Лестрейнджи не плачут

      Сентябрь 2018 года, Косая аллея, офис «Ежедневного Пророка» — Дэни, привет! — звонко поздоровалась Рита Скитер, входя в кабинет. — Доброе утро, — сонно зевая, отозвался Дэшвуд.       Он пил вот уже второй кофе, но никак не мог проснуться. Мало того, что дома он был только в первом часу, так ему ещё и не спалось после ужасающего рассказа Лестрейнджа. Всю ночь ему снились такие кошмары, что подробности он предпочитал не вспоминать. Зато к жене и дочери он стал намного внимательнее, каждое утро обязательно готовил завтрак вместе с Линнет в четыре руки, как когда они только стали жить вместе, потом обязательно играл немного с Люси. И хотя жене не нравилось то, что он ежедневно задерживается на работе, остальные перемены в его поведении сказывались скорее благоприятно на их семье. — Ты какой-то странный в последнее время, — заметила Скитер, располагаясь на своём месте. — Проблемы с Линнет?       Даниэль тяжело вздохнул. Почему-то Рита всегда надеялась на худшее. А если всё было сносно — додумывала сама. — Плохо спится, — отмахнулся молодой человек.       ​Что ж, это было правдой. По всей видимости, пора было запастись успокоительным, если он хотел дослушать историю Рудольфуса до конца. — Ты как, карточку уже откопировал? — как бы невзначай спросила Скитер. — Ой, точно, — Дэни похлопал себя по карманам, словно только спохватился. — Извини, пожалуйста, забыл дома… Завтра принесу. — Буду ждать, — кивнула Рита.       Дэшвуд же только зевнул в ответ и отправился за ещё одним кофе. Ему давно пора было выспаться, но профессиональный интерес был сильнее. Впрочем, уже не только профессиональный. Дэшвуд всё чаще ловил себя на том, что искренне сопереживает Рудольфусу. Тому молодому Рудольфусу, на долю которого выпало столько испытаний... Поэтому вечером он, как штык, был у Лестрейнджа, а прытко-пишущее письмо бегало по строчкам блокнота.       29 мая 1975 года. Лестрейндж-холл, графство Йоркшир, Норт-Райдинг       Было тепло, но пасмурно. Министерский представитель на день раньше засвидетельствовал факт смерти и составил все нужные бумаги, поэтому в день погребения на семейном кладбище была только семья — мы с Беллой, её родители, Нарцисса, Рабастан и мой отец. Было решено сделать всё тихо и быстро. Маленьких детей вообще чаще всего хоронят именно так.       В огромном родовом склепе было достаточно места. Он был вытянутой овальной формы, в середине находилась крутая винтовая лесенка, ведущая вниз. Там покоились останки наших далёких предков. На первом же этаже хоронили где-то с начала восемнадцатого века. Тут нашел свой покой и Салазар, хотя в нём не было крови Лестрейнджей.       Массивные мраморные гробы стояли вдоль всех стен. Резчики по камню превосходили самих себя, украшая гробницы моих славных предков. Склеп Лестрейнджей таил в себе настоящие произведения искусства. Так, например, на мраморной плите, закрывающей гроб моей матери, возлежала выточенная из мрамора фигура леди Алиссандры. Она словно спала, голова была наклонена на бок, лицо выражало умиротворение, тонкая изящная рука свисала с плиты, вторая покоилась на животе. Рядом с гробом стояли свежие лилии в вазе. По соседству с моей матерью было возвышение поменьше. Маленький, детский мраморный гробик. Над ним был изображен ангел, выполненный настолько искусно, что я невольно залюбовался. Черты ангелочка напоминали лицо моей Сандры, и я, нервно сглотнув, прочитал выгравированную надпись.       «Алиссандра Сильвия Бетельгейзе Лестрейндж. 17 апреля 1970 г. — 13 января 1975 г. Душа моя сгорела в том огне, что смерчем смертным несся по стране.»       Я был тут впервые с её смерти. Не находил в себе сил прийти и увидеть имя своей дочери на могильной плите. Но судьба не оставила мне шансов, заставив явиться сюда после смерти Салазара. И вот я стоял и смотрел, как надгробная плита медленно надвигается на ещё один детский гробик, навсегда скрывая от мира лицо маленького мальчика, который был мне как сын.       Личико Салазара хранило отпечаток упрямого несогласия, детской обиды. Это все заметили и старательно отводили глаза, не в силах вынести такого печального зрелища. Я задумался о том, каким должно было быть лицо Алиссандры.       «Как вы могли, папа? Вы же убийцы!»       Я потряс головой, пытаясь прогнать оттуда детский голосок.       Гроб закрылся, и мой отец молча повёл над ним палочкой, прикрепляя крышку заклинанием вечного приклеивания. Гравировка гласила:       «Салазар Сигнус Лестрейндж 21 февраля 1972 г. — 26 мая 1975 г.»       Друэлла Блэк не смогла сдержаться и опять заплакала, отвернувшись к мужу и уронив голову ему на плечо. Нарцисса последовала её примеру, прильнув к отцу с другой стороны. Рабастан усиленно отворачивался и задирал голову к потолку, сражаясь с непрошенными слезами. Мой отец, тяжело вздохнув, отошёл к гробнице жены.       Только Беллатрикс и я стояли у гроба Салазара. Белла не шевелилась. Её лицо за чёрной вуалью было настолько бледным и неподвижным, словно было высечено из того же мрамора, что и все статуи в склепе. Казалось, что она не испытывает совершенно никаких эмоций. И только рука Беллы, сжимающая мою руку до боли, говорила мне о том, что лучше бы Беллатрикс опять пребывала в состоянии истерики.       