Лестрейнджи не плачут

Декабрь 1975 года, Охотничий домик в Йоркшире        Я был так поражён, что не мог и слова выдавить из себя. Почему именно эта девчонка оказалась дочерью Стреттона? Я терпеть не мог подрастающее поколение, и особенно крепкой ненавистью проникся к нему, когда перебрался в Лондон. Подростки безвкусно и вызывающе носили маггловскую одежду, громко смеялись под окнами и вели себя совершенно безо всякого уважения. Я был уверен, что у кого-кого, а уж у Стреттона обязательно должна быть дочь-идиотка, избалованная и испорченная донельзя. А тут это безобидное создание не от мира сего! И надо же было её рождественским каникулам начаться в такой неподходящий момент!        Тем временем миссис Стреттон повторяла без остановки одно и то же: — Что вам нужно? Деньги? У моего мужа их достаточно, он заплатит! Но только не трогайте нас, прошу!        Почему-то с особенной надеждой она заглядывала в глаза Беллатрикс. Наверное, думала, что женщина окажется более мягкосердечной. Или же поняла, что именно она всем тут заправляет. — Замолчи, голова уже болит от твоего нытья, — раздраженно бросила Белла, кивнув на миссис Стреттон тяжёлый взгляд.        Та умолкла и нервно сглотнула. Мать и дочь, связанные, жались друг к другу, сидя на тахте в углу. Рабастан зловеще подпирал спиной дверь, я стоял у окна, а Беллатрикс, взбудораженная, нетерпеливая, металась по комнате туда-сюда. Глаза у неё лихорадочно блестели, а пальцы нервно крутили палочку. Я не сомневался, что это вовсе не от волнения, а скорее от нетерпения. Такая Белла производила на меня пугающее впечатление, но я не мог отвести от неё глаз. Было что-то завораживающее в том, как в ней сочеталась столь бурлящая жизненная сила и столь сильное желание деструктивного. — Я постараюсь максимально доходчиво объяснить положение вещей, — заговорила Беллатрикс. — Твой муженёк изрядно надоел Тёмному Лорду, публикуя в «Пророке» материал, порочащий чистокровную аристократию. Теперь всё просто: либо мистер Стреттон делает правильные выводы, и вы с дочерью возвращаетесь домой живые и более-менее здоровые. Или он продолжает в том же духе, и сначала мои друзья изнасилуют вас обеих, а потом я стану применять Круциатус до тех пор, пока вы не потеряете человеческий облик. И я не уверена, что именно в такой последовательности.        В голосе Беллатрикс сквозила не холодная уверенность, но настоящее нетерпение и кровожадность. Было очевидно, насколько сильно ей хочется применить палочку, и обе волшебницы буквально сжались от ужаса. Угроза про изнасилование тоже оказалась весьма эффектной — на нас с Рабастаном смотрели уже не просто со страхом, а с животным ужасом. Я усмехнулся под маской — Беллатрикс довольно удачно их запугивала. И всё же я не мог до конца задушить в себе чувство жалости по отношению к дочери Стреттона. Приходилось успокаивать себя тем, что цель оправдывает средства. Да и наверняка Стреттон сделает всё, чтобы его жену и дочь не тронули. — Любая попытка сбежать или дать о себе знать лишь ускорит ваш конец. Круцио!        Даже я дернулся от неожиданности, а белокурая девчонка закричала и выгнулась дугой, агонизируя. Ещё мгновение, и я бы остановил Беллатрикс, но она сама сняла проклятье. — Мучительный конец, — добавила она не без удовольствия в голосе.        И, развернувшись, вышла прочь из комнаты. Я проводил её ошарашенным взглядом.       Но удивляться тут было нечему. В этом была вся Беллатрикс. Она действовала жестоко, но максимально доходчиво. Именно поэтому Беллатрикс стала внушать волшебникам парализующий страх, немногим меньший того, что они испытывали перед Тёмным Лордом. В то время ещё никто из простых обывателей не знал, кто скрывается за золотой маской Пожирателя Смерти, но слухи об абсолютно безжалостной высокой женщине-Пожирательнице распространялись всё шире. То, что без всяких предупреждений и попыток договориться, дабы избежать крайностей, она применяла Круциатус, — непростительное заклинание! — повергало в ужас. Эта беспощадность, не терпящая компромиссов, и полное пренебрежение какими-либо моральными ценностями характеризовали её как человека, не признающего никаких правил кроме своих собственных. Только один Тёмный Лорд был способен обуздать нрав Беллатрикс, но в подобных делах он предоставлял ей полную свободу действий. Забегая вперед, скажу, что та изобретательность, с которой Беллатрикс подходила к делу, и та чудовищная сила, которую являла собой её магия, давали ясно понять, что никакие охранные мероприятия не помогут, если Тёмный Лорд отправил на задание её. Беллатрикс одна стоила десятерых, и именно поэтому Милорд столь высоко ценил её.       Ужасало ли это меня? Да, безусловно. Любил ли я её меньше? Нет. Людям свойственно оправдывать тех, кого они любят. И я убеждал себя в том, что излишняя жестокость Беллатрикс — это необходимость. Я скорее себя считал неправильным, слишком мягким. Она же была карающей дланью Темного Лорда.        Нам предстояло удерживать семью Стреттона несколько дней. Стоит ли говорить, что после такого знакомства у обеих волшебниц не могло возникнуть даже мысли о побеге? Заложницы сидели на своём месте и боялись пошевелиться. А мы находились в том же охотничьем домике и караулили их, попутно нагоняя страху.        Выдав нашим пленницам ужин, я надежно запер их в комнате. Там была заколдована не только дверь, но и окна. Выбраться не было никакой возможности. Мы с Беллатрикс находились во второй комнате, Басти ночевал в гостиной, прислушиваясь к тому, что происходило в комнате пленниц. Утром Рабастан отлучился в Лондон, чтобы разведать, что происходит в издательстве «Ежедневного пророка». Насколько мы знали, неугодный Тёмному Лорду материал должны были выпустить через день. По нашим расчётам Стреттон должен был успеть испугаться за семью, получить письмо с угрозой, отказаться от мысли вызвать авроров, и немедленно изъять из печати всё промаггловское. Но всё пошло не по плану.        В тот день, когда были похищены жена и дочь мистера Стреттона, произошло несколько роковых совпадений. Прямо в офис «Ежедневного пророка» пришло известие из Святого Мунго о матери мистера Стреттона. Её внезапно хватил удар, и теперь целители боролись за её жизнь. Мужчина бросился в больницу, не помня себя. Как примерный семьянин, он всё же отправил жене записку, но той было не суждено её получить. Как и ему — письмо с нашей угрозой.       Это было бы и в половину не настолько фатально, если бы его секретарша не оказалась пустоголовой дурой и не забыла отдать в редакцию статью про модный показ. Осознав это уже к концу дня, когда привести материал в порядок уже не успевали, она сообщила о своей оплошности начальнику. И он, совершенно не представляя о том, что его жена и дочь уже у Пожирателей Смерти, велел поместить на первую полосу разгромную статью про чистокровных волшебников. Она-то уже была готова к печати.       Поэтому невозможно было описать всю степень нашего общего изумления, когда Рабастан вернулся из Лондона со свежей газетой в руках. Беллатрикс перечитала её два раза, будучи не в силах поверить в то, что Стреттон обрёк свою семью на мучительную смерть. Хотя винить его не было никаких оснований — он всю ночь провёл у постели матери и узнал, что его семья похищена, только ближе к полудню следующего дня. Не представляю, как его самого на месте удар не хватил.       