Лестрейнджи не плачут

06 января 1974 года Лестрейндж-холл, графство Йоркшир, Норт-Райдинг.        Я несколько часов просидел у постели дочери, а когда жар наконец-то спал, уже был поздний вечер. Распорядившись, чтобы ужин принесли в мой кабинет, я ушел к себе, оставив Алиссандру на попечение няньки и домовика. Видит Моргана, я не мог даже мысли допустить, что с ней стряслось что-то серьёзное, и всё ещё был вполне спокоен.        Ужин мне принесла Ленора Коул, и я поймал себя на мысли, что с её приходом сразу стало как-то уютно. Женщины всё же делятся на два типа. Такие, как Беллатрикс, словно электризуют всё пространство вокруг себя, а такие, как Ленора, создают комфорт там, где находятся. Это стало заметно, когда у рыжей горничной перестало всё валится из рук, как это бывало с ней в ранней юности. — Вы бы покушали, мистер Лестрейндж, — осмелилась выдавить Коул, заметив, что я пребываю в своих мыслях и не спешу приниматься за еду. — Ну, ты ещё с ложечки меня покорми, — огрызнулся я для приличия.        Я окинул девушку быстрым взглядом. Одета слегка небрежно. Наверно, уже готовилась ко сну, когда её отправили ко мне с ужином. Из-под чепца виднеются эти ужасно рыжие кудри, две верхние пуговки платья расстегнуты. — Часто бывает, что детки болеют, а потом вырастают очень здоровыми, — опять заговорила Коул, всё так же переминаясь с ноги на ногу рядом с моим столом. — Всё будет нормально, — я нервно улыбнулся. — Просто простуда, с ней это часто бывает. — Пройдет, через пару дней как рукой снимет, — заверила меня Ленора.       Я насмешливо на неё посмотрел. — Ваше племя, наверное, никогда не болеет? — Что верно, то верно, сэр, — застенчиво улыбнулась Ленора. — Отец говорит, работа делает крепче.        Да, эта пышет здоровьем — румяная, крепкая, как и полагается челяди. И почему они все родятся такими мощными, а большинство наших как на подбор тонкие, бледные, хрупкие? Так и начнешь задумываться о близкородственных браках, которые являются бичом нашего общества. — Иди спать, Ленора, — устало проговорил я. — Ты больше не понадобишься сегодня.        Горничная хотела что-то сказать, но, к счастью, сдержалась, и удалилась. А я невольно подумал, что когда она нарожает с десяток рыжих бесенят от какого-нибудь грязнокровки, то будет трястись над ними, как наседка, и ни за что не отойдёт ни на шаг, если кто-то будет болеть.        Следующим утром у Алиссанды не было температуры, и все мы облегченно вздохнули, решив, что ей полегчало. Убедившись, что девочка стала бодрее, чем была вчера, я даже принял приглашение Люциуса Малфоя — тот прислал мне записку с предложением встретиться в одном элитном клубе, который мы вместе посещали. — Антонин Долохов?!— шепотом прокричал Люциус, едва я сел за наш столик в глубине зала. — Антонин Долохов?! — Тише, что произошло? — растерялся я. — И ты спрашиваешь меня, что произошло?!— так же прошипел Люциус.        Я впервые видел его в такой ярости. Серые глаза будто потемнели, прямой тонкий нос то и дело кривился. Люциус даже покраснел, чего уж точно за ним не водилось. — Будь добр, объясни, что стряслось, — примирительным тоном попросил я, в глубине души догадываясь о причине такого взрыва. — Ты — самый гнусный предатель, каких только знает мировая история! — обличил меня Люциус, едва сдерживая голос. — Вот уж не ожидал от тебя такой безжалостной подлости, Лестрейндж!        Подошедший чтобы предложить сигары официант неловко замялся у нашего столика. — Огневиски мне и моему другу, — Люциус на мгновение взял себя в руки, чтобы сделать заказ. — И не подносите нам больше сигары, я вас прошу. Не выношу их.        Официант поклонился и удалился, а Малфой порывисто отвернулся к окну, силясь взять себя в руки. Крылья его носа быстро и зло раздувались и при других обстоятельствах я непреминул бы пошутить, что он похож на разгневанную барышню. — Люциус, что произошло? — спокойно спросил я. — Что произошло? Рассказать тебе, что произошло? Ну, хорошо, изволь. После твоей провокации — а теперь я понимаю, как тонко ты сработал, какую игру разыграл со мной! — я, конечно же, и думать не мог ни о чём кроме проклятой Блэк! И, будь и она, и ты, и Долохов неладны, я напросился к Блэкам на чай. И хоть бы кто мне намекнул! Нет же, все были милы и обходительны, а Сигнус даже предложил Нарциссе показать мне сад! Словом, за прошедшие три дня я три раза у них обедал и дважды сопровождал мисс Блэк на прогулке. И… — его злобный резкий голос дрогнул и смягчился. — И… Лестрейндж, инферналы тебя дери, лучше бы я этого не делал. Она умна и образована, обаятельна и женственна, словом, я не мог от неё отойти. Ужасная женщина! Ты понимаешь, я — я! — смотрел на неё, и понимал, что могу вот так вечность с ней гулять! Клянусь Малфой-менором, Блэки все подстроили — эти романтические вечера в уютной гостиной, когда мы вдруг оставались одни и она — какая подлость! — читала наизусть Гёте. А ты знаешь, как я люблю Гёте, — простонал Люциус. — И эти прогулки в парке, когда снег падает крупными хлопьями, и она вся такая красивая и легкая кружится под ним, и эти снежинки в её золотых волосах…       Люциус прикрыл глаза и поморщился. — Нет, это определенно заговор. Так и есть. Все вы сговорились — ты, Блэки, она… И наверняка чем-то меня околдовали вдобавок, потому что я больше ничем не могу объяснить то, что со мной было последние дни. Конечно, ты уже всё знаешь, ведь твой план провалился, но я всё равно расскажу. Возможно, это хоть немного пробудит твою совесть, Лестрейндж! Итак, вчера вечером я сижу со всем семейством Блэков в гостиной… Нет, даже не так, сначала мы совершили прогулку, после которой, помогая ей снять верхнюю одежду, я… Так получилось, что её руки оказались в моих, и я, как последний дурак, возьми да и спроси у неё, не будет ли она против, если я стану ей писать время от времени. И что ты думаешь? Ей хватило подлости сжать мои пальцы и нежным трепетным голосом сообщить, что она не будет против, даже если я завалю её письмами! А потом мы отправились в гостиную ко всему благороднейшему семейству. Я уже отвешиваю комплементы её матери и намекаю мистеру Блэк о том, что открываю собственный прибыльный бизнес, поглядываю на проклятую Блэк… Она стреляет в меня глазами, и я уже уверен, что мы объяснились, и, что если она будет терпелива, мы сможем переписываться, пока я учусь, а потом… Лестрейндж, я такого себе напридумывал, что и рассказать стыдно! И тут является ни кто-нибудь, а Антонин Долохов!        Я не выдержал пронзающего взгляда Люциуса и сделал вид, что сосредоточенно помешиваю огневиски в своём стакане. — И тут-то выясняется, что Сигнус уже обещал ему свою дочь! Потому что проклятый русский с порога всучивает ей омерзительный букет каких-то ромашек и совершенно безвкусный браслет, и гордо называет это ещё одним свадебным подарком! Я прямо там чуть под землю не провалился! Они все унизили меня, это было насмешкой в чистом виде! Надо же было ввести меня в такое заблуждение! А что мне больше всего убивает, Лестрейндж, так это то, что ты всё знал и участвовал в сговоре! — А Нарцисса? — наконец успел вставить я. — Что — Нарцисса? — фыркнул на меня Малфой. — Стояла, как неживая, словно не было этих дней! Нет, она ничего толком мне не обещала, но могла бы, по крайней мере, сказать, что не свободна! Да ещё кто, Долохов, Рудольфус, Долохов! — Успокойся, наконец, и послушай меня. Что за вздор про заговор? — перешел я в наступление. — Нет никакого заговора. Блэки не сказали тебе только потому, что сами не рады таким обстоятельствам… Особенно Нарцисса, конечно. — А ты, ты почему не сказал? — допытывался Люциус. — Не ври, что не знал. Ты ещё два года назад знал. Я помню тот вечер у вдовы Пламли. И, если у тебя всё в порядке с памятью, ты должен помнить, что я тогда сказал. Бедняжке нужен рыцарь на белом коне, на роль которого я подхожу в последнюю очередь. И, тем не менее, ты намеренно столкнул меня с Нарциссой Блэк! — Ты сам предложил дурацкое пари! — я тоже начал терять терпение. — Нет, это ты меня подвел к этому! И наверняка условился с Блэк, что она зайдёт в зал в определенное время! Тебе ведь так давно хотелось доказать мне, что любви все подвластны! — Люциус, ты говоришь вздор. Не понимаю, куда девалась твоя обычная рассудительность… — Куда девалась!.. — возмутился Люциус, негодуя. — Что же, не спеши радоваться победе, Лестрейндж! Любой другой дурак на моём месте побежал бы драться на дуэли с Долоховым, но только не я. Я всё ещё думаю головой, Лестрейндж. И я не буду связываться с Нарциссой Блэк ни за какие сокровища мира, какой бы восхитительной она ни была. — Ты будешь всю жизнь жалеть, если сейчас допустишь её брак с этим чудовищем, — сказал я, решившись, наконец, быть откровенным. — Представь Нарциссу Блэк, это воплощение британской волшебной аристократии, рядом с Долоховым. — Знаешь, мой поединок с ним я представляю ещё слабее, — парировал Люциус, хватая стакан с огневиски и делая большой глоток. — Времени остается мало. Скоро он станет настаивать на браке.        Люциус смотрел в свой стакан и нервно барабанил пальцами по столу. — Нет, это не мои проблемы. Уж она-то, если пожелает, выкрутится, — скорее он убеждал самого себя. — Да и что я могу? Был бы на месте Долохова любой другой, я убедил бы Сигнуса повременить с помолвкой в два счёта. Но в этой ситуации я бессилен. А осознанно идти на поражение я не буду. Последствия обещают быть слишком серьёзными. — Так что же, ты уедешь в Швейцарию и забудешь обо всём, словно ничего и не было? — поинтересовался я. — Разумеется, — хмыкнул Люциус, делая ещё глоток огневиски. — В таком случае, когда ты вернешься, то найдешь Нарциссу Блэк в семейном склепе.        Люциус дернулся, словно я дал ему пощечину. — Да, именно в склепе, — безжалостно продолжал я. — Потому что она скорее наложит на себя руки, чем станет Долоховой. — Вздор! — воскликнул Люциус так громко, что джентльмены с соседнего столика обернулись на нас. — Отправляйся к инферналам, Лестрейндж! Видеть тебя не могу после твоих интриг! Ты ведь понял, что она ещё в юношестве мне нравилась, и все так ловко обыграл! Аплодирую стоя, ты едва не обыграл Малфоя.        