Блэки вышли наружу, чтобы Друэлла подышала свежим воздухом и пришла в себя. Рабастан подошёл к отцу, и тот приобнял его за плечи. Они немного постояли у гроба леди Алиссандры и тоже вышли. Мы с Беллатрикс остались одни. — Он так и не пришёл, — констатировала Белла.       Я опустил глаза. От Тёмного Лорда и впрямь не было никаких вестей вот уже третий день. Никто не представлял, где он и чем занимается. — Может, хочет побыть один? — предположил я. — Ты же знаешь Милорда, он не любит показывать слабость.       Тонкие подрагивающие пальчики Беллатрикс легки на мраморную плиту, скользнули по гравировке. — Ты был на похоронах Алиссандры? — вдруг спросила Белла. — Нет. Я не смог, — тихо проговорил я. — Я тоже, — кивнула она. — Жалею, что сюда пришла. Это слишком тяжело, Рудольфус… Слишком тяжело.       Беллатрикс развернулась и медленно подошла к могиле нашей дочери. Тоже провела рукой по холодному мрамору. — Пять лет и три года, — резюмировала она. — Мы худшие родители. — Мы не виноваты, Беллатрикс, — твёрдо проговорил я, кладя ладонь на руку жены.       Конечно же, я не сомневался в том, что мы были виноваты. Но говорить это Беллатрикс было нельзя.       Мы вышли из склепа и под руку медленно пошли к замку. Остальные, к счастью, ушли вперед не дожидаясь нас. Мы с Беллатрикс шли молча. Она обвивала руками мой локоть, моя ладонь покоилась на её руках. Мне вдруг показалось, что что-то шевелится в кустах, но я не успел рассмотреть, что это было. Как будто пробежал небольшой зверёк. — Ты планируешь жить в Лондоне, Руди? — тихо спросила Беллатрикс, и я отвлёкся на неё. — Если ты хочешь, я могу вернуться в Холл и быть рядом с тобой, — ответил я. — Нет, в Холле слишком пусто и мрачно без Салазара и Алиссандры, — покачала головой моя жена. — Я с ума сойду тут в четырёх стенах. — Хочешь пожить вместе со мной в Лондоне? — с плохо скрываемой надеждой спросил я. — Пока не знаю, — вздохнула Белла. — Но я точно не хочу оставаться одна. Где он, Рудольфус? Куда он пропал, когда так сильно мне нужен?       Её вопросы и слёзы в голосе поставили меня в тупик. Хотел бы я знать ответы… — Я не знаю, Беллатрикс, — ответил я. — Но ты видел его после того, как мы покинули дом Пиритса? — допытывалась моя супруга. — Он приходил попрощаться с Салазаром в то же утро, — признался я. — И? — нетерпеливо воскликнула Беллатрикс. — Был убит горем, даже выпил стакан огневиски. Мне показалось, что он испуган собственными эмоциями. — А куда собирается, не сказал? — Нет, Беллатрикс. Не волнуйся, я думаю, он очень скоро вернётся. Каждый переживает горе по своему, Белла. А Милорд и впрямь был сам не свой. Даже сказал что-то вроде «Если бы на месте Салазара была Беллатрикс, я бы…» и замолчал. — Он правда так сказал? — оживилась Белла.       Меня поразила неожиданная радость в её голосе. — Да. И велел присмотреть за тобой, пока его не будет.       Мы пришли в Холл. Обед прошёл в гробовой тишине. Хотя кухарка приготовила очень много вкусных блюд, все они остались практически нетронутыми. Я не помнил ни одного застолья, за которым была бы такая напряженная обстановка. В конце концов, Беллатрикс вышла из-за стола, заявив, что хочет прилечь. Друэлла Блэк и Нарцисса поспешили вслед за ней. Ранее было решено не оставлять Беллу одну.       Мужчины перешли в курительную. Отец тут же задымил сигарой, а я жадно затянулся папиросой. В последние дни я дымил не хуже «Хогвартс-экспресса». Сигнус Блэк тоже угостился сигарой отца, и даже Рабастану было позволено взять себе одну. Вскоре комната погрузилась в дымовую завесу. Все сидели молча, пили огневиски и дымили. — Мда, — протянул Сигнус Блэк, откладывая сигару на пепельницу.       Он сделал большой глоток огневиски и тяжело вздохнул, глядя на меня. — Не так я представлял вашу с Беллатрикс жизнь, Рудольфус, ох не так… — Как будто кто-то из нас мог предположить, как всё будет, — хмыкнул мой родитель, выпуская кольца густого дыма.       Я подошёл к окну и прикурил уже третью папиросу нервным движением. От табака уже саднило в горле, но я никак не мог остановиться. — Да ладно, какие ваши с Беллой годы, всё ещё образуется, — не очень уверенно проговорил Басти, подходя ко мне.       Он потрепал меня по плечу, и я выжал кривую ухмылку, глядя на брата. Он стал совсем взрослым. На месте непоседливого лохматого мальчишки теперь появился крепкий и привлекательный двадцатилетний повеса. Как хорошо, что он вырос. Мы были не очень близки в последнее время, но теперь я ощутил от Рабастана поддержу, и вспомнил, что мы самые родные люди. — Даа, образуется, — протянул мой отец. — Как же… — Что делать, им всё-таки нужен наследник, — задумчиво протянул Блэк. — Я дал за Беллатрикс такое огромное приданное потому, что надеялся обрести внука в скором времени, которому однажды перешло бы всё мое состояние…       Мой отец презрительно хмыкнул. Я не сомневался в том, что его так и подмывало сказать, что дочурка Сигнуса то девочек рожает, то приносит в подоле от Тёмного Лорда. Но, конечно же, отец сдержался. — Нет, я всё понимаю, никто не виноват, — покачал головой Сигнус Блэк. — И у меня сердце разрывается, когда я вижу Беллатрикс такой… Но встаёт закономерный вопрос, что же теперь делать? Многие семьи разрушались после таких трагедий… — Великий Салазар, как будто я хоть раз дал повод подумать, что нашему браку что-то угрожает, — не