорю даже не про нелепую одежду, которую Антонин словно не глядя брал из шкафа, и которая совершенно не сочеталась между собой, а про выражение его лица. Его взгляд буравил, пронзал, обещал все муки ада. Это было так очевидно, что женщина задрожала, а её муж весь подобрался. — По статусу и обязанностям приговор должен зачитывать не я, а мой коллега, — заговорил Антонин будничным тоном. — Но он молод и неопытен, так что мне придётся нарушить кое-какие формальности... — К-какой приговор? — прошептала женщина. Долохов упёрся в неё немигающим взглядом. Я с отвращением заметил, как он скользнул взглядом по её фигуре с неплохими формами, и задержал взгляд на коленях, виднеющихся из-под слишком короткой по понятиям волшебника юбки. — По законопроекту Тёмного Лорда, магглам нежелательно производить более двух себе подобных, — осклабившись, заявил Антонин. Меня передёрнуло от страшного осознания — женщина беременна. Как и Белла. Потому что точно таким же жестом положила руку на живот. — Я вас не понимаю, — начал горячиться её муж. — Убирайтесь из моего дома, или я вызову полицию! «Что ты мелешь своим языком? Если эта полиция что-то такое, что может нам помешать совершить задуманное, вызывай ты её уже без лишнего трёпа!» Но маггл был глуп, а потому не шевелился. Только выпячивал грудь и бесстрашно смотрел на Долохова. Какие же они все недоумки... — Конечно, это пока не плановая зачистка, — пояснил мне Антонин. — А скорее экспериментальное мероприятие. Видите ли, мистер Лестрейндж, проблема в том, что большинство волшебников ограничиваются одним-двумя детьми, очевидно, не желая разрывать на куски фамильные состояния, в то время, как магглы активно плодятся. Если подумать, можно понять, что в случае необходимости они могут задавить нас числом. Тёмный Лорд только думает над законом, запрещающим магглам воспроизводить больше двух себе подобных, а я, как всегда, выхожу в роли испытателя. — Не нужно, — севшим голосом выдохнул я. Антонин посмотрел на меня так, что сомнений не осталось — если я начну спорить и препираться или, Мерлин упаси, попробую ему помешать, последствия будут непредсказуемыми. Может, он даже подстроит несчастный случай. Вроде как проклятье срикошетило, или маггл от безысходности бросился на меня с ножом, и никто не успел ничего сделать. Ладно, даже если я преувеличиваю, в изгнание Милорд точно меня отправит, чтобы наконец-то я не стоял между ним и Беллатрикс. Тогда я не вернусь в Холл, чтобы позаботиться о своём ребёнке. А если малыш всё-таки моя плоть и кровь, то придётся ему ой как не сладко, потому что тогда только он и останется между Беллой и Тёмным Лордом... Нет, я не могу не думать о собственном ребёнке! — Если им нельзя плодить больше трёх детей, просто убьём плод во чреве женщины, — так тихо, как только мог, предложил я, ощущая на себе шокированные взгляды всей семьи. — Нет, это исключено. Увы, Рудольфус, иногда без таких поступков не обойтись, — деланно сокрушенно проговорил Антонин. — Это действо имеет и политическое значение. Дамблдор всё никак не может поверить в серьёзность намерений Тёмного Лорда. Вот и приходится время от времени показывать нашу силу. — Силу? — ахнул я. — Они — жалкие магглы, даже не грязнокровки. Разве показываем мы силу, когда давим муравьёв или других букашек? Мерлин, как стучится сердце, в каком бешеном ритме заходится! Многим Пожирателям Смерти приходилось пройти подобные испытания, но я не сомневался, что меня это минует! Разве моя преданность вызывает сомнения!? Да я и не боевой маг, я приношу пользу Милорду только своим умом, как и мой отец! В голове всё перемешалось, и я перестал давать трезвую оценку происходящему. Нет, магглы безусловно подлежат уничтожению, я не спорю. Большинство из них нам только мешается, нужно оставить лишь небольшую часть этих существ, чтобы они выполняли необходимые функции, чтобы наше общество могло вытягивать из них какую-то пользу. Милорд, разумеется, прав, что хочет контролировать их популяцию, но... Есть же отдел Антонина, который на этом специализируется, я-то тут при чём? Маггл стремительно кинулся к предмету на столике, над которым колдовал Антонин и начал нажимать на какие-то кнопки... А после в ужасе отвёл поднесённую к уху трубку на проводке. — Телефон не работает, Марта...— как-то растерянно пробормотал он. — Всем сесть на диван и замолчать. Немедленно, — резко и холодно потребовал Долохов. Магглы колебались, и тогда он взмахнул волшебной палочкой и ударил легким пыточным по отцу семейства. Тот вскрикнул и опрокинулся на пол. Дети и женщина завизжали. — Делайте то, что я говорю, или последствия будут ещё хуже, — четко произнёс Антонин. Магглы медленно, неловко, но всё же уселись на диван. Родители — по краям, дети в центре. Мать обнимала дочь, отец — сына. Оба ребёнка всхлипывали, и их нужно было успокоить. — Я не тот, кто должен в этом участвовать, — отрезал я. — Вы уверены, что Милорд знает, что вы делаете? — Это был его приказ, Лестрейндж, — презрительно заметил Антонин, плотнее зашторивая плотные занавески. — Зачем? — выдохнул я, бездушно считая себя самым несчастным в сложившейся ситуации. — Затем, чтобы ты наконец-то испачкал свои белые ручки и понял, что не всё коту масленица, — заявил Долохов. Я ненавидел, когда он использовал странные поговорки своей родины, потому что ничерта их не понимал и начинал раздражаться. — Тебе слишком легко всё даётся, Рудольфус, — продолжил Антонин чуть ли не отеческим голосом. — Легко быть верным Милорду, когда только бумажки перекладываешь и слушаешь красивые россказни отца про верных рыцарей Тёмного Лорда. А наша работа — это намного большее. Мы должны иногда делать то, что нам не нравится, терпеть