Люциус поднялся на ноги, я вслед за ним. — Я не плел никаких интриг против тебя, Люциус, — я попытался взять его за предплечье, чтобы успокоить, но Малфой одернул руку. — Я больше не желаю с вами разговаривать, мистер Лестрейндж. Завтра я уезжаю обратно в Швейцарию, и не думаю, что скоро вернусь. Всего доброго, — отбрил он меня ледяным тоном, испепелил взглядом и летящим шагом направился к выходу.        Я тяжело вздохнул, опускаясь за столик, и одним махом осушил свой стакан. Кажется, я только что потерял друга. Хотя, видит Моргана, вообще ничего плохого не хотел! Вот незадача, а план был хорош… Эх, было бы больше времени…        Но главный удар ожидал меня вечером. У Алиссандры усилился жар, усилилось и моё волнение. — Мама, мамочка, — сквозь горячечный бред звала Сандра второй час, едва ворочая сухими, потрескавшимися губами.       Так прошла ночь, и это было невыносимо.Я отправил Беллатрикс бесчисленное количество записок, и, в конце концов, велел Долли отыскать её и привести домой любой ценой. Тут я, конечно, рисковал верным домовиком, но что было делать?        Как и ожидалось, Беллатрикс была у Тёмного Лорда. Долли удалось сопроводить леди Лестрейндж домой только потому, что Лорд Волдеморт уже был раздражён из-за десятка-другого моих записок, и явление домовика стало последней каплей. Он сам отослал Беллу решать семейные проблемы, и можно вообразить, в каком настроении она вернулась в Лестрейндж-холл. — Как ты мог нам помешать? — раздраженно выговаривала она. — Если я всегда буду при Сандре, когда той вздумается заболеть, я вообще перестану выходить из дома! Ты хоть понимаешь, как мне важно было провести с ним эти дни? Думаешь, он часто позволяет быть с ним так долго? Такое бывает всего несколько раз в год! А теперь Милорд наверняка оскорбился, и я не увижу его ещё очень долго! О, Рудольфус, ты всегда думаешь только о себе!        Маленькая ремарка — ну, вы понимаете, дорогой читатель, что даже Лорд Волдеморт не горел желанием жить с Беллатрикс Лестрейндж на постоянной основе. — Белла, проклятье! — я повысил голос. — Она и твоя дочь тоже! — Тоже! — передразнила Беллатркис. — Ничего не говори мне, Рудольфус! От Алиссандры и так одни проблемы…        Я не сдержался и круто развернул её к себе, схватив за руку. — Не смей так говорить, Белла, — потребовал я. — Она — лучшее, что есть в нашей жизни. Уж не знаю, как у нас с тобой мог получиться такой ребёнок, но Алиссандра — ангел, и если ты не в состоянии любить её так, как тебе полагается, то хотя бы не говори таких вещей! — Каких — таких?!— вспылила Беллатрикс, хитрым приёмом вырывая руку. — Я давно сделала свой выбор, или ты забыл? Я отказалась от неё, чтобы быть с Милордом. Неужели ты думаешь, что что-то изменилось? — Говори, что хочешь, но ты привязана к девочке, даже если самой себе говоришь обратное! — ответил я чуть громче, чем следовало бы. — Я испытываю к ней только жалость! — презрительно выплюнула Беллатрикс. — Она настолько похожа на тебя, что я не могу спокойно общаться с этим ребёнком! Ничего от меня, совсем ничего! Она даже болеет по двадцать раз в год! Что с ней вообще не так? Блэки никогда не болеют!        Я резко остановился посреди коридора. Беллатрикс по инерции прошла несколько шагов, и тоже встала. — Ну, что ещё? — потребовала она ответа резким, нетерпеливым голосом. — Я очень люблю тебя, Белла. Но бывают моменты, когда мне кажется, что я тебя ненавижу, — процедил я. — Просто зайди её проведать, а потом делай что хочешь. О большем я тебя и не прошу.        Беллатрикс одарила меня взглядом, полным презрения, и двинулась дальше по коридору. Но тут уже я не сдержался. — А если бы заболел Салазар? — Но он не болеет! — парировала Беллатрикс так быстро, что я понял — всё это время она мысленно сравнивала своего ненаглядного маленького Лорда и Алиссандру. — Да, только не говорит! — хмыкнул я.        Беллатрикс круто обернулась, и я едва не врезался в неё. Мгновение мне казалось, что она залепит мне пощёчину, и уже был готов блокировать удар. — Я бы многое отдала, чтобы и твоя дочь не несла свою обычную чушь! Честное слово, когда она начинает трещать о бедных садовых гномах, я готова наложить на неё Силенцио! А вся эта дурь — жалость к домовикам, нерешительность, трусость — в кого у неё это? Не зря я никогда не хотела детей, тем более от тебя, Рудольфус! Результат-то на лицо! — Замолчи! Не смей так о ней говорить! — рявкнул я.        Беллатрикс прямо таки зарычала. — Великий Салазар, за что мне это всё!? Мне вообще ничего не нужно кроме Тёмного Лорда, и в то же время какие-то обязательства приковывают меня к этому дому, к тебе, к детям! Как я только я могла допустить это?        «К детям», — сказала она. Не к ребёнку, а к детям. То есть, даже Салазар уже тяготил её? Конечно, Беллатрикс любила обоих своих отпрысков, и искренне стремилась быть неплохой матерью в меру своих возможностей, но я не мог не понимать — ей вообще никто не нужен кроме Тёмного Лорда. — Я уже давно не держу тебя, как ты могла заметить! И не жду, что у тебя вдруг проснётся материнский инстинкт! Но ты можешь думать не только о себе хотя бы изредка!?        Наши крики, наверно, уже оглашали весь этаж, но мы оба очень давно держали своё недовольство при себе, и теперь, когда оно стало вырываться наружу, сдержать его уже было невозможно. — О, ну я же не святой Рудольфус! Это только ты у нас непогрешим и всегда печешься обо всех кроме себя!        Мы испепелили другу друга взглядами. — Ты очень изменилась, Беллатрикс, — покачал головой. — Я уже и сам не понимаю, за что тебя люблю. — Задумайся. Может, поймешь, что уже не любишь, и всем станет намного легче, — выплюнула Беллатрикс. — Потому что я уже сыта по горло твоим щенячьим взглядом, как будто я тебе что-то должна!        Заметив какое-то шевеление у лестницы, мы оба синхронно обернулись. Рыжая горничная, несущая в руках поднос с ароматным куриным бульоном, испуганно и смущенно смотрела на Беллатрикс. — Даже прислугу не можешь научить, как себя вести, — шикнула на меня Беллатрикс.        И, не глядя на Ленору, она гордо прошла вперед по коридору. От унижения я побледнел. Я уже успел забыть, какой иногда может быть Беллатрикс. — Что ты встала? — раздраженно бросил я Леноре. — Неси, куда несла. — Это вам, сэр, — запинаясь, сказала девушка. — Вас не было на завтраке и на ланче, и я подумала… простите, я невовремя, я не знала, что леди Лестрейндж вернулась… — Как Алиссандра, ты не знаешь? — Я слышала, что жар спал, — отрапортовала Ленора. — Ладно, неси в кабинет, — скомандовал я.        Всё равно находиться в одном помещении с Беллатрикс я сейчас не смог бы. Хотя, кусок тоже в горло не лез.        В кабинете я сразу подошел к шкафчику и вынул оттуда бутылку огневиски и один стакан. Ленора поставила поднос на стол и собиралась удалиться, но я остановил её вопросом: — С какого момента ты слышала? — Я не… Сэр, мистер Лестрейндж, я ничего не слышала, — затрещала она, выдавая себя с головой. — Инферналов мне в дом, я спросил, с какого момента ты слышала? — жестче спросил я, бросая на неё твёрдый взгляд.        Горничная потупилась. — С того момента, когда вы сказали, что иногда ненавидите леди Лестрейндж, — пристыжено пробормотала она. — Клянусь, я не подслушивала! Просто вы очень громко говорили! — Ну, всё, если знает прислуга, знают все, — я раздраженно махнул рукой. — Память тебе стереть что ли?        Девушка испуганно отступила на шаг. — Я никому не расскажу! — пискнула она. — М-да… Думаю, и так многие догадываются, что у нас не всё гладко, — тяжело вздохнул я, отпивая немного огневиски.        Ленора неловко топталась на месте, не решаясь заговорить. — Ступай, но не думай сказать кому-нибудь о том, что слышала, — пригрозил я. — Леди Лестрейндж… Она просто по-своему волнуется. Поняла? — Нет, — честно выпалила девушка. — Что ты не поняла? — я возвел глаза к небу. — Как же так можно, с собственным ребёночком-то, — пробормотала Ленора, прежде, чем подумать. — Я тоже не понимаю, — тихо проговорил я. — Я не могу её винить, но я не понимаю.        Я одёрнул себя. Не хватало только обсуждать мою семейную жизнь с челядью! — Что, любопытно? — презрительно фыркнул я, глядя на горничную. — Нет, сэр, это не моё дело, — смиренно ответила Ленора. — Вот только не понимаю, и всё тут. — Удивительно, но ты наконец-то научилась разговаривать, как полагается прислуге, — почему-то разочаровано протянул я. — Хотя я всё ещё ожидаю каких-нибудь диких выходок. — Мистер Лестрейндж, пожалуйста, не судите обо мне по тому, что было, — залепетала Ленора, заглядывая мне в глаза. — Я раньше была маленькой, глупой! Но теперь я изменилась, я буду работать лучше! Я… Я теперь буду вести себя по-другому.        В её глазах промелькнуло что-то странное. Уж ни на тот ли случай она мне намекает?.. Да нет, не должна бы. Тогда чуть не померла со страху, до сих пор стыдно вспоминать. А теперь сама так и вертится передо мной. Нет, вздор.        Ленора словно чего-то ждала с затаённым дыханием. Мгновение мы смотрели друг на друга, но я только отвернулся к окну, сделав ей знак, что она может идти. Не вовремя все это. Да и вообще неуместно, что уж там. Не перевести её куда-нибудь на скотный двор?        Не успела Коул выйти, как в кабинет буквально ворвался Рабастан. На нём не было лица, и, лишь встретившись с ним взглядом, я сжал стакан в руках судорожным движением, как будто это могло мне помочь. — Рудольфус, брат… В общем, идём скорее, — выдавил он.        Не выпустив из рук стакан с огневиски, я чуть ли не бегом поспешил за Рабастаном. Я даже не задавал ему вопросов по дороге к детской — малодушно трусил.        В детской уже собрались все домочадцы. У меня внутри всё похолодело — ещё с порога я понял, что произошло что-то страшное. Фоули склонился над кашляющей Алиссандрой с очень встревоженным видом, Беллатрикс, очень бледная и не похожая на себя потерянным, испуганным выражением лица, тяжело опиралась на руку моего отца. Отец выглядел страшно — его обычно смугловатое лицо приняло землистый оттенок, брови, чаще всего хмуро сведенные, были приподняты как-то растеряно, глаза бегали по комнате, словно он избегал встретиться со мной взглядом. Сэр Сильвий словно не находил слов, но вот он взял себя в руки, облизнул губы, посмотрел прямо на меня и на одном дыхании проговорил: — Анализы готовы. Это драконья оспа. Звук пропал, и перед глазами всё поплыло. Издалека донесся вскрик горничной и звон стекла. Я не заметил, как сжал стакан настолько сильно, что он лопнул, и часть осколков вонзилась мне в руку.        