25 декабря 1971 года, Лестрейндж-Холл, графство Йоркшир, Норд Райдинг
Из-за недавних событий Рождество в Лестрейндж-холле праздновали очень скромно. Опасаясь за беременную Беллу и здоровье отца, который только-только оправился от отравления, я настоял на минимальном количестве гостей. И так как мы надеялись на то, что Милорд к нам присоединится, идею поддержали все члены семьи. Мы единогласно решили, что при меньшем скоплении людей и ему будет комфортнее. Не говоря уже о том, что предатель так и не был найден, и всё ещё оставалась угроза покушения.
Сам я не хотел шумных праздников, а потому счел за удовольствие организовать тихий семейный ужин. Должны были присутствовать мы с Беллатрикс, Рабастан с отцом, родители Беллы вместе с её сестрами, а так же Долохов, который так и вился вокруг нашей семьи. К слову сказать, наш друг, если можно так выразиться… Я давно понял, что между ним и Беллой что-то есть. Не в любовном смысле, сохрани Мерлин, нет, тут крылось что-то иное. Они заключили сделку, я давно знал это, как бы Белла ни отнекивалась и ни огрызалась в ответ на все вопросы. Между ними было какое-то тайное согласие, из-за коего Антонин всячески лоббировал интересы Беллатрикс в Ближнем Круге. По той же причине он был лоялен к нашей семье — обучал Рабастана боевой магии, был более-менее дружелюбен со мной, общался с отцом так, словно они были добрыми приятелями. Но что он получил взамен? Я нисколько не сомневался в том, что он не заинтересован в Беллатрикс, как в женщине, а она никогда не изменит Милорду. Возможно, она дала ему денег? Но ведь Долохов не бедствовал, хотя, денег много не бывает… Но это было бы слишком просто.
Впрочем, не буду говорить, что меня серьёзно занимал этот вопрос, и я беспрестанно ломал над ним голову. Так, задумывался иногда, безрезультатно пытался выведать у Беллатрикс время от времени. Слишком много забот было, чтобы размышлять об этом, а тут ещё и Алиссандра постоянно ловила простуду.
Но так или иначе, а в то Рождество мне стало всё предельно ясно. Опасения Эмили Кларик подтвердились. Не зря есть такая хорошая поговорка — ищите женщину. И в самом деле, с годами я только убеждался в справедливости этого выражения. Каким бы мужчина ни был, а хоть раз в жизни он попадал во власть влечения. Это может быть любовь или похоть, но никому из нас это не чуждо.
Первыми прибыли родители и сестры Беллатрикс. Сигнус заметно поседел, его очаровательная жена оставалась такой же хорошенькой, какой я её помнил, а сёстры Беллы… О, если в целом мире были женщины, способные посоревноваться в красоте с моей женой, то это были её сестры.
Андромеда стала очень похожа на Беллатрикс — те же высокие скулы, брови с надломом, чувственные губы… Она так же была чудесно сложена, её тонкий стан, высокая грудь, белые руки и плечи наверняка свели с ума не одного кавалера. Тяжёлые густые волосы были светлее, чем у Беллатрикс, и имели каштановый оттенок, орехово-зелёные глаза одаривали мягким тёплым взглядом, и вся девушка лучилась доброжелательностью и нежностью ко всему окружающему. Ей было восемнадцать в ту зиму, и я не сомневался, что от женихов уже не было отбоя. Я бы сказал, что после Беллы она была самой красивой волшебницей в свете, но…
Мерлин и Моргана, как же прекрасна стала Нарцисса… Когда она была ещё девочкой, ребёнком, всем было ясно, что она вырастет в настоящую красавицу, но самая младшая мисс Блэк ослепила меня своим появлением. Это была Афродита, Венера, Елена Троянская! Её лицо поразило меня совершенством и изумительной красотой черт — те же блэковские скулы, что у Беллы, но овал лица более мягкий, пухлые пленительные розовые губы, тоненький прямой носик, нежный румянец на щеках, оттеняющий алебастровую белизну кожи, и огромные ярко-синие глаза в обрамлении черных, несвойственных для блондинки, ресниц. Её волосы стали чуть темнее, чем в раннем юношестве, пшеничные пряди налились золотом и крупными локонами вились ниже талии. Нарцисса вытянулась, её формы округлились и стали более мягкими, прослеживающиеся под шелковым платьем линии бедра, талии, груди были невыносимо прекрасны, а каждое движение изящных рук и тонкой длинной шеи было преисполнено грации. Ей должно было исполниться семнадцать в январе, и это было самое очаровательное юное создание, какое только можно было представить.
Но для меня, конечно, не было никого краше Беллы. Хотя, сказать по правде, все три сестры напоминали Три Грации, из которых Нарцисса была Красота, Андромеда —Невинность, а Беллатрикс — Любовь*. Ведь, согласитесь, именно любовь затмевает всё остальное и может быть опасной при некоторых обстоятельствах.
Осыпав комплиментами с ног до головы обеих сестёр Беллатрикс, а так же их мать, я ни разу не слукавил.
— Рудольфус, мне не хватало вашей милой лести, — захихикала Друэлла. — Но где же Алиссандра? Где моя любимая внучка?
К слову сказать, Друэлла обожала Алиссандру и не могла нарадоваться на неё.
— Наверняка играет с Рабастаном у большой ели в гостиной. Идёмте скорее, пока они не раскрыли подарки раньше времени, — улыбнулся я.
Всё семейство двинулось из холла наверх, в большой зал, где был накрыт стол и красовалась наряженная рождественская ель. Ещё на лестнице я заметил, что Нарцисса странно тиха и постоянно ищет мой взгляд. Но Друэлла завладела всем моим вниманием, крепко взяв меня под руку и треща о том, с каким нетерпением она ждет второго ребёнка Беллатрикс, и что тайно надеется на ещё одно ангельское создание, подобное Алиссандре.
— Ах, Руди, помнишь, какими хорошенькими были мои девочки в детстве? Сигнус всегда хотел сына, но я каждый раз несказанно радовалась дочери, — призналась Друэлла, мечтательно вздыхая. — А какая Белла была в детстве, чисто куколка, ангел, я её обожала. Беллатрикс ведь мой первенец, так вот я в ней души не чаяла, всё целовала её крохотные ручки, розовые щечки, а каким счастье было наряжать её. В ней ведь всегда, клянусь, была эта грация, это достоинство, с которым она обыкновенно себя несёт. Просто принцесса.
— Мне ли об этом рассказывать, мадам? — усмехнулся я. — Я, кажется, уже тогда обожал её.
— Да, да, невозможно было не любить этого ребёнка, — улыбнулась мадам Блэк. — Поэтому мы с Сигнусом так её разбаловали. А когда родились Меда с Цисси, я и вовсе стала самой счастливой матерью. Теперь же я несказанно рада внукам. Сандра ведь такая прелесть, истинно ангельское небесное создание. Всегда знала, что у вас с Беллатрикс будут очень красивые дети. Теперь бы ещё деток Меды и Цисси дождаться…
— Ах, маман, вы нас смущаете, — улыбнулась Андромеда, с нежностью глядя на мать. — Всему своё время.
Нарцисса промолчала, опустив глаза.
— Неужели у тебя, Андромеда, нет армии поклонников, способных составить блестящие партии? — усмехнулся я.
— Куда ж без них, — проворчал Сигнус. — Но мы ещё не выбрали достойную партию. Она ведь Блэк, а это не пустые слова.
— Ох, отец, я была бы рада просто умному и прямолинейному человеку. А от глупых светских пижонов у меня разыгрывается мигрень, — отмахнулась девушка.
— Не буду скрывать, что и у меня, — рассмеялся Сигнус. — Хотя ты и утрируешь, милая. Хорошо хоть между вами с Беллой, Рудольфус, с детства всё было решено, и вы так замечательно подошли друг другу по всем параметрам. А для Андромеды я ещё не подобрал подходящей партии.
— Моргана! Сигнус, Андромеда, зря вы так легкомысленно относитесь к этому вопросу, — покачала головой Друэлла. — Я в её возрасте уже носила Беллу и была очень счастлива. Так что, милая, не затягивай с браком и материнством, ибо это — высшее счастье для женщины. Что там, даже Белла готовится стать матерью второй раз, а она всегда была такой строптивой и непредсказуемой, что я, право, не ожидала увидеть её матерью семейства так скоро.
Андромеда промолчала, видимо, не желая вступать в спор. Я же усмехнулся про себя. Даа, моя жена была просто-таки образцовой матерью… Алиссандра получилась случайно, с ребёнком Милорда, насколько я знал, была примерно такая же история — Тёмный Лорд обмолвился отцу, что зелье, которое пила Белла, почему-то не подействовало в один из дней. Я в свою очередь был уверен, что Милорд захотел оставить ребёнка только в отместку мне, только потому, что у меня была Алиссандра, и он никак не мог вынести мысли о том, что у Беллатрикс был ребёнок от другого. Словом, все мы втроем, — я, Беллатрикс и Тёмный Лорд, — являлись просто превосходными родителями, подошедшими к созданию детей осознанно, продуманно и основательно.
В гостиной царила праздничная обстановка. Отец дымил сигарой в кресле у камина и потягивал огневиски, Рабастан с Алиссандрой бегали вокруг ели, хохоча и подвизгивая от восторга, — они отлично поладили, — а Беллатрикс стояла у окна, грациозная и величественная в платье из золотой парчи, а под слоями дорогой ткани, в её чреве, билось сердце ребёнка Тёмного Лорда. Эта драгоценная ноша пока что оставалась для всех тайной, но меня уже начинало пугать это создание — его магия наполняла Беллатрикс, и, судя по тому, как бурлила вокруг неё стихийная магия, ребёнок обещал быть равным своему великому отцу…
— Белла, милая, ты прекрасно выглядишь! — проворковала Друэлла, когда её старшая дочь повернулась к нам лицом.
