***
Я стоял перед зеркалом во всю стену, в котором отражались огромная кровать, мой довольный до неприличия брат и я сам. — Странно, что ты не прибил его на потолок, — резюмировал я. — Зеркало на потолке — слишком банально, — заявил Рабастан. — Мне больше нравится такой угол обзора. А на потолке хватит и росписи. Кстати, как тебе нравится? Запрокинув голову, я увидел обнажённых красавиц, которые улыбались и старались принять наиболее соблазнительные позы. Надо было отдать художнику должное — таких детализированных картин мне ещё не доводилось видеть. Признаться, я даже едва не покраснел. — Где ты только нашёл такого умельца, — вздохнул я. — Впрочем, рад, что ты наконец-то закончил с ремонтом. Я похлопал брата по плечу, и мы направились из спальни в столовую. Был полдень, и Басти всё ещё щеголял в домашнем халате. Я же был в выглаженной рубашке, костюме-тройке с сюртуком и в чёрной мантии. — Что ещё произошло за время моего отсутствия? — поинтересовался я. Будучи независимым консультантом в Международном бюро магического законодательства, я часто ездил по командировкам и почти не бывал дома. Вот и теперь только-только вернулся из поездки в Германию. Вечером мне предстояло доложить об успехах Тёмному Лорду, но до того момента нужно было успеть сделать кое-какие личные дела. — У меня новая любовница. Наполовину русская и невероятно красивая. Отец, разумеется, опять клянется лишить меня наследства, — рассказывал Рабастан. — Регулус Блэк получил Тёмную Метку на прошлой неделе — Беллатрикс так и светится от гордости за кузена. Сириуса я видел в последнем рейде, сражался с нами вместе со своим закадычным дружком Поттером. Чтоб их обоих инферналы разодрали… Я поморщился. Не от ругательств Рабастана, к которым уже давно привык, а от упоминания кузена Беллатрикс. Сириус оказался самым большим разочарованием всего клана Блэков. Связался с плохой компанией на Гриффиндоре, сбежал из дома, натворил кучу глупостей… И в итоге присоединился к Ордену Феникса — организации Дамблдора, созданной для борьбы с нами. Скопище грязнокровок, авроров и вчерашних школьников. Белла была в таком бешенстве, что поклялась лично убить его и таким образом смыть позор с рода Блэков. — Как Беллатрикс? — поинтересовался я, стараясь говорить небрежным тоном. Рабастан замялся. Он знал, что с женой я не живу последние три года. И понимал, почему. Говорить со мной о Белле ему было неловко, ведь у Басти с ней были прекрасные отношения. Они втроём — Беллатрикс, Долохов и Рабастан отлично спелись. — Спрашивала, когда ты вернёшься, — проговорил Басти. — Они с Тёмным Лордом тоже отлучались на пару дней в Ирландию. Не знаю, правда, по делам или так… Я усмехнулся. Кажется, у них всё было неплохо. Как я только мог думать, что когда-нибудь они разойдутся? — Я завтра обедаю с отцом в клубе, — сообщил я брату. — Ты бы присоединился. Наверняка с отцом давно не общался. — И не сильно огорчаюсь по этому поводу, — улыбнулся Басти. — Он подыскивает мне невесту, а я уже слышать не могу про это. — К слову, про поиски… — тут же помрачнел я. — Ничего не сдвинулось в моём деле? Брат виновато на меня взглянул. — Руди, я уже всю Британию обыскал. Если бы твоя подружка была жива, уж наверное я бы нашёл её след. Рабастан всё ещё занимался поисками Леноры по моей просьбе. Долохов многому его научил, и Басти прекрасно справлялся с выслеживанием и поимкой недругов Тёмного Лорда. Но с момента исчезновения Леноры прошло три года, а так ничего и не прояснилось. Я и сам принимал участие в поисках, но безрезультатно. — Люди не исчезают просто так, уж нам-то с тобой известно, — проговорил я. — Если бы она была мертва, нашли хотя бы тело… Мы пришли в столовую, где домовой эльф Рабастана уже накрыл стол к завтраку. Я опустился за стол и налил себе кофе. Басти сел напротив, но приступать к трапезе не спешил. Брат как-то неловко мялся, словно никак не мог подобрать слов. — Рудольфус, забудь ты уже о ней, — сказал он наконец. — Если мы будем искать дальше, родственники этой Коул заподозрят неладное. — Одно не даёт мне покоя, Рабастан, — признался я. — Чем больше я думаю о случившемся, тем сильнее мои подозрения о том, что девушка была беременна. — Ты не можешь знать наверняка, что она там собиралась тебе рассказать накануне, — с нажимом произнёс Рабастан. — И потом, если бы ребёнок родился, она точно пришла бы к тебе за деньгами рано или поздно. — Если она и осталась жива после беседы с Беллатрикс, то наверняка была так напугана, что сбежала на другой край Земли, — вздохнул