Но на тот моменты мы таких деталей не знали, да и не могли знать, а потому переглядывались между собой, пытаясь судорожно понять, что же именно упустили. И что скажет Тёмный Лорд на это. — Этого не может быть, — пробормотала Беллатрикс, опуская газету. — Он что, сумасшедший? — Или кто-то из нас ошибся, — мрачно заметил я. — Но я даю голову на отсечение, что этот материал должен был выйти не раньше завтрашнего дня. — Я протолкнул наше послание в щель для писем, — поспешил сказать Рабастан, когда мы оба на него уставились. — Он должен был получить угрозу. — Который час? — быстро спросила Беллатрикс.       Я вынул из кармана часы на цепочке и взглянул на циферблат. — Почти семь. — Значит, Тёмный Лорд вот-вот получит утреннюю газету, — проговорила она обречённо. — Будет лучше, если я принесу ему эту новость. — Рудольфус, не говори глупости, Милорд накажет тебя! — воскликнула Беллатрикс. — Потому что у нас даже нет оправдания!       Она была взволнованна больше нашего, поскольку каждый подобный промах оказывал прямое влияние на её отношения с Повелителем. Белллатрикс учащенно дышала, и её взгляд лихорадочно перебегал с меня на Рабастана и обратно. — Басти, отправляйся в Лондон, и попробуй узнать, что произошло, — проговорила Беллатрикс наконец-то. — Только прошу тебя — как можно скорее!       Рабастан кивнул. — Может, наш человек уже узнал о том, почему произошла замена материала, — проговорил он, прежде, чем выйти из комнаты.       На домик были предусмотрительно наложены чары, препятствующие аппарации. Надо было отойти на приличное расстояние, прежде, чем можно было совершить перемещение. Камином мы не пользовались, опасаясь, как бы при возможном обыске в особняке эти перемещения не вызвали бы лишние вопросы.       Мы с Беллатрикс остались одни. На Беллу было страшно смотреть. Она металась по гостиной, как тигр в клетке, и то бледнела, то краснела. В какой-то момент я увидел, что у неё глаза заблестели от непрошенных слёз, и поразился тому, до какой степени она боится разочаровать Тёмного Лорда. Её буквально дрожь била. — Как думаешь, что он решит сделать с заложницами? — спросил я, опять думая о девочке, так сильно напоминающей мне дочь. — Не знаю, — нервно ответила Беллатрикс. — Либо мы их убьём, либо мучительно убьём.       У меня внутри всё похолодело. Я знал, что убить девочку я не смогу. — Должна была произойти ошибка, — проговорил я. — Стреттон не мог просто пожертвовать ими. — Великий Салазар, Рудольфус! Какое теперь это имеет значение, когда мы провалили задание Тёмного Лорда?! — воскликнула Беллатрикс. — Но почему, почему? Я ведь всё рассчитала, всё сделала правильно! Неужели из-за глупой случайности…       Беллатрикс осеклась и рванулась в комнату с заложницами. Я кинулся следом за ней. — Круцио! — воскликнула Белла, рассекая воздух палочкой.       Миссис Стреттон закричала. Дочь кинулась было к ней, но ещё один взмах палочки Беллы буквально пригвоздил её к месту. Я замер в дверях, готовый вмешаться в любой момент. — Почему твой муж напечатал статью? Ему что, совсем не дорога ваша жизнь? — закричала Беллатрикс, склонившись над стонущей женщиной. — Круцио! Отвечай мне, дрянь! — Это ошибка… Страшная ошибка… — прохрипела та. — Он не мог… Это ошибка… — Мерлином клянусь, я убью вас обеих! — закричала Белла.       Я понял, что с ней начинается припадок, и поспешил подойти к жене и схватить её за руку, сжимающую палочку. Пульс на запястье был сумасшедшим. — Они ничего не знали, — заметил я.       Беллатрикс яростно выдернула руку. Я видел, как быстро вздымается её грудь, и слышал шумное дыхание. Белла была на грани истерики, готовая выпустить пар самым страшным образом. — Круцио! — воскликнула она в третий раз, вновь направив палочку на миссис Стреттон. — Хватит, это ничего не даст, — жестко проговорил я, и Беллатрикс послушалась — опустила палочку.        Женщина была без сознания. Её дочь, сжавшись в комок, закрыла уши руками и зажмурилась. А Белла всё ещё была полна гнева и ярости. Мне едва удалось убедить её в том, что от пыточных не будет никакого толка. Мы вернулись в гостиную и стали дожидаться Рабастана. Белла барабанила ногтями по подлокотнику кресла, я курил у окна.       Где-то около восьми утра Беллатрикс ахнула, и я взглянул на неё. С лица Беллы схлынули все краски, и моя жена нервно сглотнула, машинально опустив взгляд на левое предплечье. — Я с тобой, — тут же сказал я, хотя моя Метка и не была активирована. — А этих двоих кто будет охранять? — спросила Белла. — Нет, Рудольфус, я должна отправиться к Нему одна.       Мне ничего не оставалось, кроме как наблюдать за тем, как Беллатрикс покидает охотничий домик. Я должен был охранять двух волшебниц, которых, возможно, скоро велят ликвидировать. И одной из них была совсем юная и нежная девочка.       Моё душевное состояние отреагировало на это удивительно. До этого мне казалось, что после смерти Алиссандры умерла моя лучшая часть, и я разучился чувствовать, как нормальный человек. Но теперь в душе ожили какие-то струны, и я волновался не только за Беллу и нас с братом, но и за белокурую девочку и её мать. Ведь явно они-то были меньше всех виноваты в случившемся.        Вскоре после ухода Беллатрикс вернулся Рабастан, который и рассказал мне о том, какое недоразумение произошло на самом деле. Это означало только то, что мы не догадались установить должное наблюдение за самим Стреттоном, и поэтому так вляпались. Решили, что хватит с нас хватит того, чтобы знать — на момент покушения он не дома, и то ладно. Глупость была непростительной. Попросту губительной. Я опустил веки, понимая, насколько же сильно мы ошиблись. — Я доложу об этом Тёмному Лорду. А ты присмотри за этими двумя, — сказал я брату. — А что с ними делать? — спросил Рабастан, который всё ещё не понимал всей серьезности момента. — Пока ничего. Дай им еды, когда проснутся, — проговорил я напоследок. — Ничего не предпринимай, пока мы с Беллой не вернемся.        Буквально через несколько минут я уже был в резиденции Тёмного Лорда. В особняк Повелителя было нестрашно являться и через камин, ведь там бы никто не стал устраивать обыски. Я не хотел прислушиваться к разговору Беллы и Милорда, понимая, что ничего хорошего не услышу. Поэтому постарался побыстрее подойти к двери кабинета и постучать. Услышав короткое и раздраженное «да», я вошёл.       Тёмный Лорд стоял у окна, скрестив руки на груди. Его лицо выражало раздражение. Беллатрикс сидела в кресле перед столом Милорда, и я ясно почувствовал, как она напряжена. Плечи были расправлены, а спина — неестественно прямая. Моя жена словно и вздохнуть боялась. — Мой Лорд, нам удалось выяснить, что произошло, — заговорил я.        Беллатрикс напряженно на меня уставилась, а Милорд сделал жест рукой, повелевая мне продолжить. — Стреттон провёл ночь в Святом Мунго у постели матери и не получил письмо с угрозой, — сообщил я. — А неугодный материал вышел в печать на день раньше из-за накладки в редакции. Стечение обстоятельств.        Темный Лорд пронзил меня таким взглядом, что меня словно обдало холодом. По спине пробежали мурашки. Вся комната превратилась в смазанное пятно, остались только жгущие меня глаза, отливающие багрянцем. Выдержать этот взгляд было невозможно, и я опустил глаза. — Дамблдору даже не требуется создавать армию для борьбы со мной, пока мои Пожиратели Смерти ведут дела настолько безалаберным образом. Как можно было не установить слежку за Стреттоном?        Говорил Повелитель негромко, но очень отчётливо. Мы с Беллой боялись даже вздохнуть, застыв на своих местах. Нам обоим было хорошо известно, что нет ничего страшнее этого обманчиво спокойного тихого голоса. — Милорд, слежка была установлена за камином в его кабинете, — осмелилась сказать Беллатрикс. — Видимо, он отбыл из офиса «Пророка» иным путём. — Не надо оправдываться, Беллатрикс, — отрезал Милорд. — Учись на своих ошибках.        