Это было правдой. Беременность этим ребёнком красила Беллатрикс. Когда она носила Сандру, она была сама не своя, а теперь всё было на своих местах — она была счастлива, на её щеках играл здоровый румянец, и от моей супруги так и веяло здоровьем и радостью.
— Здравствуй, дорогая, — Сигнус поцеловал в висок дочь. — Ну, как там наш наследник великого рода Лестрейнджей?
— Очень активен сегодня, — с гордостью заметила Белла. — Он очень сильный.
Я грустно улыбнулся. Наследник… Я и не надеялся на собственного наследника. Но я был готов принять как сына чужого ребёнка.
— О, моя маленькая принцесса, моя сладкая конфетка! Иди скорее к бабушке, мой ангел! — Друэлла подхватила на руки хихикающую Алиссандру, которая в белом платье с кружевом и впрямь была подобна ангелу. — Дай посмотрю на тебя, дитя. Ох, как же быстро ты растешь!
— Бабушка Элла! — радостно восклицала Сандра, обхватывая руками шею мадам Блэк и целуя её в напудренную щеку. — Дедушка Сигнус! Я скучала!
— Что за прелестный ребёнок, — не удержался от улыбки мистер Блэк, гладя черные локоны внучки.
Нарцисса и Андромеда тоже подошли к малышке и стали наперебой мурлыкать с ней, брать её на руки и всячески осыпать ласками. Алиссандра была одинаково рада каждому, заливисто смеялась, и с чувством и любовью целовала и обнимала тетушек и бабушку с дедом. Все в гостиной были очарованы ею, и только глаза Беллатрикс, устремленные на дочь, оставались холодны.
— Ну, будет, — властно проговорила Белла, подходя и ставя Сандру на пол. — Вовсе ни к чему так баловать ребёнка. Алиссандра, иди поиграй в куклы тихонько.
Вся семья удивленно замолчала, но спорить с матерью девочки никто не решился. Алиссандра тоже покорно двинулась в уголок, где в кресле лежали её игрушки, и послушалась бы мать, если бы тут из-за ёлки не выскочил мой брат, в праздничной одежде, но уже безобразно лохматый. Тут же поднялся визг, и они продолжили игру.
— Невозможный ребёнок, — процедила себе под нос Беллатрикс.
— Милая, не будь так строга, — проговорила Друэлла. — Девочка — чистый ангел.
— Лишнее внимание избалует её, — отрезала Беллатрикс.
Она поморщилась и покосилась на ель, вокруг которой продолжалась беготня моего брата и Сандры.
— Моргана, кто-нибудь, остановите это! — воскликнула Белла. — У меня начнётся мигрень!
— Рабастан! — рявкнул отец. — Уймись и поздоровайся с гостями, негодник!
Только после этого оглушительного приказа мой брат остановился и подошел к нам, и все смогли рассмотреть самого бедового Лестрейнджа. Басти встряхнул копной кудрявых тёмных волос, ухмыльнулся своей наглой и раскованной улыбкой и непотребно сладко потянулся, поигрывая мышцами, которыми очень гордился, и над которыми трудился и в Хогвартсе, и дома в зале для упражнений, комплексуя из-за среднего роста. Его нахальный бесстыдный взгляд скользнул по сёстрам Беллы, и те захихикали между собой, покачивая головками и как бы говоря — что за несносный мальчишка?
— Наказанье моё, — вздохнул отец, подходя, и кладя руку на шею Рабастана, как будто ловя зверька. — Ох, Сигнус, ума не приложу, что с ним делать. Мальчишка кажется мне совсем беспутным.
— Ну-ну, Сильвий, все мы были такими когда-то, — дружелюбно проговорил Сигнус, похлопывая моего отца по плечу. — Разве не такой должна быть молодость? Кровь бурлит, вскипают страсти… Эх, было время…
— Думал в своё время отправить его в Дурмстранг, да Рудольфус не хотел разлучаться с братом. Вот теперь до конца дней буду жалеть, что его там не научили дисциплине. Шельмец делает, что хочет, и никто ему не указ.
На смуглом лице моего брата не было ни тени раскаяния, он млел в лучах внимания, бестолково улыбался и подмигивал Андромеде.
— Уверен, в будущем году ЖАБА заставит Басти взяться за голову, — усмехнулся я и, приобняв брата за плечи, выцепил его из отцовской хватки.
Рабастан шутливо стукнул меня кулаком в бок.
— Что там напрягаться-то, — буркнул Басти.— Сдам экзамены, делов-то!
Вскоре все распределились по гостиной. Цисси с Басти и Сандрой играли в куклы, и, судя по хохоту Сандры и неодобрительному выражению Нарциссы Рабастан придумал какую-то очень гнусную игру. Друэлла со старшими дочерьми сидели на диване и неспешно вели светскую беседу, а я занял почетное место среди взрослых мужей.
— Как продвигается твоё расследование, Рудольфус? — поинтересовался Сигнус. — Удалось выяснить, кто покушался на Беллатрикс?
— Ещё нет, — нахмурился я. — Но мы с мистером Долоховым работаем над этим. Думаем, это кто-то из Ближнего круга, кто завидует взлету Беллатрикс.
— Да, с такими незаурядными способностями она быстро достигла успеха, — горделиво заметил Сигнус.
Бедняга до сих пор предпочитал не замечать связь дочери с Милордом и списывал фавор Беллатрикс на её умственные способности и сильную магию.
— Надо найти крысу, — заметил отец. — Сохрани Салазар, случится непоправимое.
— Предатель сейчас слишком напуган и не станет действовать, — проговорил я. — Но, как только он попробует что-нибудь предпринять, мы вычислим его.
Перед нами появился домовик, который тут же склонился в низком поклоне.
— Прибыл мистер Долохов, хозяин, — отчитался он перед отцом.
— Рудольфус, встреть, — распорядился отец.
Раньше я бы скривился, но теперь вынужденно виделся с Долоховым чаще, чем с Тёмным Лордом, а потому несколько попривык к нему.
— Приветствую вас, Антонин, — проговорил я, спускаясь по лестнице.
Русский стоял возле кашпо с маленькой елочкой и обрывал иголки.
— Давно не виделись, — саркастично хмыкнул Долохов, с которым мы расстались не позднее, чем в полдень.
— Удалось что-нибудь выяснить у мадам Пламли?
— По-прежнему никаких вестей, — ровно отвечал Антонин. — Разве что я выяснил, что она стала ещё алчнее, чем раньше.
Мы пошли вверх по лестнице.
— Хочет денег?
— Эта тварь только и хочет, что денег, да мужика промеж ног, — грязно выругался Антонин.
— Ну, с последним пунктом, полагаю, вы ей уже помогли. Что же касается денежного вознаграждения, я думаю, что это не проблема.
— Прописать бы ей Круциатус, — фыркнул Антонин.— Негодница, к слову, справлялась о вас. Надеюсь, у вас хватит ума не наступать на мои грабли?
— Что?
— Говорю, будьте умнее и не путайтесь в этой девкой. Она на всё пойдёт ради выгоды.
— Да я и не планировал, — хмыкнул я.
— И все же разок вы задержались у неё на чай, не так ли? — ухмыльнулся Антонин.
Для меня не было тайной, что, присматривая за вдовой в ожидании полезной информации, Антонин совмещал приятное с полезным, а сама вдовушка ювелира была очень даже не против такого расклада дел. При этом Антонин называл её не иначе как шлюхой или тварью, а вдовушка отзывалась о нём, как о невозможном мужлане, хотя явно питала к нему слабость. Не знаю, ревновал ли её Антонин, но ссориться с ним на этой почве не хотелось бы.
— Именно, что на чай, друг мой, — с вежливой улыбкой уточнил я.
Мы пришли в гостиную, где Беллатрикс очень тепло встретила Антонина, а Рабастан получил от него в подарок тёмно-магический артефакт в виде большой вытянутой иглы с рубином.
— Всаживаешь в спину жертве, произносишь заклинание, и подпитываешься её силами и здоровьем, — объяснил Долохов моему брату, который мгновенно пришёл в восторг. — Заклинанью потом научу.
Антонин очень вежливо поздоровался с семьей Блэков, и поцеловал ручку Нарциссе, а потом занял кресло в углу между окном и дверью, не изменяя своей привычке занимать самую выгодную позицию.
Вскоре все мы переместились в столовую и уселись за праздничный стол, который ломился от изысканных блюд. Всего к столу их подали более пятидесяти, не считая сладостей, и каждый нашел что-нибудь на свой вкус. Все неторопливо смаковали изысканные яства, Басти же ел жадно, быстро и обильно, чем вверг отца во гнев, который едва смирили мы с Друэллой.
Место во главе стола пустовало. Справа от него восседала Беллатрикс, слева — мой отец. Правее Беллы сидели я, Алиссандра и Рабастан, левее отца — Друэлла, Сигнус , Андромеда, Долохов и Нарцисса. Сперва вся ждали главного гостя, но когда пробило девять, трапеза началась без него, и без него же закончилась в одиннадцать. Подали сладости, и характер беседы приобрел неспешный характер. Теперь все медленно тянули напитки и лениво ковыряли десерты. Алиссандра была отправлена спать, и на её место живо перебралась Нарцисса, ссылаясь на то, что со своего места ей совсем не слышно учёную философскую беседу Беллатрикс и сэра Лестрейнджа.