выдержал я. — Вы живете раздельно уже почти полгода, — аккуратно напомнил мистер Блэк. — Мне напомнить, почему? — вскинулся мой отец. — Я всё прекрасно понимаю, — огрызнулся Блэк. — Но я беспокоюсь о Беллатрикс. Ей сейчас лучше бы пожить в Лондоне, а не торчать одной в пустом мрачном замке… Уж прости, Сильвий, говорю, как есть. Мы с Друэллой и Цисси тоже подумываем погостить в доме на площади Грюммо у моей сестры. Всем нам не помешает слегка взбодриться. — А как же свадьба Нарциссы и Люциуса? — удивился я. — Какая уж тут свадьба, — поморщился Блэк. — Отложили до зимы. — Белла будет жить там, где захочет. Сегодня мне показалось, что она была бы не против перебраться в Лондон на некоторое время, — сказал я. — Но вот что волнует меня куда больше — где Тёмный Лорд? — Басти, сходи и проверь, как там наши дамы, — тут же велел отец. — Мерлина ради, как будто я уже не понял всё давным-давно, — хмыкнул мой брат. — Не знаю, что ты там понял, но лучше бы ты помнил о том, что мои приказы не обсуждаются, — отрезал сэр Сильвий.       Рабастан закатил глаза и вышел из комнаты. Мы остались втроём. — Он так и не объявлялся? — поинтересовался Блэк. — Даже ей не дал знать, где он и когда вернётся? — Нет, — нехотя признался я. — Последний раз я видел Милорда наутро после смерти Салазара. Он сказал, что его не будет несколько дней, и был таков. — Он со школы был таким, — отмахнулся мой отец. — Если его что-то на самом деле задевало, спешил забиться в самый дальний угол и в одиночестве зализать раны.       Сигнус Блэк жадно слушал. Я бы не хотел говорить при нём, но Беллатрикс была его любимой дочерью, и, в общем-то, я понимал волнение Блэка. — Я буду говорить прямо, — сказал он. — Тут все всё знают… Меня волнует судьба Беллатрикс. Если Милорд и дальше будет вмешиваться в вашу с ней жизнь, Рудольфус, ничего хорошего из этого не выйдет. — Инферналы бы меня побрали, как будто я не знаю, — выругался я, и залпом осушил стакан с огневиски. — А что делать? Они любят друг друга. Я не сомневаюсь в том, что со мной жизнь Беллатрикс была бы намного спокойнее и счастливее, но ведь он сам постоянно возвращается! — Мы не знаем, как он поведёт себя теперь, когда не стало его сына, — осторожно проговорил отец.       Я поморщился. — Мерлин всемогущий, через пару дней он вернётся к ней, и всё будет, как прежде, — фыркнул я. — Даже когда Беллатрикс родила от меня, он к ней вернулся. Это и теперь лишь вопрос времени. — Неужели ничего нельзя сделать? — с мольбой в голосе спросил Сигнус, глядя то на меня, то на моего отца. — Не такой судьбы я желал Белле… Пока Тёмный Лорд будет в её жизни, она не обретёт настоящего счастья и покоя… — Справедливости ради, я не уверен, что ей нужен этот самый покой, — отозвался я, взмахивая папиросой так, что на ковёр посыпались искры. — Так или иначе, мы имеем, что имеем. Беллатрикс — любимая женщина Тёмного Лорда. Я даже не говорю «фаворитка», потому что неоднократно видел, как он к ней относится. Если это делает Беллатрикс счастливой, я умываю руки и отхожу в сторону. Не волнуйтесь, Сигнус, для всего света я всё так же буду изображать любящего супруга, — поспешил сказать я, заметив, как заёрзал Блэк. — А если однажды ты встретишь кого-нибудь? — предположил Блэк. — Если захочешь завести полноценную семью? — Будем решать проблемы по мере поступления, — заявил мой отец. — Не думаю, что такое случится, — всё же ответил я. — Разве что если Тёмный Лорд захочет нашего с Беллатрикс развода, в чём я очень сомневаюсь.       Вскоре разговор был закончен. Блэк выяснил, что хотел, и уже не так сильно волновался за старшую дочь. Вернувшийся Рабастан сообщил, что Беллатрикс приняла зелье сна без сновидений, а Друэлла Блэк и Нарцисса пока что решили побыть в её комнате на всякий случай. — Мне надо развеяться, — заявил я, туша очередную папиросу. — Куда ты? — тут же напрягся отец. — Я хочу прогуляться, — отозвался я.       Видит Моргана, мне это было необходимо. Небольшая перезагрузка, чтобы вернуться к Беллатрикс и вновь её утешать. Впрочем, я даже не собирался напился. Смерть Салазара я переживал не так тяжело, как гибель Алиссандры.       Я вышел через заднюю дверь и, не думая ни о чем, побрёл куда-то вглубь парка. В голове мелькали мысли одна мрачнее другой. И, главная, что мне теперь делать? Беллатрикс я стану не нужен, как только у неё наладится с Тёмным Лордом. Хотя, может, тогда я смогу поехать на Ривьеру и попытаться сблизиться с Эдмундом. Только мысли о нём поддерживали меня в эти мрачные дни. У меня был сын. Моё продолжение. Остальные невзгоды я мог пережить.       Я не мог не подумать об Алиссандре тут же. В памяти всплыла картинка, как я гулял с ней по этой самой аллее… Как она весело бегала по дорожке от меня, заливаясь смехом… И как пружинили её локоны и сияли зеленые глаза… Вдруг меня прорвало.       Перед глазами всё помутилось от слёз, и я, привалившись к ближайшему дереву, закусил кулак и заплакал. Смерть Салазара что-то сдвинула в моей душе, и теперь лёд тронулся. Слёзы лились и лились, а я не мог остановиться. Ударил кулаком по коре бука, свезя ладонь, но не почувствовал боли. В груди всё горело адским пламенем, а слезы бежали ручьями. Я с детства так не плакал.       