Белла нервно сглотнула и опустила голову. Тогда заговорил я. — Мой Лорд, так или иначе, но эта статья была последней в своём роде. Стреттон ни за что не осмелится… — я умолк, поскольку Темный Лорд поднял руку и поморщился. — Ты слышишь, что говоришь Рудольфус? «Зуб не болит, поскольку его вырвали» — так это звучит. Ты читал статью? — поинтересовался Тёмный Лорд, подходя к своему столу и беря в руку газету. — Да, Мой Лорд. — И что тебе понравилось больше? «Чистокровный шовинизм» или «мир разлагающегося средневековья», в котором мы все, оказывается, удерживаем Магическую Британию?       Я молчал, не зная, что ответить. Беллатрикс тоже не смела заговорить. — Казалось бы, чем марание бумаги может нам навредить? — риторически спросил Тёмный Лорд. — Казалось бы, что это, если не бессмысленные еретические призывы ко всякому сброду? Разве может это изменить наш мир, или заставить магглорожденных и предателей крови осмелиться на открытую борьбу? Нет, конечно. Но то, что в «Пророке» безнаказанно печатаются статьи, бросающие вызов Пожирателям Смерти и мне лично, оставляет пятно на моей репутации и на репутации нашей организации. А такие пятна не так легко смыть…        Тут Белла вскинула голову, и я увидел, какой фанатичный огонёк разгорается в её глазах. — Мы смоем это пятно кровью, Мой Лорд! — горячо воскликнула она. — Никто не посмеет допустить, что подобное неуважение к Тёмному Лорду может остаться безнаказанным!        Милорд медленно кивнул, и Беллатрикс, приободрённая этим, вскочила, словно подкинутая пружиной, и продолжила: — Стреттона постигнет участь, более страшная, чем смерть! Никто не осмелится повторить его ошибки! А на место редактора мы поместим нашего человека…        В дверь опять постучали, и Тёмный Лорд взмахнул рукой, отворяя её. Зашёл Долохов. Я мгновенно понял, что он тут не просто так, и, хотя в последнее время мы с ним вроде как неплохо общались, меня проняла дрожь от его хищнической ухмылочки. — Мой Лорд, — русский склонил голову, потом кивнул нам с Беллой. — Ты вовремя, Антонин, — проговорил Волдеморт. — Я вызвал тебя, чтобы быть уверенным, что на этот раз всё пройдёт хорошо. — Повелитель, мы и сами можем справиться, — начала было Беллатрикс, но Милорд так на неё взглянул, что моя жена осеклась. — Антонин доложил мне, что Стреттон обратился к аврорам, — сказал он. — До него теперь не добраться. Так или иначе, но он всё же нарушил прямое указание не прибегать к их помощи.        Темный Лорд опять выразительно посмотрел на нас с Беллой, и я заметил, как Белла сжала подлокотник кресла с такой силой, что у неё костяшки пальцев побелели. Мы не догадались устроить более хорошую слежку за ним, и не могли отрицать свою вину за это. Хуже того, за это предстояло расплатиться семье Стреттона. — Поэтому придётся передать ему привет через жену и дочь, — резюмировал Милорд. — Убивать не надо, но я хочу, чтобы вы доходчиво донесли до редактора, к чему привела его беспечность. Свободны. Беллатрикс, останься, нам ещё есть о чём побеседовать.        На лице Беллы отразилось странное сочетание страха и робкой надежды. Каждый раз, когда Беллатрикс ошибалась, он устраивал ей отповедь часа на два — на три. Не жалел своего времени, чтобы лишний раз убедить её в том, насколько ужасно она непрозорлива, и как бесконечно он разочарован. Я не знаю, зачем это делалось. И как можно было так хладнокровно и методично уничтожать Беллатрикс столь изощренным способом. Наверное, Тёмный Лорд считал это хорошей мотивацией. Белла и правда после этого саму себя превосходила раз за разом. А всё же такие беседы с Милордом ввергали её во всё больший нервоз.        Мы с Долоховым вышли из кабинета Темного Лорда и посредством камина добрались до охотничьего домика. Рабастан вышел в гостиную, услышав наши шаги. — Белла, тебя не узнать, — усмехнулся он, глядя на Долохова.        Надо сказать, что Антонин с моим братом имели прекрасные отношения. Мне не хотелось думать о том, какие общие интересы их сближают, но всё же эти двое часто проводили время вместе. — Это всё новая причёска, — осклабился Антонин, и Басти рассмеялся. — Беллатрикс осталась у Тёмного Лорда, — проговорил я. — Вместо неё Милорд отрядил Антонина нам в помощь.        Почти всё в Долохове я мог принять. Больше скажу, за многое я его даже уважал. Но эту его неприкрытую склонность к насилию… Скажите на милость, кем надо быть, чтобы откровенно радоваться перспективе издеваться над беззащитными людьми? Едва я понял, что отделаться от него не получится, я решил, что ни за что не подпущу его к девочке Стреттонов. Мамашу мне было не так жалко, если быть честным с самим собой. — Что надо сделать? — спросил мой брат уже серьёзнее. — Наказать Стреттона через семью, — мрачно сказал я. — Без летального исхода. Думаю, парочки пыточных для мамаши хватит. Девочка уже получила своё от Беллатрикс.        Долохов усмехнулся, и я вопросительно на него взглянул. — Не будем спешить. Я хочу взглянуть на пленниц, а там уже решим, что с ними делать.        Мы все надели маски Пожирателей Смерти и вошли в комнату, в которой томились наши заложницы. Миссис Стреттон сидела у окна, глядя на густой лес, а её дочь дремала на тахте. Её платье немного задралось, обнажая стройные ноги. Я заметил, каким липким взглядом Долохов скользнул по девочке, и нахмурился.       Увидев, что в комнату вошли трое мужчин в устрашающих масках, миссис Стреттон вздрогнула и побледнела. — Пандора! — громко позвала она, и девочка, сонно моргая, села. — Сладко спалось, красавица? — глумливо поинтересовался Долохов, и Пандора стремглав кинулась к матери, которая, не без труда поднявшись, прижала её к себе. — Зачем вас так много? — встревоженно спросила миссис Стреттон, перебегая взволнованным взглядом на каждого из нас по очереди. — Что вы намерены делать? — Она тоже ничего, — заметил Антонин, обращаясь к Басти, и тот понимающе хмыкнул. — Что происходит? — ещё более взволнованно спросила волшебница. — Ваш муж, миссис Стреттон, совершил непозволительную ошибку, — глухо произнёс я, поняв, что должен взять на себя ответственность и сказать этой несчастной о том, что её ждёт. — К сожалению, ответить за это придётся вам.        На бедную женщину жалко было смотреть. Она рвано выдохнула, покачала головой в неверии и крепче прижала к себе дочь. У меня засаднило сердце. От острой жалости что-то в душе оживало, и ко мне словно возвращалась моя человечность, отчасти утраченная после смерти Алиссандры. — Ч-что это значит? — спросила миссис Стреттон едва слышно. — С деталями мы пока что не определились, но точно — ничего хорошего для вас, — насмешливо проговорил Долохов, и я почувствовал прилив негодования. — Выйдем, — процедил я.        Мы вернулись в гостиную, и Антонин взмахнул палочкой, подвинув кресло таким образом, чтобы вся комната была в поле зрения. Затем он вальяжно развалился и снял маску. Басти плюхнулся на диван, а я оставался стоять. — Что не так, Рудольфус? — удивленно спросил мой брат. — Поделим их между собой, чтобы никому не было обидно…        Я судорожно соображал, какую стратегию мне избрать. По всему выходило, что никакая сила не остановит Долохова, если он задумает что-то мерзкое. Он бы победил меня в честной дуэли. Разве только Басти примет мою сторону. Но он, кажется, успел набраться у Долохова гнусных привычек, что особенно меня злило. — На пару слов, Рабастан, — проговорил я и, не дожидаясь, пока брат отзовётся, пошёл во вторую спальню.        