я. — Руди, говорю тебе: забудь. У тебя всё-таки уже есть один отпрыск, занимайся им в своё удовольствие! — напомнил Рабастан. — Да уж, сын, который для всех является Гиббоном, — печально заметил я. — Бастард от горничной тоже не потянул бы на законного наследника, — возразил Басти. — А Эдмунд хотя бы рождён от чистокровной волшебницы. Со временем, как знать, может быть ты сможешь его узаконить. — Это невозможно — скандал будет страшным. Лучше уж он будет законнорождённым Гиббоном, чем ублюдком Лестрейнджа, — возразил я. — Так что, брат, тебе придётся продолжить наш славный род, хочешь ты того или нет. Рабастан разве что не застонал, хотя был к этому близок. Брату было двадцать четыре года, и мы с отцом уже начинали беспокоиться о том, что Басти не женат. Учитывая то, какой была обстановка в стране, и в каких опасных рейдах участвовал Рабастан время от времени, стоило озаботиться появлением на свет наследника. — Разве что потенциальная невеста будет сказочно красива, — усмехнулся Рабастан. — Мы с отцом найдём тебе настоящую вейлу, будь покоен. После ланча с братом я направился в Министерство Магии. Нужно было передать директивы от Международного бюро. В Министерстве, как обычно, было суетно и многолюдно. Я прокладывал себе путь по коридору, ловко уворачиваясь от целых клиньев бумажных самолётиков-записок. Время от времени кто-нибудь здоровался со мной, и я кивал в ответ. Зайдя в лифт, я столкнулся с Люциусом Малфоем. — Рудольфус! Какая встреча, — проговорил Люциус, растягивая гласные. — Люциус, давно не виделись, — кивнул я. Малфой возмужал, держался уверенно и гордо. Волосы собраны в низкий хвост для пущей серьёзности. В руках — отцовская трость с набалдашником в виде головы змеи. Черная мантия — как обычно с иголочки, вышита серебром. Застёжка на ней из белого золота, в виде змеи. — Вскоре у нас будет повод увидеться — День Рождения нашего тестя, — напомнил Люциус елейным тоном. — Уже выбрал подарок для старины Сигнуса? Я поморщился. Совсем забыл об этом. — Надеюсь, Белла что-нибудь придумала. Я совсем заработался, — признался я. Люциус с пониманием закивал и окинул меня взглядом. — Выглядишь так по-европейски. Только вернулся из очередной командировки? — Именно, — кивнул я, многозначительно глядя на Люциуса. Малфой тоже покивал с умным видом. Ему наверняка было известно, что в Германии я вёл переговоры с группой тёмных волшебников, которые могли бы присоединиться к Тёмному Лорду. — Так что ты будешь дарить Сигнусу? Люциус хитро прищурился. Боялся, что я украду его идею. — Так уж и быть — бутылку хорошего Огденского Виски пятидесятилетней выдержки. Я состроил уважительную гримасу. Наверняка Малфой лгал, и помимо виски у него как минимум были припасены первоклассные сигары. В шкатулке из серебра, по меньшей мере. — Конечно, ты его любимый зять, — усмехнулся я. — Не переживай, Рудольфус, у Тонкса ты точно выигрываешь, — с серьёзной миной заверил меня Малфой. — Не упоминай это имя всуе, — сказал я и покачал головой. Двери лифта открылись. Я должен был выходить, Малфой намеревался ехать дальше. Мерлин знает, какие темные делишки он обстряпывал в Министерстве. — Увидимся в Блэк-хаусе, — кивнул Люциус. — До встречи, — отозвался я. Как я мог забыть о дне Рождении отца Беллатрикс? Совсем вылетело из головы. Оставалось лишь надеяться, что она сама что-нибудь подготовила. Впрочем, не проблема. Всегда подойдёт что-нибудь из ценных артефактов. Я вовремя поспел на заседание Отдела международного сотрудничества. Барти Крауча-старшего ещё не было. — Кофе или чай, сэр? — спросила у меня красивая молодая волшебница, секретарша Крауча. — Кофе, пожалуйста, мисс Фиппс, — отозвался я. Эйприл Фиппс была эффектной блондинкой лет двадцати двух, с длинными стройными ногами и прекрасными голубыми глазами, не обремененными мыслью. Мне она клала целых три кусочка сахара на блюдце рядом с кофе, чем выражала свою симпатию. Полагаю, я мог бы её поиметь, если бы захотел. Но после истории с Ленорой Коул я принципиально не заводил никаких отношений. В границах Магической Британии, по крайней мере. В командировках же частенько случались приятные, скоротечные адюльтеры. В зал прошёл Крауч в объемной министерской мантии. Присутствующие подобрались и зашуршали бумагами. Почему-то этот болезненного вида человек с ровным пробором в волосах вызывал у подчинённых богобоязненный трепет. Какое счастье, что я лишь косвенно относился к работе этого отдела… — Начнём с новых законов, — завил Крауч. Я мысленно собрался. — Мистер Лестрейндж, прошу вас. Я развернул пергамент с тиснением Международного бюро, прокашлялся и зачитал следующее: «Уважаемый мистер Крауч, Коллегия рассмотрела внесённое вами предложение по наделению английских авроров чрезвычайными полномочиями. В результате заседания было решено, что применение непростительных не является допустимым ни при каких обстоятельствах, даже принимая в учёт весьма напряженную ситуацию, сложившуюся в Магической Британии. Согласно статуту №9 Международной Конференции Магов, применение непростительных заклинаний строжайше запрещено вне зависимости от мотивов. Решение окончательное, пересмотру не подлежит.Искренне ваш, Ганс Шпильман»