— Что есть преступление? — говорила моя жена своим звонким, выразительным голосом. — Не более, чем предрассудки общества. То, что является преступлением в одной стране, в другой будет считаться героическим поступком. К примеру, в Британии считается страшным грехом убивать слабых детей, скажем, сквибов, а в некоторых сообществах японских волшебников это всё ещё практикуется и, более того, считается абсолютно естественным ходом вещей.
— Но ты не станешь отрицать, Беллатрикс, что те преступления, которые мы при определенном стечении обстоятельств можем совершить во благо организации, всё же будут оставаться преступлениями, — отвечал сэр Лестрейндж. — Будь то убийство ребёнка, или убийство взрослого мужчины, скажем, неугодного Милорду политика, оно остаётся убийством. Нам не должно быть совестно, раз мы совершаем его во имя Тёмного Лорда, но всё же чувствуется неприятный осадок из-за этой необходимой процедуры.
— И именно этот осадок — банальный и глупый стереотип, навязанный нам культурой и обществом. Ведь большинство страшится преступлений лишь из-за вероятности строгого наказания и осуждения общественности. Знай волшебник, что его злодейство окажется безнаказанным и сохранится в тайне, он с радостью и наслаждением уничтожал бы магглов.
— С радостью? Не думаю, — покачал отец головой. — Это неприятная необходимость, которая никак не может служить удовольствию. Не буду лицемерить — и мне случалось выполнять некоторые приказы Милорда… И рука моя не дрогнула ни разу. Но я не ощутил никакого удовольствия, разве что отвращение.
Беллатрикс закусила губу и прищурила глаза.
— Это и есть рамки, навязанные обществом, — улыбнулась она холодной, садисткой улыбкой. — Для свободного ума нет границ. Природа вложила в нас инстинкты хищников. Нам приятно ощущать власть над более слабым существом, над его свободой и жизнью. Если отпустить себя и прислушаться к голосу природы, вы поймете, что преступление не просто служит удовольствию, а позволяет нам несравненно остро почувствовать вкус жизни. И я удивляюсь, что вы, сэр, столько лет знающий Милорда, не считаете так же.
— Наверно, это один из немногих вопросов, в которых наши мнения расходятся, — нахмурился отец. — Хотя и для него это в большей степени необходимость, из которой он научился получать удовольствие.
— Это и есть удовольствие! — горячо выдохнула Беллатрикс.
Мне до крайности не понравилось выражение её глаз в то мгновение. Какое-то маниакальное, дикое. Вспомнились слова Антонина, намекнувшего, что и руки Беллатрикс в крови. Я, к слову, в это все еще не верил.
— Ах, Белла, ты иногда говоришь очень странные вещи, — нахмурилась Друэлла. — Страшные вещи.
— Отчего же, маман? — передернула плечами Беллатрикс. — Разве вы сами не муштруете домовиков так, что они боятся лишний раз вздохнуть при вас? И разве в глубине души не хотели бы вы так же безраздельно править человеческими душами? Держать жизни грязнокровок в своих руках, наказывать их за мнимые проступки и лишать жизни по собственному желанию, только ради того, чтобы насладиться собственной властью, испытать самое сладостное ощущение — ощущение контраста жизни и смерти?
— Нет, Белла, не думаю, — смешалась Друэлла. — Я леди, и если я наказываю слуг, то только по большой нужде. Такие кровожадные мысли не посещают мою голову.
— Хорошо, тогда я зайду с другой стороны, чтобы обосновать свою мысль. До этого мы говорили о злодействе, теперь поговорим про любовь, — энергично продолжила Беллатрикс. — Это чувство, увы, так же навязано нам обществом. Есть привычный для всех шаблон любви к родне и друзьям или любви между супругами, но если проявление этих чувств выходит за рамки, любовь становится якобы неправильной и греховной.
— Любовь это любовь, Белла, и тут нечего придумывать, — заговорил отец. — Она бывает только двух видов — ко второй половине и к близким.
— Нет, — покачала головой Беллатрикс. — Любовь к родне — это так же условность. Нас с измальства учат, что мы должны почитать не только отца и мать, но и всю ближайшую родню, в то время, как некоторых из своих многочисленных тётушек я видела пару раз в жизни и питаю к ним не больше чувств, чем к совсем незнакомому человек. Любовь к спутнику жизни так же имеет в обществе слишком банальный шаблон. Взаимоуважение, верность, дружба, общие дети — примерно эти несложные основы вбивают в наши головы с детства. Но ведь есть люди, которые далеки от этих условностей, для которых есть только страсть и одержимость партнером.
— Фанатизм ещё никого до добра не доводил, Беллатрикс, — осторожно вставил мистер Блэк.
— Вот, — указала Белла на собственного отца. — О чём я и говорила. На такую любовь, когда женщина своими руками убивает соперниц, а мужчина больше всего любит истязать её, словно в наказание за собственную привязанность, уже смотрят предвзято. Но разве не такими должны быть истинные чувства? Чтобы кровь лилась и бушевали страсти, а смерть и любовь шли рука об руку? Чтобы разум отнимался, и оставалось только непреодолимое желание раствориться в нём или убить её, так как эта одержимость сводит с ума?
— Это безумие, — прошептала Друэлла.
— Нет, это и есть любовь! — горячо возразила Беллатрикс, подавшись вперед к столу.
Её щеки горели, глаза блестели, и я не сомневался, что сейчас она говорит о себе.
— Разве любовь, пропагандируемая обществом, сравнима с этим уничтожающим ураганом? Жеманные улыбки, свидания под луной, раздутые страдания и, наконец, помолвка в окружении родных и близких. Вот и всё, что может предложить общепринятое понятие любви. Но это же капля в море, лишь глоток разбавленного водой вина, песчинка. Истинное чувство толкает на безумие, рождает постоянное страдание и смятение в душе, медленно сводит с ума. И нет дела ни до кого, даже до собственных детей и родных. На одной чаше весов — он, на другой — весь мир. И первая чаша перевешивает, — эмоционально и громко объясняла Беллатрикс.
— Я осмелюсь вмешаться в ваш диспут, — заговорил Долохов негромко и хрипло. — Если и другой сорт любви. Любви чисто физической. Бывает, что любовь не затрагивает душу, но это желание обладать доводит до сумасшествия. Обладать даже не в физическом смысле, — тут Андромеда с Нарциссой густо покраснели, — а иметь право назвать женщину своей. И чтоб каждый это знал и уважал твоё право. Ради этого можно, пожалуй, тоже многое сделать. Даже жениться, — Долохов подмигнул Рабастану, и тот захохотал.
— Любовь и в обычном понимании может быть сильной, — возразил отец. — Я не часто это говорю, но тут не удержусь от примера. Я очень любил свою Алиссандру, и по настоящую пору не проходит и дня, чтобы я не вспомнил её. При этом таких страстей между нами не бушевало и всё происходило скорее по названному тобой шаблону — свидания под луной, помолвка и брак. И уж точно, Антонин, я никогда не видел в своей жене вещь, — ледяным тоном отчеканил отец. — Так как то, что описал ты, не более, чем желание получить приз, купить красивую безделушку. Настоящая любовь может быть только в том случае, если вы стоите на равных. В противном случае, так или иначе, один будет рабом другого, а второй не станет с ним считаться.
— В таком случае я прошу прощения, но как же вы остались живы после смерти леди Лестрейндж, если сильно любили её? — поинтересовалась Беллатрикс.
Отец побледнел, и черты его лица сделались жестче.
— Белла, — Сигнус неодобрительно покачал головой.
— У меня остались дети от неё, — проговорил отец негромко.
— И вы не могли их бросить. Это было бы странно и бессердечно в глазах общества и в ваших собственных, — подытожила Беллатрикс. — Но что касается той любви, о которой говорю я, то в таком случае, если бы один ушел, второй в ту же секунду захотел бы, чтобы весь мир горел синем пламенем, и, осуществив бы это хоть на каплю, последовал бы за своим любимым.
Отец прохладно ухмыльнулся и покачал головой.
- Ты не понимаешь. Алиссандра живёт в наших детях, будет жить в наших внуках. Глаза Рудольфуса - её глаза, улыбка Сандры - её улыбка. Значит, мне есть ради чего жить.
Я заметил, как Рабастан грустно опустил глаза - о нём отец ни слова не сказал.
- И всё же я бы не смогла и минуты прожить на этой земле без того, кого я люблю, - пожала плечами Белла, делая глоток и своего бокала. -
— Это было бы ужасной слабостью, — не растерялся отец. — Непозволительной для людей нашего круга.
— Непозволительной? — усмехнулась Беллатрикс. — Кем непозволительной? Что может удержать в такой момент? Когда сердце огнем горит, и мозг болезненно пульсирует, не позволяя мыслить? Нет, никакая сила не может удержать от последнего решительного шага.
— Я согласен с Беллатрикс, — вырвалось у меня. — Но не могу спорить и с вами, отец. Я бы сказал, что понятие любви у каждого своё. Антонин, как мы все поняли, будучи человеком с военным складом ума, приравнивает женщину к трофею. Вы, отец, видели в моей дорогой матушке друга. Я же, как и Беллатрикс, ничего не могу поделать с собой, и ураган чувств швыряет меня из крайности в крайность.
— Вот! — обрадовалась Беллатрикс, и даже привстала. — Именно, Руди, именно! Есть много сортов любви, и только один, описанный твоим отцом, считается нормальным! Но я за такую любовь, за которую и умереть не жаль!