Басти поспешил следом. Едва я прикрыл за нами дверь, как Рабастан начал возмущаться: — Рудольфус, только не начинай свою шарманку про мораль! Я согласен с Долоховым — почему бы нам не…        Но тут я так его встряхнул и припечатал к стене, что Рабастан осёкся. — Ты — Лестрейндж, а не бандит с большой дороги, — прошипел я, держа его за грудки. — Попробуй хотя бы подумать о такой мерзости, и я сам из тебя дурь выбью, понял?        Рабастан сомкнул руки на моих запястьях, не решившись отбиваться из уважения ко мне. А ведь физически брат наверняка превосходил меня по силе, ведь он был коренастым и очень крепким молодым человеком, в то время, как я тонкой костью и худощавым телосложением пошёл в мать. — Руди, ты чего? Это наше право …        Я ещё раз его встряхнул. — Мерлином клянусь, даже не посмотрю, что ты мне брат, — процедил я, прежде, чем отпустить Рабастана.        Тот возмущенно одёрнул одежду и весь набычился. — Да мамаша сама была бы не против, весь день глазки строила… — проговорил Басти несмело.        Я так к нему кинулся, что брат отпрянул. — Ещё раз говорю — не смей даже думать, понял? Я знаю, от кого ты этому понабрался. Но ты — Лестрейндж, дементоры бы тебя побрали! Так и знай — своими руками голову тебе оторву, если что. — Да понял, понял! Что ж тут не понятного… — пробормотал мой братец.        Мой горящий взор так сверлил его, что Рабастан даже избегал встретиться со мной глазами. А во мне пытал такой гнев, что я едва сдерживался, чтобы хорошенько не врезать младшенькому. Я не хотел верить в то, что он и впрямь мог бы сделать что-то с женщиной против её воли. Я бы не смог смотреть на него после этого. Но, как покажет будущее, Басти всё же не был плохим человеком. Хотя в любовных делах он всегда прибегал к ураганному напору, до насилия он не опускался. Впрочем, допускаю, что это разговор со мной своевременно вправил ему мозги. — Так что, обеих отдадим Долохову? — спросил Рабастан, чуть погодя. — Нет, — отрезал я.        Рабастан нахмурился. В его глазах отразилось понимание. — Рудольфус, я не дам тебе ослушаться Тёмного Лорда, ясно? Мы не можем просто взять и отпустить их на все четыре стороны.        Это я понимал, к сожалению. И даже был не против приложить миссис Стреттон парочкой заклинаний… У меня бы вряд ли рука поднялась, но я бы смог закрыть на это глаза, во всяком случае. — Девочку я не дам мучить, — отрезал я. — И ты поддержишь меня. С нами двумя Долохов не станет связываться.        Рабастан подозрительно прищурился. — Ты её опустишь, — констатировал он.        Я тяжело вздохнул и посмотрел брату прямо в глаза. — Как есть — отпустишь! Рудольфус, ты рехнулся? Захотел Круциатус от Лорда? — Моя верность Тёмному Лорду не подлежит сомнению, — ответил я, глядя в окно на лес. — Но честь не позволяет мне поступить иначе. — Рудольфус, ты не в себе, — проговорил Басти. — Никто не собирается их убивать. Ведь решили же слегка потрепать, а потом отпустить. Если ты просто дашь девочке сбежать… — Здесь Долохов, Рабастан, — воскликнул я шепотом. — Я знаю, на что он способен. И я не буду на это просто смотреть!        Рабастан озадаченно хмурился. — И, разумеется, что бы он ни говорил, а Милорд послал его сюда, чтобы проконтролировать, не дрогнет ли у меня рука, — продолжил я. — Наказывает так за оплошность. — Если так, то я тем более не дам тебе оступиться, — произнёс Басти. — Не дам просто отпустить её.        Мой брат был одним из самых упёртых людей из всех, что я знал. Надо было договориться с ним, и побыстрее. Пока Долохову не показалось странным наше уединение. — Рабастан, я не боюсь нести ответственность, — проговорил я спокойно и внушительно. — И ты не спорь со мной. — Я не хочу, чтобы тебя опять выслали куда-нибудь подальше, — возразил Басти. — Рабастан, да пойми же ты, что после смерти Алиссандры мне это безразлично, — вымученно сказал я. — Наказание я переживу. Но если допущу, чтобы эта девочка страдала, я себе не прощу. Она напомнила мне мою дочь, Басти.        Рабастан тяжело вздохнул. — Инферналы с тобой, делай, как знаешь, — отмахнулся он.        Мы вернулись в гостиную, где Долохов потягивал сигару. Я сходу заявил, что сам займусь девчонкой. — Какая неожиданность, — сардонически протянул Долохов. — Что это, Рудольфус? Вспышка благородства или неожиданно проснувшиеся тайные желания? — Второе, — ответил я, сохраняя непроницаемое лицо. — Часто видел её в Лондоне, понравилась.        Долохов недоверчиво на меня взглянул. Ещё год назад он бы ни за что не поверил, но с тех пор многое переменилось. Мы с ним иногда уходили в феерические загулы, в процессе которых я мог выкинуть что-то жестокое. Например, изувечить наглеца, сделавшего нам замечание, или что-то в этом духе. Словом, он слишком хорошо знал, как я изменился после смерти дочери. Да в добавок, мерил по себе.        Я же не намеревался устраивать шоу, демонстративно геройствуя. Я был слизеринцем всё-таки, и даже хорошие дела предпочитал делать без лишней помпы, аккуратно. И потому не открывал своих истинных намерений, опасаясь, что Долохов мне помешает. Чего доброго, назло мне сам захочет заняться девочкой. — Что ж, я всегда говорил, что ты — страшный человек, Лестрейндж, — ухмыльнулся Долохов. — Но я не верю, что до такой степени. — Лучше уж себя пересилю, чем ты её изувечишь, — заявил я безапелляционным тоном. — Девчонка мне понравилась. Чем-то похожа на мисс Блэк, которую вы с Малфоем так подло увели у меня из-под носа, — проговорил Антонин. — Ничем она не похожа, — фыркнул Рабастан. — Брось, Анионин. Пусть брат делает, как хочет. А чтобы ты не расстраивался, я прощу тебе последний проигрыш.        Видимо, Долохов проиграл Рабастану действительно крупную сумму, потому что тут он вздохнул и, подумав, кивнул. — Идёт, — произнес Антонин, и я выдохнул с облегчением.        Долохов легко и грациозно поднялся из глубокого кресла. Он двигался с ловкостью большого хищника, и не было никаких сомнений, что в его поджарой фигуре и без магии таится достаточно силы. Опять надев маски, мы подошли к двери, за которой томились наши узницы, и Басти произнёс «Алохомора». Он вошёл первым, за ним Долохов и я.        Миссис Стреттон нервно смотрела на каждого из нас по очереди, всё так же крепко прижимая к себе дочь. — Потом отдашь её мне? — спросил Антонин, обращаясь ко мне. — Это вряд ли, — проговорил я. — Я всё сделаю сам.        Мать, встрепенувшись, заволновалась ещё сильнее. Она завела девочку себе за спину и приготовилась защищать её. Хотя это была очень хрупкая, маленькая дамочка, и едва ли она была способна дать хоть какой-то отпор. — Тут какая-то ошибка. Мой муж сделает, что угодно… У нас есть деньги… — пробормотала она плохо слушающимся голосом. — Деньги нас не интересуют, — усмехнулся Долохов, подходя к женщине и бесцеремонно беря её за подбородок стальной хваткой. — Славная.        Миссис Стреттон вырвалась и уставилась на него с ужасом… И почему-то покосилась на Рабастана. Мне на какой-то миг показалось, что она ждала от него защиты, и я грешным делом подумал, что, может, брат и не сочинял об её симпатии. Хотя, конечно же, она просто определила, что Басти совсем молод, и надеялась на его человечность. Рабастан действительно напрягся, когда Долохов провёл рукой вдоль тела женщины. — Что-то мне не нравится это, — проговорил он.        Долохов же медленно вынул волшебную палочку. Я по привычке напрягся. Конечно же, драться с ним никто не собирался, но тут важно понимать, что за человек был Долохов. Его опасались абсолютно все, даже наш отец. Я и то мог терпеть его компанию только через призму алкоголя. — Именем Тёмного Лорда, — прошептал он с удовольствием. — Круцио.        