. Я едва мог сдержать сардоническую улыбочку, видя, как Крауча начинает потряхивать от бессильной злобы. Неужели он и правда полагал, что ему дозволят применять против Пожирателей Смерти их же методы? — Как?.. — процедил побелевший Крауч. — Ожидаемо, мистер Крауч, — резюмировал я спокойным голосом. — Международный статут, упомянутый герром Шпильманом, является одним из старейших в истории магии. Нарушение его правил повлечёт за собой жёсткие санкции. Обойти данный закон без последствий не представляется возможным. Я с удовольствием вспомнил, как мы вместе со Шпильманом, закоренелым приверженцем чистоты крови, посмеивались над Краучем, попивая холодный шнапс и закусывая его мюнхенскими колбасками. — Вы представляете Британию в Международном бюро магического законодательства, Лестрейндж. Могли бы постараться и получше в ваших переговорах! — воскликнул Крауч, чуть ли не брызжа слюной. — Я — независимый консультант по части юриспруденции, — поправил я. — За успешность переговоров отвечает делегация от вашего отдела, я полагаю? Крауч побелел. Глаза же его напротив налились кровью. Мне показалось, что он вот-вот запустит в меня чернильницей. — Так вот, со своей стороны я могу сказать следующее: официальная нота от Международного Бюро связывает нам руки. Обойти её нельзя никоим образом. — Вы могли бы договориться со Шпильманом, чтобы вместо официальной ноты прислали обычное письмо, — процедил Крауч, кажется, даже не разжимая зубов. — Мистер Крауч, вы говорите про взятку должностному лицу?! — воскликнул я в притворном ужасе. От того, как громко я это сказал и как точно подобрал слова, многие сановники вздрогнули или поёжились. — Политика не терпит сослагательных наклонений, мистер Крауч, — со вздохом проговорил пожилой чиновник Лафингтон. — Нужно действовать от того, что имеем. Крауч пошёл красными пятнами и упёрся в стол таким взглядом, что, кажется, вот-вот должен был его прожечь. Я же с непроницаемым видом свернул ноту от Международного Бюро и аккуратно положил на стопку других пергаментов. Остаток совещания прошёл в гнетущей атмосфере. Для всех, кроме меня, разумеется. Наблюдать за тем, как Крауч готов из штанов выпрыгивать в бессильной злобе, было забавно. Крауч вообще был одной из наиболее ненавидимых среди Пожирателей персон. В отличие от большинства министерских шишек, этот человек не боялся ответственности и любил применять силу. И постоянно пытался протащить какой-нибудь мерзопакостный закон, позволяющий расправляться с предполагаемыми Пожирателями Смерти без суда и следствия. Закончив в Министерстве, я поспешил в поместье Гиббонов. Хотя едва ли я назвал бы старый замок поместьем, но сам Уильям Гиббон именовал своё жилище именно так. На самом же деле это был небольшой замок и клочок земли вокруг него. Со всех сторон подбирались маггловские пригороды, Гиббоны с трудом удерживали под защитными чарами и эти владения. Хотя, по правде сказать, я не представляю, как можно было существовать с моей бабкой на такой небольшой территории. Леди Доротея, как я уже говорил, перебралась в Британию, чтобы заботиться об Эдмунде. Пока эта волевая женщина была рядом с моим сыном, я был вполне спокоен. В замок Гиббона я попал прямиком из Министерства Магии посредством камина. И, оказавшись в гостиной, направился в детскую. Там я застал идеалистическую картину. Леди Доротея с моноклем в глазу и в неизменной мантилье на плечах что-то читала вслух, а Эдмунд играл на полу с игрушечным «Хогвартс-экспрессом». — Дядя Руди! — радостно воскликнул он, едва завидев меня. Эдмунд подскочил на ноги и кинулся мне на встречу. Хотел обнять с размаха, а я подхватил его на руки и устроил на сгибе руки. — А ты подрос, не так ли? — усмехнулся я, чувствуя тяжесть ребёнка. С внебрачным сыном у нас складывались прекрасные отношения. Хвала Мерлину, он пошёл явно не в нашу породу. Был добрым и открытым ребёнком, с