— Великий Салазар, в такие моменты, право, я особенно сильно радуюсь тому, что обрел бессмертие, — донеслось от дверей.
В пылу дискуссии мы не заметили появления Тёмного Лорда, который давно являлся в Холл без доклада домовика, как к себе домой.
Все мы притихли и встали, приветствуя Повелителя.
Он был одет так же строго, как и обычно. Черная мантия, черный костюм-тройка. Разве что белый шейный платок был расшит серебром и заколот жемчужной булавкой.
Милорд степенно прошел к стулу во главе стола и опустился на него. Все мы тоже сели.
— Беллатрикс, ты тут что-то так яростно доказывала, что я слышал твой голос ещё с первого этажа. Страсть, огонь, смерть? О чем, Мерлина ради, шел разговор? — насмешливо поинтересовался Темный Лорд.
— Я пыталась доказать присутствующим всю банальность общественных устоев и порядков, — отозвалась Беллатрикс.
— В таком случае, ты выбрала не самый лучший аргумент, — заметил Темный Лорд, отпивая из появившегося перед ним стакана огневиски. — Тут было бы уместнее, напротив, привести в пример отсутствие чувств. Свободно мыслящий человек не позволяет сковать себя узами любви или ненависти. Ему всё должно быть безразлично, и тогда разум будет оставаться чистым. Такой человек без труда сможет насладиться красивой женщиной, не попав в плен её очаровательных глаз, или разобраться с врагом, не поддавшись эмоциям и провернув всё продуманно, словно это шахматная партия. Презренные чувства делают нас уязвимее и слабее, вот почему верхушке общества выгодно пропагандировать ту же любовь. Народом, скованным этими условностями, легче управлять.
— Но ведь в некоторых случаях любовь делает нас сильнее, — осмелился вставить я. — В безвыходной, казалось бы, ситуации, человек ради любимых способен на очень многое.
— И зачастую в ущерб себе, — улыбнулся Темный Лорд, при чём глаза его оставались ледяными. — Но, не буду скрывать, случается и так, что эдакий нездоровый фанатизм бывает мне на руку. Поэтому не стану говорить, что хотел бы вовсе искоренить это глупое чувство. Скажу лишь, что есть избранная элита, свободная от предрассудков и устоев общества, для которой нет цепей любви и кандалов закона, и есть плебс, склоняющийся перед совсем другими максимами.
Я видел по лицу Беллатрикс, что она не очень-то согласна со своим любовником. Хотя бы потому, что любит его до одержимости. Но спорить она не стала. Слова Милорда подвели черту под разговором, и было решено перебраться обратно в большую гостиную, куда домовики загодя принесли напитки и легкие закуски.
Выходя из столовой, я заметил, что Нарцисса забыла веер на столе, и вернулся за ним. Но когда я обернулся к дверями, то увидел, что и мисс Блэк вспомнила о своей вещи и вернулась за ней.
— Рудольфус, наконец-то мы остались одни, — горячо зашептала она, быстро подходя ко мне.
Меньше всего я ожидал услышать нечто подобное от сестры своей жены.
— В чём дело, Нарцисса? — удивленно спросил я.
— Нам обязательно нужно поговорить, — с мольбой в голосе начала девушка, пристально глядя мне в глаза. — Только ты можешь помочь мне, иначе я погибла!
— Но в чём же дело? — я ничего не понимал.
Нарцисса воровато обернулась на двери гостиной.
— Беллатрикс с отцом не позволят мне говорить об этом, они постоянно присматривают за мной, — быстро проговорила она. — Мы останемся в Холле до утра. Встретимся в гостиной в половине третьего ночи, к этому моменту все наверняка лягут спать.
И, не дав мне опомниться, Нарцисса забрала из моих рук веер и быстро вернулась в гостиную. Спустя минуту и ошарашенный я прошел туда же.
Так как часы уже пробили полночь, все набросились на подарки. Только Беллатрикс и Милорд стояли у окна, тихо переговариваясь между собой. Рабастан же уже восторгался новейшей метлой, отец разглядывал резную трубку — подарок от меня, сёстры Блэк открыли коробочки с украшениями от родителей. Я с улыбкой вскрыл дарственную на абраксанского пегаса от отца и умилился рисунку Сандры, так же приготовленному для меня.
— Сигнус, ты позволишь преподнести подарок твоей дочери? — моё внимание привлек голос Антонина.
Сперва я не обратил на это внимания, решив, что имеется ввиду Беллатрикс.
Но тут я краем глаза увидел, что Сигнус жестом подозвал младшую дочь, и Нарцисса покорно приблизилась, опустив глаза долу.
— У меня для вас подарок, мисс Блэк, — повторился Антонин, не сводя глаз с прелестного лица Нарциссы.
— В этом нет необходимости, сэр, — вежливо ответила она. — Вы ставите меня в неловкое положение.
Антонин нахмурился и недовольно покосился на Блэка.
— Ну что за чепуха? — звонко проговорила Беллатрикс, подходя к сестре и Долохову. — Нарцисса такая скромница, Антонин, ума не приложу в кого. Конечно же, в этом нет ничего неуместного, глупышка, если мистер Долохов хочет подарить тебе безделицу при всех нас.
Нарцисса мучительно покраснела, а приободренный Долохов откинул крышку шкатулки, являя свету ожерелье из крупного морского жемчуга. Насколько я знал, именного его он забрал из лавки Пламли, изображая ограбление в ту ночь, когда мы прикончили ювелира. Друэлла восхищенно ахнула, а Антонин весь засиял от гордости. Мне же только и оставалось, что ловить челюсть.
— По сердцу ли вам мой подарок, мисс Блэк? — с горделивой ухмылкой поинтересовался Долохов.
— Вы очень щедры, сэр, — негромко ответила Нарцисса. — Это слишком дорогой подарок, не думаю, что я могу его принять…
— Пустяки, — отмахнулась Беллатрикс. — Твоя красота достойна самых бесценных даров, и мистер Долохов не может не понимать этого.
— Да,— кивнул Антонин. — Менее дорогой подарок можно было бы счесть оскорблением.
Нарцисса залилась краской ещё больше, и вдруг кинула на меня взгляд, полный такого отчаяния, что у меня закололо в сердце.
— Позволите, я помогу вам надеть? — продолжал Антонин.
И, не дожидаясь разрешения, он достал из шкатулки длинную нить жемчуга и подошел к Нарциссе сзади. На бедняжку жалко было смотреть в ту минуту — она смертельно побледнела и, кажется, даже не дышала. Антонин тем временем трижды обвил нить вокруг её тоненькой шейки, будто случайно коснувшись хрупких ключиц и нежной шеи, и застегнул ожерелье.
— О, дорогая, тебе идет несказанно! — восхитилась Друэлла.
— Да, подарок, достойный тебя, Нарцисса, — Беллатрикс прищурила глаза, рассматривая младшую сестру. — Поблагодари же мистера Долохова.
— Благодарю вас, сэр, — покорно кивнула Нарцисса. — Я буду носить это ожерелье только по большим праздникам.
Долохов расплылся в такой несвойственной ему улыбке, что меня передернуло. Выдержке Нарциссы я мог только позавидовать. Сигнус же в это время предпочитал делать вид, что всё идёт, как надо.
Вскоре после торжественного вручения этого подарка Нарцисса сослалась на усталость, и они вместе с Андромедой удалились спать. Рабастан упросил отца отпустить его на вечеринку к школьным друзьям, и тот это позволил, а сам уединился с Милордом в кабинете. Тут и Беллатрикс сочла, что ей нечего делать в гостиной, и отошла ко сну, как и её родители. Я проводил Долохова, который не ночевал в чужих домах. При этом в душе я сгорал от любопытства.
— Не могу не задать один вопрос, — не выдержал я, когда мы спустились в Холл. — Неужто вы имеете какие-то виды на младшую мисс Блэк?
Долохов смерил меня неприязненным взглядом.
— Это уже касается только меня, — отрезал он.
— А как же прелестная вдова? — не удержался я.
Долохов посмотрел на меня, как на дурака.
— Есть очень большая разница между женщинами, с которыми проводишь время, и с теми, кого видишь в роли жены, — проговорил он.
Я не очень-то хотел с ним разговаривать, вдобавок я был уверен, что ночью всё узнаю у Нарциссы, а потому более не задавал вопросов и выпроводил гостя, хотя его изречение поставило меня в тупик.
В нашей спальне Беллатрикс не было, вероятно, она ночевала в главных покоях, ожидая там Тёмного Лорда. Забавно, но это было мне на руку. Белла наверняка заметила бы, что я куда-то отлучился в ночи.
Я заглянул к Сандре, и, убедившись, что она крепко спит и всё хорошо, уселся разобраться с кое-какими бумагами, которые давно меня ждали.
Ближе к половине третьего я вышел из своих покоев и спустился в столовую. Проходя через неё в гостиную, я подумал о том, что будет просто феерично, если кто-нибудь застукает меня ночью с Нарциссой. Сперва я никого не увидел в погруженном во мрак помещении, и даже ощутил смесь облегчения и разочарования, но тут из-за большой ели вышла младшая мисс Блэк.
Я почувствовал небольшое смущение — Нарцисса была в плотном зимнем халате из светлого бархата, из-под которого виднелась ночная рубашка. Становилось всё пикантнее.
— Слава Моргане, я уже думала, что ты не придешь! — обрадовалась девушка, кидаясь ко мне. — Рудольфус, ты должен, ты обязан мне помочь!