Краем глаза я заметил, что кто-то приближается ко мне, и волевым усилием смог заставить себя успокоиться. — Рудольфус… — тихо позвал Рабастан, а это был именно он. — Я в порядке… сейчас… — хрипло просипел я, отворачиваясь и вытирая глаза.       Но, видимо, это была истерика. Эмоции, так рьяно сдерживаемые много месяцев, прорвались наружу. — Руди…       Рабастан вдруг развернул меня к себе за плечо и порывисто обнял. А я… Я позорно уронил голову ему на плечо и беззвучно затрясся. Ни единого всхлипа или стона, даже без слёз. Лестрейнджи не плачут, инферналы бы меня побрали. Да уж, надо опять начать пить успокоительные… — Руди, ну… Станет легче… А я буду с тобой, — тихо говорил Рабастан, похлопывая меня по спине.       Не знаю, как это я дал слабину. Видимо, нервы совсем расшатались к тому моменту. — Я устал, — прошептал я, отстраняясь от брата, но держа его за плечи. — Как жить с таким чувством вины… — Сбрендил? — фыркнул мой брат. — Ты ни в чём не виноват. — Виноват, — страшным шепотом сообщил я, тараща на Басти глаза, как сумасшедший. — И в смерти Сандры я виноват, и в смерти Салазара я виноват… — Вздор собачий, тебе это только сейчас так кажется, — отмахнулся Басти. — Нет, нет, я знаю, что я говорю, — покачал я головой. — В моей голове постоянно голос Алиссандры. Знаешь, что она говорит, Рабастан? Она говорит «Как вы могли, папа? Вы же убийцы»! Потому что так оно и есть! — Руди, это не нормально, — напрягся Басти. — Ты сам всё это придумал, Алиссандра никогда бы такого не сказала. — Это были её последние слова, — процедил я. — Потому что она увидела мёртвого единорога. И поняла, что я убил его, чтобы вылечить её. — Что? Ты убил единорога? — ахнул Рабастан. — Да! Да! И Беллатрикс мне помогала. Поэтому мы все прокляты. Наверно за это расплачиваемся по сегодняшний день…       Рабастан взял меня за плечи и хорошенько встряхнул. — А теперь послушай меня, Рудольфус. Всё это — полное фуфло. Сказки о проклятьях и твои бредни. Ты буквально молился на Алиссандру, и ты всё сделал для того, чтобы её спасти. И она это знает. В каком бы мире ни была её душа, она не держит на тебя зла. Ты что, рехнулся, братец? Ты что, не знаешь собственную дочь? Когда она хоть на кого-то злилась?       У меня в голове слегка прояснилось. Нельзя было не признать, что в словах Рабастана была логика. — Что касается Салазара — конченный ублюдок подсунул Белле яд, ты-то тут причём? Думаешь, если бы ты проверил каждый подарок сто раз, не могло случиться трагедии в другой день? Да рядом с Салазаром даже Тёмный Лорд был, и он тоже не смог ничего сделать! Рудольфус, кончай дурить, мы с отцом уже видеть не можем, как ты себя изводишь. — С Салазаром всё сложнее, ты не знаешь всего… — вырвалось у меня. — Да даже знать ничего не надо, — отмахнулся Басти. — Ты пылинки сдувал и с него, и с Сандры. Вот и всё. И прекращай есть самого себя.       Я как будто взбодрился. То, что Рабастан, никогда не отличавшийся особенной душевной чуткостью, говорил так убеждённо, несколько утешило меня. Но всё же я не становился менее самокритичным. Сильнее всего меня терзало то, что Алиссандра умерла, считая себя виновной в смерти единорога, а нас с Беллатрикс — убийцами. Она не смогла вынести этого — я всегда знал, что никакой аллергии не было. Раньше я гнал от себя прочь эти мысли. Но теперь, когда смерть Салазара всколыхнула воспоминания о дочери, я не мог отделаться от навязчивых мыслей о её смерти.       Вдруг что-то теплое прислонилось к моей ноге, и я дёрнулся от неожиданности. Рабастан непечатно выругался: между нами вертелось что-то чумазое и лохматое. — Что за тварь такая? — изумился мой брат.       Тварь встала на задние лапки и заглянула мне в глаза. Я понял, что тварь была собачкой. По потрёпанным остаткам банта на ошейнике я узнал в ней Жужу — комнатную любимицу Алиссандры. Она сложила передние лапки перед собой и «просила», жалобно скуля. — А ты откуда здесь? — ахнул я, наклоняясь и беря её на руки. — Руди, оно грязное, как жопа горного тролля, — брезгливо заметил Рабастан. — Отмоем, — решительно сказал я, и вдруг улыбнулся во все тридцать два зуба. — Это ведь странно, не так ли? Мы говорили о Сандре, и тут появилась Жужу. Где она пропадала всё это время? Такая грязная и тощая. Неужели никто её не хватился?.. — А, кажется, я пару раз видел её у кладбища, — вспомнил Рабастан. — Наверное, о ней все забыли, и она убежала в парк. — Как можно было забыть о комнатной собачке? — возмутился я. — Алиссандра её обожала.       Я стал почёсывать маленькую, с яблоко, головку Жужу — она даже затряслась от удовольствия. ​— Не до собачек было, — хмыкнул Рабастан. — Ну, посмотри на себя, испачкал камзол…       ​Но я прижимал к себе Жужу с дебиловатой улыбкой на лице. Она появилась так вовремя. Как будто Алиссандра с того света дала мне знак, что прощает меня. На душе прояснилось, и я ощутил непривычную лёгкость на сердце. Всё же дать выход эмоциям было не лишним.