какие-то лишения и проходить испытания. Это всё — подготовка к большему. Как же ты хочешь помогать Милорду прийти к власти, если не можешь нескольких магглов убить, когда нужно? Ты должен понять, наследник Сильвия, что быть Пожирателем Смерти — не только привилегия, но и груз ответственности. И я думаю, что Милорд не сильно обрадуется, если узнает, что ты не справился. Головой я понимал, что он прав по сути, но руки всё равно тряслись. Я давно примирился с тем, что когда-нибудь мне придётся убивать во имя высшей цели, я даже был готов к этому, представляя героические сражения с десятком врагов, но не сегодня, не сейчас, не этих беззащитных людей! Я был не готов к такому испытанию. — И... я должен их всех?.. — промямлил я, с животным ужасом глядя на магглов, которые так же смотрели на меня. — Так уж и быть, я помогу тебе, — снисходительно заметил Антонин. — Конечно, Тёмному Лорду это не понравится, но я для того и есть здесь. Он лично выбрал именно меня, лучшего профессионала своего дела, чтобы ты всему научился. Так уж и быть, из уважения к твоему отцу, я убью двоих из них. Ты же позаботишься об оставшихся. — А... если я не сделаю этого? — обречённо спросил я, уже зная ответ. — Я бы расценил это, как предательство, а тебя казнил бы, — воодушевленно признался Антонин. — Но Милорд, вероятнее всего, лишь отстранит от дел на какое-то время и отправит куда-нибудь подальше на продолжительный срок. Обидно будет, если ты не увидишь первого вздоха своего собственного ребёнка, а пока он будет учиться говорить и ходить, ты будешь сидеть где-нибудь в самой глуши Сибири и разбирать нудные манускрипты колдунов древности, — закончил Долохов. Сибирью меня можно было напугать немногим меньше, чем перспективой расстаться с Беллатрикс и бросить родное дитя на произвол судьбы, в окружении людей, которые его ненавидят и его рождения не желают. Хотя, это если ребёнок мой. Если же нет, я напрасно отправлюсь в замерзший ад в вечную мерзлоту (примерно так я видел те земли родины Долохова), да и с Беллой напрасно разлучусь. — Я тебя не буду заставлять, конечно. Дело твоё, Рудольфус, — опять заговорил Долохов, разваливаясь в кресле в обманчиво расслабленной позе и вынимая очередную сигару. — У нас вся ночь впереди, можно не спешить. Дом уже надежно заперт, а магглам никуда не сбежать. У тебя есть несколько часов на то, чтобы выбрать. Ну что, Рудольфус, испачкаешь ручки или кинешь беременную жену одну в огромном замке, полном хлопот? — измывался Антонин, который лучше меня всё понимал. — Ты только подумай, как она рада твоему ребёнку... А как Милорд рад! Он не нужен им обоим, станет только мешаться. Думаю, в том случае, если тебя не будет в Лестрейндж-холле, Белла решится и попросит меня... — Довольно! Хватит! — воскликнул я, перекрывая речь Долохова и всхлипы перепуганных магглов. — Дайте мне время подумать! Собственно, и так всё было ясно. Он прямым текстом угрожал моему ребёнку. Даже если я не уверен, что дитя моё, я не могу им рисковать. Решение было только одно, но я не мог заставить себя так быстро его озвучить. Попросту не мог, вот и всё. — Нельзя ли...— голос сорвался, и мне пришлось прокашляться. — Нельзя ли убрать их отсюда куда-нибудь? — буквально взмолился я. Долохов непонимающе на меня уставился, дымя сигарой. — Они думать мешают своим вытьём, — заметил я. — Нельзя ли запереть их где-нибудь в другом месте? — В доме всего две спальни, кухня и гостиная, — лениво протянул Антонин. — Куда хочешь — туда и запирай. Впрочем, есть ещё уборная. — Вы мне не поможете? — уныло спросил я. — Я лишь наблюдатель сегодня. Не злоупотребляй моим добродушием — если я помогу распихать магглов по комнатам, то на помощь в их ликвидации меня может уже не хватить, — доверительно сообщал Антонин. — Наверное, лучше запереть их отдельно друг от друга? — мозг всё ещё кое-как работал. — Чтобы наверняка не сбежали. — Пожалуй, да, — согласился Долохов. — Детей в принципе можно и вместе, они всё равно ничего не смогут. Я тяжело вздохнул и нехотя двинулся к дивану. Не тут-то было — мать намертво вцепилась в своих чад, а отец заслонил их собой. — Не стой столбом, у тебя есть палочка, — напомнил Антонин. Это оказалось легче и быстрее, чем я думал. Легко нападать на людей, когда они не могут сопротивляться. Взмах — и мужчина отлетел к противоположной стене и замер. Ещё взмах — перепуганная женщина связана по рукам и ногам верёвками. Детей я трогать не стал, с ними и так легко. Схватил их за шкирки, стараясь не всматриваться в заплаканные лица, и потащил к лестнице под аккомпанемент воплей и мольбы их матери. Мальчишка, надо отдать ему должное, брыкался, ругался и сопротивлялся, а девочка просто плакала. Всё-таки в мерах предосторожности я решил закрыть их по разным углам, потому что от их побега зависит и моя судьба, а мальчик уж слишком активный... Его я втолкнул в уборную, кажется. Нагромождение ванны, туалета и раковины говорило само за себя. Надо отдать должное моему разуму — он не подводил и в такой патовой ситуации. Зная, что дети находятся на своей территории и это их преимущество, я не стал включать свет в ванной, чтобы мальчишка не смог нормально подготовиться к моему возвращению. Несчастный, он теперь бился и рыдал в полной темноте. Маленькая девочка была вконец перепугана и, кажется, даже не дышала, когда я дрожащими руками вволок её в комнату, которая оказалось детской. В вечерних сумерках я беглым взглядом окинул какие-то плакаты на стенах, разбросанные карандаши на столе, и двухэтажное сооружение, оказавшееся кроватью. На всякий случай проверил окна — заперты. Для верности задвинул шторы и за пять минут закрепил заклинанием вечного приклеивания. Ни к чему, чтобы