— Спокойно, расскажи по порядку, в чём дело, — попросил я, на всякий случай запирая обе двери в гостиную.— Присядем.
Мы опустились в два кресла у камина, который я разжег взмахом палочки — было прохладно, и Нарцисса явно продрогла.
Девушка поежилась в кресле, тяжело вздохнула, и заговорила:
— Беллатрикс хочет, чтобы я вышла замуж за Долохова, — с презрением выплюнула она. — Не знаю, зачем ей это нужно, но она так взялась за эту идею, что каким-то образом даже родителей склонила на свою сторону.
— Что за безумная идея, — вырвалось у меня против воли, но в ту же секунду я всё понял.
Ну конечно! Долохов давно посматривал на Нарциссу, а она ещё и выросла в настоящую красавицу! Вот что обещала ему Беллатрикс в своё время взамен на помощь. Благодаря Долохову она когда-то смогла помириться с Тёмным Лордом и, полагаю, не без его помощи заняла такие хорошие позиции в Ближнем Круге. Ценой собственной сестры. Ай да Белла.
— Немыслимая идея, — согласилась Цисси. — Я с этим чудовищем? Кто он вообще такой? Безродный пёс Темного Лорда! Никто! А я — Блэк!
О да, в ту минуту она была Блэк, и никто более. Тонкие ноздри гневно раздувались, лицо побледнело, а в синих глазах пылали гнев и гордость.
— Ты ведь знаешь, Рудольфус, что о нём говорят! — продолжала горячиться обычно такая спокойная Цисси. — Это же монстр, убийца, палач! Не говоря уже о том, что ему Мерлин знает, сколько лет, и он мне глубоко отвратителен! Скорее я убью себя, чем стану его!
— Не глупи, должен быть другой выход. И не один, — отрезал я. — Вы ведь даже ещё не помолвлены, не так ли?
— Нет, — фыркнула Нарцисса.
— Да даже если бы и были помолвлены, это ничего не значило бы, — рассуждал я. — Ты сможешь вступить в брак не раньше окончания Хогвартса, а это ещё полтора года.
— Да, но что я могу сделать? — Нарцисса встала и заходила по гостиной. — Если вся моя семья за этот брак, какой выбор мне остается? Бежать? Никогда! Я не буду скрываться! Я — потомок великого рода, я не обреку на такой позор себя и свою семью, да и не могу я отказаться от жизни в этом круге, что и говорить…
— Не зарекайся, — пожал я плечами. — На крайний случай этот вариант нельзя исключать. Да и не в пятнадцатом веке живем, ты вполне сможешь уйти и спокойно жить вдали ото всех. В самом крайнем случае.
— Что ты мне предлагаешь, Рудольфус? — простонала Нарцисса, тяжело опираясь на спинку софы. — Сбежать и жить в нищете среди магглорожденных? Я рождена для этого мира, я люблю свою жизнь, мне не надо другой! И почему какое-то ничтожество должно выжить меня из моего мира? Ах, Руди, я думала, что ты сможешь мне помочь, но ты, видимо, просто боишься вмешиваться!
Она метнула в мою сторону гневный взгляд.
— А кто не боится Долохова? — парировал я. — Поэтому и твои родители не рискуют вступать с ним в конфликт. Нет, тут надо всё продумать без эмоций и найти хитрое решение…
— Так придумай, прошу тебя! — взмолилась Нарцисса. — Мне больше не к кому обратиться! А ты можешь и на Беллу повлиять, и с Милордом поговорить…
— Боюсь, у тебя неверные сведения о моём положении, — грустно усмехнулся я.
— Или же ты трусишь, — холодно процедила Нарцисса. — Тогда сразу так и скажи. И в таком случае мне останется только одно — выпить яду, когда придёт время.
Она сказала это чересчур драматично, мотнув головкой и встряхнув копной золотых кудрей.
— Успокойся, Нарцисса, — попросил я. — Мы обязательно что-нибудь придумаем, я обещаю тебе.
Нарцисса недоверчиво на меня посмотрела.
— Поверь, и мне невыносима мысль, чтобы ты досталась этому чудовищу, — сказал я, проникновенно заглядывая в глаза девушки. — Пока затаимся, словно ты смирилась, а сами будем думать, что делать. Есть у меня одна идея… Впрочем, я пока не знаю, как это может быть полезно, но что-нибудь придумаю.
— Поклянись, что не допустишь этого брака, — потребовала Нарцисса.
В белокуром ангелочке вдруг проснулся властный голос Беллатрикс, и вся её поза, выражение лица, взгляд, словом, всё говорило о том, что это гордая молодая девушка взяла от Блэков куда больше, чем кажется на первый взгляд. И хотя Цисси вся трепетала, и руки всё же помимо воли сложились в молитвенном жесте, она не хотела унижать себя мольбой. Ох, что за несносный характер был у женщин этого древнего рода…
Ну что же, она была леди, я вроде как считался если не рыцарем, то хотя бы джентльменом, поэтому не дать такую клятву я не мог. Вдобавок, я сразу же подумал о вдове ювелира, хотя ещё не придумал, как она может быть полезна.
— Клянусь, — проговорил я. — Но тогда и ты пообещай, что будешь делать так, как я скажу. И прежде всего — не вздумай даже намекнуть Долохову о том, кем ты его считаешь. Убьет.
— Не посмеет, — нервно передернула плечами Нарцисса.
— Посмеет, — с нажимом произнес я. — Этот посмеет…
На следующий день у меня состоялся очень интересный разговор с Беллатрикс. На ту же тему. Выдавать Нарциссу я, разумеется, не стал, а зашел издалека.
— Белла, что это всё-таки было вчера? — поинтересовался я вечером, когда в доме не осталось гостей, и мы с Беллой оказались вдвоем в маленькой гостиной.
— Рождество, я полагаю, — усмехнулась Беллатрикс.
— Я про легкий флирт Антонина и твоей сестры.
— Ах, про это, — Белла передернула плечом так небрежно, будто мы заговорили о домовиках. — Любви все возрасты покорны.
— Всё же, признаться, я никак не мог ожидать, что между ними вспыхнут чувства, — продолжал я. — Ему под пятьдесят, а Цисси ещё школу не закончила. Не говоря уже о том, что дело пахнет мезальянсом.
— Поражаюсь, что за софизм!— скривилась Беллатрикс. — Тёмный Лорд старше меня на двадцать четыре года и, как тебе хорошо известно, это никогда не было для кого-либо из нас проблемой. Так что не вижу ничего дурного в том, что у Нарциссы будет взрослый и мужественный спутник жизни.
Я проглотил шпильку Беллы, не моргнув и глазом.
— Что же, когда ты с ним, я хотя бы знаю, что ты в безопасности, — заявил я. — А что в голове у Антонина не знает даже Милорд. Он мастер пыток, палач и убийца, и он явно получает удовольствие от садизма.
— Как и я, — задорно улыбнулась Белла.
— Да, помню твои вчерашние догмы, — хмыкнул я, всё ещё, увы, не верящий в то, что у моей жены куда как больше общего с Долоховым, чем я мог бы предположить. — Но подумай о Нарциссе, это же твоя сестра! Что, если он убьет её или покалечит?
— Этого не будет, если она не даст повода, — парировала Беллатрикс. — А Цисси умная девочка. Сейчас она упрямится потому, что Антонин не кажется ей сказочным принцем. Но как только она поймёт, что он за человек, и какие выгоды ей сулит это замужество, это детское упрямство исчезнет и Нарцисса ещё поблагодарит меня.
Я возвёл глаза к потолку и отложил, наконец, газету, которую читал до появления Беллатрикс.
— Знаешь, каким будет их брак? — поинтересовался я. — В первую же брачную ночь он её жестоко изнасилует, а после будет принуждать так часто и извращенно, как пожелает, и всячески запугивать. Нарцисса или его во сне задушит, или покончит с собой.
— Рудофольфус, ты иногда такие вещи говоришь, что я начинаю беспокоиться о твоём рассудке, — округлила глаза Беллатрикс. — Нарси ещё ребёнок и не понимает, что для неё хорошо, а что плохо. У неё есть пара лет в запасе, и я уверена, что к моменту свадьбы она всё осознает и не даст Антонину повода для жестокости.
— Да ты себя слышишь!? — не выдержал я. — Ты готова родную сестру отдать на заклание!
Беллатрикс медленно растянула губы в улыбке.
— Если я хоть что-то понимаю в мужчинах, то Нарцисса, будучи умной девочкой, сможет вертеть Долоховым так, как пожелает, со временем.
— При условии, что он её не убьёт и не покалечит, разумеется, — фыркнул я.
— Как бы там ни было, это вопрос уже решенный, — отрезала Беллатрикс, направляясь к двери. — Ты, конечно же, уже понял, что Нарцисса — плата за помощь Антонина. Если бы не он, неизвестно, как быстро я вернула бы расположение Милорда. К слову сказать, я зашла сообщить, что отправляюсь к нему на несколько дней. У Милорда День Рождение через два дня.
— Да, я помню. Будет какое-нибудь торжество?
— Нет, он хочет провести время в уединении.
— В таком случае, подарок необязателен.
— Подарком от Лестрейнджей можно считать меня, — захохотала Белла, после чего удалилась.
Я тяжело вздохнул, отчаявшись вразумить Беллатрикс. Да и мог ли я надеяться на то, чтобы как-либо повлиять на неё, когда мы так спокойно и свободно обсуждали её любовную связь? Моё мнение тут в расчёт не шло.