Женщина закричала и гулко упала на колени. Дочь буквально остолбенела от ужаса, и опять закрыла уши руками, зажмурившись. Долохов, правда, тут же снял заклинание и не без удовольствия смотрел на миссис Стреттон. Её белокурые волосы растрепались, лицо смертельно побледнело, а глаза лихорадочно блестели. Женщина тяжело дышала и была уже не способна к сопротивлению. — Сделай так, чтобы он её не убил, — шепнул я Рабастану и, подойдя к Пандоре Стреттон, которая беззвучно рыдала, крепко взял её за предплечье и рывком поднял.        Она взвизгнула и стала вырываться. Силы в ней никакой не было, и все её потуги оставались тщетными. Мне бы не составило никакого труда её скрутить и без магии, но я применил заклинание пут, чтобы ненароком не вывихнуть ей что-нибудь. — Нет! Куда вы её забираете? — простонала миссис Стреттон, находя в себе силы приподняться.        В её глазах стояло отчаяние. Жаль, что я не мог прямо в тот момент её успокоить. Я ничего не ответил и, удобнее перехватив девчонку, потащил её к выходу. Несчастная мать закричала и забилась в руках Долохова, который явно получал удовольствие от её ужаса. — Куда ты? — окликнул он меня. — Не хочу, чтобы нам помешали, — отозвался я максимально грубым голосом.        К счастью, Долохов поверил. Или сделал вид, что поверил. И я беспрепятственно покинул комнату, а потом, не обращая внимания на слёзы и сопротивление девчонки, вытащил её из дома. Я намерено зашёл за дом, чтобы нас не было видно в окна, и, наложив на девочку Силенцио, приволок её к кромке леса.       Она была ни жива, ни мертва от страха. Когда я отпустил её, снял путы и Силенцио, Пандора Стреттон так шарахнулась от меня, что споткнулась и упала. Я шагнул к ней, чтобы помочь подняться, но девочка стала в ужасе отползать. — Ты умеешь аппарировать? — спросил я.       Но бедняжка была так напугана, что даже не понимала, что я говорю. По всей видимости, аппарировать она не умела, поскольку даже не пыталась это сделать. Я тяжело вздохнул и, склонившись, сжал её плечи и поднял девочку на ноги. Она была в полуобморочном состоянии и почти не сопротивлялась. — Скажешь, что сбежала. Поняла? — спросил я, встряхнув её для верности.       В этот раз она меня услышала и нервно кивнула. В её огромных глазах читался вопрос, но вместе с тем и робкая надежда. Я аппарировал, всё так же крепко держа её. Мы оказались в подворотне маггловской улицы, недалеко от «Дырявого котла». Мне было опасно показываться ближе к дому Стреттонов, ведь наверняка там дежурили авроры. — Иди вверх по улице и увидишь «Дырявый котёл», — сообщил я, разжимая хватку на её плечах.       Девочка тут же отступила на шаг, но не побежала. — А моя мама? — проговорила она чуточку охрипшим голосом. — Скоро будет с тобой, — отозвался я.       Не дожидаясь благодарностей, я поспешно аппарировал обратно в охотничий домик. И чуть ли не бегом вернулся внутрь. Но было уже поздно. Я замер на пороге комнаты, увидев, что миссис Стреттон лежит на полу. Долохов с задумчивым видом курил сигару, прислонившись к стене. Рабастан, сняв маску, сжался в кресле. Лицо у него было серо-зеленым. — Инферналы! Что вы сделали?! — воскликнул я.       Кинувшись к женщине, я приложил руку к её шее. Пульса не было. Я устремил бешеный взгляд на брата. Тот растеряно помотал головой. — Не выдержала Круциатуса, кто ж виноват, что сердце слабое было, — произнёс Долохов, правда, без раскаяния.       Я поднялся на ноги. Было так же отвратительно, как и несколько лет назад, когда Долохов притащил меня в маггловский дом и пытался заставить пытать и убивать его обитателей. Я снова стал растерянным мальчишкой, ощущающим дурноту и убивающее бессилие. Пошатываясь, я отступил на несколько шагов. — Это гнусно, — процедил я. — Это война, — поправил Долохов.       Я посмотрел на него и покачал головой. — Нет, это преступление. Тёмный Лорд сказал не убивать их. Он выразился ясно. — Только не надо делать вид, что сам ты святой, — хмыкнул Долохов. — И ты убивал. Святая месть, война, убийство ради убийства — всё это не имеет различий, Лестрейндж. Ты такой же убийца, как и я, и чем дольше ты будешь убеждать себя в обратном, тем сложнее будет потом принять этот факт.       Его слова поразили меня. В глубине души я знал, что Долохов прав. Наверное, разницы не было. Но почему тогда из-за кровавой резни в Сноудонии я не чувствовал ни тени угрызений совести, а теперь мне было настолько мерзко? Потому что за те убийства я смог себя оправдать перед самим собой, а убийство этой невинной женщины было непростительно? — Нет, Антонин, я не такой же, как ты, — процедил я. — Я ещё способен чувствовать раскаяние. — Где девчонка? — спросил Долохов, проигнорировав мою реплику. — Я закончил с ней и отпустил, — проговорил я, смело встречая его взгляд.       Рабастан, справившись с дурнотой, поднял на меня глаза. Долохов тоже вовсю таращился. — Кто тебе дал право? — спросил он наконец. — Не ты руководил операцией, — напомнил я. — Я буду отчитываться только перед Тёмным Лордом.       Антонин покачал головой. — Глупец. Ты сам себе вредишь, — проговорил он.       Долохов переступил через тело миссис Стреттон и, уже будучи в дверях, обернулся и разочарованно на меня взглянул. — Это война, Лестрейндж. Твоему чистоплюйству тут нет места. — Для меня война — это борьба с сильным противником. А не с женщинами и детьми, — ответил я, выдерживая его уничтожающий взгляд. Октябрь 2018, Лютный переулок, особняк Рабастана Лестрейнджа        Повисла пауза, и Дэшвуд поймал себя на том, что его лицо скривилось от негодования и отвращения. Лестрейндж, видимо, почувствовал это, поскольку сказал: — Пожиратели Смерти никогда не были святыми. Были те, кто мнил себя рыцарями Тёмного Лорда, как я. И были такие, как Антонин, которые сражались с магглами не за свою страну, а исключительно ради выгоды или удовольствия. Но и ваши были не лучше. Вся разница между нами в том, что Пожиратели никогда не стремились обелить себя, а брали ответственность за свои преступления. — Почему вы не спасли и мать девочки? — вырвалось у Дэни.        Рудольфус презрительно усмехнулся, видимо, сочтя вопрос Дэшвуда идиотским. — А что я должен был сделать, по-вашему? Попробовать сразиться с Долоховым, подвергнув опасности себя, брата, и будущее нашей семьи? Не ради предательницы крови. Я не утверждаю, что поступил хорошо или правильно. Я рассказываю, как есть. Если вы ещё не заметили, юноша, делить всё на черное и белое, а поступки — на хорошие и плохие, довольно сложно. В жизни вообще не бывает таких четких разграничений. Я спас девочку, хотя это и было огромным риском. Но я был уверен, что должен так поступить.        Дэшвуд шумно втянул воздух. Слушать рассуждения Лестрейнджа подчас было совсем невыносимо. Он оголял перед Дэни всю правду жизни в том безобразном виде, в котором она была. Без прикрас, без оправданий. Погружаться в его воспоминания было тяжело морально. — Тёмный Лорд наказал вас? — спросил Дэни, когда немного пришёл к себя.        Лестрейндж тяжело вздохнул и покачал головой. — Нет. Я ведь был неплохим Пожирателем Смерти и умел держать палочку в руке. Темный Лорд знал, что я готов сражаться и умереть за него, и он приберегал меня на такой случай. Настраивать меня против себя и организации он не хотел. Хотя, по правде сказать, я бы никогда и не предал его. Ведь, хотя я не одобрял подобных методов, они тоже были нужны. Просто так ничего не делалось. — Нет, никакая цель не оправдывает такие средства, — возразил Дэшвуд. — К несчастью, до Азкабана я думал так же, — хмыкнул старик.        