малявка подала знак кому-то на улице, а в дом пришли ещё магглы, ведь убивать-то, скорее всего, придётся мне, а я и с одной этой семьёй с трудом справлюсь, если справлюсь вообще. Когда я наконец-то оставил пищащую девчонку в комнате и запер за нею дверь, я спустился вниз и, обездвижив начавшего приходить в себя мужчину, взял за локоть его жену и потащил во вторую спальню. С детьми было легче. Не потому, что маггла была сильнее и могла бы вырваться при желании, а потому, что она нашла в себе силы болтать, пока я конвоировал её в свободную комнату. — Послушайте меня, сэр, — заискивающе начала она неровным из-за слёз голосом. — Я слышала то, что говорил тот, второй. Вы здесь тоже как жертва, жертва обстоятельств. Ясно, что вы связались с какой-то дурной организацией, и теперь вас шантажируют расправой над вашей беременной супругой. — Помолчи, — устало попросил я. — Но ведь эта преступная организация хочет таким образом привязать вас к себе! У них будет компромат на вас, и тогда вы уже не сможете отделаться от этих бандитов! — трещала маггла. Я ввёл её в комнату и менее грубо, чем надо было бы, толкнул в кресло. Сам почему-то не спешил выйти, а тяжело прислонился к стене спиной и прикрыл глаза. Мерлин, как сложно. Разве не должен я с готовностью махать палочкой, с удовольствием исполняя свой долг — искоренение магглов? Я почему-то всегда считал, что это так же легко, как давить пауков носком ботинка. Но я ведь представлял себе батальные сцены, мне поле боя снилось с ранней юности, где я, благородный и бесстрашный рыцарь, вгрызаюсь в самые полчища грязнокровок, искореняю их проклятую орду, дабы заслужить гордый кивок отца, благодарный взгляд Милорда и уважение Беллы. К этому я был готов, этого я желал. И что же? Беременная женщина и дети. Да и сам маггл не особенно похож на воина. Ему лет сорок или около того, скоро совсем стариком станет по маггловским меркам. И это — та страшная и ужасная орда, против которой я должен сражаться? Впрочем, не хочу, чтобы у кого-то составилось неверное мнение обо мне. Я буду предельно честен и скажу прямо, что я был малодушен в этот роковой день. В сущности, на судьбы этих людей мне было чуть менее, чем совсем плевать. Разве что мне не хотелось убивать детей и женщину, брать на себя такой грех. Я считал это ниже своего достоинства — я был в сто крат сильнее, они были лишь букашками под моим начищенным до блеска кожаным ботинком. Я бы унизил себя этим поступком. В то же время меня куда больше волновал мой собственной ребёнок. А если предположить, что дитя Беллы всё-таки имеет ко мне отношение, малышу придётся туго, если меня не окажется рядом. Он — стена между Беллатрикс и Милордом, которую те готовы преодолеть, во что бы то ни стало. Мне никак нельзя отправляться в изгнание. Не сейчас. Или же я пытаюсь так оправдать себя за то, что собираюсь сделать?.. К слову сказать, когда отец учил меня не опускаться до борьбы с женщинами, стариками и детьми, он брал в расчет магглов?.. — Прошу вас, пощадите хотя бы детей! — тем временем умоляла меня женщина. — Я вижу, что вы не убийца. Вы ведь так молоды! Не берите такой грех на душу, вам ведь жить с ним! Послушайте, можно ведь спасти моих детей. Я ведь вижу, что вы не хотите их убивать. Вы и сами скоро станете отцом, не так ли? Можно ведь устроить пожар на втором этаже, а детям помочь спуститься на улицу по пожарной лестнице! И ваш знакомый ни о чём не догадается! Это же так просто, умоляю вас, сделайте так! Я бы, может, так и сделал, но Долохов не был так глуп. Все выходы наверняка уже не просто заблокированы, но и каким-то образом контролируются Антонином. А если бы я попытался его обмануть... Вот это можно было бы расценить, как настоящее предательство. — Мерлин, да замолчи же ты, — застонал я, кладя руки на виски. — У меня нет выбора... Тьфу, что я вообще оправдываюсь?! Маггла затихла, не сводя с меня влажных глаз. — Вы не сделаете этого, — горько констатировала она. — Тогда хотя бы совершите это преступление своими руками — я вижу, что мужчина внизу очень жестокий, и он причинит моим малышам больше боли. От мыслей меня отвлекли крики детей недалеко, и я заставил себя направиться к Долохову. По сути, решение уже созрело. Раз уж Милорд устроил мне эту никчемную проверку, раз уж ему во чтобы то ни стало нужен повод, чтобы избавиться от меня, придётся играть в эту игру, бороться по его правилам. Мне нужно быть с Беллой, как и сейчас, всего несколько месяцев. В тот день, когда я получу нашего ребёнка, ссылка мне будет уже не страшна, потому что я смогу забрать его с собой и позаботиться о нём — никто против не будет. Убеждая себя в подобном ключе, я прочно запер женщину, прошёл мимо уборной, где бесновался мальчик, и как можно медленнее спустился в гостиную. Картина была отвратительной, но другого ждать не приходилось — маггл, уже слегка избитый парочкой заклинаний, извивался в своих путах у дальней стены, а Антонин, склонившись над ним, лениво вырисовывать вензеля режущим заклинанием на руке маггла. Тот трясся, но почему-то не издавал ни звука, плотно сжав губы. — Ты быстрее, чем я мог надеяться, — заметил Долохов. Он медленно распрямился, лениво потянулся, а потом расположился в кресле, чтобы видеть и лестницу и гостиную. Устроился с удобством, явно ожидая представление. — Мне нужно ещё немного времени, — буркнул я, после чего ушёл на кухню, где нашёл необходимые мне одиночество и тишину. Я долго собирался с силами и даже сделал глоток из найденной в шкафу бутылки с виски. Качество было не самым лучшим, но хотя бы дрожь в руках унялась. Не знаю, сколько времени прошло, прежде, чем я убедил себя в том, что поступаю правильно, но когда я вернулся в