Отец быстро подошел ко мне, но у него никак не получалось разжать мою руку, а я всё так же смотрел прямо перед собой и продолжал судорожно сжимать в руке остатки бокала. Рабастан поспешил на помощь.        Сэр Лестрейндж что-то рявкнул рыжей горничной, и та бросилась прочь. Потом мой родитель хорошенько встряхнул меня, и так рыкнул моё имя, что я постепенно вернулся в реальность и разжал окровавленные пальцы. — Этого не может быть, — выдохнула Беллатрикс, глядя прямо перед собой и тяжело падая в кресло. — Не может быть…        Салазар, до этого незаметно наблюдающий из-за портьеры за происходящем, подбежал к матери и обхватил её юбку, положил голову на колени. Белла растеряно положила дрожащие белые пальцы на такие же черные локоны, как её собственные. — Салазар… — начал было я, но голос не послушался. — Надо срочно увести его… — Салазар, как и все мы, уже принял сыворотку, — успокоил меня отец. — Беллатрикс, вы с сыном прямо сейчас отправитесь в домик у озера, там сейчас безопаснее. Рудольфус, выпей это, — строго проговорил отец и дал мне флакончик с лекарством.        Я бездумно опрокинул пузырёк с горькой жидкостью итупо уставился на ладонь в крови, не понимая, откуда у меня осколки, врезавшиеся в кожу. — Но ведь это же не опасно? Это не может быть опасным при должном лечении, которое мы ей обеспечим, — проговорил я, спотыкаясь на словах. — Тёмный Лорд! — вдруг воскликнула Беллатрикс, вскакивая из кресла и едва не сшибая с ног жавшегося к ней Салазара. — Мерлин и Моргана, что, если я тоже больна и заразила его? Сэр Лестрейндж, Сильвий…        Она в ужасе кинулась к моему отцу, судорожно вцепилась в его руку дрожащими пальцами. Он успокаивающим жестом положил ладонь на руки Беллы. — Ему ничего не грозит, уверяю тебя. Но на всякий случай мы прямо сейчас вышлем ему сыворотку.        Реакция Беллатрикс меня поразила. Она даже не смотрела на своих детей, так как была охвачена парализующим страхом за любовника. Салазар, всегда очень тонко чувствующий настроения взрослых, насупился и обиженно смотрел на Беллатрикс. Наконец, нерешительно подошёл ко мне и стал неловко теребить меня за брюки.        Я всё ещё стоял, как дурак растопырив пальцы, и даже не мог взять его на руки. Но я всё же сел на корточки, и, стараясь не касаться окровавленной ладонью мальчика, обнял его. — Не бойся, всё хорошо. Твоя сестричка заболела, но она скоро поправится, — проговорил я. — Я не думаю, что риски большие, — напряженно сказал Фоули. — Случаи с летальным исходом крайне редки, и в основном от драконьей оспы умирают в том случае, если болезнь запущена. — Да, разумеется, — покивал я, скорее, самому себе, чем целителю. — Конечно же, всё будет хорошо.       Вернулась Ленора с тазом и кое-какими мазями. — Рудольфус, дай ей обработать твою руку. Рабастан, отправь сыворотку Темному Лорду, — скомандовал отец. — Беллатрикс, возьми Салазара и отправляйтесь в домик у озера. Как же всё-таки нам всем повезло с главой семьи. Мой отец часто бывал жестковат, а его методы воздействия на членов семьи иногда казались мне дикими, но он был именно тем человеком, который был способен даже в самой патовой ситуации оставаться спокойным и заботиться обо всех нас. В будущем, когда я принял его обязанности на себя, я часто сравнивал нас, думал, так же хорошо я забочусь о семье, как он в те годы? И сам себе отвечал — нет, мне не хватало его твёрдости.       Беллатрикс пошла к себе, чтобы собрать минимум необходимых вещей, и увела с собой Салазара. Рабастан взял флакончик с сывороткой и поспешил в совятню. Я вышел в соседнюю комнату вместе с Ленорой. В голове была потрясающая, прямо таки звенящая пустота, словно мой рассудок не желал воспринимать шокирующую новость.       Когда я сел в кресло, горничная опустилась рядом, взяла мою руку в свои и принялась аккуратно вынимать осколки мелкими взмахами палочки. Я впал в оцепенение и даже не обращал внимания на её действия. — Только не убивайтесь так, мистер Лестрейндж, — вдруг заговорила она, и я вздрогнул от звука её голоса, разрезавшего тишину. — Вы ведь богатые, целитель обязательно вылечит маленькую мисс так, что и следа не останется! И что вы так разнервничались? Все обязательно будет хорошо! В наше время уж знают, как лечить такое.        Я почти не слушал её. — Все мы здоровы, — прошептал я себе под нос. — И именно она заболела! Алиссандра, моя девочка, — я застонал и попытался закрыть лицо руками, но Коул вцепилась в мои запястья с недюжинной силой. — Ой, только лицо не трогайте! Ещё в глаза попадет кровь или осколки! Миленький мой, ещё две минуточки потерпите, я скоро закончу! А я сейчас, я скоренько, я залечу вам ручку только и всё! — Да, да, только скорее, — закивал я. — В голове не укладывается… Если что-то случится… Если только… Я этого не переживу. — О, Моргана, можно ли так говорить? — испугалась Ленора. — Все хорошо будет, все обязательно будет хорошо!        Я не заметил, как она закончила обрабатывать моюруку, и даже забинтовала кисть. Но, что меня поразило, так это то, что эта дуреха в порыве чувств несколько раз поцеловала мои руки. Это вернуло меня к реальности, и я удивленно уставился на Ленору. Она стояла перед моим стулом на коленях, преданно заглядывая в моё лицо, бережно и нежно держала меня за руки. Я кожей чувствовал, как всё её существо тянется ко мне, как она хочет меня утешить, но не знает, как. Не могло быть другой ситуации, в которой я бы так остро почувствовал её отношение к себе, и не могло быть ситуации, в которой я бы ощутил потребность в такой сильной поддержке такого слабого создания.        Я сжал руками её маленькие ладошки, и посмотрел на Ленору уже не как на горничную, а как на почти равную мне. Как на друга, чью безмолвную поддержку я принимаю, и которого также бессловесно благодарю. — Папа? — меня отвлёк тоненький голосок, идущий от двери.        Коул тут же отпрянула от меня, а я поспешил встать. Увидев в дверях Салазара, я не поверил своим глазам. Или, возможно, слух меня подвёл? Но нет, это точно он меня позвал. — Салазар, ты сейчас говорил? — удивился я.        Мальчик смерил меня слегка презрительным взглядом и решил не отвечать на мой вопрос. Вместо этого он подошёл ко мне с таким же важным видом, как и всегда, и поднял ручки вверх, желая, чтобы я взял его на руки. Я конечно же, сделал это и только тогда понял, что сын Волдеморта изо всех сил старался не разреветься.        Я тяжело вздохнул и обнял его, прижал к себе и стал покачивать. — Всё будет хорошо. Вам с мамой надо ненадолго уехать, но скоро вы вернётесь, и всё будет, как прежде, — тихим, успокаивающим тоном говорил я.        Ленора стояла в сторонке, исподтишка наблюдая за мной. Когда в комнату вернулась Беллатрикс с небольшим саквояжем, горничная буквально срослась со стенкой, сделавшись незаметной. — Вот ты где! — воскликнула Белла, и забрала у меня Салазара.        Мне показалось, что мальчик не очень хотел покидать мои руки. — Я же сказала, смирно ждать меня в твоей комнате, — Беллатрикс старалась говорить строго, но голос её плохо слушался.        Она посмотрела на меня поверх макушки сына, и в её взгляде было что-то странное. Как будто она чувствовала себя виноватой. — Рудольфус… — прошептала она. — Ты… Ты позаботишься о ней, я знаю. Я не могу остаться, ты же понимаешь? Салазара надо увезти, и я не могу его оставить… Ты же понимаешь? — Белла, — я взял её за плечи. — Я всё понимаю. Ты поступаешь правильно.       Каких усилий мне стоило это сказать! Да, мне было спокойнее от того, что Беллатрикс уезжает подальше от эпицентра заразы. Да, безусловно, она должна была быть рядом с Салазаром. Но, Мерлин и Моргана, она же была матерью Алиссандры! Разве не должна она была остаться с тем из своих детей, которому было хуже? Разве не должна была быть рядом с Сандрой, жизнь которой была в опасности? Ведь Алиссандра так нуждалась в матери в те дни! Разумеется, сказать всего этого я не мог.        Мне показалось, что Беллатрикс ждала, что я поцелую её в щеку на прощанье, как у нас было принято, или обниму в знак поддержи, но я малодушно не смог. Словно в спину вживили железный прут, который не позволял мне наклониться к ней.        Белла кивнула самой себе, развернувшись на каблуках, направилась к двери. Салазар, провожая меня мокрыми глазами, всё же расплакался. — С-сандра, С-с-сааандра, — хныкал он.        Как только дверь за ними закрылась, я направился к спальне дочери. Теперь мне пора было занять место, которое мне и подобало. Рядом с малышкой Алиссандрой. — Мистер Лестрейндж, может, не надо? Это может быть заразным, — пролепетала Ленора, про присутствие которой я уже забыл. — Мне всё равно, — пробормотал я. — Самое страшное уже случилось, а себя мне не жалко.        Я быстро прошел в детскую и поспешно приблизился к постели дочери. Алиссандра, мертвенно-бледная и вся в поту, металась в кровати. Над ней склонился целитель Фуоли, старая нянька обтирала девочку холодным полотенцем, чтобы сбить жар. Сандра кашляла и беспокойно ворочалась. Когда с её губ сорвался стон, у меня в груди всё сжалось, и душевная боль стала почти физической. — Мистер Лестрейндж, вам лучше не контактировать с больной до завтрашнего утра, это может быть опасно. Сыворотка ещё не подействовала, — проговорил Фоули. — Я должен быть рядом с Сандрой, — покачал я головой. — Сегодня я останусь с ней, мне драконья оспа не страшна, так как я переболел ею в детстве, — успокоил меня отец. — А завтра утром ты сможешь меня сменить. Если ещё и ты заболеешь, будет только хуже.        Я не мог сдвинуться с места и не сводил глаз с личика Алиссандры, искривленного страданием. Нет, я не имел права её оставить. Уж точно не после того, как уехала Беллатрикс. — Я никуда отсюда не уйду, — отрезал я. — Если уж судьба заразиться, то я и без того заболею.       Я думал, что отец станет спорить со мной, но он только покачал головой. Фоули тоже не возражал, поняв всю тщетность затеи. Так что я до самого вечера сидел рядом с Алиссандрой, прикладывая к её лбу холодный компресс, давая ей лекарство с ложечки и отпаивая укрепляющим зельем. Уже глубокой ночью я заснул, устроившись в кресле рядом с кроватью.