***

      Тёмный Лорд не вернулся ни на следующий день, ни на день после следующего. Он вообще как сквозь землю провалился и никто не представлял, где его искать. Мой отец уже подумывал отправиться на поиски Повелителя, когда тот наконец-то дал о себе знать.       Это случилось поздним вечером ровно через неделю после смерти Салазара. Мы с Беллатрикс всё ещё обитали в Лестрейндж-холле. Вот и в тот вечер мы готовились ко сну. Белла восседала у трельяжа, и Долли аккуратно расчёсывала её длинные чёрные волосы. Я, спросив у жены позволения побыть рядом, перечитывал какие-то документы, чтобы занять голову, и украдкой посматривал на супругу. Она была печальна, но от этого не менее прекрасна. Когда я был рядом с Беллатрикс, я был спокойнее. Голос Алиссандры не звучал в моём черепе.       ​Вдруг Беллатрикс ойкнула и схватилась за левое предплечье. Я порывисто сел на диванчике, на котором до этого вальяжно полулежал. — Он вызывает меня, Рудольфус! — воскликнула Беллатрикс, сверкнув на меня взглядом. — Ну, наконец-то! — искренне обрадовался я. — Я же говорил: только вопрос времени.       Беллатрикс вскочила на ноги и принялась судорожно собираться. Она была в простом домашнем платье, чёрном в знак траура, и теперь явно переживала, не слишком ли плохо выглядит. — Белла, не нервничай, набрось мантию Пожирателя, возьми маску на всякий случай, и иди, — подсказал я. — Поверь, сегодня он не обратит внимания на твой туалет. — Да, ты прав, наверное, — закивала Беллатрикс.       Я сам набросил на её плечи мантию и спокойно наблюдал за тем, как моя супруга отправилась на зов своего любовника. Можно было не сомневаться в том, что теперь её не будет до утра. Поэтому я велел Долли потушить свет в комнате Беллатрикс, а сам отправился в свою спальню. На душе было чуточку полегче, поскольку я знал, что Белла наконец-то получит свою порцию утешения.       В спальне меня ждала Жужу, она радостно виляла хвостиком и вставала на задние лапки, прося о ласке. Выглядела собачка уже приличнее — по моему приказу её вымыли и постригли. И хотя мне было мучительно больно вспоминать об Алиссандре всякий раз, когда я видел её питомицу, я утешал себя тем, что Жужу появилась так неожиданно неспроста.       Я разделся и лёг в постель. Покидал собачонке тканевый мячик, почесал ей брюшко. Наверное, у меня была потребность о ком-то заботиться. Так я чувствовал себя нужным. — У тебя какое-то глупое имя, — заметил я. — Что, если кто-нибудь узнает, что Рудольфус Лестрейндж держит комнатную Жужу, ммм?       Жужу ничего не ответила. Она лежала на спине, высунув язык, и даже лапкой подёргивала от удовольствия, пока я чесал ей живот. — Скажем, что ты — Беллы. Хотя, наверное, в это ещё сложнее поверить, — проговорил я и зевнул.       ​Я не заметил, как провалился в сон, так и не согнав нахальную Жужу с кровати. Мне даже снилось что-то приятное в ту ночь.        Зато утро не задалось с самого начала. Долли доложила мне, что леди Лестрейндж вернулась в Холл ещё ночью, и с тех пор не выходила из своей комнаты. Я тут же понял, что что-то пошло не так и, наскоро одевшись, поспешил к жене. По моим расчетам она должна была отсутствовать до утра, а то и вовсе несколько дней. — Беллатрикс, это я, — громко сказал я, стуча в дверь. — Можно? — Да, — был звонкий ответ.       Я вошёл в комнату жены, и увидел, что Беллатрикс сидит перед трюмо с щёткой для волос в руках. Она была всё ещё в ночной рубашке из шёлка цвета слоновой кости. — Я могу зайти позже, если хочешь, — тут же сказал я. — Только хотел убедиться, что всё в порядке.       Беллатрикс помолчала. А потом медленно повернулась ко мне, и я увидел, что на её лице написано выражение полной растерянности. — Я пока ещё не поняла, в порядке ли, — дрожащим голосом ответила Беллатрикс. — Что случилось? — с замиранием сердца спросил я.       Не рассорились же они в пух и прах через неделю после смерти сына? Что могло произойти? Я терялся в догадках. — Рудольфус, я ничего не поняла, — тихо проговорила Беллатрикс. — Он был таким… странным… Как будто чужой человек. — Белла, Тёмный Лорд тоже переживает утрату Салазара, — терпеливо проговорил я, подходя к кровати и усаживаясь на ближайший к Беллатрикс край. — Да, конечно, — закивала Беллатрикс. — Но это как будто что-то другое. Он не был убит горем, даже наоборот — такой спокойный… Слишком спокойный, Рудольфус… — Наш Лорд никогда не отличался сильной эмоциональностью, — я тут же сменил тактику. — Да нет же. Не сдержанный, а просто спокойный, — нахмурилась Беллатрикс. — Я, по-твоему, не понимаю, когда Милорд держит лицо, а когда ему на самом деле всё равно? — Ему не может быть всё равно на Салазара, — поморщился я. — Я видел его на утро после смерти мальчика — на нём лица не было, Беллатрикс. Он был раздавлен. Попросту убит горем. — Каким бы он ни был в то утро, вчера он вёл себя так, словно совсем ничего не случилось, — заявила Беллатрикс. — Нет, Милорд выразил мне соболезнования, конечно, сказал, что это большая утрата, но на этом всё. Несколько фраз, Рудольфус, и всё. Как будто память нашего с ним сына большего не стоит. — И что потом? — Потом он… Ну, в общем, я подумала, что он ищет утешения, хочет забыться… Но нет, даже тогда была… прохладца… — скованно проговорила Белла.       Обсуждать её секс с Тёмным Лордом я был ещё не готов, и поэтому поспешил прокашляться и сменить тему. — Может, это шоковое состояние. Да, думаю, что именно так. Через некоторое время он оправится. — Очень надеюсь, Рудольфус, потому что вчера у меня было ощущение, что я с чужим человеком, — поежилась Беллатрикс. — Такой холодный, такой отстранённый, словно я — пустое место… — Беллатрикс, Милорд тоже не в себе. Подожди какое-то время и всё встанет на свои места, — отрезал я.       