Пока Беллы не было в Холле, я начал скучать, и напросился на обед к вдове Пламли. Но в тот же день передо мной предстал домовик Малфоя с запиской.
«Здравствуй, Рудольфус.
С прошедшими праздниками тебя и твою семью. Надеюсь, тебе понравились вина, которые мы с отцом посылали вам к Рождеству. Книгу, что я получил от тебя, я уже осилил, жажду обсудить. Как насчёт того, чтобы встретиться сегодня на Косой аллее? Нужно купить несколько книг и запастись пергаментом и перьями к ЖАБА.
А как ты готовился к выпускным экзаменам? Сохранились билеты? Если не затруднит, можешь захватить с собой на встречу? Я сделаю копии.
Люциус Абраксас Малфой».
Я усмехнулся. Да, Малфой не изменял традициям и своему практичному уму.
Я быстро написал ответ.
«Привет, Люциус.
Вино было отменным, даже Милорд оценил.
Можем встретиться в половине второго у книжной лавки, а потом отобедать у одной моей знакомой дамы. Думаю, тебе будет любопытно увидеть мою новую знакомую.
А конспекты давно у Рабастана, но я постараюсь что-нибудь придумать».
Я решил совместить обе встречи. Вдобавок, мне хотелось всё же разгадать тайну Эмили Кларик, и Люциус, будучи очень неглупым, мог мне в этом помочь. Я хотел знать, что же в ней особенного, что так меня зацепило, и надеялся с её помощью выяснить о слабых местах Долохова. Да и рассказать об увлечении Антонина вдове все же стоило, может, она и помогла бы мне.
В назначенное время я прибыл на Косую аллею и зашагал прямиком к «Флорис и Блоттс». Люциус ждал меня внутри у входа, мерзляво кутаясь в мантию на меху. Увидев друг друга, мы ахнули от удивления. Видимо, и я изменился, а что до Люциуса, то он очень возмужал — прибавил в росте, окреп, а в лице проступило больше мужественных черт его отца. В остальном он всё так же одевался, как настоящий щеголь, и оставался чертовски смазливым.
— Ты сильно повзрослел, Рудольфус, — заявил он, когда мы обменялись рукопожатием.
— Ты тоже, Люциус, — ответил я, окидывая его взглядом. — Сколько мы не виделись, около двух лет?
— Да, вроде того, — улыбнулся Малфой.
Хотя улыбка была неестественной и нарочито прохладной, его серые глаза всё же довольно радостно щурились.
Повисла небольшая пауза. Но я этого уже ожидал — так было при первом разговоре с каждым из старых знакомых после моего возвращения. Вот только Люциус был слишком изворотлив и хорошо воспитан, чтобы позволить мне ощущать неловкость.
— Ты знаешь, что твой брат за умеренную плату позволяет желающим копировать твои конспекты за седьмой курс и экзаменационные билеты? — поинтересовался Люциус.
— В таком случае я удивлен, что ты ещё не получил их, — усмехнулся я.
— Бизнес Рабастана ориентирован на других клиентов, — поморщился Люциус. — Расценки примерно такие — с хорошеньких девушек по два поцелуя, с некрасивых по одному. А так как Рабастан лично и громогласно называет прайс, спрос, как ты понимаешь, не очень велик.
Мы посмотрели друг на друга несколько секунд, а потом расхохотались так, что пожилая ведьма по другую сторону полок с книгами шикнула на нас. С той секунды неловкость пропала.
— Возьми, — ещё смеясь, выдавил я, протягивая Люциусу несколько свитков. — Тут ответы на билеты по ЗОТИ, трансфигурации и нумерологии. Скорее всего, билеты поменялись, но для подготовки не помешает.
— О, я твой должник, — обрадовался Малфой, и свитки исчезли в его сумке, на которую было наложено заклинание невидимого расширения. — Это самое сложное, к остальному я уже готов.
— Не благодари, — отмахнулся я. — Рабастан был слишком поглощен своими подарками, чтобы помнить про своё сокровище.
— Надеюсь, ты всего лишь снял копии, иначе бизнес твоего брата прогорит.
Мы опять рассмеялись, и я предположил, что должен был быть в доле, на что Люциус ответил, что теперь составит конкуренцию корпорации Лестрейнджей. Словом, ещё с четверть часа мы хохотали, фонтанируя всё новыми шутками, и думать забыли про книги. Зато я, наконец, вспомнил, что мне ещё нет и двадцати двух лет.
Мы всё же отыскали всё, что требовалось Люциусу, и тот, тщетно пытаясь принять степенный вид, отправился на кассу оплатить покупки, хотя и его всё еще пробирал смех. Я же кружил вокруг детских сказок, выбирая что-нибудь для Сандры.
— Ой! — взвизгнуло что-то рыжее и несуразное, вылетая из-за соседнего стеллажа и врезаясь в меня.
Чисто машинально я придержал под локоть крепко сбитую девчушку.
— Мерлин и Моргана, — с мучительным отчаянием протянул я, отпуская её так резко, будто обжёгся.
— Сэр! — радостно возопила несносная рыжая горничная.
Рождественские праздники выдались на редкость насыщенными встречами со старыми знакомыми. Хотя Коул изменилась меньше, чем кто-либо, за прошедшие годы. Она была всё такой же низенькой, но с не по годам развитым телом и округлыми формами, с таким же детским лицом, с такими же рыжими волосами и с таким же незамутненным интеллектом взглядом серых глазенок. Разве что мне было непривычно видеть её в обычном зелёном платье вместо форменной одежды горничной, и её волосы, не прикрытые чепцом, очень вызывающе торчали во все стороны смешными завитками и казались слишком яркими в серой зимней действительности.
— Мистер Лестрейндж! — ахнула она ещё разок с такой же радостной интонацией, так и не дождавшись от меня ответа.
— Не могу сказать, чтобы меня это печалило, но ты куда-то пропала из Холла, — сказал я, чтобы хоть что-то сказать.
А она, дурёха, смотрела на меня во все глаза с тем же бестолковым счастливым выражением, которое неслабо меня напугало. Ленора, — вспомнил её имечко, — набрала в грудь побольше воздуха, и затрещала, как заведённая:
— Я же учусь, сэр, поэтому только летом и могу подрабатывать горничной. Но я заканчиваю Хогвартс и уже совсем скоро буду совсем свободна! Поэтому, если мне найдётся местечко, я буду рада вам служить! Видите ли, сейчас очень мало где остались места для прислуги, везде домовики или господа сами справляются, а я только это и умею. Меня даже к ЖАБА не допустят, скорее всего, а работать-то надо! А вы помните, что я хорошо работаю, да, сэр? А тут ещё и места родные, отец-то всё ещё при зверинце служит…
Она вывалила на меня ещё столько же ненужной информации, прежде, чем умолкла.
— Ты учишься? — всё, что я смог из себя выдавить.
Видимо, эта информация сильнее всего остального меня поразила, так как я не сомневался в том, что этой кнопке за глаза хватило бы пяти курсов, после чего СОВ должно было крепко захлопнуть перед ней ворота Хогвартса.
— Да, вот за книжками зашла. Ещё всего полтора годика осталось, местечко придержите, сэр?
— Не могу обещать, — выдавил я, обдумывая пути отступления.
Вспомнилось, как я зажал её по пьяни разок, и сделалось невыносимо стыдно, до тошноты. Но тут меня в чувства привело новое бедствие. Вслед за Ленорой из-за стеллажа высыпало ещё целых три, четыре… пять! Пять точно таких же рыжих и бестолковых девчонок возрастом от десяти до шестнадцати лет, а так же между ними затесался мальчишка.
— Нора нашла женишка! — тут же захохотал негодник.
Коул залилась краской. Я же мимоходом заметил, что из всех сестер только Ленора была симпатичной, остальные совсем не удались.
— Выбирай выражения, мальчик, — властно потребовал я. — По крайней мере, до тех пор, пока твой отец арендует у моего землю.
И я гордо прошествовал к выходу, где меня уже ждал Люциус. Рыжее семейство принялось извиняться наперебой, но я уже не обращал внимания. Возникло очень странное чувство. Вот так — пока я сижу в своём замке, подобные личности бьют мне земные поклоны, а в общественном месте уже нет ни для кого высокородного мистера Лестрейнджа и служанки-полукровки Леноры Коул, а есть просто молодые парень и девушка. Ну и времена, ну и нравы…
— У тебя поменялся круг общения? — поинтересовался Люциус с сардонической ухмылкой.
— Грязнокровки совсем ополоумели, — скривился я. — Одна из рыжих бестий работала у нас горничной, и вот решила вспомнить старые добрые времена, увидев меня.
— М-да, — протянул Люциус. — Вот поэтому мы давно отказались от человеческой прислуги и довольствуемся домовиками. Проку больше.
— Абсолютно согласен, — кивнул я. — Но отцу нравится поддерживать лоск, поэтому он ещё оставляет места для кухарки, двух камергеров и камеристки Беллатрикс. А тут ещё и дети, сам понимаешь, их не оставишь на домовых эльфов. Сейчас мы в поисках достойной няньки, позже придется искать гувернантку…
— До сих пор не верится, что ты ждешь уже второго ребёнка, — вздохнул Люциус. — Как это всё быстро происходит…
— И не говори, — кивнул я. — Но ты не представляешь, какое это счастье. Алиссандра наполнила мою жизнь смыслом.
— Насколько я слышал, все теперь ждут наследника?
Я чуточку помедлил с ответом, внимательно глядя на Люциуса. Но если он и знал о том, чьего ребёнка носила моя жена, он и виду не подал.