которым легко найти общий язык. А поскольку я бывал в доме Гиббонов как минимум дважды в неделю в течении последних двух лет — с тех пор как те перебрались в Британию — мальчик давно привык ко мне и даже, не побоюсь этого слова, полюбил меня. — Эдмунд, разве ты маленький? Кто так встречает гостей? — пробрюзжала леди Доротея, снимая монокль и с кряхтением поднимаясь из кресла. Она, конечно, как всегда, ворчала. Но я знал, что бабушка рада видеть, что мы с Эдмундом сблизились. Сама леди Доротея души не чаяла в маленьком Эдмунде, хотя постоянно пыталась его воспитывать. Но мальчик, повторюсь, был мягким и открытым, а потому и её любил со всей широтой детской души. Должен уточнить — Эдмунд всё же не был таким, как моя драгоценная Алиссандра, всегда послушная, с глазами не от мира сего, готовая одарить любовью всех на свете. В Эдмунде часто проявлялся характер: иногда мальчишка был невыносимо упрям, а время от времени совсем не слушался. Хотя с незнакомыми взрослыми он по прежнему был стеснительным, со своими сверстниками частенько затевал бурные игры или даже дрался. — Ну-ну, бабушка, не ругайте нас, — усмехнулся я, ставя мальчика на пол. — У меня два вас обоих подарки. — Ещё не хватало, — пробурчала бабушка. Со времён смерти Вирджинии Гиббон мы с ней отдалились. Всё-таки проницательная леди Доротея что-то подозревала. Доказательств у неё не было, но моя бабка была убеждена, что либо я, либо мой отец приложили руку к смерти её любимой крестницы. — Маленький сувенир для вас, — проговорил я, вытаскивая из делового портфеля щелкунчика для колки орехов. — И кое-что побольше для тебя, Эдмунд. Мальчик весь подобрался от нетерпения. А леди Доротея с суровым видом покрутила в руках хитро сделанную игрушку. Щелкунчик был волшебным, конечно же, и сам брал в руки орехи, а потом ловко раскусывал скорлупу и подавал уже очищенные ядра хозяину. — Солдатики! — восторженно воскликнул Эдмунд, когда я извлёк из портфеля уменьшенную заклинанием жестяную коробку. — Ландскнехты, — поправил я, ставя коробочку на стол и взмахивая палочкой, чтобы вернуть ей нормальный размер. Эдмунд с немым восторгом наблюдал за тем, как я гордо открываю жестяную крышку. Внутри коробки размещалась сотня воинов, вооруженная двуручными мечами, алебардами и аркебузами. Также у них имелось несколько пушек, которые игрушечные солдаты с лёгкостью заправляли. — О, Мерлин! — выдохнул Эдмунд. — Они замечательные! Спасибо, дядя Руди! Он в порыве чувств обнял меня, а я провёл рукой по светлым волосам мальчика. Кто бы мог подумать, моему сыну было уже семь лет. И вся его жизнь была построена на лжи. Отец был вовсе не отцом, а добрый дядюшка Рудольфус являлся убийцей его матери. Затем, пока Эдмунд расставлял солдатиков в боевые порядки, бабушка поманила меня к окну. — Ты вовремя пришёл, Рудольфус, у меня есть серьёзный разговор, — заявила она. Я сразу ощутил, что шейный платок стал туговат. Леди Доротея выглядела пугающе решительной. — Что-то произошло во время моего отсутствия? — спросил я. — Огонь! — скомандовал Эдмунд, и мне пришлось увернуться от крошечного ядра, выпущенного из маленькой пушки. — Эдмунд, веди себя прилично! — гаркнула бабушка. — Позови Луидора и стреляй по нему, раз тебе обязательно нужно палить во все орудия! Мальчик хлопнул в ладони, призывая старого домовика, а мы с бабушкой вернулись к нашей беседе. — Уильяму предложили место консула в Египте. И что ты думаешь? Он согласился! — В Египте? — ужаснулся я. — Кто вообще назначил его туда? — Министр Магии, — сказала бабушка так, словно я был в этом виноват. — Минчум совсем лишился ума, — констатировал я, ослабляя шейный платок. — Да и Гиббон не лучше. Ему пошёл седьмой десяток, какой ему Египет? — Да-да, — торопливо закивала бабушка. — И я ему говорю — какой Египет? Малярия, жара, вспышки драконьей оспы каждый год… Не говоря уж о туземцах! Дикое общество. Что там делать ребёнку? И что там делать мне? — У вас тоже назначение в Египет? — не удержался я. Леди Доротея сверкнула бешеным взглядом, который у неё унаследовал мой отец. — Не ёрничай, внук, и соберись наконец, — властно повелела она. — Кто, по-твоему, будет присматривать за Эдмундом, если не я? И под каким предлогом мне вообще поехать в Египет, раз уж на то пошло? Гиббон и слышать об этом не хочет, твердит о том, что не в моём возрасте претерпевать такие путешествия. Хочет нанять няньку из местных, уму не постижимо! — Неужели вопрос уже решённый? Леди Доротея нахмурилась так, что их с сэром Сильвием сходство стало сильным, как