гостиную, за окнами уже было темно. — Я сделаю это, — глухо проговорил я, почему-то глядя в пол. — О, полагаю, я должен сплясать по этому поводу? — поддел Антонин. — Вы сказали, что убьёте двоих из них, — напомнил я. — Пусть это будут дети. Я знал, что на них у меня рука не поднимется. Это было слишком для первого убийства, слишком для моих девятнадцати лет, слишком для человека, который и сам должен был стать отцом. — Немного нечестно, не так ли? — нахмурился Долохов. — Мне достанется самая грязная работа. — Вы сказали, что я должен убить двоих, а остальных вы возьмёте на себя. Я выбор сделал, — отрезал я непререкаемым тоном. — Или вы не сдержите своего слова? Я упёрся в Долохова взглядом, а тот пожал плечами. — Ладно, так и сделаем, — хмыкнул он. — Но за тобой будет должок. — Я ничего вам не должен, — слишком резко ответил я. — Пока что нет, но я ведь сделаю половину твоей работы, — бесстрастно напомнил Долохов. Было достаточно и того, что Антонин считал и Беллу в чём-то должном ему, мне совсем не хотелось, чтобы он был вправе ещё и от меня чего-то требовать. — О чём вы договорились с Беллатрикс? И что она пообещала вам? — вспомнил я. — Ещё пара таких вопросом, и я и пальцем не пошевелю, — ответил Антонин. Я задышал быстрее, силясь взять волю в кулак. Я был так взволнован, что у меня дрожали руки, а ладони вспотели. — Идёт, я признаю за собой долг, если вы мне поможете... — Скрепим рукопожатием? — предложил Антонин, вставая из кресла и протягивая мне свою длинную и тонкую руку. Краем воспаленного сознания я понимал, что своими же руками затягиваю удавку на шее, понимал, что всё глубже проваливаюсь в яму, из которой самостоятельно уже не смогу выбраться, но ничего не мог поделать. Наверное, я всё-таки был трусом, потому что был готов на что угодно, чтобы не трогать маггловских детей. Шершавая ладонь Антонина сжала мою руку, и Долохов усмехнулся, явно радуясь тому, что и я вот-вот испачкаю свои нежные ручки. Я поспешил отнять ладонь как можно скорее и порывисто повернулся к магглу. — Сделаем всё быстро, — попросил я. Долохов только кивнул и приготовился наблюдать, как я расправлюсь с мужчиной. Я подошёл к валяющемуся на боку магглу, а он уставился мне прямо в глаза с ненавистью во взгляде. Я присмотрелся к мужчине: он был старше жены лет на десять, и дети у них были поздние, но явно желанные. Наверняка этот человек в очках был очень счастлив, когда уже в преклонном возрасте нашел красивую женщину, которая полюбила его и родила двоих детей. И третий был на подходе... Интересно, почему выбрали именно эту семью? Они не кажутся особенно отвратительными, хотя, конечно, изрядно глупы. Я отстранённо подумал, что на самом деле не трудно понять, почему выбор пал на это семейство — куда проще мне было убить какую-нибудь больную бродяжку с вороватым чумазым ребёнком, а не большое образцовое маггловское семейство с симпатичными детьми. Я тут же одернул себя — ведь я знал, что магглы могут прикидываться милыми и безобидными, когда как на самом деле все они невежественны и зловредны. — Подсказать что-нибудь? — заботливо предложил Долохов. От его голоса я вздрогнул. — Нет. Тёмный Лорд учил меня Непростительным. Разумеется, я знал теорию превосходно. Я вообще всегда много знал, хотя на практике дела не всегда обстояли хорошо. Что же касается Авады Кедавры... Ооо, про неё я знал всё и даже больше. Я бесчисленное количество раз практиковал её на таких сподручных материалах, как чучела в зале для упражнений, мелкая живность Лестрейдж-холла или даже относительно крупные создания, как упыри или акромантулы. Я точно знал, что посылать проклятие лучше в грудь, чтобы наверняка попасть, знал, как надо рассечь воздух волшебной палочкой, и знал, как нужно настроить себя перед этим. Ещё я, конечно, знал историю создания данного проклятья, его этимологию и известные случаи применения, но это уже не относилось к делу. Важнее было вызвать в себе желание убить. Это, к слову сказать, не так уж и трудно, если знать один секрет, которому меня научил Тёмный Лорд. Для использования Авады Кедавры не обязательно искренне ненавидеть жертву, достаточно трезво понимать, что убить её нужно, а так же не давать волю жалости и сомнениям, а на это у меня хватало сил. — Авада Кедавра, — услышал я свой голос со стороны. Из груди рванулся поток магии, пролетевший по правой руке и прошедший через пальцы, сжимающие волшебную палочку. Зелёная вспышка была так ослепительна, что с непривычки я отвернулся и прикрыл глаза, а когда я вновь повернулся к магглу, его взгляд уже остекленел, так и замерев на мне. Зрелище было жутким. Я замер с приоткрытым ртом, не веря, что на самом деле это сделал, и что моя Авада Кедавра оказалась довольно сносной вопреки ожиданиям. Что мне помогло? Может, чисто юношеская жестокость и неумение ценить жизнь по-настоящему, что приходит уже с возрастом? Или, возможно, я был трусом и попросту выбрал то, что было легче, вместо того, чтобы возразить Долохову и отказаться убивать магглов? Хотя, конечно, можно облечь мои действия и в благородный отцовский инстинкт и привести пафосную фразу, что, мол, любовь к детям оправдывает всё. В общем, каждый пусть думает в меру своей испорченности, потому что я и сам не мог бы с уверенностью сказать, что мною двигало. Наверное, всё вместе. — Ты подарил ему слишком лёгкую смерть на мой взгляд, — хмыкнул Долохов за моей спиной. — Хотя проклятье вышло впечатляющим, я приятно удивлён. Как во сне, на нетвёрдых ногах я двинулся вверх по лестнице, слыша за собой тихие и мягкие шаги Долохова, напоминающего теперь большого хищника. Синхронно с Антонином мы открыли дверь родительской спальни и ванной... И тут произошло нечто