Дэни не мог не спросить и про Беллатрикс. — А ваша жена? Как вы могли любить женщину, которая проявляла такую бесчеловечность? — пытливо поинтересовался он. — А как любят жен, которые плохо готовят? Или полнеют с годами? Или имеют скверный нрав? — парировал Рудольфус. — Если бы любовь была объяснима так легко и поддавалась бы доводам разума, я бы даже не женился на Беллатрикс. Вы сказали, что она проявляла бесчеловечность… Жестокость — да. Но Белла была человечна больше, чем кто-либо из нас. Хотя это и не касалось врагов. Как я любил её? Ооо, я любил её до беспамятства… Январь 1976 года, Магический Лондон, особняк Лестрейнджей        Той зимой всё шло как-то неудачно. Погода была дождливой, заморозки никак не наступали, и всюду царила слякоть и сырость. Снег выпадал и тут же таял. Нельзя было и шагу ступить, чтобы не встать в лужу. В Лестрейндж-холле и того хуже: несмотря на то, что домовики трудились, не покладая рук, по саду невозможно было прогуляться без того, чтобы перепачкать одежду до колена.        Отношения Беллатрикс и Тёмного Лорда стали натянутыми. Не сколько из-за нашей провальной операции со Стреттонами, столько из-за того, что Белла никак не могла смириться с новым форматом отношений. Милорд уделял ей всё меньше времени, а Беллатрикс всё больше страдала. Каждый день она ждала, когда он активирует её Метку. Начинала готовиться после обеда: заходила в душ, приводила себя в порядок, красиво укладывала блестящие черные волосы и надевала элегантное платье. Она была прекрасна в той же степени, что и несчастна. Ждала его зова до позднего вечера, не находя себе места в доме. И изводила и себя, и окружающих.        Я и сам был готов к помешательству. Видеть, как он пренебрегает ею, видеть, как женщина, которую я боготворю, страдает, было невыносимо. Но я хотя бы имел возможность быть с ней рядом. Пытаться поддержать и отвлечь. А каково было Беллатрикс?        Можете представить себе, как это — жить в вечном ожидании? Каждую секунду думать об одном человеке и надеяться, что он про тебя вспомнит? Когда всё, за что ни возьмёшься, валится из рук, потому что сосредоточиться невозможно? И априори всё, — решительно всё! — не имеет никакого значения! Иногда мне казалось, что Белле даже дышать тяжело, если она вдали от нашего Лорда. Её взгляд всегда был каким-то лихорадочным и словно ищущим, и я чувствовал все её муки. Хотелось бы сказать, что разделял, облегчал — но нет. Большее, на что я был способен — время от времени отвлекать её.        Это тоже было сложно. Белла боялась, что окажется не готова, когда Тёмный Лорд призовёт её, поэтому по вечерам она перестала выходить со мной куда-либо. Она каждый вечер торчала в гостиной, поглядывая на часы, и вздрагивая от их боя так, словно через её тело проходит Лайтус.        Облегчение наступало, лишь когда Тёмный Лорд наконец-то активировал её Метку. Белла тогда приходила в крайнее возбуждение, граничащее с радостным идиотизмом. Её буквально всю трясло, глаза наполнялись безумным огнём, и вся она становилась порывистой и нетерпеливой. Я видел, как дрожат её руки, когда она собирается к нему, и как прерывисто и шумно она дышит.        А потом она уходила. На несколько часов. Реже — на ночь.        Это было единственным лекарством от безумия Беллатрикс. После встреч с Тёмным Лордом, она какое-то время была нормальной. Была прежней Беллой, которую я знал и любил. Много смеялась, хорошо спала, имела здоровый аппетит, могла составить мне компанию на прогулке. Она вся была полна жизни, была счастлива. На губах то и дело расцветала мечтательная и блаженная улыбка, глаза затуманивались, видимо, от воспоминаний о Милорде. От Беллатрикс словно исходил внутренний свет, и в такие дни я понимал, почему люблю её. Когда Белла была счастлива, она была лучшей женщиной на свете.        Проблема была лишь в том, что их встречи с Тёмным Лордом становились всё более редкими. И чаще всего я видел лишь измученную тень Беллы, едва дышащую от переполняющих её терзаний.        Её любовь уже становилась зависимостью, и я ничего не мог сделать.        Беллатрикс, надо сказать, понимала, что я стараюсь поддержать её, как могу, и часто смотрела на меня со смесью жалости и благодарности. Улыбалась грустной, понимающей улыбкой.        Поскольку спали мы всё ещё в одной спальне из-за частых ночных кошмаров Беллатрикс, иногда ночью она, просыпаясь от собственного вскрика, порывисто обнимала меня и шептала: — Спасибо, что ты со мной, Руди. Без тебя я бы сошла с ума.        Её прерывистый голос, шёлк кудрей под моими пальцами и ощущение её бешено колотящегося сердца. Она засыпала в моих объятиях, а я боялся пошевелиться и разбудить её. С упоением вслушивался в мерное дыхание, чувствовал тепло её тела, смотрел на её бледное в лунном свете лицо. В такие моменты она была моей и только моей. С Тёмным Лордом она никогда бы не могла чувствовать себя так спокойно и умиротворённо. Мерлин и Моргана, разве мог я её оставить… Я понимал, что никогда мы с ней не сможем быть счастливы, пока в нашей жизни есть Тёмный Лорд, но прервать этот порочный круг не было никакой возможности.        Дело Стреттонов постепенно забывалось, хотя Белла боялась, что на меня ещё падёт гнев Тёмного Лорда. Она страшно ругалась на меня за то, что я тогда отпустил девчонку и позволил Долохову убить её мамашу, нарушив тем самым распоряжение Милорда. — Что ты творишь?! — кричала она на весь дом, когда Долохов любезно рассказал Белле о том, что именно произошло в охотничьем домике. — Зачем ты постоянно обращаешь на себя столько внимания?! Неужели ты не понимаешь, Рудольфус, что Тёмный Лорд не всегда будет закрывать глаза на твои выходки? — Я не мог поступить иначе, Беллатрикс, — тоже закипая, отвечал я. — Не мог? Не мог?! Великий Салазар! Рудольфус, сейчас не то время, чтобы жить по законам чести! В нас не должно быть никакой жалости к врагам!        Беллатрикс металась по нашей спальне, как разъяренная фурия. Глаза её буквально метали молнии. — А ты сама смогла бы? — спросил я, уже зная, в сущности, ответ. — Вернее, как бы ты себя чувствовала после этого?        Белла хмыкнула и вскинула подбородок. — Я уже давно не чувствую ничего, — процедила она. — Всё, что мною движет, это верность Тёмному Лорду. Я бы сделала всё, что он счел бы нужным. — Хорошо, если так, Белла. Потому что я бы не смог успокоить свою совесть, если бы пытал невинного ребёнка. Мне и миссис Стреттон до сих пор снится, — проговорил я резким, раздраженным тоном.        Тогда Беллатрикс вдруг подбежала ко мне и попыталась ударить. Опешив, я перехватил её руку в последний момент, и постарался максимально отстраниться, чтобы она меня не достала. Судя по расширившимся зрачкам и кривящемуся рту, с Беллатрикс начинался очередной припадок. Удивительно, правда, что причиной ему был всего лишь я. — Белла, что с тобой?! — воскликнул я, сгребая жену в охапку и удерживая в объятиях.        Беллатрикс злобно вывернулась, применив хитрый приём и толкнув меня в грудь. Её всю трясло от бешенства. — Тебя отправят в очередную ссылку! — вскричала она. — И я останусь совершенно одна! Неужели ты не понимаешь, что тогда произойдет что-то страшное?!        Я мгновенно остыл и, приблизившись к Белле, попытался её обнять, но не тут-то было. Она не позволила даже прикоснуться к себе. — Если ты уедешь, Рудольфус, я останусь совсем одна! И я не знаю, смогу ли я это выдержать!        