никогда. — К сожалению, да. Я пыталась надавить на кое-какие рычаги, но всё без толку. Я утратила влияние в Британии. Все высокие посты уже давно занимают незнакомые мне люди… Но должны же мы что-то предпринять, Рудольфус! — Должны, — задумчиво проговорил я, глядя на Эдмунда. Мальчик беззаботно играл, командуя ландскнехтами. Луидор был загнан в угол детской и Эдмунд требовал от него немедленно капитулировать. Домовой эльф опасливо щурился и подёргивал ухом под прицелом нескольких пушек. Мне стало интересно, станет ли Эдмунд стрелять в него. — Итак, как ты намерен решать вопрос? — отвлекла меня бабушка. — Попробую переговорить в Министерстве кое с кем, — отозвался я. — Может быть, получится отменить назначение. — Оно уже подписано министром! — шикнула леди Доротея. Эдмунд в это время велел ландскнехтам откатить орудия и милостиво отпустил Луидора. Старый домовик тяжело вздохнул и с мольбой взглянул на леди Доротею печальными лиловыми глазами в надежде, что та разрешит ему идти. Но всё внимание моей бабки было сосредоточено на мне. — Мы не можем позволить Гиббону увезти мальчика, — проговорила она страшным шепотом. — Из него получился ужасный отец! Я вопросительно приподнял бровь. — Вы мне чего-то не договариваете? — грозно спросил я. Попытаться применить легилименцию было тщетно — леди Доротея обладала очень сильной волей и её ментальный блок был достаточно крепким. Но то, как бабушка поджала губы и отвела взгляд, сказало мне достаточно. — Говорите, я имею право знать, — почти потребовал я. — Луидор, присмотри за маленьким хозяином! — велела леди Доротея и жестом показала мне на выход. — Эдмунд, веди себя смирно, мы скоро вернёмся. Я последовал за леди Доротеей в маленький кабинет, расположенный неподалёку от детской. Обстановка этого кабинета была лишена всего, что могло бы сказать о том, что он принадлежит пожилой леди. Старая, громоздкая мебель. Маленький, но крепкий письменный стол. Никаких вышитых подушечек и фотографий кошек в рамочках. Всё строго и монументально, под стать хозяйке. Видимо, бабушка продолжала вести активные переписки, поскольку, когда мы вошли, первым делом убрала со столешницы стопку писем в ящик стола, который тут же заперла взмахом палочки. Потом села за письменный стол и уставилась на меня строгим взглядом, какой обычно бывал у отца. — Сперва ты должен дать слово, что не натворишь глупостей, — решительно заявила моя бабка. — Слово Лестрейнджа, — сказал я с нетерпением. — Видишь ли, я не хотела говорить, чтобы ты ничего не предпринимал и не усложнял наше и без того сложное положение… — начала леди Доротея издалека. — Мерлин всемогущий, у меня так нервов не хватит. В чём же дело? — не выдержал я. За Эдмунда я беспокоился. После того, как не стало Алиссандры, моё сердце в значительной степени очерствело. Но Эдмунд затрагивал какие-то ещё живые струны в нём. — Я сама за строгое воспитание, но всему же есть границы. Всегда ведь были домовики для битья, в конце концов, — заметила леди Доротея и поёжилась, словно ей вдруг сделалось холодно даже в мантилье. — Он что, поднимает руку на моего сына? — процедил я. Видимо, нечто страшное промелькнуло в моём взгляде, потому что бабушка резко мотнула головой в знак отрицания и подняла руку, призывая меня к терпению. — Не лупит мальчика, как последний маггл, конечно. Но пару раз всыпал старым добрым заклинанием розог. Причем за какую-то безделицу, право слово… Тут важно отметить, что моя бабушка была в своё время довольно строгой матерью. Отец как-то обмолвился, что его в детстве пороли так, что он сидеть не мог. И если даже леди Доротея считает, что Гиббон перегибает палку, то мне страшно представить, на что тот способен. — Давно это было в последний раз? — проговорил я и сам удивился, как холодно прозвучал мой голос. — Неделю назад. Но это не повод, Рудольфус, чтобы немедленно его убить, — с нажимом сказала бабушка. — Что тогда будет с Эдмундом? — У Гиббона почти нет родни, в случае чего устроим так, чтобы мальчик был у вас на воспитании, — заявил я. — Рудольфус! Ты совсем уже лишился рассудка? Неужели этот ваш Лорд так задурил тебе голову? Нельзя убивать человека за то, что тот слишком строго наказывает собственного ребёнка! Вдобавок, Гиббон — благородный волшебник, а не какой-нибудь маггл. Ты просто не имеешь права расправляться с ним в какой-нибудь подворотне… Я терпеливо слушал. Убедить бабушку в том, что Пожиратели Смерти обычно не промышляют разбоем в Лютном переулке, было невозможно. — Я не собираюсь его трогать. Но если нечто такое