***

— Скорее, пошлите за врачом! И несите аптечку!       Крики и какой-то шум внизу отвлекли меня от игры, и, оставив дивизион волшебников и гоблинов в латах, я вышел из детской. Шум доносился из холла и, движимый любопытством, я вышел на галерею и, встав на цыпочки, чуть-чуть подтянулся на перилах. Ничего не видно, пришлось присесть и смотреть сквозь перила. В холл высыпала вся прислуга — и горничные, и домовики, даже повариха, и все смотрели на лестницу. Тут я увидел отца, который, перепрыгивая через две ступеньки, поднимался вверх, а на руках у него… — Мама! — воскликнул я, вскакивая на ноги.       Отец вихрем пронёсся мимо, не обращая на меня внимания. Я побежал за ним, объятый ужасом.       За широкой спиной сэра Сильвия ничего не было толком видно. Только юбки костюма для верховой езды с одной стороны, и безжизненно свисающую руку и медные волосы с другой.       Я вздрогнул, когда отец пинком ноги выбил дверь в ближайшую гостевую спальню, оказавшуюся по дороге, и внёс мать внутрь. Бережно опустил на не застланную кровать. — Сандра, Сандра, ты слышишь меня? Держись!       Одним коленом наступив на кровать, отец так встряхнул мать, что мне показалось, что у неё едва не отлетела голова. Только медные волосы взметнулись. - Папа! — испуганно вскрикнул я. — Уйди, Рудольфус! — рявкнул на меня отец.       Я зашмыгал носом.       Отец опять склонился над матерью, и взмахом палочки выплеснул ей на лицо немного воды. Она дернулась, её красивое, но бледное лицо исказила гримаса боли, и леди Алиссандра скорчилась в судороге, вцепившись в большой живот. Она так страшно закричала, что даже отец вздрогнул.       Меня бесцеремонно оттолкнули в сторону, и в комнату вбежал целитель Фоули, ещё совсем не старый и без пенсне. — Ребёнок, спасите его! — простонала мать в перерывах между приступами боли.       Мои глаза округлились — я увидел, что по её светлым юбкам расползается кровавое пятно. — Что случилось? — быстро спросил Фоули, засучивая рукава. — Лошадь понесла, она вылетела из седла на полном скаку, — воскликнул отец.       Он был на себя не похож. То мерил комнату беспокойными шагами, вцепившись руками в волосы, то подлетал к жене и хватал за руку. — О, как же больно! — прорыдала она, мечась в агонии. — Сильвий, Сильвий сделай что-нибудь! Я умираю!       Я прижался к двери, боясь издать хоть звук, хотя слёзы градом катились по моим щекам. — Сейчас, сейчас, любимая, сейчас все будет хорошо, — запинаясь, повторял отец.       Мать закричала страшным голосом и выгнулась в спине, забилась, что есть сил. Отец тщетно пытался удержать её за плечи. В комнату вбежали ещё двое целителей. Я неотрывно смотрел на лицо матери, и от страха не мог дышать. Она зажмурилась, ужасно оскалилась, из её глаз струились слезы. В какой-то момент её слегка отпустило, она распахнула глаза и встретилась со мной взглядом. В обычно таких спокойных и мягких глазах было столько боли, столько страха и отчаяния, что я кинулся к ней с воплем «мама». — Руди! Сильвий, убери его отсюда! — проскрежетала мать сквозь зубы, едва сдерживая свою боль.       Прежде, чем я добежал до кровати, отец легко подхватил меня на руки и, выйдя за дверь, всучил в руки своего лакея. — Запри его подальше, чтобы не слышал, — велел мой родитель, и, не обращая внимания на мои протесты, вернулся в комнату и захлопнул за собой дверь.       Его лакей, крепкий и здоровенный парень, уносил меня прочь, а я кричал, плакал и звал мать, звал отца, умоляя его пустить меня к маме. Тщетно. Через несколько минут я был заперт в одной из отдаленных комнат. Но, великий Салазар, я всё слышал! Она так кричала, так страдала, что я слышал всё! Окна той гостевой спальни выходили на ту же сторону, что окно той комнатки, в которую меня поместили.       Почти три часа я слышал, как она кричала — сначала звонко, потом фальцетом, а потом всё тише и тише. Кричала, просила помочь ей, плакала, звала отца. Я рыдал и то бился в дверь, сбивая руки, то высовывался по пояс в окно и пытался докричаться до матери. Мне казалось, что не может быть ничего страшнее. И я ошибался. По-настоящему страшно стало тогда, когда крики оборвались. А потом взревел отец…       Хотя мне было всего пять лет, я почему-то всё понял. Почувствовал, хотя ещё не верил. Моя стихийная магия выбила дверь, и я опрометью кинулся к матери. Бежал так, как никогда в жизни. А перед самой дверью той гостевой спальни замер, как вкопанный, не решаясь войти.       Кажется, я целую вечность смотрел на дверь, как загипнотизированный, но вот она отворилась. Вышел отец, его лицо было посеревшим и осунувшимся. Увидев меня, он опустился на колени и порывисто прижал меня к себе. Я увидел, что его виски серебрятся первой сединой.       Через плечо отца я заглянул в комнату и со мной случился истерический припадок. Мать лежала на кровати, которая вся была в пятнах крови. Зеленые глаза неподвижно смотрели в пустоту.

***

       Я проснулся от собственного вскрика и порывисто сел, едва не свалившись с кресла. Ещё несколько мгновений я не понимал, где я. Душил страх и слёзы. Наконец мне удалось взять себя в руки и встать.        Распахнув шторы, я понял, что занимается рассвет. Оглянулся на постель Алиссандры —вид дочери поразил меня. За какую-то ночь её свежее личико посерело и осунулось, высыпала мелкая сыпь, Сандра не переставала хрипло покашливать. Её бровки даже во сне становились домиком, и видеть, как она страдает, было невыносимо. — Вам приснился дурной сон? — спросил вошедший Фоули, помешивая какую-то микстурку. — Вы спали беспокойно, но я не решился вас будить. — Ей стало хуже? — с волнением в голосе спросил я. — Улучшений пока нет, — отрапортовал Фоули, всыпая какой-то порошок в стакан с водой. — Но ей ведь не хуже? — начиная терять терпение, спросил я. — Трудно сказать что-то определенное. Болезнь протекает необычно. Симптомы проявились позже, чем должны были бы… — Или мы их не заметили, — буркнул я себе под нос. — Вы ни в чём не виноваты, — успокоил меня целитель. — У маленьких детей и пожилых людей драконья оспа протекает несколько иначе, чем у волшебников, скажем, вашего возраста. — Но ведь нет большой угрозы, верно? — задал я ещё один вопрос уже совсем нервным голосом. — Отец наверняка сказал вам, что мы готовы на всё. Любые, даже самые дорогие средства, круглосуточный присмотр… Вы должны понимать, что эта девочка абсолютно особенная… — Мистер Лестрейндж, я лечу всех своих пациентов с одинаковым усердием, мисс Лестрейндж получит вне сомнения лучшее лечение, — ответил мне Фоули. — Вы не понимаете, она… Она не такая, как все, она чистой воды ангел… Других таких нет, в ней вся моя жизнь…        Я осёкся и замолчал. — Не сомневайтесь, сэр, что я сделаю всё возможное, и даже сверх того, — проговорил Фоули, проникновенно глядя на меня поверх очков. — Вот, давайте ей каждый час по ложке. Это не позволит болезни прогрессировать, защитит лёгкие.        Целитель поставил на прикроватный столик ёмкость с лекарством. — Вы что же, куда-то собираетесь? — сурово поинтересовался я. — Во мне здесь нет нужды, а между тем меня ждут в доме Малфоев, — успокаивающим тоном заявил Фоули. — Я оставлю сиделку, которая в совершенстве знает, что делать. Если я понадоблюсь, то прибуду незамедлительно.        Фоули удалился, а я остался у постели Алиссандры. Так же в комнате постоянно находилась сиделка в форменном халате Святого Мунго.Старая нянька тоже разболелась от волнения и не выходила из своей комнатушки на этаже прислуги. Вскоре пришёл отец, по которому было видно — ночью он не сомкнул глаз. — В Малфой-меноре тоже драконья оспа, бедняга Абраксас совсем плох, — заявил мой родитель. — У Присциллы видны первые симптомы, но Фоули считает, что у такой хрупкой леди болезнь будет протекать тяжело. У нас, кажется, околел один домовик с кухни — его с вечера не могут найти. — Необходимо дать сыворотку всей прислуге, — спохватился я. — Дали, а толку-то, — фыркнул отец. — Оказывается, смотритель зверинца слёг ещё несколько дней назад. И лечился травяным настоем, что за тёмное племя… — Коул? — зачем-то уточнил я. — Да, папаша рыжей девчонки, которая работает у нас горничной, — кивнул мой родитель. — Надо всё семейство отправить в Мунго, чтобы не плодили заразу… — Там наверняка риски намного больше, чем в Холле, — подумав немного, сказал я. — Да и лишние руки сейчас не помешают, пусть горничная остаётся в замке. — Хорошо, может, ты и прав, — кивнул отец. — Она не контактировала со своей семьёй, будучи в замке. Пусть остаётся, всех остальных в Мунго — лечиться или на карантин.        В Мунго в те дни творилось что-то невообразимое. Мест не хватало, медикаментов тоже. К такой вспышке драконьей оспы никто не был готов, многие волшебники погибли просто потому, что им не успели оказать должную помощь в первые дни болезни, или потому, что карантин не соблюдался как следует. Отец Леноры скончался через несколько дней, как и три из пяти сестёр, её брата чудом спасли, но он потерял слух*. Полагаю, есть моя заслуга в том, что Ленора осталась цела и невредима во время эпидемии.        Алиссандре стало получше к обеду, и я распорядился принести ей куриный бульон. — Папа, а ты не болеешь? — это было первым, что спросила Алиссандра, придя в себя. — Нет, принцесса, я абсолютно здоров, — заверил я её. — А мама и братик? — Тоже. Для безопасности они уехали на какое-то время, чтобы не заразиться. Все здоровы, дедушка и дядя Басти тоже, не беспокойся. — А бабушка и дедушка Блэки? — Алиссандра прервалась на продолжительный кашель. — И тетушки?        Я помедлил, вспоминая про Андромеду. — Они в полном порядке.        Личико Алиссандры вдруг омрачилось испугом. — Папа, а как же ты? Если ты заразишься? — Я не заражусь, обещаю. Я выпил сыворотку. Дедушке тоже ничего не угрожает — он уже болел драконьей оспой в детстве.        Алиссандра в задумчивости обвела комнату блуждающим, нездорово блестящим взглядом, несколько раз чихнула. Принесли бульон, и я стал кормить её с ложечки. Девочка морщилась и не хотела есть. Железы у неё на шее заметно опухли и болели, Сандра постоянно ворочалась и никак не могла улечься так, чтобы ей было удобно. — Ну же, принцесса, бульон придаст тебе сил. Надо кушать, — уговаривал я. — Не могу больше, — слабым голосом сказала Алиссандра и отвернулась. — Ты почти ничего не съела. Может, хочешь чего-нибудь вкусненького? — заботливо осведомился я, укладывая Алиссандру удобнее и поправляя одеяло.        Она покачала головой. Я навис над ней, поглаживая её по голове. Глаза девочки были очень грустными и уставшими, и из них катились крупные слёзы. — Хорошо, что мама с Салазаром, — едва слышно выдохнула она. — Так будет лучше.        