Её слова меня поразили. Стоило бы, правда, догадаться, что мы с Беллатрикс были очень близки. Её родители, Рабастан и Долохов знали о связи Беллы с Тёмным Лордом, но только мне было известно обо всех аспектах этих отношений. И, как ни удивительно, в какой-то степени я был опорой для Беллы. Может, с её стороны это было немного эгоистично… Но, с другой стороны, кто из нас в минуты слабости не стремится черпать силы в близких людей? — Прости, Беллатрикс, я не подумал об этом, — проговорил я негромко.        Белла мотнула головой, от чего её великолепные волосы взметнулись. — О, Моргана, я знаю, Руди, что с моей стороны нечестно так использовать тебя! Я знаю, что я невольно являюсь твоей мучительницей, потому что ты любишь меня точно так же, как я — Его. Но, клянусь, без тебя я бы вряд ли ещё держалась.        Наивная юная Белла… Она и сама ещё не представляла, насколько она сильная. Всё, что ей было нужно, чтобы держаться, — Тёмный Лорда.       Она наконец-то позволила мне себя обнять, и я стал успокаивающее поглаживать Беллатрикс по волосам. Она уронила голову мне на плечо и тяжело вздохнула. — Внутри меня разверзается бездна, Рудольфус. И мне страшно, что однажды я в неё сорвусь.        Я сжал зубы. Безумие Беллы становилось всё более очевидным, и отрицать это я не мог. Не знаю, понимал ли Тёмный Лорд, насколько психически нестабильна Беллатрикс, или при нём она прекрасно держала себя в руках. Но я видел всё с самого начала. Безумие Блэков, которое всегда было в Белле, всё крепло. Слишком многим испытаниям она подверглась, слишком глубокие и сильные чувства в ней бушевали. — Может быть, стоит обратиться к целителю? — осторожно предложил я.        Почувствовав, как Беллатрикс разом напряглась, я успокаивающее погладил её по спине. — Ведь, чтобы служить Тёмному Лорду, тебе необходимо быть здоровой. Если обратиться к Фоули, точно никто не узнает.        Беллатрикс медленно отстранила меня. — Я не безумна, — убежденно заявила она. — Просто я устала. — Фоули мог бы прописать успокоительное…        Но Белла и слушать не хотела. Она была убеждена, что от зелий ей становится только хуже. Может, и небезосновательно. Я не стал настаивать, но подумал про себя, что если и дальше так пойдёт, то стану просто подливать ей пару капель в еду. Я всерьёз опасался, что Тёмный Лорд вот-вот порвет с ней, и да поможет Моргана нам всем в таком случае… — Не волнуйся, Белла, я в любом случае всегда с тобой. Что бы ни было, — проговорил я, желая её поддержать.        Белла слегка нахмурилась. — А если однажды ты захочешь нормальную семью? — спросила она вдруг. — Я ведь знаю, как ты любишь детей. — Ты переоценивать мои душевные ресурсы, — усмехнулся я. — Одного брака для меня более, чем достаточно. На второй заход меня не хватит. Так что я весь твой.        Беллатрикс, казалось, немного успокоилась. Странным образом я придавал ей силы. Что же до меня… Почему-то возникло ощущение, что лучше Белле не знать о том, что у меня есть сын.        Тем временем жизнь продолжалась. В благодарность за поддержку я продал Рабастану вожделенный им особняк за смехотворную цену, и брат был целиком поглощён его обустройством. Даже стал меньше выпивать и реже попадать в неприятности. Смерть миссис Стреттон до такой степени поразила его, что Басти стал серьёзнее и уже не болтался с Долоховым. Отец, который сперва был вне себя от гнева из-за покупки Рабастаном дома, стал надеяться, что Басти теперь остепенится.       >Мы с Беллой тихо, по-домашнему, отпраздновали Рождество и Новый Год. Я был только рад, поскольку никого не хотел видеть. Про сына я не забыл — отправил ему к Рождеству замечательные подарки. Съездить на Ривьеру пока что не представлялось возможным, но мне очень хотелось порадовать Эдмунда какой-нибудь интересной игрушкой. Как будто это могло компенсировать то, что я лишил его матери. Мда.       В магазине, бродя между полками с изумительными волшебными игрушками, я ощущал тупую ноющую боль. Затея изначально была не самой лучшей, потому что всё неумолимо напоминало мне об Алиссандре и Салазаре. Вместе с тем осознание того, что я выбираю игрушку для своего сына, который, пусть и вдали, а всё же живёт и растет, было бальзамом на душу. Я выбрал для него игрушечный паровоз «Хогвартс-экспресс» с вагончиками, который был заколдован таким образом, что, наматывая круги по рельсам, самопроизвольно пускал клубы дыма. Воображение рисовало идеалистическую картину — уютный домашний вечер, смышлёный и ласковый ребенок, я, собирающий для его игрушечную железную дорогу. Надо было съездить на Ривьеру и проведать сына и бабушку. Я переживал от того, что упускаю время, которое можно было бы провести с ребёнком. Не говоря о том, что меня точило чувство вины перед ним. Гложимый угрызениями совести, я выбрал ещё игрушечную метлу и набор игры в плюй-камни. Бабушка сухо и лаконично написала, что столь щедрые подарки могут вызвать подозрения, но всё же добавила в постскриптуме, что Эдмунд наконец-то повеселел.        В январе из дома я почти не выходил. Не только потому, что у Беллы с Милордом совсем разладилось, и моя жена была на грани помешательства. Ещё я опасался, что встречу на улице Пандору Стреттон. Зря, конечно, ведь она и сама носу не показывала из дома. Только иногда в окно моей спальни я видел, как девочка безучастно сидит у окна своей комнаты и смотрит на улицу. Для неё произошедшее явно не прошло даром, раз она даже в Хогвартс не уехала. Я старательно давил в себе чувство вины и боялся встретиться с ней лицом к лицу и посмотреть в глаза.       В середине января я всё же ненароком встретился с мисс Стреттон. Случилось это так.        Как-то вечером я вышел пройтись. Это был редкий момент, когда не было ледяного дождя стеной. Январь выдался таким же слякотным, как и декабрь, и крепкие холода всё никак не наступали. Беллатрикс отказалась составить мне компанию — она не виделась с Тёмным Лордом почти месяц, и поэтому каждый вечер проводила дома в надежде, что он активирует её Метку. Не в силах видеть, как она терзается, я набросил на плечи утепленную мантию и, наложив на себя чары, отталкивающие дождь, вышел на улицу.        Уже пройдя значительное расстояние, я заметил, что за мной увязалась Жужу. Она, видимо, выскользнула за дверь, когда я выходил, и теперь деловито трусила рядом. Я остановился в растерянности, не зная, вернуть ли её домой или позволить сопровождать меня. Жужу тоже остановилась, и, поджимая то одну тоненькую лапку, то другую, нетерпеливо на меня посматривала. Я возвёл глаза к небу. Жужу ведь была крохотной дамской собачкой, и вместе с ней я выглядел максимально комично. Собачонка, видимо, и сама догадывалась о том, что позорит меня своим присутствием, потому что смотрела на меня жалостливо и виновато. — Ладно, — сдался я, и Жужу перекочевала мне за пазуху.        Её крохотное тельце дрожало от холода, и собачонка благодарно лизнула мою руку в перчатке. Можно было бы согреть её заклинанием, но я предпочёл спрятать это жалкое существо под мантией, чтобы скрыть от людских глаз. Мы прошли по Косой аллее почти до «Дырявого котла», я купил папиросы, и мы повернули обратно. Когда мы с Жужу дошли до кафе, в которое я намеревался зайти, она уже пригрелась и, разомлев, щурила свои огромные глаза на выкате. А уж в кафе, где было очень тепло, она совсем согрелась.        Я мимоходом подумал, что надо было кому-то пристроить это несчастное создание, так как я всё время чем-то занят, и собачке не хватает внимания.        Я сел спиной к залу, не желая никого видеть, и заказал себе кофе с виски. Официант странно посмотрел на меня, но ничего не сказал.        