повторится, я хочу, чтобы меня немедленно поставили в известность, — сказал я безапелляционным тоном. — И тогда мы что-нибудь придумаем, — добавил я уже мягче, видя, что леди Доротея смотрит на меня с подозрением. — Но что мы будем делать, если Гиббон всё-таки уедет в Египет и увезет мальчика с собой? — спросила она с нотками отчаяния. В тот момент я понял, что моя бабушка начинает сдавать. Она уже была не той железной леди, к которой я приехал на Ривьеру десять лет назад. Волосы леди Доротеи стали совсем белыми, сама она сделалась сентиментальной и более мягкой. Но пожилая волшебница ещё продолжала ругать всех вокруг и гневно сверкать глазами. Скорее по привычке, правда. — Такого «если» просто нет. Никто не увезёт моего сына из Британии, — жёстко проговорил я. — Что ты задумал, Рудольфус? — испуганно спросила леди Доротея. — Пока ничего. Но я решу этот вопрос в ближайшее время, — заявил я. После разговора с леди Доротеей я долго играл с сыном. Мальчик был очень рад моей компании, показал все новые игрушки, которые я ещё не видел, рассказал, чем занимался последние недели. Я же отдыхал душой в это время. Всё уходило на задний план, когда я играл с сыном. Бабушка отошла отдохнуть, и мы с Эдмундом остались вдвоём. Вся детская была завалена игрушками. Я, сняв мантию и пиджак, расположился прямо на толстом мягком ковре. Мы с Эдмундом разложили во всю длину железную дорогу и намеревались прокатить ландскнехтов на «Хогвартс-экспрессе». — Как хорошо, что вы приехали, дядя Руди, — сказал Эдмунд, отвинчивая крышу у одного из вагончиков, чтобы засунуть в него пушки. — Мне страшно скучно, когда вас нет. — А ты разве ни с кем не дружишь? — спросил я. Эдмунд задумчиво пожал плечами и картинно возвёл глаза к потолку. Этому он набрался у Рабастана, которому было велено проведывать бабушку и, соответственно, Эдмунда, пока я в отлучке. — Ну, у моего отца все друзья очень старые. У них даже внуки намного старше меня, — рассказал Эдмунд. — Есть, конечно, Майлз Монтегю… Но он ест козявки. Я засмеялся. — Не самый большой порок, — вынес я свой вердикт. — Его сестра вечно таскается за нами, — поведал Эдмунд, скривив нос. — Младшая. — Это уже серьёзнее, — согласился я. — В таком случае, тебе не помешают новые друзья. — Я жду, когда поеду в Хогвартс. Там будет где разгуляться, — доверительно сообщил Эдмунд, используя выражение Басти. Но потом вдруг погрустнел и опустил глаза. Вздохнул. — Если попаду в Хогвартс, — тихо проговорил он. — Конечно, попадёшь, — хмыкнул я. — Больше скажу — непременно на Слизерин. — Это почему же «непременно»? — Все члены нашей семьи там учились, — вырвалось у меня. — То есть, леди Доротея оказывает такое влияние, что ты можешь попасть только на Слизерин. — Но я могу уехать из Британии. И надолго, — расстроенно проговорил мальчик. — В Египет. Знаете, где это? — Знаю, — кивнул я. — А ты? — Конечно. Это очень далеко, — серьёзно ответил Эдмунд, засовывая в вагон «Хогвартс-экспресса» пушку. — Так далеко, что добираться туда придётся несколько дней. Даже на коврах-самолётах, вот. — А ты не хочешь? Эдмунд призадумался и закусил губу. — На пирамиды было бы интересно взглянуть, — признался он. — Но уехать насовсем я не хочу. Отец говорит, бабушка Доротея не сможет поехать с нами. И по вам я буду скучать. Дружить там тоже наверняка не с кем… — Значит, ты туда не поедешь, — ответил я, скрепляя два участка рельс. — Как это? — не понял Эдмунд. — Очень просто. Только пока это наш маленький секрет, идёт? Глаза мальчика вспыхнули. Он любил секреты. — Слово Лестрейнджа? — спросил он деланно суровым голосом. — Слово Лестрейнджа, — улыбнулся я. Эдмунд мигом успокоился и опять повеселел. Вскоре даже разошёлся не на шутку и, высадив своё войско у окна, стал палить по игрушечным акромантулам, подвешенным к подоконнику. Я больше наблюдал за сыном, чем за игрой. Но, конечно, участвовал, когда от меня этого ждали. Удивительное дело, он всё больше напоминал Рабастана складом характера. Было что-то от меня — например, Эдмунд любил читать. Но склонностью к шалостям и приключениям он напоминал Басти. — Огонь! — скомандовал Эдмунд. Один из акромантулов упал на пол и засучил лапками. Он был заводным, а ядро из пушки, видимо, повредило механизм. — Цель поражена! Заряжай вторую! Наблюдая за Эдмундом, я тщетно искал в нём черты Алиссандры. Но не видел их. Он пошёл в свою мать, Сандра была похожа на Беллатрикс. Я всё равно надеялся услышать похожий смех, заметить похожее выражение лица… Но ничего этого не было. Наверное, поэтому