Тут я заметил на запястье Беллы свежий синяк. Он слишком сильно контрастировал с белой кожей, чтобы я не заметил. — А это ещё что? — удивился я, аккуратно беря её руку в свою. — Инферналы меня побери, это, правда, неловко, Руди, — поежилась Белла. — С моей стороны — последнее дело обсуждать такие вещи с тобой, извини. — Это Милорд сделал? — опешил я.       Ещё никогда в жизни я не видел на Беллатрикс никаких следов и не сомневался в том, что Темный Лорд относится к ней с большой нежностью и заботой. А тут на её запястье красовался такой отпечаток, как будто он со всей силы сжал его в кулак.       Беллатрикс одёрнула руку и потёрла запястье. — Говорю же, всё было так странно, — нервно сказала она. — Я ничего не поняла. Ладно, ясно, что это случайно. Конечно же, он не причинил бы мне боли намеренно. Меня больше удивило то, что он посмел отправить меня домой после всего!       Наверное, это был новый уровень отношений с Беллатрикс, и я должен был смириться. У меня на лбу было написано «лучший друг», по всей видимости. Я успокаивал себя тем, что лучше такие подробности буду знать я, а не кто-то посторонний. — Беллатрикс, это всё шок, — упрямо заладил я. — Он хочет побыть один, не хочет показывать перед тобой свою слабость. Через некоторое время придёт в себя. — Хотелось бы верить, — рассеянно пробормотала Беллатрикс и стала собирать волосы в небрежный пучок.       Я в изумлении увидел недвусмысленную отметину на её шее и приложил все усилия к тому, чтобы не подать вида. Да, видимо, Милорд и впрямь сам не свой. С другой стороны, ведь и он человек, переживает горе по-своему…       Но это было только начало, а тот синяк на запястье ознаменовал новую эпоху. Отныне нам с Беллатрикс предстояло узнать нового Тёмного Лорда. И мы совершенно не были к этому готовы.       Сентябрь 2018года, Лютный переулок, особняк Рабастана Лестрейнджа — Смерть сына так сильно на него повлияла? — удивился Дэшвуд. — Смерть сына испугала его, — поправил Лестрейндж. — Напомнила нашему Лорду, что он такой же человек, как и все. Он не был готов к такой боли, он не мог её чувствовать в полном объеме. И он принял меры. — Какие меры? — тут же выпалил Дэни. — Не знаю, Дэшвуд, что именно сделал Повелитель в те дни. Но он больше никогда не был прежним, — горько сказал Рудольфус. — Стал более отчужденным, безэмоциональным, холодным. Словом, таким, каким он был до встречи с Беллатрикс, только ещё хуже. Он как будто утратил свою человечную часть, и это была страшная метаморфоза. А ещё страшнее было то, что мы все не сразу это поняли…       Июль 1975 года. Магический Лондон, особняк Лестрейнджей       Беллатрикс стала встречаться с Тёмным Лордом примерно раз в неделю — в две, в зависимости от его загруженности. Я имею ввиду — не считая тех собраний, на которых ей полагалось быть. И она больше не оставалась с ним на всю ночь, а возвращалась в Лестрейндж-холл.       По её словам Милорд был расположен к ней, но он словно отдалился. Меньше разговаривал с ней, почти не делился своими планами, довольно жестко осаждал, когда она пыталась позволить себе какие-нибудь вольности. Беллатрикс не понимала, где она ошиблась и в чём провинилась, боялась лишний раз сделать что-то не так, но вместе с тем жаждала понять, что произошло.       Я пока что не предавал этому большого значения. По правде сказать, характеры у них обоих были достаточно тяжелые, да и я ещё помнил, как эти двое сводили друг друга (и меня заодно) с ума на заре своих отношений. Я был уверен, что вскоре все образуется. А потому без зазрения совести вернулся в Лондон и только по воскресеньям бывал в Холле на общем обеде, чтобы повидаться с отцом, братом и Беллатрикс, конечно же.       В лондонском доме всё было тихо и спокойно. Ленора создавала вокруг меня уют и комфорт, и, в сущности, мне нравилось с ней жить. Что думала сама глупышка-горничная меня слабо волновало, поскольку она всё ещё страшно меня любила и, кажется, была счастлива.       К июлю страшные события, поразившие нас в конце мая, постепенно словно отдалились и более не терзали меня ежедневно. Мне всё ещё было грустно от потери Салазара, я скучал по нему и, бывая в Холле, не мог отделаться от ощущения, что он вот-вот тихо выскользнет из какого-нибудь укромного уголка, откуда за мной подглядывал. Кажется, это был мой новый психоз — мне вечно чудился чей-то взгляд на мне, в углах мерещились шорохи. Добавим к этому периодически звучащий голос Алиссандры в моей голове, и вот вам мой портрет в тот период времени. Раз или два мне приснилась Виржиния, и наутро я был мрачнее тучи. Периодически я со смаком припоминал кончину Пиритса. Но если меня и мучили угрызения совести, то только за то, что я оставил родного сына без матери. В остальном я не сильно заморачивался. По крайней мере, до тех пор, пока Пиритс не напомнил о себе самым внезапным образом.       Случилось это так. Одним не в меру душным июльским утром я сидел в открытом кафе на площади перед моим лондонским особняком. Я заимел привычку выпивать там по чашечке кофе по утрам. Хозяином там был итальянец, и кофе у него было несоизмеримо лучше того, что могли приготовить Ленора или домовик. Поэтому практически каждое утро в Лондоне начиналось для меня с чашечки эспрессо, газеты и сигареты в этом кафе.       