То, как спокойно и здраво она рассуждала, почти что пугало. Но, Мерлин всемогущий, она даже в таком состоянии беспокоилась о других, не о себе! — Скоро ты поправишься, милая, и мы опять будем вместе, — заверил я Алиссандру, поглаживая её по голове. — Почитать тебе сказки?        Алиссандра слабо кивнула и всхлипнула. Взяв томик «Барда Биддля», я устроился рядом и ещё долго читал Алиссандре её любимые сказки. Она прижалась ко мне, держала меня за руку. Можно было представить, что всё в порядке.       К вечеру ситуация усугубилась: опять взлетела температура, язвочки на коже приобрели неприятный зеленоватый оттенок, кашель усилился. Железы ещё слегка увеличились в размерах, и Алиссандре было настолько плохо, что она зажмурилась и с силой сжимала зубы. Послали за Фоули.       Пытаясь сбить жар, он дал Сандре какой-то порошок и велел сиделке протереть её всю раствором таинственных трав. Потом, засучив рукава и надев перчатки, точным движением волшебной палочки принялся вскрывать набухшие бубоны. Раствор действовал — Алиссандра не чувствовала боли от этих манипуляций, но у меня всё внутри переворачивалось, и сердце заходилось в бешеном ритме где-то в висках. О, лучше бы меня резали по живому!       Когда Алиссандра поежилась и хныкнула, я не выдержал и, резко отвернувшись, налетел на отца. Он неожиданно прижал меня к себе так, что я смог опустить лоб на его плечо. Хотелось не видеть и не слышать. Но воспаленная кожа все также лопалась с характерным звуком под палочкой Фоули, а Алиссандра все так же тяжело дышала, изредка всхлипывая. Смотреть на это я не мог.       Я заставил себя повернуться, только когда Фоули заявил, что закончил. — Скажите, это не оставит следов на её коже? — заволновался я. — Она так красива… — Не об этом надо думать, мистер Лестрейндж… Чихание сопровождается искрами, вылетающими из ноздрей, — мрачно констатировал Фоули, осмотрев Сандру, которая более-менее пришла в сознание. — Это плохой признак. Болезнь затронула дыхательные пути.       Алиссандра, более-менее пришедшая в себя, испуганно на меня смотрела, и её взгляд так молил о помощи, что я подошёл к ней, крепко обнял и успокоил, как мог. После мы с Фоули вышли за дверь, и продолжили разговор уже там. — Что это значит, доктор?— с ходу напустился я на него. — Есть чего опасаться? — Не хочу вас пугать, но болезнь будет проходить тяжело, — покачал головой целитель. — Я знаю, что у вашей девочки слабый организм, поэтому сейчас необходимо окружить её постоянным присмотром и в точности соблюдать всё, что я скажу. — Да, конечно, конечно, — с пониманием закивал я. — Вы плохо выглядите, мистер Лестрейндж, — заметил Фоули, глядя на меня через пенсне. — Всем будет лучше, если вы и ваш отец не будете доводить себя до крайнего изнеможения. Я приставлю к мисс Лестрейндж лучших специалистов, а от вас требуется только одно — быть в форме. Вы понимаете меня? — Да, да, — растерянно пробормотал я. — Я не могу дать никаких гарантий, что вы не заразитесь. Вы не ощущаете недомогания, мистер Лестрейндж? — Фоули внимательно в меня всмотрелся. — Нет ли озноба? Не чихаете больше обычного? — О нет, со мной всё хорошо, — заверил я целителя. — Моя жена и младший ребёнок контактировали с Сандрой, есть ли гарантия, что с ними всё будет благополучно, если они приняли сыворотку? — Да, я заглянул к ним сегодня, леди Лестрейндж и маленький Салазар чувствуют себя превосходно, — кивнул Фоули. — Они вовремя приняли сыворотку, к тому же, оба обладают таким крепким здоровьем, что это просто поразительно. Но будет лучше, если они пока что не будут контактировать с вашей дочерью. Ваш сын в группе риска, ему точно следует оставаться на большом расстоянии. — Доктор, а много ли случаев заболевания? — спросил я. — Смотря, где, - уклончиво ответил Фоули. - Сын Мальсиберов, боюсь, тоже захворал. И, увы, у Абраксаса и Присциллы Малфой тоже драконья оспа. Но, в основном, высшее сословие не склонно хворать этой болезнью. Я слышал, что среди мелких торговцев и аптекарей, торгующих кровью драконов и прочими ингредиентами, имеющими отношение к этим созданиям, есть немало случаев. — Так внезапно, — поежился я. — Есть предположение, что это пошло от цирка, который недавно гастролировал по Британии. Там содержат множество перуанских змеезубов, а они, как известно, часто переносят эту болезнь… Как бы там ни было, сейчас главное не запускать лечение и в точности соблюдать мои инструкции. — И всё будет благополучно?       Фоули помедлил с ответом, отвёл глаза. — Да, я так думаю.       Дальнейшие события развивались стремительно, и помню я их весьма смутно, не считая особенно ярких моментов. К полуночи на язвочках появились неприятного вида фиолетовые крапинки, а жар поднялся настолько, что Алиссандра начала бредить. Фоули дважды давал ей сильнодействующие зелья, чтобы сбить температуру, но первый раз это помогло буквально на полчаса, а во второй раз эффекта не последовало. Мы с отцом, не смыкая глаз, дежурили у её постели. Рабастан, который уже принял сыворотку, наотрез отказался уезжать в более безопасное место.       Ночью помер ещё один домовик и старая нянька. Около полуночи Рабастан пожаловался на недомогание, и, осмотрев его, Фоули сообщил об ещё одном случае драконьей оспы. Брата уложили в постель и снабдили всеми возможными снадобьями. На отца было жалко смотреть — он сильно осунулся и не находил себе покоя.       К трём часам ночи Алиссандра чихала и кашляла, почти не переставая, с её губ срывались маленькие облачка искр. Девочка стонала и плакала, ворочалась и постоянно мотала головой, потом резко скрючилась, словно её ударили в живот. Её била крупная дрожь. Когда шквал лихорадки отошёл, Алиссандра обмякла и задышала быстро и прерывисто. Я пребывал в прострации, ссутулившись в кресле и нервически покачивая ногой. — Господа, — мрачно протянул Фоули, в очередной раз осмотрев Алиссандру. — Всё намного хуже, чем я думал. Сейчас состояние тяжёлое, и оно всё ухудшается. Возможно, маме девочки стоит приехать?       Воцарилась гробовая тишина, я перестал дёргать ногой. Отец побледнел, но лицо его осталось неподвижным, словно высеченным из камня. — Что вы хотите сказать? — нервным и тонким голосом спросил я. — Мистер Лестрейндж, я не могу поручиться, что исход будет благополучным, — тщательно подбирая слова, ответил Фоули. Он снял своё пенсне и протирал его, не поднимая на меня глаз.       Сердце громыхнуло в груди и словно замерло на мгновение, пропуская несколько ударов. Тишину комнаты нарушало только хриплое и рваное дыхание Алиссандры, остальные же не смели и пошевелиться. — Нет, этого не может быть, — протянул я, мотая головой, и вдруг с моих губ сорвался смешок. — Вздор какой-то, вы что-то напутали, доктор! Вы ведь сами говорили, вот в этой самой комнате, что опасности нет!       Фоули сжал губы в узкую линию и, не смея поднять на меня глаза, заговорил: — Я думал, мисс Лестрейндж была инфицирована недавно. Но теперь понимаю, что она заразилась уже около недели назад, вот только симптомы не сразу стали заметны. Возможно, вы замечали слабость у ребёнка? — Нет, нет, разве это имеет значение — когда она заболела? — не желая ничего слушать, продолжал я. — Вы же сказали, что вылечите её, что теперь изменилось? Отец, я не понимаю, о чем идёт речь, — в беспомощности я взглянул на родителя, и его взволнованные глаза напугали меня ещё больше. — Вы понимаете, что я готов вас озолотить? — обратился к Фоули сэр Лестрейндж, вставая из своего кресла. — Речь идёт о вознаграждении, равном состоянию. — Сэр, дело вовсе не в деньгах, — терпеливо отвечал целитель. — Я и так прилагаю все возможные усилия, как и мои помощники. Но сейчас всё зависит от самой малышки. Момент критический, если к утру ей полегчает, то самое страшное останется позади. Если же нет… Не хочу пугать вас раньше времени, но в таком случае может случиться что угодно. — Неужели нельзя провести какой-нибудь действенный ритуал? Принести жертву, пусть бы и человеческую, инферналы бы меня побрали? — отец наступал на Фоули, буравя того взглядом. – В конце концов, мы же волшебники, а не бессильные магглы! — Сэр, увы, я не занимаюсь такими практиками, — заверил отца Фоули, поднимая руки в защитном жесте. — А если бы и занимался, то сказал бы вам, что в данном случае все ритуалы бессильны, или, самое большее, продлят страдания несчастного ребёнка на непродолжительное время. — Долли, отправляйся за Беллатрикс, — глухо проговорил мой родитель домовой эльфийке. — Нет, нет, — я опять помотал головой. — Я не понимаю, что вы говорите. Я не… Я не понимаю. Это какое-то безумие. Как такое возможно — чтобы её жизнь была в опасности? — Рудольфус, держи себя в руках, пока всё не так уж плохо. Фоули, правильно понимаю, что говорить о фатальном исходе можно будет не раньше утра? — резко и четко проговорил сэр Лестрейндж.       Кажется, даже мой железный отец едва держался спокойно. — Пока что есть надежда, что всё обойдётся, — уклончиво отозвался целитель. — Но, скажите мне, ради Мерлина и Морганы, что может быть в самом худшем случае? Неужели смерть?— отрывисто спросил мой родитель.       Страшное слово погрузило комнату в мертвенную тишину, и у меня по спине пробежали мурашки. — Рано говорить такие страшные вещи, сэр, но если к утру температура не спадёт, то нам придётся по-настоящему сражаться за жизнь вашей внучки, и я не смогу дать никаких гарантий.       У меня внутри всё похолодело. Я обернулся на кровать и посмотрел на Алиссандру, ко лбу которой сиделка прикладывала холодный компресс. Комната закружилась перед глазами, и я был вынужден опереться на спинку стула. Стало нехорошо.       В ушах сиплое дыхание и сдавленный кашель. Где-то фоном отец пытается надавить на Фоули, но это получается у него из рук вон плохо — обычно такой властный голос едва ли не дрожит. Я слабо опускаюсь в кресло и беру Сандру за ручку. Она очень горячая. Не знаю, сколько я так просидел, с болью и волнением всматриваясь в её личико и вслушиваясь в её дыхание. В себя я пришёл, когда на моё плечо легла лёгкая, женская рука.       Подняв голову, я увидел Беллатрикс. Она была бледна, между бровей залегла складка. Жена сжала моё плечо в знак поддержки, а я положил ладонь на её руку.       Фоули повторил Белле то же, что сказал нам с отцом —болезнь протекает тяжело, потому что первые дни были упущены, и теперь есть риск для жизни. Беллатрикс подошла к Алиссандре, провела рукой по её волосам, покачала головой. — И что вы планируете делать, если температура не спадёт к утру? — холодно и жестко спросила она у целителя. — Я продолжу давать мисс Лестрейндж те же зелья, возможно, увеличу количества. — То есть, ничего нового. И, по-вашему, это поможет, если не помогало до этого? — Выбор не велик, мадам, — нахмурился целитель. — Если сыворотка не была принята сразу же или заранее, остаётся только делать раствор с нею, давать порошки от кашля и укрепляющие микстуры.       