общение с сыном мне давалось легко и не навеивало грустных воспоминаний. — Огонь! Тут раздался звон разбитого стекла. Ядро из пушки улетело слишком высоко и разбило небольшую секцию окошка. Эдмунд испугался, что набедокурил, и втянул голову в плечи. Испуганно покосился на меня. — Ерунда, сейчас исправим, — вздохнул я, протягивая руку к креслу, чтобы вытащить из мантии волшебную палочку. — Мистер Лестрейндж, добрый вечер, — раздалось от двери. — Я бы не сказал, что это ерунда. Эдмунд, сколько раз я говорил, чтобы ты не играл в доме? Я поспешно обернулся: в дверях стоял Гиббон. В руках портфель, набитый бумагами, сам ещё в министерской мантии. Судя по кислой мине, дела в Министерстве шли не очень. — Добрый вечер, мистер Гиббон, — поздоровался я, неспешно поднимаясь на ноги и отряхивая брюки. — Прошу прощения, мы заигрались. Я сейчас починю окно. Я старался быть вежливым и почтительным. В конце концов, я имел его жену у него под носом и прижил ей бастарда, которого этот человек теперь называл сыном. И всё же Гиббон вызывал у меня только раздражение. Никогда в жизни не встречал таких сухарей, как этот лысый старик. Не удивительно, что Вирджиния в конце концов нашла себе отдушину в моём лице. Мистер Гиббон был не способен дарить тепло даже самым ближним. Эдмунд при его появлении вообще странно затих, как будто боялся папашу. — Дело ведь не только в окне, Рудольфус. А в дисциплине, наконец, — проворчал Гиббон. — Быстро уберитесь в комнате, молодой человек. Последнее относилось к Эдмунду, который беспрекословно поднялся на ноги и стал собирать свои игрушки. — По поводу окна мы ещё поговорим, — заметил Гиббон. — Рудольфус, вы останетесь у нас на чай? — Нет, спасибо. Я и так задержался, — с вежливой улыбкой заметил я. — Что же, как вам удобно. Гиббон прокашлялся, потёр бородку, и направился к себе. Я же едва удержался от злобных комментариев. — Репаро, — сказал я вместо этого, взмахивая палочкой. — Ох, и влетит мне теперь, — вздохнул Эдмунд, складывая игрушки в большой сундук, расписанный гиппогрифами. — Ты думаешь? — спросил я деланно беззаботным голосом. — Похоже на то, — кивнул мальчик, впрочем, без страха, а скорее с усталостью. — Что за странное правило, да? Не играть в доме. А где же мне ещё играть? Все игрушки в сад не вынесешь. И разве я виноват, что постоянно что-то портится? Есть ведь волшебная палочка, в конце концов… Мы ведь не магглы… Ворчал он в точности, как Рабастан. Честно говоря, я уже подумывал остаться на чай, чтобы переговорить с Гиббоном и призвать его к логике. Но в этот момент на руке вспыхнула Метка, и я даже вздрогнул, хотя ожидал этого. — Мне пора идти, Эдмунд. Мальчик остановился посреди комнаты с плюшевым мишкой в одной руке и игрушечным мечом в другой. — А когда вы придёте в следующий раз? — спросил он с детской непосредственностью. — На днях. Сходим с тобой и бабушкой на Косую аллею, чтобы развеяться, — пообещал я. — Хорошо, я буду ждать, — кивнул Эдмунд. Метку жгло всё сильнее. Я поспешил выйти из замка Гиббонов, и уже с крыльца взвился в небо тёмной дымкой и поспешил в особняк Повелителя. Тёмный Лорд по-прежнему предпочитал жить уединенно и довольно скромно. В любом случае все значимые для организации мероприятия проводились в Лестрейндж-холле. В собственном же особняке Тёмный Лорд работал и отдыхал. Только избранные допускались туда. — Рудольфус, откуда ты так долго добирался? — поинтересовался Тёмный Лорд, когда я вошёл в его кабинет. В кабинете Милорда почти ничего не изменилось за последние три годы. Только книг стало меньше, а бумаг — больше. Даже разговаривая со мной, Повелитель писал какое-то письмо. — Небольшие дела в Южном Йоркшире, прошу прощения, Мой Лорд, — ответствовал я. Темный Лорд поднял на меня глаза. Сам он не сильно переменился за последние три года, к слову сказать. Виски Милорда стали серебристыми, морщины на лбу стали заметнее. И он явно похудел. — Ты бы ещё в соседнее графство отправился, зная, что я активирую твою Метку, — холодно сказал Милорд. — Но оставим. Итак, как прошла твоя поездка в Германию? — Закон Крауча завернули, — гордо сообщил я. — Никто не собирается предоставлять аврорам права на использования Непростительных без суда и следствия. — Как хорошо, что мы не авроры, — заметил Повелитель. Я пересказал ему основные события моей командировки. Во время рассказала Волдеморт удовлетворенно кивал головой, одобряя мои действия. Когда я рассказывал о реакции Крауча, Милорд даже коротко рассмеялся. — Всё это очень хорошо, Рудольфус. Ты справился с