такое, чего никто не мог ожидать от беззащитных магглов. Мальчишка с воинственным криком прыгнул на Долохова, будучи вооруженным бритвой, а его мать, услышав крик сына, будучи связанной всё же выбралась в коридор. Она, скорее всего, стояла прямо за дверью, так как смогла кинуться из комнаты очень неожиданно, хотя тут же упала из-за верёвок, опутавших её тело. — Мама! — завизжал мальчишка, которого Антонин отодрал от себя и швырнул на пол. — Нет, не трогайте его! — закричала женщина. — Доминик! Доминик! Я и через десятки лет буду помнить часы, проведённые в этом доме, в точности, как буду помнить все слова магглов и их крики. Долохов поднял волшебную палочку, рассёк воздух... Но мальчик уже успел кинуться к матери и та умудрилась заслонить его собой. Сильное режущее не только изранило маггле всю спину, но и разбило моё заклинание, связывающее её. И всё равно женщина, в которой проснулась какая-то потусторонняя решимость и сила, умудрилась вскочить и силой толкнуть сына в комнату. — Запрись, Доминик! — прокричала она, и в ту же секунду зашла диким криком, так как её настиг Круциатус Антонина. — Так и будешь стоять, раскрыв рот? — рявкнул Долохов, и я нашел себя без сил прислонившимся к двери. — Убей магглу, а я пока что расправлюсь с девчонкой. Мальчишку оставим на потом... Я приблизился к женщине, которая рыдала и кричала, но всё-таки ползла вслед за Антонином, который собирался убить её дочь. На меня же навалилась усталость и очень хотелось закончить со всем поскорее, раз уж избежать этих неприятностей мне не получится. Но тут вышла новая заминка. У меня попросту не поднялась рука на женщину, к тому же беременную. И она вновь смогла встать на ноги, чтобы фурией ринуться на Долохова, который как раз открыл дверь во вторую комнату. Изначально эта затея был бредовой, ведь слабая безоружная женщина ничего не могла против опытного Пожирателя Смерти. Но она, не думая ни о чём, ринулась защищать своё детище. Девчонка в комнате кричала в голос, когда Долохов с силой перехватил горло магглы и ударил её головой о косяк. По бледному виску потекла кровь, женщина начала сползать по стене, но когда Антонин сделал шаг в комнату, поднимая волшебную палочку, маггла опять бросилась на него из последних сил. — Лестрейндж, чёрт бы тебя побрал, куда ты смотришь? — зарычал Долохов, одновременно с тем, как опять ударил женщину о косяк а потом взмахом палочки вспорол ей живот. Меня затошнило, а в глазах появилась рябь. Вопль женщины, крик девочки, плач мальчика за дверью слились в сплошной звон, и я понял, что чуть не потерял сознание. Уже чуть живая, маггла попыталась ползти в комнату дочери, но оттуда одна за одной сверкнули фиолетовая вспышка режущего, ещё одна, а за ней Авада Кедавра, после которой исступлённый визг девочки резко оборвался. Долохов вышел из комнаты, тяжело дыша и утирая с щеки капельку крови — маггла умудрилась таки его поцарапать. Антонин, уже не глядя на меня, тяжело привалившегося к стене и борющегося с рвотными позывами, подошёл к женщине и немного приподнял её, грубо схватив за волосы. Она уже почти не стонала, только хватала воздух ртом и вздрагивала от беззвучных рыданий. — Ну, твой выход, мальчишка! — бросил мне Долохов, подволакивая к моим ногам женщину и швыряя её на пол. Она, истекая кровью, скорчилась передо мной, дрожа всем телом, а надеялся, что она испустит дух и без моей помощи в течении минуты. Я замер в нерешительности, крепко сжимая палочку в руке, но ещё не направляя её на магглу. Ею ведь двигало то же чувство, что и мною в какой-то степени... Дети. Да, ради них действительно можно идти на такие безумства, сделать очень многое и пожертвовать ещё большим. Маггла вдруг подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. — В вас должны быть сомнения и жалость! — просипела она едва слышно. — Не трогайте Доминика... — Советую применить пару Круциатусов, пока есть возможность набить руку, — предложил Долохов. — Нет, хватит, — прервал я. — Мы оба знаем, что всё равно все они будут убиты. И лишней жестокости я не допущу. Наши руки и так по локти в крови... Я сказал именно «наши», потому что не считал, что сделал меньше зла, чем Долохов. Пускай уничтожение магглов и правильно по своей сути, но мы с Антонином позволили себе слишком много лишней жестокости. Долохов — своей палочкой, я — своим бездействием.— Отойдите в сторону, — потребовал я у Долохова, а затем поднял палочку. Антонин не стал спорить, очевидно, всё-таки сжалившись над моей мягкой натурой, и отошёл в сторонку. — Мои дети! Мои дети! — причитала маггла. — Хотя бы сделайте так, чтобы Доминик не страдал! — Обещаю, — коротко бросил я твёрдым голосом, после чего моя рука на автомате сделала выпад, по моему телу вновь пронеслась сильная тёмная магия, а потом опять сверкнула яркая вспышка. — Глупо обещать то, что от тебя не зависит, — заметил Долохов. — Хотя если ты всё-таки решился расправиться с щенком сам... — У нас был договор, — отрезал я. — С мальчиком... закончите вы. И вы сделаете это быстро. — Раз уж маленького маггла убью я, не всё ли равно, как именно? — непонимающим голосом вопросил Долохов. — Нет, не всё равно! — слишком импульсивно воскликнул я. — В смысле, что мы не разбойники, а чистокровные волшебники. Если уж приходится идти на крайние меры, мы не должны допускать лишней жестокости к слабым существам, — аргументировал я. Долохов пожал плечами, вроде бы соглашаясь. По крайней мере, мне хотелось думать, что он согласен со мной хотя бы в этом вопросе. — Я подожду вас внизу, — бросил я. — А, наследник Сильвия не собирается даже смотреть? — Антонин вздёрнул бровь. Я чуть не скривился. Он специально называл меня так, словно высмеивая и моего