Жужу примостилась под столом у моих ног, а я, тяжело вздохнув, стал смотреть к окно. Было видно мой особняк, и в большой гостиной горел свет. Беллатрикс опять ждала, когда Милорд активирует Метку. Наверное, сейчас она сидит в кресле у камина, или расхаживает по гостиной взад-вперед, заламывая руки. Ленора спряталась в каком-нибудь дальнем углу дома. Она боится Беллатрикс. Наивная глупышка, Белла и меня-то не всегда замечает, не то, что прислугу… Была бы Беллатрикс так зациклена на Волдеморте, если бы её дети были живы?..       «Как вы могли, папа? Вы же убийцы!»        Я встряхнул головой и отпил своего напитка. Нутро приятно обожгло. По возвращении домой я решил напиться до беспамятства. Была годовщина смерти Алиссандры. Хотелось стереть самому себе память, чтобы избавиться от душащей боли.        Я так глубоко задумался, потягивая кофе, что буквально в последнюю секунду заметил, что мимо окна прошла Пандора Стреттон с пожилой леди под руку. И, хуже того, они вошли в то заведение, где я сидел. Я напрягся и с трудом подавил в себе желание тут же уйти. Оставалось надеяться, что они сядут куда-нибудь на другой конец зала. Но, конечно же, мисс Стреттон вместе с пожилой леди заняли соседний от меня столик. Сидя к залу спиной, я всё же был в этом уверен — слышал голос старушки и то, как им с девочкой придвинули стулья. Пожилая леди села за моей спиной, а девочка устроилась напротив неё. Старушка сказала, обращаясь к Пандоре: — Ну вот, немного подсластим жизнь!        В её голосе была напускная весёлость. Девочка ответила что-то так тихо, что я не разобрал. Я откинулся на спинку стула и весь превратился в слух. Пожилая леди была бабушкой девочки. Она явно старалась взбодрить внучку, болтала без умолку о том, как они уедут в загородный дом, и как Пандоре понравится там жить. Потом стала говорить про Хогвартс, повторив, наверное, раз восемь, что Пандора туда вернётся, как только оправится. Девочка отвечала рассеяно и без особенного энтузиазма. Я всё больше хмурился — совесть не давала покоя.        Им что-то принесли, но девочка, по всей видимости, не очень-то обрадовалась. Потому что пожилая леди уже почти умоляющим голосом сказала: — Пандора, ведь это всегда были твои любимые пирожные! — Ой, собачка! — это были первые отчётливые слова, которые я услышал от мисс Стреттон.        Я запоздало заметил, что Жужу куда-то делась. Обернувшись, я увидел, как бесстыжая собачонка вовсю «просит». Пандора Стреттон умилялась, глядя на неё. Я собирался было отозвать Жужу, но пожилая леди, склонившись ко мне, спешно сказала: — Прошу вас, она так давно не улыбалась!        Пандора действительно улыбалась и даже приглушенно хихикала, поскольку Жужу стала лизать ей руку. Девочка подняла на меня свои светлые, добрые глаза. — А я вас знаю.        Я напрягся было, но Пандора Стреттон продолжила таким же беззаботным голосом: — Вы живете через улицу и совсем не гуляете с Жужу. Она наверняка скучает.        Пришлось выжать кривую улыбку. Пандора же вовсю наглаживала собачку, а та ластилась к ней. — Простите, — неловко улыбнулась пожилая леди. — Ничего страшного, — заверил её я.        Женщина внимательно на меня посмотрела. — Вы — Лестрейндж? Наши окна выходят на ваш особняк. — Да, — кивнул я. — Рудольфус Лестрейндж. — Анжелина Стреттон. Это моя внучка Пандора.        Потом она вздохнула, и заговорила негромко, пока девочка была занята с собачкой. — Вы наверняка слышали о том, что случилось с нашей семьей. Мы ещё до конца не оправились. Особенно Пандора — она и всегда-то была особенной, а после всего ещё больше замкнулась в себе. Они с матерью не были сильно близки, но всё же мать есть мать…        Слова пожилой ведьмы отдавались в душе. Внутри всё сжималось от неугасимого чувства вины. — Соболезную вам, мэм. Я читал о том, что произошло. — Это ужасно, — продолжала миссис Стреттон, обернувшись ко мне. — Пожиратели Смерти — страшные люди…        Мне показалось, что она словно и рада рассказывать об этом. Это было странным. Другая бы старалась забыть, как о страшном сне, а миссис Стреттон готова была поделиться своими переживаниями с первым встречным. — Какое счастье, что ваша внучка цела и здорова, — сказал я только для того, чтобы не молчать.        Я положил на стол деньги за напиток. И, встав из-за стола, похлопал по ноге, подзывая Жужу. Но она уже сидела на коленях у Пандоры Стреттон и не думала никуда идти. — Пошли, Жужу, — проговорил я, опять хлопая себя по ноге.        Собачка, высунув язык, с виноватым видом «улыбалась». Её большие глазёнки смотрели на меня с выражением вселенской тоски. Жужу никуда не собиралась. В сердце что-то кольнуло. Я опять подумал о том, что сегодня ровно год со смерти Сандры. И вот её любимица в руках другой очень милой девочки. — Видимо, мисс, вы ей нравитесь больше, чем я, — проговорил я.        Пандора блаженно улыбалась, гладя Жужу, а её бабушка не знала, как и реагировать, глядя то на довольную девочку, то на меня. Мне показалось символичным, что эта потешная собачка выбрала себе новую хозяйку. Было немного жаль расставаться с этим напоминанием об Алиссандре, но я понимал, что девочка будет лучшей хозяйкой, чем я. Ещё я подумал, что раз Пандора отчасти по моей вине потеряла мать, то будет правильно доставить ей хотя бы небольшую радость.        Я оставил Жужу девочке, а я её бабушка не знала, как и благодарить меня. Повторяла, что Пандора «с тех страшных дней» совсем не улыбалась, а теперь вся расцвела. Я всё никак не мог от неё отделаться. Когда же я наконец-то вышел на улицу, то удивился тому, каким свежим и морозным был воздух. Снег падал крупными хлопьями и уже не таял. Впервые со дня смерти дочери на душе было легко, и голос Алиссандры не звенел в моём черепе. И вместо опустошенности я почувствовал надежду на то, что всё образуется. Пока у меня была Беллатрикс, жизнь имела смысл.        Вернувшись домой, я отдал припорошенную снегом мантию Леноре. На саму девушку я толком не взглянул, а вместо этого поспешил в гостиную. Там, на большом мягком диване, дремала Беллатрикс. В элегантном платье из синего бархата, дивно пахнущая сладкими духами, с красиво уложенными локонами, рассыпавшимися по валику дивана. Я опустился на колени перед диваном и, взяв руку Беллы, прижал её к губам. Беллатрикс приоткрыла глаза и, увидев меня, вымученно улыбнулась. Вид у неё был изнеможённый, как и всегда. — Что такое, Руди? — сонным голосом спросила она. — Почему ты так на меня смотришь? — Мне глаза нужны только для того, чтобы на тебя смотреть, — нескладно, но искренне проговорил я. — Я люблю тебя, Беллатрикс. И я всегда буду рядом.        Глаза Беллы беспокойно забегали, она казалась удивленной и как будто смущенной. — Рудольфус, не надо, мне становится неудобно, — проговорила она, наконец, пытаясь отнять у меня руку.        Я отпустил её ладонь, но всё так же стоял на одном колене перед диваном. — Не беспокойся, Белла, мне просто захотелось сказать тебе то, что я думаю. Ты моя жена, в конце концов. Я могу время от времени говорить о том, как сильно тебя люблю, — сказал я весёлым, шутливым голосом.        Белла улыбнулась и села. Поправила волосы. А потом вдруг наклонилась и, взяв моё лицо в свои руки, поцеловала меня в щеку. Я прикрыл глаза от удовольствия, ощутив прикосновение её мягких, нежных губ. — Что бы я без тебя делала, Руди, — вздохнула Беллатрикс. — Уже поздно, пошли спать.        Когда мы поднимались в спальню, я заметил Ленору у двери чёрной лестницы. Она провожала нас с Беллатрикс мучительным взглядом и едва не плакала.