Самообладание Беллатрикс меня поразило. Она в те минуты была более сдержанной, чем мы с отцом. Мыслила намного трезвее нас обоих. — А если всё это не поможет, моя дочь умрёт? — жёстко и хлёстко уточнила Беллатрикс. Фоули медленно вдохнул и выдохнул, выбирая слова. — Я не могу вас обманывать. Да, такой риск есть, — нехотя признал целитель. — Я слышала, что в таких ситуациях единственным спасением может быть кровь единорога, — задумчиво протянула Беллатрикс, опять поглаживая Алиссандру по голове.       Я вздрогнул, отец нервно сглотнул. Фоули поежился. — Ну, что вы молчите? — пробурчал мой родитель. — Это действительно может помочь? — Кровь единорога давно запрещено использовать. Она не добывается, и даже на чёрном рынке придется потратить уйму времени, чтобы её найти. Да и то качество будет желать лучшего — уж больно строго наказывают за охоту на единорогов, чтобы было много желающих рисковать. — Вы не ответили на вопрос мистера Лестрейнджа, — одёрнула Белла. — Кровь единорога помогла бы? — Спасла бы кровь единорога жизнь вашей дочери? Да, — ответил Фоули. — Но последствия, какими были бы последствия! Леди Лестрейндж, вы не представляете, что испытывают люди, которые однажды вкусили кровь единорога. Это страшное проклятие. Постоянное недомогание, тремор, боли различного характера, слабость — лишь малая толика того, что будет постоянно ощущать тот, кто испьёт её. Страдания, которые порождает употребление этого вещества, хуже того, что испытывают вампиры. К тому же, придётся постоянно находить новые дозы, чтобы облегчать страдания. А это невозможно — постоянно иметь свежую кровь единорога под рукой. Не говоря уже о том, что употребление крови единорога в столь раннем возрасте может сделать ребёнка сквиббом. — Что же, спасибо, доктор Фоули. Теперь вы ответили достаточно понятно, — сдержанно проговорила Беллатрикс. — Будем дожидаться утра.       Алиссандру лихорадило, и Фоули дал ей ложку зелья, понижающего температуру. Её стало незначительно лучше, и в это время отец отправился проведать Рабастана, а Фоули отошёл отдохнуть в одну из гостевых спален. Мы с Беллатрикс остались вдвоём над кроватью нашей тяжело больной дочери.       Беллатрикс села на постель и взяла девочку на руки, устроив её головку на сгибе локтя и нежно обнимая крохотное тельце Сандры. Ласково отвела волосы с личика. И теперь, когда мы остались одни, я увидел, что и Беллатрикс сильно взволнована. Её глаза были на мокром месте. — Рудольфус, как это вышло? — прошептала она севшим голосом. — Как мы это допустили? — Это всё я, я не заметил раньше, что ей нездоровится, — простонал я, роняя голову на руки и запуская пальцы в волосы. — Можно подумать, я была к ней внимательнее, — горько проговорила Белла, не сводя глаз с измученного личика Алиссандры. — Руди, я… Я столько наговорила вчера… Я не думаю так, правда. Я люблю её, видит великий Салазар, очень люблю. Я не могу смириться с тем, что она от тебя, но я люблю её, как всякая мать любит своего ребёнка. — Белла, я знаю, — я положил руку на предплечье жены, и та слабо мне улыбнулась, всхлипнула. — Только в последние дни я поняла, как Сандра мне дорога, — тихо сказала Белла. — Не менее, чем Салазар. Может, она не похожа на меня так, как мне того хотелось бы. Да, она совершенно из другого теста, но я ужасно чувствую себя от того, что ей так плохо. Я готова на всё, чтобы помочь ей… — Беллатрикс, всё будет хорошо, я уверен.— Я тоже пересел на кровать и стал поглаживать руку Беллатрикс, успокаивая её.— Она не может… Она не может умереть. Мир ещё не настолько сошёл с ума, чтобы позволить умереть самому нежному созданию. Всё образуется, вот увидишь.       Беллатрикс помолчала, потрогала лоб девочки. — Руди, но ведь ей становится только хуже, — сказала она едва слышно. — А я так плохо к ней относилась… Рудольфус, ты понимаешь, что мы должны сделать? — О чём ты, Белла? — Ты ещё не понял, что ситуация выходит из-под контроля? Фоули не спасёт нашу дочь, Рудольфус.       Слова Беллатрикс зазвенели в голове, и я опять ощутил приступ головокружения. — Он сказал, что положение станет критичным, если только к утру не спадёт жар… — Рудольфус, уже светает, а температура не только не опускается, она поднимается, — быстро заговорила Беллатрикс, чуть подавшись ко мне. — Белла, я не понимаю тебя. Использовать кровь единорога — это безумие. Ты не хуже меня знаешь о том, как разрушающе она влияет на человека. Фоули и половины не сказал. — Но если это единственный выход! — шикнула на меня Беллатрикс. — Нет, Белла! Это слишком жестоко по отношению к Алиссандре!— шепотом прокричал я в ответ. — Ты готов позволить ей умереть? Да мы с тобой до конца жизни не простим себе этого! Посмотри на твою дочь, Рудольфус, посмотри на неё! Возможно, к утру она уже будет мертва!       Мой взгляд приковался к личику Алиссандры, которое было искажено болезнью и страданиями. Даже во сне она морщилась, поднимала бровки домиком и постанывала. Из-под воспаленных припухших век катились крупные слезы. Её руки и ноги за пару дней исхудали так, что теперь походили на тонкие палочки. Видеть Алиссандру такой было хуже смерти.       Я схватился за волосы, резко встал и заходил по комнате, мотая головой. — Беллатрикс, это сумасшествие, — решил я через несколько минут. — Я никогда не подвергну её таким мучениям. Ход твоих мыслей пугает меня. Дождёмся утра, я уверен, что Фоули знает, что делает. Вот увидишь, через несколько часов Алиссандре станет лучше, и мы забудем всё это, как страшный сон. — Я хочу этого больше всего, но будь готов к решительным мерам, Рудольфус, — процедила Беллатрикс, не спуская с меня отчаянного, не по-доброму горящего взгляда.       К десяти утра стало ясно, что на улучшение можно не надеяться. Бубоны опять надулись и распухли, налились фиолетовым, вокруг каждого расползлось безобразное зеленое пятно. С каждым хриплым и сдавленным вздохом с губ Сандры срывались искорки. Когда она начинала чихать и кашлять, то жутко задыхалась и едва ли не теряла сознание.       Фоули теперь работал молча и сосредоточенно. Каждую четверть часа измерял давление, пульс и температуру больной. С помощью медсестры он устроил холодную ванную для Алиссандры, и это было совершенно ужасно — её поместили в емкость, полную студёной воды и льда, чтобы сбить жар. Малышка пришла в себя, её била крупная дрожь, и Сандра испуганно плакала и просилась в тепло. От слёз ей становилось всё сложнее дышать.       К вечеру она впала в забытье и больше не приходила в себя ни на минуту. Сбить температуру уже не получалось. Она опять сжалась в комочек и застыла, изредка сотрясаемая мелкой дрожью. С её губ срывались вскрики. Запинаясь, Фоули оповестил нас, что он бессилен, так как началась агония. — Теперь я могу только облегчить её страдания зельями, — разводил он руками. — Дементоры бы меня разорвали, — рыкнул отец, и стукнул кулаком по камину так, что стена содрогнулась.       Он был на себя не похож и держался только потому, что болезнь Басти, к счастью, протекала легко и не обещала осложнений.       Я совершенно не понимал, что происходит, и только и мог беспомощно сидеть у кровати больной и держать дочь за руку. Беллатрикс быстрыми шагами мерила комнату. — Рудольфус, — Беллатрикс взяла меня за руку. — Время пришло. Мы должны сделать это. — Что? — растерянно спросил я. — Как — что? Достать для неё кровь единорога! — Беллатрикс, мы не можем обречь её на такие страдания, — возразил я. — Её жизнь не будет полноценной, она будет мучиться… — Но она будет жить! — воскликнула Белла. — Да что с тобой, Рудольфус? Неужели ты не хочешь спасти твою дочь?       Я с мукой посмотрел на Алиссандру. Её лихорадило, девочка не переставала сипло кашлять и чихать, задыхаясь. Бубоны обезобразили её нежную кожу, личико осунулось. Она теперь не переставая стонала и кричала тонким, дрожащим голосом. Мерлин и Моргана, невыносимо было видеть её страдания. Я был готов жизнь отдать за то, чтобы она выздоровела. Но обречь Алиссандру на новые муки из-за крови единорога… Допустимо ли это? С другой стороны, я никогда не видел, как страдали из-за этого проклятия… Возможно, всё не так уж и плохо? Да и что, в сущности, может быть хуже смерти моей бесценной Алиссандры? — Я сделаю это с тобой, или без тебя, — убежденно заявила Беллатрикс. — Решайся быстрее, времени у нас не осталось. Доктор, скажите, в каком количестве нужна кровь единорога, чтобы спасти нашу дочь? — Леди Лестрейндж, — ахнул Фоули. — Это совершенно невозможно, я даже не представляю, где можно было бы достать это запрещенное снадобье… К тому же, полной силой оно обладает лишь в том случае, если человек пьет прямо из раны единорога. Повторюсь, это невозможно, так что… — Сколько нужно, доктор Фоули? — властно перебила Беллатрикс. — В случае вашей дочери — чем больше, тем лучше. Но, Морганы ради, леди Лестрейндж, что вы задумали? — Я не позволю! Только через мой труп!— воскликнул мой отец. — А если Рабастану станет хуже? — закричала в ответ Беллатрикс. — Что, вы и тогда будете просто сидеть? Мы все должны признать, что единственный выход — это дать ей кровь единорога. Потом мы придумаем что-нибудь, чтобы излечить её от зависимости. Мы с отцом заметно растерялись и не спорили, только Фоули стоял на своём. — Леди Лестрейндж, это не решение проблемы, — терпеливо повторял он. — Эгоистично заставлять ребёнка так страдать. Это ведь только вам будет утешением — то, что вы сделаете всё, что в ваших силах, чтобы продлить дни малышки. — Она мать, оно и понятно, — проговорил отец, покачивая головой. — Как тут не сходить с ума… Но если есть хоть малейший шанс, если это даст нам время… Хуже ведь уже не может быть.       Нужно было на что-то решаться. Не слушать Фоули и Беллатрикс, а принять ответственность за решение на себя. И я сделал это. — Если кровь единорога это то, что спасёт нашу дочь, то мы её достанем, — процедил я. — Сэр, образумьте вашего сына и невестку, это чистой воды безумие, — взмолился Фоули, обращаясь к моему отцу.       Сэр Лестрейндж нервным движением покручивал фамильный перстень на пальце и отрицательно мотал головой. — Я за кровь единорога, — проговорил он, наконец. — Идите, Рудольфус. Ты знаешь, что делать, а я буду с Алиссандрой.       Не слушая возражений Фоули, мы с Беллатрикс стремительно покинули комнаты. — Возьми маску и плащ, Рудольфус, это не будет лишним, — проговорила Белла.       