отца, всесильного и такого идеального сэра Лестрейнджа, у которого такой нерешительный и жалкий сын, и меня самого, иронически подчёркивая тот высокий статус, который я имел в обществе, и до которого вряд ли дотягивал в полной мере, и тот факт, что я оставался лишь наследником громкого имени и большого состояния, когда как личность ещё толком ничего не добился. Надо отдать мерзавцу должное: он был прав, и даже подтрунивал надо мной вполне тонко и изящно. — Зачем? — спросил я так небрежно, как только мог. — Я не сомневаюсь в том, что вы и сами справитесь. — Ну, как хочется, — безразлично хмыкнул Антонин, после чего направился к комнате, где раздавался тихий плач мальчишки. Я уселся на кухне, не желая смотреть на результат своих трудов в виде мёртвых магглов. Руки всё ещё дрожали, а чувство тошноты, которым всегда сопровождалось моё сильное волнение, лишь нарастало. Борясь с дурнотой и желая не слышать того, что происходит над моей головой, я положил руки на стол и уронил на них голову. Меня всего потряхивало. Не знаю, сколько времени прошло, прежде, чем я решил вернуться в реальность. Зато знаю, что за эти минуты я всё равно не успел осмыслить то, что я стал убийцей, или вообще хоть что-то из происходящего. И даже детские крики сверху я услышал не сразу. А когда отдал себе отчёт в том, что там происходит, и заставил себя подняться, дело уже было сделано. — Ч-что это? — выдохнул я, в ужасе рассматривая коридор, соединяющий ванную и спальни, который был весь в кровавых пятнах. Кровь магглы была только на полу, а на стенах теперь появились новые следы. — Часть нашей работы. Не самая приятная, — отрапортовал Долохов, счищая с рукава рубашки пятна крови. — Мерлин всемогущий, зачем? — мой голос дрожал, а глаза не хотели смотреть на распростёртое на ковре бездыханное тело мальчишки. — Опять бросился на меня с бритвой, можешь себе представить? — хмыкнул Долохов. — Конечно, сделать он ничего не успел, но сам факт... А что это вы нос воротите, мистер Лестрейндж? — издевательски протянул Антонин, заметив, что я стараюсь смотреть куда угодно, но только не на детский трупик с перекошенным лицом. — А вы считаете, что у нормального человека может возникнуть желание смотреть на мёртвого ребёнка? — на повышенных тонах вопросил я, борясь с дурнотой. — У нормального, может, и нет, — фыркнул Антонин. — Но в тебе, друг мой, есть что-то такое... Я раньше, признаться, и не замечал. И с моим-то опытом! Но теперь я понимаю, что у вас с женой куда больше общего, чем думает Милорд. — Не понимаю, о чём вы говорите, — процедил я. Каждое слово с трудом давалось. Я чувствовал запах крови, который был для меня в новинку, меня здорово мутило от волнения и отвращения, а так же от просыпающегося чувства вины, а тут ещё Долохов привязался, будь он неладен! — Я думал, что ты, папенькин сынок, будешь наматывать на кулак сопли, но так и не решишься что-то сделать, — прямо признался Антонин. — Давно новички так быстро не решались на первое убийство, не будучи к нему готовыми за месяцы... — Вы же знаете, это была необходимость, — устало бросил я, шаря глазами по самой чистой стене. — А ещё я знаю, что твой талант ещё проявится, Лестрейндж, — бросил Долохов. В тот момент я мало что соображал, да и словам Долохова не особенно верил. Хотя, как покажет жизнь, с годами я и впрямь проявлю кое-какие не самые достойные качества, но да не будем забегать вперед. В те минуты, что я стоял на втором этаже маггловского дома, я был простым девятнадцатилетним щенком, который пребывал в тихом ужасе от содеянного. Взгляд мой упал на дверной проём, в котором виднелась маленькая мёртвая девочка, и меня замутило сильнее. — Мы закончили. Я ухожу, — выдавил из себя я, прежде чем, не дожидаясь ответа, аппарировать. От волнения и плохого самочувствия я аппарировал не в сам замок, а промахнулся на добрую сотню метров. Попал прямиком на покрытую инеем дорожку парка, чтобы в ту же секунду согнуться пополам в приступе тошноты. Меня наконец-то вырвало, а холод принёс кое-какое облегчение. Будучи вне себя я сдёрнул мантию и бросил где-то рядом с дорожкой, потому что меня прошиб пот. Шатаясь и поскальзываясь на льду, я двинулся к дому. Не хотелось бы акцентировать внимание на таких подробностях, но уже пустой желудок ещё пару раз сводили спазмы, а по пути до парадного крыльца я всё-таки умудрился несколько раз растянуться, так как совсем не различал дороги. Догадываюсь, как мерзко и жалко я смотрелся со стороны, когда стоял на четырех костях, содрогаясь всем телом и издавая отвратительные звуки. Когда я наконец-то ввалился в Лестрейндж-холл, на улице стало уже совсем темно, и я мог надеяться, что слуги не видели, как я шёл домой. Я дрожал всем телом ни то от холода, ни то из-за нервов, а боли от ссадин и синяков, которые я приобрёл, падая на брусчатке в парке, почему-то не чувствовал. Всклокоченный, бледный, как смерть, вывалявшийся в снегу и, наверняка, дурно пахнущий из-за лихорадочного пота и вернувшегося на свет божий обеда, я на подкашивающихся ногах зашёл в наши с Беллатрикс комнаты. Я даже не догадался взглянуть на часы, чтобы определить, где может находиться моя жена, а потому, когда крался к ванной, столкнулся лицом к лицу с Беллатрикс, которая ещё явно не ложилась, так как была в дневном платье и с убранными в пучок волосами. — Моргана, что это с тобой? — изумилась моя супруга. Что же, впервые за несколько месяцев в ней проснулся интерес к моей скромной персоне. И хотя на лице Беллы чётко виднелось отвращение, и я признавал его мотивы, я был даже рад, что Белла ещё не спит. — Я в душ, — буркнул я. — Поговорим после. Неловкой походкой я поковылял к ванной, но Беллатрикс, видимо, решила