— Надеемся на мальчика, — ответил я.
— И каково это? — спросил Люциус. — Ну, быть отцом?
— Несравнимо с чем-либо, — улыбнулся я. — Вся жизнь заключена в крохотном создании, которое смотрит на тебя восторженными глазами и любит всем сердцем. Я показываю ей мир, и в то же время будто сам смотрю на него другими глазами.
— Занятно, — констатировал Люциус.— Хотя не думаю, что я стану так спешить с браком и детьми. Мне кажется, это оставляет мало простора для саморазвития и ещё меньше свободы. К такому серьезному шагу надо подготовиться.
— Как будто мы с Беллой готовились, — вырвалось у меня. — То есть, это естественный ход вещей. И всё не так сложно, когда в твоём распоряжении магия и слуги.
— Да, пожалуй, — кивнул Люциус.— Так что же за таинственная новая знакомая, у которой мы будем обедать?
— Это настоящая загадка, а не женщина, друг мой, — туманно ответил я. — Тебе будет необычайно интересно.
— Что же в ней такого? — полюбопытствовал Люциус.
— Для начала, она любовница одного хорошо знакомого нам человека, — осторожно проговорил я, боясь испугать Люциуса именем Антонина. — А ещё она должна помочь мне в одном деле, где, кажется, будет трудно обойтись без её помощи.
— Ты говоришь загадками, друг мой, — заметил Люциус. — Не успел вернуться, а уже плетёшь какие-то интриги! Выходит, мой отец не ошибается, считая тебя отъявленным интриганом и пасквилянтом?
— Видит Мерлин, на интриги меня толкает лишь моя доброта, — вздохнул я.
— Ваша знакомая хотя бы хороша собой? — жеманно спросил Люциус, изображая, будто ему скучно и он не хочет никуда идти.
— Прелестна, как сама любовь, — не покривил я душой. — И умна, если я не ошибся.
— Ну хорошо, вы меня уговорили, мистер Лестрейндж! Идёмте!
— А мы уже пришли, мистер Малфой, — я указал на лавку ювелира. — Она живет тут.
— Неужели это вдова Пламли? — оживился Люциус. — Я читал заметку про ужасное убийство её мужа. Уместно ли наше посещение?
— Уверяю тебя, мы только порадуем вдову, — убедил я своего молодого друга, и мы поднялись на крыльцо, где я дернул звонок.
Через минутку нам отворила Эмили, она же Нелли, и Люциус помимо воли улыбнулся и прищурился — вдова выглядела восхитительно. Она сменила чёрный туалет на платье из бежевой ткани, оттеняющей её смугловатую кожу, завила локоны крупными кудрями, вьющимися до пояса, и не пожалела румян и пудры.
— Приветствую вас, господа! — засияла она. — Проходите, скорее, вы, должно быть, ужасно замерзли в такой снегопад! А горячий обед уже ждет вас на столе.
Мы отряхнули мантии от снега и сами повесили их на крючок, так как слуг в дома Пламли не было.
— Ты не солгал — она прекрасна, — шепнул мне Люциус. — Посмотрим, умна ли она вдобавок.
— Не ешь ничего, прежде, чем я не попробую, — шепнул я в ответ.
Люциус заметно удивился, но, будучи не глупым, понял, что не время расспрашивать о причинах.
Мы прошли через гостиную в небольшую столовую, где и впрямь уже был накрыт стол. Ароматно пахли пряный суп и запеченный гусь с золотистой корочкой, картофельное пюре и паштет тоже казались вполне съедобными. Завершал картину графин с вином.
— Не обессудьте, господа, что обед такой простой, — вздохнула Эмили. — Но я со всем справляюсь сама, а это не легко.
— Что вы, мадам, мы сочтём за честь разделить с вами трапезу, — улыбнулся я.
Мы сели за стол.
— Кстати, я всё ещё по рассеянности не представил вам моего друга, — я кивнул на Люциуса.
— Разве наследник малфоевских миллионов требует представления? — вдова испустила жеманный смешок.
— Вы мне льстите, — Люциус сдержано улыбнулся краешками губ. — Впрочем, и я знаю вас. Увы, по ужасной статье из «Порока».
— О, не будем об этой трагедии, — отмахнулась вдова. — Я вовсе не настроена грустить сегодня. Итак, мистер Малфой, вы можете называть меня просто Аврора, — ослепительно улыбнулась Эмили, она же Нелли.
Я удержал спокойное лицо, хотя и стрельнул глазами на вдову.
— Видимо, я читал статью невнимательно, так как был уверен, что вас зовут Нелли, — удивился Люциус.
— Аврора — моё второе имя, и оно нравится мне куда больше, чем Нинель, — пояснила бессовестная лгунья.
— Оно и подходит вам больше, — тут же вставил Люциус.
Я взглянул на своего товарища и понял, что он, как и я, ослеплен вдовой и первое впечатление вышло не менее сильным, чем у меня. Что же, мне было любопытно, как поведёт себя Люциус, когда ему поступит предложение. А я не сомневался, что оно поступит.
— Сказать по правде, я не думала, что друг Рудольфуса будет так…
— Молод? — подсказал Малфой.
— Так хорош собой, — изображая смущение, призналась вдова.
— Как мужчина, я предпочёл бы поразить вас своим умом или характером, а не внешностью, — с достоинством ответил Люциус, хотя комплимент вдовы пришелся ему по душе.
За обедом мы болтали обо всякой чепухе, и вдова так и крутилась перед Люциусом, который под конец трапезы пожирал её глазами. После наша красавица предложила нам выпить вина в гостиной, и мы все переместились туда вместе с графином, бокалами и блюдом сыров. Все мы выпили, поэтому разговор тёк так весело и легко, что я не мог и желать лучшего.
— Я очарован вами, Аврора, — проговорил Люциус, в который раз целуя руку вдовы.
Он сидел рядом с ней на софе, в то время, как я занял кресло. И хотя Люциус действительно не мог отвести от вдовы глаз, мне отчего-то казалось, что он держит себя в руках так же хорошо, как и всегда, а потому не волновался за него ни капли.
— Как и я — вами, мой друг, — улыбалась вдова.
— Вот видишь, Люциус, я же говорил, что ты не пожалеешь об этом визите, — заметил я.
— Да, но ты говорил о каких-то тайнах и интригах, а я и представить себе не могу, чтобы Аврора была в этом замешана.
Но глаза Люциуса горели жадным любопытством, и я понял, что он только и ждёт вишенку на торте.
— Да, друзья мои, каюсь, я собрал вас не случайно, — сдался я, поднимая руки. — Мне необходимо решить одну сложную задачку, и я рассчитываю на ваш ум, Люциус, и на вашу заинтересованность и ловкость, Аврора.
— Продолжайте, мне становится всё интереснее, — сказал Люциус.
Аврора-Нелли-Эмили тоже подобралась и приготовилась слушать.
— Речь пойдёт о нашем общем знакомом, — начал я.
— Рудольфус, прошу тебя, открой уже его имя, и я даю слово, что никому не передам услышанного здесь, — взмолился Люциус. — В конце концов я желаю знать, кто претендует на сердце этой дамы.
— Извольте, если дама не против, — я взглянул на вдову.
— Дама не против, — быстро проговорила волшебница, пристально на меня глядя. — Рудольфус хочет завести разговор о мужчине, с которым я состою в связи понятного всем присутствующим рода. Об Антонине Долохове.
Лицо Малфоя вытянулось, и он наградил меня таким красноречивым взглядом, что мне сделалось слегка неловко. Он тут же отодвинулся от вдовы на более приличное расстояние.
— С самого начала я ожидал подвоха, — признался Люциус. — Зная вашу склонность к авантюризму, Рудольфус, я бы удивился, если бы по вашей воле не оказался вмешан в дела такой… своеобразной личности.
— Если вас пугает предмет нашей беседы, и вы предпочли бы не участвовать в нашем деле, вы вольны уйти, и это никак не повлияет на нашу дружбу, — серьёзно проговорил я, глядя на друга. — Но, Люциус, я даю слово, что всего лишь хочу узнать твоё мнение по одному сложному вопросу. Это никоем образом не положит между вами с мистером Долоховым вражду.
Терзания Люциуса были написаны на его лице. Он был ужасно осторожен и себялюбив, он не хотел впутываться ни во что опасное, но он был молод и честолюбив. Его амбиции заставили его остаться хотя бы для того, чтобы узнать что-то о потенциальном сопернике в Ближнем Круге, куда Малфой хотел вступить.
— То есть, вы даете мне гарантию, что я не наживу врага в лице железного русского палача Тёмного Лорда? — уточнил Люциус. — Я опасаюсь, что уже один только флирт с вами, мадам, может стоить мне жизни.
— Я гарантирую вам безопасность, если вы поможете нашему делу, — решительно сказала вдова.
— Так что за дела у вас с Долоховым, Салазара ради? — воскликнул Малфой.
— Рудольфус, не тяните, и говорите всё, что знаете! — не выдержала вдова.
— С чего бы начать… — замялся я, подбирая слова. — Тут много заинтересованных сторон. Аврора желает сохранить расположение своего покровителя, Антонина Долохова. Сам же Долохов загорелся больной идеей получить одну высокородную девицу.
— Бедняжка, — не сдержался Люциус.
— Расскажите мне о ней! — тут же оживилась вдова.
— Это прелестное создание шестнадцати лет, за которым дают приданное равное целому состоянию, — объяснил я. — Из очень древнего рода. Она умоляла меня помочь ей избежать этого брака, и я дал слово.