Через несколько минут мы с ней спускались по парадному крыльцу Лестрейндж-холла уже в плащах Пожирателей Смерти. Я впервые видел Беллатрикс в её золотой маске, в плаще с опущенным на голову капюшоном. Она двигалась быстро, но бесшумно, и выглядела очень естественно в своём мрачном облачении. — В Запретный лес? — только и спросил я. — Да, — кивнула Белла.       Она взяла мою руку в свою, и мы аппарировали в нескольких десятках километрах от Хогвартса, оказавшись в самой чаще Запретного леса. Было настолько темно, что я хотел было создать Люмос, но Беллатрикс на позволила. — Глаза скоро привыкнут, — прошептала она. — А свет только распугает единорогов.       Я кивнул в ответ, и мы стали медленно пробираться через чащу. Вероятно, в другое время года мы бы ничего не видели, но сейчас через голые ветви проникал свет неполной луны, и мои глаза вскоре и впрямь привыкли к ночной тьме. Я различал силуэты мелких волшебных тварей среди ветвей, вслушивался в звуки, которых было бесчисленное множество.       Беллатрикс словно плыла во тьме, ступая так бесшумно и быстро, что у меня сложилось впечатление, будто пробираться в плаще Пожирателя в ночи для неё не в новинку. — Беллатрикс, а ведь ты никогда не рассказывала о том, какие задания тебе даёт Темный Лорд, — осенило меня. — Ты хочешь обсудить это сейчас, Рудольфус? — не без сарказма поинтересовалась Белла.       Она шла крадучись, как большой хищник вроде пантеры, на пружинистых ногах, держа палочку наготове. Что-то в её поступи напомнило мне Долохова. Вспомнилось, как Антонин часто давал понять, что Белла в его понимании человек абсолютно безжалостный и кровожадный. И вот теперь, видя её в таком пугающем образе, я впервые задумался о словах Долохова серьёзно. — Как мы найдём единорогов? Лес огромный… — заговорил было я, но Беллатрикс резким движением подняла руку, заставляя меня замолчать. — Я что-то слышала, — прошептала она.        А в следующую секунду Белла вдруг сделала стремительный выпад вправо, сверкнула вспышка парализующего заклинания, и что-то большое, шумно сминая ветви, упало в кустах. — Полагаю, нам помогут отыскать дорогу к стаду, — заметила Беллатрикс и, подобрав юбки, двинулась в ту сторону, где замерла её жертва.       Я пошёл за ней следом. Под домашними туфлями, которые я в спешке забыл сменить, скрипел снег и хрустели ветки. К счастью, наша зима не была такой суровой, как на родине Антонина, поэтому ночная прогулка в лесу не приносила особых неудобств, учитывая то, что мы с Беллой применили согревающие чары.       Беллатрикс первая добралась до темнеющей на снегу тени живого существа, которое шумно и хрипло дышало. На кончике её палочки вспыхнул Люмос, и мы увидели щурившегося на него молодого кентавра. — Империо, — прошептала Беллатрикс, и Непростительное скатилось с кончика её палочки с такой легкостью, словно она практиковала его ежедневно. — Не шуми. Тихо ответь, если знаешь, где единороги? — Знаю, — низким голосом сказал кентавр, глядя на Беллу пустым, неосмысленным взглядом. — Отвези нас туда, — повелела Беллатрикс, и взмахнула палочкой, снимая с кентавра парализующие чары.       Создание встало на передние копыта, подтянуло следом круп, и встало перед нами. Я подсадил Беллатрикс ему на спину, следом взобрался сам. — Скачи так быстро, как только можешь, — велела Белла.       Я едва успел использовать волшебные путы, чтобы накинуть их на грудь кентавра крест-накрест и использовать вместо уздечки. Мы с Беллатрикс прильнули к спине нашего невольного помощника, и молча летели через ночную тьму. По головам изредка приходились удары тонких ветвей. Кентавр бежал галопом, но до того легко и плавно, что мы с лёгкостью удерживались на нём без седла.       Когда мы очутились над небольшой долиной, Беллатрикс велела кентавру замедлить ход. — Вон они, будто светятся во тьме, — прошептала Беллатрикс, указывая вниз.       Действительно, у замерзшей реки виднелись словно сияющие в лунном свете единороги. Взрослые животные были настолько ослепительно белыми, что выделялись даже на снегу, особи моложе — серебристые и золотые сверкали под лучами луны, как драгоценные металлы. — Они услышат наше приближение, — тихо проговорил я. — Да, но если они услышат топот копыт, а не шаги, они не испугаются, — заметила Беллатрикс. — Ты постарайся подъехать поближе, Рудольфус. Единороги отвлекутся на тебя, а я аппарирую в самый подходящий момент. — Хорошо, — кивнул я, и помог Беллатрикс спешиться. — Нападём на жеребёнка? С ним будет легче совладать. — Безусловно.        Она осталась на холме, с которого мы подъехали, а я, вжавшись в спину кентавра, медленно поехал вниз. Белла была права — сонный табун почти не обращал внимания поначалу, ведь кентавры всегда жили по соседству с единорогами. Но когда мы стали приближаться, эти грациозные звери ощутили мой запах и, заволновавшись, стали внимательно всматриваться в приближавшийся силуэт.       Наконец, великолепный самец около двух метров в холке почуял человека, и, встав на дыбы, собирался было оглушительно заржать. Я отреагировал молниеносно — взмах палочки, и Силенцио обрушилось на животное. Зверь попытался заржать, но только клубы пара вырывались из его рта. Единорог несколько раз удивленно мотнул головой, забил ногами по земле, и, устрашающе опустив рог, кинулся ко мне.        Зрелище было таким грациозным и красивым, что я чуточку замешкался, и вздрогнул от неожиданности, когда прямо передо мной выросла Беллатрикс. — Секо! Не спи, Руди! — закричала она.        Стадо взволновалось, и в мгновение ока все единороги пробудились ото сна и забегали по поляне. Огромный жеребец, вожак, по всей видимости, оглушительно заржал — его магия скинула моё Силенцио. И, кренясь на один бок, истекая кровью от ранения, нанесённого Беллой, он поскакал прочь. Остальные тоже обратились в бегство. — Скорее! Там был совсем маленький, он не успеет уйти! — воскликнула Беллатрикс, внимательность и собранность которой всё больше меня поражали.        Беллатрикс исчезла и аппарировала на то место, где молодая кобылица гарцевала возле совсем крохотного жеребёнка, которому было не больше недели. Я пришпорил кентавра, заставляя его кинуться туда же. Империус Беллатрикс был настолько сильным, что кентавр подчинялся мне столь же безоговорочно, как Буцефал — Александру Македонскому.        Беллатрикс точным выпадом сумела стреножить неуклюжего жеребёнка, который барахтался на земле и жалобно ржал, и несколькими огненными вспышками отогнала кобылицу, которая заходилась испуганным ржанием, и словно звала на помощь. Я подоспел как раз вовремя — две крупные самки бросились на помощь, и одну из них я поразил мощным Аратасом. Вторая ударила кентавра передними ногами с такой силой, что я вылетел с его спины прямо под ноги Беллатрикс. — Хватаем жеребёнка и уходим! — закричал я, понимая, что к нам устремилась добрая половина стада, и нас запросто могут затоптать.        Беллатрикс сделала круговое движение палочкой над головой, и нас с жеребёнком окружило кольцо огня. Единороги в ужасе шарахнулись в стороны. Но кобылица, словно поняв мои слова и не желая отдавать своё детище, с диким ржанием кинулась к нам прямо через огонь. В тот же момент Беллатрикс со свистом рассекла палочкой воздух, вспоров вставшей на дыбы кобылице живот от шеи до задних ног. Сребряная кровь фонтаном окатила Беллу с головы до ног, и если бы я не успел схватить её за талию и оттащить, дико ржущая самка единорога упала бы прямо на неё.        Второй рукой я сгрёб гриву жеребёнка, Белла крепко вцепилась в меня, и я крутанулся на каблуках, аппарируя как раз вовремя, чтобы избежать удара копыт подоспевших единорогов.        Мы оказались в парке недалеко от главного входа в Холл. Тяжело отдуваясь, я встал на ноги и помог подняться Беллатрикс. Она вся была в серебристых подтёках драгоценной крови, но скалилась и улыбалась. — Мы сделали это!        Беллатрикс указала на барахтающегося у наших ног маленького единорога. — Поспешим, — кивнул я, надежнее связывая жеребёнка взмахами палочки и обездвиживая его таким образом.— Вингардиум Левиоса.        Жеребёнок оказался уже достаточно увесистым, и мне стоило некоторых усилий успешно до левитировать его до детской.        Когда мы вернулись, Фоули измерял пульс Алиссанды и качал головой. Беллатрикс вошла первая, и бросила в пустое кресло окровавленный плащ и маску. Я следом за ней вволок в комнату жеребёнка. — Мерлин и Моргана, — выдохнул Фоули. — Вы вовремя, дела совсем плохи, — сказал отец. — Целитель Фоули, вы не раз доказывали верность нашей семье, — очаровательно улыбнулась Беллатрикс. — Надеюсь, и в этот раз вы нас не разочаруете. — Я не донесу о том, что видел, разумеется, — даже несколько оскорблено заметил Фоули. — Но я снимаю с себя всякую ответственность за последствия.        Беллатрикс с помощью магии транспортировала возящегося в путах жеребёнка к кровати Алиссандры и занесла над ним палочку. — Подожди, — не выдержал я. — Скажите ещё раз, что ситуация безвыходна, — обратился я к Фоули. — К исходу этого часа маленькая мисс Лестрейндж отойдёт в лучший мир, я бессилен это изменить, — нехотя признал целитель. — Я также должен сказать, что убийство единорога — страшное проклятие. Это не доказано, разумеется, но считается, что человек, убивший это благородное животное, будет навеки проклят так же, как тот, кто испьёт его кровь. — Я сыта этими сказками по горло, — презрительно воскликнула Беллатрикс. — Позволь мне, — тихо попросил я, задержав её разящую руку. — А ты поднесёшь Алиссандру к ране…        Я приложил волшебную палочку к крупной бьющейся вене на мягкой и бархатистой шее жеребёнка, но невольно встретился с его большими испуганными глазами. Да, было ужасно жаль это несчастное животное, но разве могла моя рука дрогнуть? — Секо. — Не могу на это смотреть, — выдавил Фоули, и покинул комнату. — Целитель Фоули, вы должны уяснить, что то, что вы видели, не подлежит разглашению, — закричал отец, бросаясь за ним вслед.        Мои руки буквально обожгло горячей, серебряной кровью. Но она не проливалась впустую — Беллатрикс уже поднесла под брызжущий фонтанчик Алиссандру и приоткрыла ей рот. Мне стало нехорошо от этой картины, но я не посмел отвернуться от дела рук своих.        Алиссандра сперва была бесчувственна, потом начала приходить в себя, пытаться отплевывать серебряную жидкость, но Беллатрикс удерживала её достаточно сильно. Не знаю, сколько мы влили в Алиссандру крови единорога, но мы остановились лишь когда девочку стало тошнить, так как больше не лезло.        За окном уже занимался рассвет. Жеребёнок уже не дергался, только закатил лиловые глаза и мелко вздрагивал, умирая. Белла устало откинулась на кровать спиной, всё так же держа на руках Алиссандру. Я, весь в крови, не замечая, во что мы превратили комнату, жадно вглядывался в лицо Алиссандры, пытаясь увидеть первые признаки улучшения.        