компенсировать своё невнимание ко мне за один вечер. — Ты пьян? — поинтересовалась она. — Где успел-то? Уж точно не с Долоховым... Рудольфус, да что с тобой? Я на ходу сорвал с себя одежду, которая казалась очень грязной и, включив сразу все краны на большой мраморной ванне, забрался туда, чтобы сжаться в дрожащий от холода комок. — Всё нормально? — настороженно спросила Беллатрикс, прошедшая за мной. Она поняла, что что-то произошло, и по-настоящему напряглась. Хотя, может, она волновалась вовсе не за меня, а за дела, которые вела с Долоховым. Моей наготы Белла, к слову сказать, вовсе не стеснялась. Да и чего бы она должна была стесняться? Мы были мужем и женой и провели запоминающийся медовый месяц на Дёрси. — И не спрашивай, — простонал я, с головой погружаясь в воду, которая набиралась особенно быстро из-за простых бытовых заклинаний. Вынырнув на поверхность и отведя волосы с лица, я затравленно взглянул на Беллу. — Что ты сделал, Руди? — настойчиво спросила она, кажется, искренне переживая. Я пробубнил что-то неразборчивое, а Белла махнула на меня рукой, после чего хлопнула в ладоши. — Принеси хозяину чистую пижаму и стакан огневиски, — приказала Беллатрикс домовику. — А тебя я жду в спальне с объяснениями через полчаса. И добавь в воду лавандового масла что ли... Выглядишь отвратительно. С этими словами Белла ушла, оставив меня наедине с собой и домовиком, который быстро притащил всё, что Беллатрикс велела. Как она и приказала, я быстро помылся, местами стерев мочалкой кожу до царапин — мне всё казалось, что и на мне детская кровь. «Так просто не смоешь», — гадко шептал голосок совести, пока я механически и отстранёно растирал руки до крови. После стакана огневиски стало и впрямь полегче, хотя мне вновь сделалось жарко, и я пренебрег ночной рубашкой, ограничившись брюками. Когда я явился в спальню, всё ещё бледный и тихий, Белла уже была в постели — писала какую-то записку. — Это твоему отцу, — пояснила она. — Я уже успела написать ему, что у тебя, кажется, проблемы. Он обещал прибыть утром, но теперь, полагаю, это не обязательно? Или? Рудольфус, скажи что-нибудь? Вместо этого я рухнул на кровать и, обняв Беллу за талию, положил голову ей на колени. Меня опять слегка потряхивало, а руки и ноги сделались ледяными. — Ну, что это значит? — делано сурово спросила Белла, а потом всё-таки стала ободряюще поглаживать мою спину и голову. — Скажи только, твоему отцу стоит приехать? — Нет, — глухо отозвался я. Ни к чему, чтобы он видел меня таким жалким. Да и Милорд наверняка уже знает, как я провалил испытание, зачем ещё отцу выговор получать... Этот Долохов наверняка уже рассказывает, что я был в полуобморочном состоянии, как девчонка. — Рассказывай уже, — тяжело вздохнула Беллатрикс. — Я убил двоих людей, — брякнул я. Руки Беллатрикс замерли. — Ну, магглов. Семью. И всё-таки троих, если считать не рождённого ребёнка... Беллатрикс продолжила меня поглаживать так, как успокаивают собаку. — Их было четверо — муж с женой и двое детей. Долохов согласился избавиться от мальчика и девочки, хотя теперь я понимаю, что он преподнесет это совсем в другом свете. Не представляю, что он теперь плетёт Милорду. Зато я... я убил мужчину и женщину. Она была беременной, и это было ужасно. Если бы срок был более приметным, я бы точно не смог. Белла, я.. Мерлин, я знаю, что они магглы, но они же тоже из плоти и крови! И та женщина ждала ребёнка, как ты! А те дети были просто детьми, хотя и магглами, и всё было в их крови, а Долохов даже глазом не моргнул! Великий Салазар, я убийца! И я захохотал, как умалишенный. Другой бы уже вызвал кого-то из Святого Мунго, но Белла, у которой были особые отношения с собственным рассудком, только заставила меня сесть и взглянуть ей в глаза. — Ну, во-первых, магглы не считаются, — твёрдым голосом заявила она. — Во-вторых, ты меня-то с магглой не равняй. Одно дело — мой ребёнок, а совсем другое — тот ублюдок. К тому же ты даже не знаешь, была ли она беременна. Долохов мог сказать это просто так. В-третьих, ты же детей не трогал, так какая твоя вина? Тем более, что это твой долг! Она говорила так уверенно, что я не мог не внимать со всей усидчивостью. Глаза Беллатрикс возбужденно пылали, на её щеках горел румянец. — Ты чистокровный волшебник, Рудольфус. Ты сын первого фаворита Тёмного Лорда, сам Пожиратель Смерти. Это твой долг — искоренять это зло в корне. И это вовсе не должно быть постыдно! И даже убийством это не назовешь! Это же самая великая честь, самое сильное доверие — уничтожить маггловских недоносков. Убить взрослого маггла может каждый, но ребёнка-то сложнее — он прикидывается невинным. Не каждому дано справиться с такой задачей с первого раза, но ты должен понимать, что все они — наши враги. Ты понимаешь меня, Руди? Чтобы наш ребёнок жил в лучшем мире, мы должны создать этот самый мир! Её вера в собственные слова и в Тёмного Лорда была так сильна, что я устыдился самого себя. А уж когда Белла назвала ребёнка «нашим» и положила мою руку на свой живот... Да уж, я с удовольствием верил каждому её слову. Я хотел верить. Так было легче. — Да, уничтожать эту дрянь — не самое приятное занятие, но это же наш долг, — увещевала Белла. — Кто, если не мы? Цель оправдывает средства, крепко это запомни. Запомни, и не смей больше сомневаться в том, что тебе приказывает Милорд! Может, её слова не имели бы такого влияния на меня, если бы в тот самый момент под моей рукой не почувствовалось бы почти незаметное движение. Наверное, я бы и не заметил этого, списав всё на дрожь в пальцах, если бы и Белла не ахнула, схватившись за живот. — Что? Что случилось? — тут же заволновался я. — Он шевелится! — со смехом заявила