— Девушка и её семья против? — уточнил Люциус.
— Девушка — да. Её семья хочет этого брака в надежде упрочить своё положение.
— Понимаю, — кивнула Аврора. — Это всё интриги среди благородных кланов. Борьба за место под солнцем.
— Отчасти — да, — согласился я.
— Что же, она очень красива? — ревниво поинтересовалась вдова.
— Невероятно, — кивнул я. — Но, к вашему счастью, она скорее наложит на себя руки, чем станет принадлежать Долохову.
— Это уже хорошо, — обрадовалась Эмили. — Значит, она на нашей стороне.
— И вы серьезно готовы рискнуть жизнью, встав на дороге Антонина Долохова? — встрял Люциус. — Нет, я в этом не участвую. А если вы желаете знать моё мнение на этот счёт.. Что же, извольте.
Люциус залпом допил бокал с вином и встал.
— Никакие интриги не помогут, так как это Антонин Долохов, инферналы меня побери. Он уважает только силу. Все ваши усилия спасти от него девушку только раззадорят пыл Долохова. И единственное спасение юной леди в рыцаре на белом коне, который открыто бросит Антонину Долохову вызов и победит на честной дуэли. А я, увы, душою не влюбленный рыцарь, а хладнокровный политик, поэтому прошу меня извинить.
Люциус удалился, а мы с Авророй крепко задумались о его словах.
— Да, ваш друг очень умен, — сказала волшебница чуть погодя. — Если я хоть сколько-то знаю Антонина, то только так и можно отсудить у него права на эту девушку. А это, увы, невозможно, так как нет противника, хотя бы равного ему по силе, — горько сказала вдова.
— Есть один… — пробормотал я, вспоминая одну дуэль, свидетелем которой как-то стал.
— Кто же это?
— Моя жена, которая и хочет устроить этот брак, — вздохнул я.
***
Двадцать первого февраля семьдесят второго года у Беллатрикс начались роды. Как сейчас помню, за окном творилось что-то невообразимое — снег сменялся на ливень стеной, был град, молнии и пурга появлялись поочередно. Словом, это было настоящее сражение двух стихий, двух сезонов — редкостно холодной зимы и неожиданно ранней весны. Я за все годы жизни видел такое светопреставление два раза — в том феврале и многими годами позже. И оба раза дело было совсем не в природе.
Схватки начались, как и с Сандрой, вскоре после ужина. Я, конечно же, был рядом. Дата была установлена с точностью до нескольких дней, и к тому моменту я уже неделю не оставлял Беллатрикс одну. Тут я должен сказать, что со времен неудавшейся ловушки для отравителя я вообще взял за правило опекать её, как хрустальную вазу, двадцать четыре часа в сутки быть наготове, семь дней в неделю. Вот и теперь, когда Беллатрикс вдруг ахнула и положила руку на живот, я был готов подхватить её под руки и вместе с отцом сопроводить в спальню. В ту же минуту было отправлено заранее приготовленное для Милорда послание.
— Всё будет успешно, она молода и здорова, — сжалился надо мной отец, когда я уже второй час метался под дверью спальни, в которой моя жена рожала от Темного Лорда.
— Сам не понимаю, что со мной, — пробормотал я, утирая пот со лба. — Этот ребёнок имеет слишком большое значение, чтобы я не волновался. То, что за окном, это ведь его магия, так?
Отец кивнул. Он и сам был бледен и не спокоен. Для него рождение ребенка Милорда в собственном доме приравнивалось к рождению мессии, не меньше. Я никогда не видел его таким взволнованным и нервически деятельным: прислуга летала по дому, высунув языки на плечо, все блестело и сияло, было готово самое лучше приданное, куплены самые дорогие игрушки, а в конюшне храпел арабский крылатый жеребенок великолепной вороной масти, припасенный специально для наследника. Все ждали мальчика, все надеялись на появление приемника, и это витало в воздухе. И пускай единицы знали, что ребенок не мой, даже рождение Лестрейнджа значило бы примерно то же, что и появлениюе дофина. Поэтому к ночи обстановка накалилась до предела — камин разрывался из-за посланий многочисленной родни Беллатрикс, совы несли преждевременные поздравления, в большой гостиной внизу толпились ближайшие родственники и друзья семьи, которых мой родитель наотрез запретил пускать ближе к роженице, так как на самом деле все мы ждали появления только одного человека…
Тут за окном громыхнуло с такой силой, что задрожали окна. В это же время дверь в спальню пошатнулась, и мы с отцом синхронно посмотрели на неё.
— Это будет дитя великой силы, — прошептал мой родитель с благоговением.
Я же задумчиво нахмурился. Мысли об этом не оставляли меня в покое уже несколько месяцев. Ещё в конце осени, когда я присматривался к каждой тени, жаждя отыскать отравителя, я начал замечать за Беллатрикс некоторые странности. А именно, по мере того как подходил срок, магия Беллы росла и силилась. К исходу девятого месяца она могла протянуть руку за стаканом, и тот сам влетал в её ладонь, или могла элементарным заклинанием нечаянно разворотить половину комнаты, не рассчитав силу. И хотя целитель Фоули относился к этому весьма скептически и прогнозировал не самые приятные последствия — выбросы стихийной магии даже после родов, нестабильное поведение и головные боли, саму Беллатрикс это только забавляло. Нет, не так. Она была счастлива.
Я впервые видел свою любимую абсолютно счастливой, прямо-таки светящейся от счастья. Она не сомневалась в том, что выполняет своё главное переназначение — производит на свет наследника Тёмного Лорда, рожает ребёнка любимому мужчине.
К часу ночи всё завершилось. Погода так же несколько успокоилась.
Из комнаты донесся крик младенца. Причем такой хриплый и гортанный, что больше напоминал рык. Мы с отцом переглянулись.
Целитель Фоули вышел и обрадовал нас:
— Поздравляю, мистер Лестрейндж, сэр, — кивнул он мне и отцу, — у вас появился наследник.
Из моей груди вырвался вполне искренний вскрик радости, и я кинулся к Беллатрикс, пока отец улаживал формальности. Фоули и его помощница получили по увесистому мешочку золота, были с почестями провожены, и отец послал записку Тёмному Лорду. Я же в это время прошел в спальню и с благоговейным трепетом в коленках приблизился к кровати.
Беллатрикс, бледная, но в ясном уме и очень счастливая, держала на руках младенца в белоснежных пеленках с кружевом. Мальчик уже был омыт и теперь с аппетитом пил материнское молоко. Я замешкался, но Беллатрикс была так счастлива, что без всякого стеснения подозвала меня ближе.
— Он идеален, — прошептала она, глядя на младенца.
Нет, идеальна в ту минуту была она, моя Мадонна…
Её кожа светилась белизной в полумраке комнаты, черные волосы стелились по подушкам, лицо было полно красок — румянец играл на щеках, искусанные губы были алыми, блестели большие влажные глаза, и нежнейшая грудь с просвечивающимися голубыми жилками и потемневшими ареолами, к которой ни разу не приложилась моя дочь, быстро поднималась от щемящего восторга, с которым Белла смотрела на ребёнка. Её тонкие руки бережно обнимали драгоценный свёрток, и вся Беллатрикс излучала такое тепло, такую нежность, каких я никогда не видел в ней ни до, ни после. Как знать, сложись обстоятельства по другому, возможно, из-за этого ребёнка она могла бы стать лучшей матерью и самой добродетельной из женщин.
— Посмотри же на него, посмотри же! — прошептала Беллатрикс.
Я опустил глаза на мальчика. В отличие от Алиссандры, которая родилась слабой и болезненной, этот младенец был крупным и, все сомнений, отличался богатырским здоровьем. Пил он много и жадно, и его крохотные ручонки сжимались в кулачки и разжимались, тщетно пытаясь нащупать и схватить мать, и, странное дело, глаза были широко раскрыты и казались слишком сосредоточенными. Как и все новорождённые, мальчик ещё не мог толком фокусировать взгляд, но то, с каким упорством он пытался это сделать, поразило меня. Как и его глаза — они были темно-красными, как две большие черешни. Мне стало не по себе.
— Фоули сказал, что дело в прозрачной радужке, — заявила Беллатрикс, проследив мой взгляд. — Но я-то знаю, в чём дело. Он просто похож на своего отца.
Она расплылась в блаженной улыбке, а я печально улыбнулся, глядя на неё. Всё бы отдал, сердце из груди вырвал бы, только бы этот ребёнок был моим, и его мать тоже.
Из задумчивости меня вырвали отблески фейерверков за окном и голоса из камина. В самом деле, было недопустимо забыть, что для всех мальчик — наследник Лестрейнджей. И я исполнил свой долг.
Я встал перед камином и принял все поздравления, заверив родных и близких, что с матерью и ребёнком все хорошо, но они хотят отдохнуть. А в то время, пока я принимал поздравления у камина, загородив собой комнату, в спальню бесшумно прошёл Тёмный Лорд и сел у изголовья. Мальчик оказался в его руках, а Беллатрикс, уронив голову на плечо Тёмного Лорда, тихо расплакалась от счастья.
Закончив, я заблокировал камин в спальне и, мельком взглянув на счастливую пару и дитя, покинул спальню и спустился вниз, где заявил всем, что у меня родился сын, и я буду рад видеть всех и каждого на церемонии по этому случаю через три дня.
*У древних римлян богини молодости, прелести и веселья, распространяющие радость и очарование. Изображались в виде трех прекрасных девушек, например, на картине Рафаэля «Три Грации» — Невинность, Красота и Любовь.