Прошло несколько минут, прежде, чем она приоткрыла глаза и посмотрела на меня почти что совершенно ясным взглядом. — Папочка, что происходит? — сипло прошептала девочка. — Она очнулась! — обрадовалась Беллатрикс, и в порыве чувств стала целовать макушку Алиссандры. — Ты долго спала, принцесса, — с кривой улыбкой соврал я.        И тут взгляд Алиссанды опустился на затихшего жеребёнка. Её глаза расширились в испуге, ротик скривился, и девочка стала дышать шумно и нервно. — Ч-что с ним?.. — выдохнула она одними губами. — Ничего! — запоздало спохватился я. — Ничего, не смотри, милая. Беллатрикс, найди скорее зелье сна… — Папа, что с ним? — зарыдала Алиссандра.        Я поспешил забрать её из рук Беллатрикс и уложил обратно в постель. — Ничего, ничего, тебе показалось. Часто так бывает — от жара может всякое привидится. Эванеско, — я исподтишка заставил тушку жеребёнка исчезнуть.        В глазах Сандры вдруг отразилось страшное понимание, она оглядела себя — её руки и рубашка по-прежнему были в серебряной крови. Потом девочка, даже не дыша, провела ручкой по губам, и когда она увидела на ладошке серебряную жижу, то протяжно и громко закричала. — Нет, нет, я убила его! Я убила маленького единорожка! — горько заплакала она. — Я не могу найти это чёртово зелье! — истерически воскликнула Беллатрикс. — Успокой её как-нибудь! — Нет, Алиссандра, ты никого не убивала! Милая, ну ты что? Разве ты могла кого-то убить? Это только дурной сон! Ложись скорее, завтра утром всё забудется! — твердил я, как последний дурак.        А Алиссандра только мотала головой и плакала так неутешно, так бурно, как никогда в жизни. Горе, поразившее её, было столь сильным, что я испугался, что это оставит серьёзный отпечаток на нашем ребёнке. — Алиссандра, да что же это с тобой? Экскуро. Вот, посмотри на себя, тебе всё пригрезилось! Нет больше никакой крови…        Беллатрикс стукнула меня по плечу и покрутила у виска. — В смысле, не было, не было ничего, Сандра, — поправился я.       Но Алиссандра меня не слышала. — Это вы, вы убили его! Как вы могли, папа? Вы же убийцы!— рыдала она. — Из-за меня! Из-за меня! Это я виновата! Я чувствую во рту его кровь… — Алиссандра, ну ка посмотри на меня! — воскликнула Беллатрикс.        Она жестко оторвала ручки Алиссандры от лица и вдруг направила на девочку волшебную палочку. — Обливейт!        Алиссандра без чувств откинулась на подушки, и воцарилась мёртвая тишина. — Я не поняла, получилось? — дрожащим голосом спросила Беллатрикс. — Что мы наделали, — прошептал я.        Алиссандра вдруг страшно захрипела и выгнулась в спине, словно какая-то чудовищная сила сдавила её изо всех сил. Она широко распахнула глаза, и из них потекли кровавые слёзы. — Мерлин, так не должно же быть? — ужаснулась Белла. — Я позову Фоули!        Она опрометью бросилась вон, а я поспешил взять Алиссандру на руки. Её всю свело судорогой и трясло, девочка запрокинула голову и не могла даже вздоха сделать. Я испуганно пытался её растормошить, но какое там — девочка не слышала и не видела меня, только билась в страшной агонии. Я кожей чувствовал в воздухе что-то темное и страшное, объявшее её. По спине пробежали мурашки.        Вбежали целитель Фоули и отец, за ними Белла. Фоули тут же посветил заклинанием вроде Люмоса в глаза Алиссандры, ощупал её шею, стал применять какие-то чары… — Что с ней? Что с ней? — повторял я, как заведённый.       Что бы Фоули не делал, Алиссандру не отпускало. На губах выступила кровавая пена, лицо побагровело. — Впервые вижу такое, — поражённо ахнул целитель. — Как будто… Словно её собственная стихийная магия запустила процесс самоуничтожения… — Да как такое возможно? — вскричала Беллатрикс, хватаясь за голову. — Мы же сделали всё, что могли! — Сделайте что-нибудь! — воскликнул отец. — Отойдите! — Фоули выхватил у меня из рук Алиссандру, положил её на кровать, и начал выводить в воздухе пасы палочкой. — Анапнео! Агуаменти!        Но Анапнео не прочистило дыхательные пути, а струя воды не привела Алиссандру в себя. Вся наша суета вокруг кровати была тщетна.       Вскоре Алиссандра задышала быстро, но поверхностно, заметалась в кровати, задыхаясь и кашляя. Каждый раз, хватая воздух, она хрипела, стонала и задыхалась. И кашляла, кашляла всё больше. Её всю била крупная дрожь. Она стала медленно затихать, дрожала всё меньше, была совсем холодная. Губы отдавали синевой, на лице словно была глиняная маска — серая и безжизненная.       Я качал головой как заведённый и с мукой смотрел, не отрываясь, на её подрагивающие веки, словно во мне все ещё теплилась надежда на чудо. Безумный, я даже тогда верил, что она будет спасена.       Потом словно какая-то сила подкинула Алиссандру, и она резко села на кровати и открыла глаза. Посмотрела прямо на меня, потом на Беллатрикс, и покачала головой, не в силах выдавить из себя ни слова. В её воспаленных глазах полопались сосудики, но куда страшнее было видеть отчаяние и боль во взгляде, она смотрела на нас, как на предателей. В глазах стоял горький упрёк.       А в следующую секунду Алиссандра откинулась на подушки и замерла. Она больше не шевелилась и смотрела в потолок пустым безучастным взглядом зеленых глаз.        Мир рухнул. Ушла ещё одна Алиссандра Лестрейндж. Умер и Рудольфус. Сентябрь 2018 года, Лондон, особняк Рабастана Лестрейнджа        Даниэль Дэшвуд не сразу заметил, что по его лицу сбежало несколько слёз, и украдкой смахнул их. Зато Рудольфус смотрел в камин совершенно спокойным и даже отрешённым взглядом. На его лице не отражалось ровным счётом ничего. — Мистер Лестрейндж, сэр, — прошептал Дэшвуд, не зная, чем поддержать глубоко несчастного человека перед собой. — Не жалейте меня, молодой человек, — без всякого выражения проговорил старик. — Это рана, которая не заживает и не затягивается. Я всегда думал, что мы с Беллатрикс своими руками убили её. Надо было быть идиотами, чтобы не понимать — Алиссандра была настоящим ангелом, она не могла пережить такого. Фоули, видимо, подговорённый моим отцом, потом заключил, что у Алиссандры была редкая врождённая аллергия на кровь единорога. Но я-то помню, что он тогда сказал — онане смогла перенести того, что послужила причиной для такого страшного убийства, и её стихийная магия вышла из-под контроля. Говорю вам, я сам тогда умер. Не осталось ничего от Руди Лестрейнджа, который жил до того момента.        Дэшвуд подумал о маленькой Люси, о его собственной дочери. Вспомнил её смех, запах детского шампуня от её волос, топот маленьких ножек целыми днями и её тяжесть и тепло у него на руках… Что, если бы он потерял это всё в один миг? В самом деле, лучше смерть, чем это. Нет и не было ничего страшнее для человека, чем потеря ребёнка. И быть не может. — Но как, Мерлин и Моргана, как вы это пережили?.. — Дэни осёкся. — Она ведь действительно была вашим миром… — Всё было предельно просто и ясно, — усмехнулся Лестрейндж, всё так же глядя на пляшущие языки пламени. — С той секунды, когда сердце моей Сандры остановилось, я мог прожить ровно столько, сколько мне требовалось для того, чтобы спуститься в мой кабинет, достать подарок весёлой вдовы, и одним махом осушить содержимое флакона с ядом. 09 января 1974 года Лестрейндж-холл, графство Йоркшир, Норт-Райдинг.        Беллатрикс сдавленно выдохнула и пошатнулась. Фоули поспешил к ней, открывая баночку с припасённой нюхательной солью. Отец положил руку на сердце и только мотал головой. Ещё несколько мгновений я пустым взглядом, не шевелясь и даже не дыша, смотрел на лицо моей мёртвой дочери. Потом закрыл её глаза и порывисто наклонился к ней, поцеловал в лоб, и едва слышно прошептал: — Я скоро.        Так как в детской поднялась суматоха, меня не стали останавливать. Быстрой, летящей походкой, я пронёсся по коридорам Лестрейндж-холла и вихрем ворвался в свой кабинет.        Там я выдвинул верхний ящик стола, достал шкатулку со снадобьями Эмили Кларик, вынул флакон с ядом и выдернул пробку. На мгновение я замер, глядя на стеклянный флакончик, но видя перед собой только пустые, погасшие глаза Алиссандры.        Дверь резко распахнулась, и на пороге я увидел отца, тяжело опирающегося на косяк. — Рудольфус, нет! — зарычал он.        Но реакция, притупленная дурнотой, подвела сэра Сильвия— я успел одним махом опрокинуть флакон с ядом быстрее, чем отец что-либо сделал. Мгновение мы смотрели друг другу в глаза, и я видел во взгляде родителя всё то же, что чувствовал сам ещё недавно — страх, боль, безумие.        Первые мгновения ничего не происходило, и я нетерпеливо прислушивался к своим ощущениям. Я молил небеса, чтобы всё случилось быстрее. Каждая секунда была невыносима, так как с каждым мгновением я всё яснее понимал, что Алиссандра мертва. Осознание этого было настолько кошмарным, что я не сомневался — если я не умру в эту же минуту, меня накроет страшная агония. Выдержать этого я не мог. — Что ты выпил? Что это было, инферналы тебя дери? — кричал отец, подлетая ко мне и хватая меня за плечи. — Рудольфус, ты меня слышишь? Что это было, будь ты неладен?        Я ощутил спазм внутри, потом стало жечь. Я ахнул, схватился за живот, и был вынужден опереться на отца. Боль становилась всё ощутимее по мере того, как смертельный яд проникал в мой организм. Но на губах моих расцветала улыбка, я с упоением, с восторгом ощущал каждый отголосок боли.        В дверях возникла лопоухая голова Долли. — Притащи сюда Фоули! — крикнул ей отец, крепко удерживая меня за плечи.        Внутри уже всё огнём горело, начиная от горла, и заканчивая животом. Я подумал о том, что Алиссандра чувствовала что-то подобное, и, зажмурившись, закричал, как безумный, во всю силу лёгких. В припадке безумия вцепился в свои волосы и замер, вслушиваясь в неумолимый стук маятника в настенных часах. На сколько же минут я уже посмел пережить её!?        Я наконец-то разрыдался, бурно и неутешимо, уже не слушая, что кричал отец. Схватился за голову, пошатнулся, и понял, что теряю сознание.        И вот, наконец, я рухнул, как подкошенный, и отец не смог меня удержать, опустился рядом на пол. Флакончик со стуком покатился по полу.        Отяжелевшие веки смыкались, но я тупо смотрел на потолок ещё несколько минут, прежде чем провалился в темноту. Уже будучи где-то далеко я, кажется, чувствовал руки отца, тормошащие меня, и слышал его отдаляющийся голос. *В каноне очень мало информации про драконью оспу, поэтому автор решил взять за основу похожие маггловские болезни — чёрную и ветряную оспы. В случае брата Леноры речь об энцефалите, который может возникнуть как осложнение при ветрянке. Помимо энцефалита ветряная оспа может осложняться менингитом, полиневритом или воспалением зрительного нерва.