Беллатрикс. Как бы она там к ребёнку не относилось, но она была женщиной, который было не чуждо всё материнское. И Белла просияла, положив руку на своё чрево, метнула на меня радостный взгляд, потом опустила глаза на живот. — Ооо, — потрясённо вырвалось у меня. Теперь ничего не имело значения. Моё ребёнок был жив и здоров, а это главное. И к инферналам магглов, постараюсь забыть о том, что произошло, а наказание Милорда перенесу стойко. Вообще что может быть важнее, чем дитя Беллатрикс? Разве я могу быть несчастен, когда мне позволено приложить ухо к животу любимой женщины, чтобы почувствовать там своего ребёнка? А он был моим, кто бы что ни думал. По крайней мере, после того, на что я пошёл ради его благополучия. Не спорю, многие осудят меня. Скажут, что я совершил страшное злодеяние. Что кровь детей на мне, потому что я не помешал расправе над ними. И, знаете ли, я не буду возражать. Моё преступление было гнусным и недостойным благородного волшебника, а то, что я так быстро оправдал самого себя, хуже во сто крат. Я даже не буду валить всё на Беллу и её уговоры, не буду перекладывать свою вину на Долохова или прикрываться своим волнением за собственного ребёнка. То, что я сделал, я сделал осознанно и добровольно, да и не особо-то я раскаивался. Я всего несколько дней похожу угрюмым и подавленным, а спустя недели полторы вовсе выкину своё преступление из головы, потому что буду весь в мыслях о своём ребёнке и о Белле. И хотя этот грех будет висеть на мне мёртвым грузом и периодически являться мне в ночных кошмарах, я довольно быстро смогу убедить себя в том, что так было нужно. Ведь Долохов был прав — я обладал талантом особого рода. Может, я не имел врождённой жестокости, как моя несравненная Белла, или не владел магией так же виртуозно, как Антонин, но я был хорош в другом. Когда я считал, что делаю что-то ради родных и близких, я мог творить что угодно без зазрения совести, в чём с годами и сам перестану сомневаться, и окружающих смогу убедить. Талант этот будет шлифоваться и потерями, что обрушатся на мою рыжеватую голову, и страхом потерять ещё больше, и в итоге мир получит волшебника под стать Беллатрикс Лестрейндж. Конечно, когда я чуть ли не всхлипывал, приникнув к животу любимой женщины и стараясь распознать движения своего ребёнка, я всего этого не знал, а слова Долохова и вовсе не понимал и даже уже не помнил. Я просто был счастлив и совершенно чётко знал, что ради крохотной жизни в Белле я готов хоть весь мир утопить в крови.***
Сентябрь 2018 года, маггловский Лондон, Флит-стрит 21. — Если вы думаете, что меня это успокоит, вы очень сильно ошибаетесь, — Даниэля даже передёрнуло от рассказа старика. Рудольфус, во время своего почти часового повествования глядящий в окно, презрительно хмыкнул. — Вздор, всё вы поняли. Но у нас же теперь толерантное и гуманное общество, вы никогда не признаетесь, что полностью разделяете мои позиции в этом вопросе. — Да Дамблдор упаси, — сплюнул Дэшвуд. — Вы... Вы... Как вас вообще к поцелую дементора не приговорили, не то что выпустили!? — Если бы вы копали чуточку глубже, вы бы понимали, что на магглов нашему правительству всегда было плевать. Хоть семьями их убивай — легче сделать вид, что ничего не случилось, чем искать виновных. Волшебники пока что целы, и слава Мерлину. Двойные стандарты. — Отвратительно, — констатировал Дэни, опять вздрогнув. — И чтобы вы там ни думали, а я совсем не понимаю вас. — Всё вы понимаете, — отмахнулся Лестрейндж, опять прохаживаясь по кухне и с брезгливостью рассматривая груду грязных тарелок разного калибра в раковине. — За своего ребёнка вы бы сделали то же самое, если не больше. Можно говорить и думать что угодно, но когда доходит до дела, вам уже плевать на всё. Если бы драгоценной Люси что-то хоть каплю угрожало, вы бы и убивали, и пытали за неё. Другой вопрос, что вы, скорее всего, потом с ума бы сошли... — Как вы с этим живёте? — покачал головой Дэни. — Как смотрите на себя в зеркало после таких преступлений? — Этот поступок относится к тем, которые я себе не простил, но о которых и не жалею, — отозвался Рудольфус. — И поймите наконец-то основную суть моего рассказа: ради своего ребёнка я был готов на всё, без исключений. И я понимаю вас, как никто другой. Поэтому я не причиню вреда вашей дочери. — А тех магглов вы тоже понимали? — провокационно вопросил Даниэль. — К несчастью, да. Поэтому и не смог убить тех детей, хотя должен был бы, чтобы они не страдали хотя бы... — Безусловно, я теперь совершенно спокоен за дочь! — воскликнул вконец шокированный Даниэль. — Успокаивайте себя тем, что все люди, ради которых я был готов на такие зверства, мертвы, — бросил Рудольфус. — А удовольствия я никогда в таких делах не черпал. И лишний грех на душу уже не возьму. На кухню постучали. — Дэни, мистер Лесс, у вас там всё хорошо? — донесся взволнованный голос Линет. — Да, милая. Просто разговор по работе, — сдавленно отозвался мистер Дэшвуд. — Люси клюёт носом, я пойду уложу его, — проинформировала женщина. — А вы бы пока прошли в гостиную. Послышались удаляющиеся шаги. — Не бойтесь, я уже ухожу, — усмехнулся Рудольфус, направляясь к двери. — А как же рассказ? — вырвалось у Даниэля. — Что сделал Тёмный Лорд? Долохов оболгал вас? А Беллатрикс, что за заговор у неё был с ним? А ваш ребёнок? Он жив? Или это был ребёнок Лорда? — Столько воспоминаний и событий за день — испытание не для моих нервов, — спокойно заявил Рудольфус. — Встретимся завтра, и я продолжу повествование. А пока что закройте за мной дверь. Да, ещё предайте супруге благодарности за тёплый приём и её бесценную компанию. И... даю вам слово Лестрейнджа, что вашу семью я никогда не трону.