Итак, я читал статью в «Пророке», на столике стояло две пустых чашечки из-под кофе, а пепельница уже была полна. У моих ног, высунув язык от жары, сидела Жужу. Я забрал её с собой в Лондон, потому что в Холле никому не было до неё дела, а я между тем привязался к собачонке.       Народу было ещё немного, из всех столиков буквально два-три были заняты. Я даже не обращал внимания на окружающих до тех пор, пока не услышал тоненькое писклявое тявканье Жужу.       Оказалось, пока я не видел, она отошла к соседнему столику и уже вовсю попрошайничала, выпрашивая лакомство. За столиком сидела совсем молоденькая девушка с длинными белокурыми волосами. Она баловала мою питомицу печеньем. — Жужу, иди сюда, — строго приказал я. — Простите, мисс, она становится несносна, когда видит что-нибудь сладкое.       До этого девушка сидела ко мне в пол-оборота, но когда я заговорил с ней, она обернулась. Взгляд её глаз ошеломил меня. Это были светлые зеленые глаза, почти такого же оттенка как у Алиссандры, может, чуть светлее. Но не цветом они напомнили мне дочь — выражение было то же. Мечтательное и как будто чуточку блаженное, какое-то совершенно невозможное. — О, не волнуйтесь, сэр, она не доставляет мне никакого неудобства. Я очень люблю всех животных, — негромким спокойным голосом проговорила она.       Она даже говорила в какой-то особенной отстранённой манере. И было что-то совершенно неуловимое в её безмятежном лице, тихом голосе и взгляде, что напомнило мне мою дочь настолько сильно, что я застыл, словно громом пораженный.       Девушка наклонилась к Жужу и стала почесывать ей голову, а я разглядывал саму незнакомку во все глаза. Нет, не девушка, девочка скорее. Лет пятнадцать от силы, но это выражение безмятежного спокойствия на лице и взгляд сперва вводят в заблуждение. Очень хрупкого телосложения и очень бледная, волосы практически белые, длинные и волнистые, причём за ухо заправлен белый цветок. Одета аккуратно и не дешево, но как будто слегка странновато — лёгкое белое муслиновое платьице до колена, на маленьких ножках простые туфельки, можно сказать домашние. Сережки забавные — тоже живые цветы, видимо, заклинаниями приклеенные к мочкам ушей. Вся такая лёгкая и эфемерная.       Я аккуратно огляделся по сторонам в поисках её родителей, но, похоже, что девочка была одна. Мне безумно хотелось, чтобы она сказала мне что-нибудь ещё, хотелось привлечь её внимание, но я опасался, что выглядеть это будет не лучшим образом. А между тем помыслы мои были чисты и невинны как никогда. Она просто напомнила мне дочь, и хотя внутри всё сжалось от боли, я до одури хотел увидеть ещё что-то такое, что напомнило бы мне мою Сандру.       Я увидел, что она пила какао с маршмелоу, которое почти закончилось, и решил заказать для неё ещё чашечку. Если бы появился кто-нибудь из её родителей и возникли бы вопросы, я бы приплёл что-нибудь благовидное, мол, это в качестве благодарности за внимание к Жужу. Девочка тем временем обернулась ко мне и улыбнулась. Не знаю даже как объяснить, это было не глупое выражение, а совершенно спокойное и умиротворённое. Редко такое встречаешь в столь юных созданиях, и именно это поражало. И напоминало Сандру.       Я оскалился ей в ответ, чувствуя себя крайне неловко и не зная, что делать дальше. Я даже не заметил, как к моему столику подкрался какой-то господин, и лишь когда меня накрыла его тень, удивленно на него уставился. Это был строгий мужчина средних лет в сером костюме и строгой серой же мантии сверху. Выражение лица у него было отнюдь не доброе.       «Ну всё, сейчас её отец мне задаст», — обречённо подумал я.       Но вместо этого строгий господин спросил: — Мистер Лестрейндж? — Да, а вы, собственно, кем являетесь? — удивленно отозвался я. — Джон Долиш, аврор. У аврората есть к вам несколько вопросов.       И он ткнул мне в лицо своё удостоверение с таким видом, словно хотел затолкать мне его в глотку. Девочка за соседним столиком заинтересованно наблюдала. — Какого рода вопросы вы хотели бы мне задать и на каком основании? — поинтересовался я. — Полагаю, это лучше обсуждать в другом месте, — с презрительной усмешечкой заметил Долиш. — Что же, извольте, — пожал я плечами. — Я расплачусь, и мы сможем пройти в мой дом. Тут совсем недалеко.       Сам же я уже судорожно обдумывал, что именно привело его по мою душу и что уже известно этому Долишу. Хотя здравый смысл подсказывал, что если ему было бы что-то известно, он бы сразу же арестовал меня. Я решил вести себя дружелюбно и спокойно, напустил на себя лёгкое недоумение, оставил несколько монет на столе и поднялся. — Тут и за соседний столик, — тихо сказал я подошедшему официанту, и аврор не замедлил тут же с интересом уставиться на девочку. — Жужу, идём, — бросил я собачке. — Хорошего дня, мисс.       Я слегка склонил голову в знак почтения, и белокурая девочка проговорила в ответ с самым невозмутимым видом: — И вам с Жужу хорошего дня.       ​Я пошёл к особняку, аврор следовал за мной, по пятам семенила Жужу. Я старался сохранять вид, полный достоинства, и не думать о том, что меня словно конвоируют к собственному дому. К тому же было досадно, что я даже не узнал имя девочки, и, следовательно, не имел ни малейшего представления кто она, кто её родители и где бы ещё я мог её увидеть. Эту мысль я, впрочем, отогнал. Что за глупости, как бы это выглядело, стань я гоняться за малолеткой… ​— Прошу, — любезно проговорил я, отворяя парадную дверь и пропуская аврора. ​      В холл поспешно вышла Ленора, которая совершенно растерялась, увидев постороннего человека рядом со мной. — Мисс Коул, мы будем в моём кабинете. Принесите чай, — сдержанно велел я. — Я не буду, — буркнул Долиш в свойственной аврорам вежливой манере. — Ну что вы, мистер Долиш, вы мой гость. Пусть и несколько неожиданный, — отозвался я.       ​Мы прошли на второй этаж, в мой кабинет. Я сел за стол, жестом пригласив аврора в кресло напротив. Он садиться не спешил, зато вытащил блокнот и карандашик. Я терпеливо ждал, не выказывая волнения. — Скажите, мистер Лестрейндж, что вы делали в ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое мая этого года? — без обиняков начал Долиш. — Вечером двадцать шестого мая умер мой сын, — жёстким тоном ответил я. — Я находился в этом доме вместе с семьей. — Полагаю, свидетелей предостаточно? — опять с ухмылочкой поинтересовался Долиш.       ​Эта его манера скалиться уже знатно добивала меня, и мне жутко хотелось стереть ухмылку с его нахальной физиономии. — Да, в тот день праздновали День Рождения моей жены, и дом был полон гостей, — проговорил я холодно. — Причём одна из гостей внезапно скончалась? — Мистер Долиш, по доброте душевной я пригласил вас в свой дом и был готов ответить на ваши вопросы. Но вы затрагиваете больную для меня тему — я должен вновь переживать события того страшного дня, когда умер мой ребёнок. И, позвольте спросить, на каком основании? Насколько мне известно, смерть леди Вирджинии Гиббон была роковой случайностью, и дело по этому поводу возбуждено не было. — О нет, по поводу трагической гибели леди Гиббон у меня к вам нет вопросов, — заверил меня Долиш. — Я расследую убийство некоего Арчибальда Пиритса. ​      Я сохранял ровное выражение лица и молчание. Долишу пришлось продолжить. — Он был убит в ту же ночь, причём ужасающим способом. Тело было обезображено настолько, что его едва опознали. — Да, я читал в газетах. Кошмарная смерть, — отозвался я. — Насколько мне известно, несколько лет назад у вас с мистером Пиритсом состоялась дуэль? — вдруг спросил аврор. — Могу я узнать, что послужило причиной? — Это не было дуэлью в полном смысле этого слова… — начал было я, но Долиш меня прервал. — Мне доподлинно известно, что дуэль была ожесточённой, а вы были даже ранены. Пиритс тоже получил кое-какие травмы, что было зафиксировано его лечащим врачом. Вам известно, что законом дуэли запрещены? — У нас с вами разные законы, мистер Долиш. Я подчиняюсь не только указкам Министерства, но и законам чести, — холодно ответил я. — Нельзя ли поподробнее? — тут же оживился аврор, делая какие-то пометки в своём блокноте. — Нельзя, — отрезал я. — Вы лезете не в своё дело. Если вы хотите продолжить нашу беседу, то я вызову своего адвоката. К слову сказать, у вас есть предписание, по которому вы чините мне допрос? — Я собираю свидетельские показания, — отозвался Долиш. — Что же, я так и думал, — усмехнулся я. — В таком случае обратитесь к любому из гостей, которые были на Дне Рождении моей супруги, и они подтвердят вам то, что я всю ночь был в особняке, а утром отбыл в Блэк-хаус, где готовили к погребению тело моего сына. Если же у вас есть другие вопросы, я с радостью удовлетворю ваш интерес, когда увижу официальный документ из Министерства.       ​Долиш с недовольным видом убрал в карман свой блокнот. — Не думайте, что ваше положение защищает вас, мистер Лестрейндж, — вдруг процедил он. — Аврорату известно о том, в каких кругах вы бываете. — Сомневаюсь, что аврорату и в частности вам известно хоть что-то об этих кругах, — надменно заявил я. — Долли! Проводи мистера Долиша. ​      Появившаяся эльфийка стала неловко тянуть аврора за мантию к двери. — До встречи, мистер Лестрейндж, — выплюнул он напоследок и, круто развернувшись, так ломанулся к выходу, что едва не сбил с ног Ленору, несущую поднос. — Всего доброго, — крикнул я вслед. ​Едва озадаченная горничная зашла в кабинет, а дверь за ней закрылась, как я раздражённо выругался. — Что произошло, сэр? — участливо спросила она, ставя поднос на стол. — Эти солдафоны из Министерства уже совсем распоясались, — хмыкнул я. — Посмотрел бы я, как этот Долиш поговорил бы в таком тоне с моим отцом!       ​Ленора терпеливо слушала, больше не решаясь задавать вопросы. Всё её кругленькое личико выражало участие и волнение. Я немного успокоился, глядя на неё. — Не бери в голову, — небрежно бросил я. — Им только дай повод прицепиться к порядочному волшебнику с какими-то глупостями.       ​Ленора поставила поднос на мой стол, но отходить не спешила. Однако предпринимать что-либо тоже не решалась. Впрочем, я и без того понимал, что она хочет знать, останусь ли я сегодня дома или опять оставлю её одну. — С обедом не утруждайся, сразу после Министерства я отправлюсь в Холл, — сжалился я. — Вы вернетесь вечером? — с надеждой спросила Ленора. — Пока не знаю. Ладно, мне надо спешить. Не забудь покормить Жужу. ​      Надо было быстренько заскочить в Министерство, чтобы узнать, кто посмел навести аврорат на безумную мысль устроить мне допрос, а потом незамедлительно переговорить с отцом.        Я мельком выглянул в окно. Белокурой девочки в кафе уже не было.