моим поручением. Но, боюсь, мы лишь оттянули неизбежное. — В самом деле, Милорд? — удивленно спросил я. Я уже сидел в глубоком кресле рядом со столом Тёмного Лорда. Милорд же, отложив всю работу с письмами, откинулся на спинку своего кресла и задумчиво сложил руки в замок. — Это вопрос времени. Крауч, к сожалению, прекрасно понимает ситуацию. Он не будет сидеть, сложа руки. Расшибется к дементорам, но добьется того, чтобы его недоумкам разрешили использовать Непростительные. Ради благородной цели очистить мир от зла, разумеется. Хотелось бы мне знать, у скольких на самом деле хватит смелости?.. — Крауч сильный противник, — согласился я. — Он действительно не боится брать на себя ответственность в принятии серьёзных решений. Но я не думаю, что в этом деле он добьётся успеха. — Есть у меня пара идей касательно того, как с ним расправиться, — медленно проговорил Милорд, глядя в огонь. Я весь обратился в слух. — Убивать нет смысла. Этим мы только приблизим тот день, когда авроры получат право применять Непростительные. Но нужно вывести его из строя… Я понял, что речь не о том, чтобы покалечить Крауча. Иначе бы Милорд разговаривал сейчас не со мной, а с Беллатрикс. — Крауч любит жену, — продолжал Тёмный Лорд. — Даже слишком сильно любит. Это красивая маленькая дамочка, которая вдохновляет его на подвиги. И сын у него есть — этакий правильный мальчик, учащийся исключительно на «превосходно». Образцовое семейство… Очевидно, что нужно было лишить Крауча семьи. Но опять-таки при чём тут я? — Белла уже занимается Барти Краучем-младшим. Отвратительная привычка давать сыну имя отца… А ты, Рудольфус, займёшься миссис Крауч. — Простите, Милорд, но я всё ещё не понимаю, — был вынужден признать я. — Думаю, нужно крепкое тёмное проклятье, которое бы свело миссис Крауч в могилу медленно и особенно мучительно. Как уж тут сосредоточиться на карьере, когда любимая женщина умирает? — проговорил Милорд с обычной холодностью. — Тёмное проклятье… Я найду способ, Мой Лорд. По правде сказать, я понятия не имел, как это осуществить. Но за мной закрепилась слава умельца в тонких делах, где требуется ум, а не грубая сила. — Не сомневаюсь в тебе, Рудольфус. В это время в дверь стукнули. Я машинально покосился на большие часы с маятником. Был десятый час, кто пожаловал так поздно? — Входи, Беллатрикс, — громко произнёс Милорд. Я постарался удержать ровное выражение лица. И даже не повернулся, когда дверь скрипнула. — О, простите, Милорд, я не знала, что вы не одни, — подобострастно прошептала Беллатрикс. — Мы с Рудольфусом уже заканчиваем, — отозвался Милорд. Когда он обращался к Беллатрикс, что-то неуловимо менялось в его голосе. Даже спустя десять лет романа. Хотя Волдеморт явно старался говорит холодно и сдержано, интонации его выдавали. — Рудольфус? Не знала, что ты уже вернулся! — весело проговорила Беллатрикс, обходя мой стул и останавливаясь у стола Милорда. Она всегда заходила за его стол, как будто неведомая сила тащила Беллатрикс к Волдеморту. Одна из маленьких вольностей, позволенных Беллатрикс. — Здравствуй, Беллатрикс, — поздоровался я, поднимая глаза на жену. — Вернулся сегодня. Беллатрикс тоже похудела, но за обманчивой хрупкостью скрывалось тренированное, сильное тело, сильнейшая магия и процветающее безумие. И всё же она была по-прежнему чертовски хороша собой. В тот вечер на Беллатрикс было зелёное платье из бархата, с глубоким треугольным вырезом. В декольте блестела золотом подвеска в виде змеи. Волосы моя благоверная носила распущенными, но подбирала надо лбом на манер короны. Ей шло несказанно. Как и возбужденный, лихорадочный блеск в глазах. — Если бы ты написал, я бы велела приготовить что-нибудь необычное к ужину, — заметила Белла, впрочем, скорее для проформы. Сама она незаметно придвигалась всё ближе к Милорду. — Сам не знал, когда именно вернусь, — сокрушенно отозвался я. — Завтра поделишься со мной соображениями по поводу этого поручения, — велел Волдеморт. — А на сегодня можешь быть свободен. Ты наверняка устал с дороги. — Благодарю, Повелитель, — почтительно проговорил я, поднимаясь. Белла уже даже не смотрела на меня. Она нервно покусывала губу, глядя на Милорда затуманенным, блаженным взглядом. И покачивалась на каблуках от нетерпения. Она пришла сюда явно не для доклада. Я склонился в поклоне и направился к выходу. Закрывая за собой дверь, я видел, как Белла заходит за спинку кресла Милорда и опускает руки ему на плечи. Она не принимала своё лекарство, к слову сказать. Оно слишком затормаживало реакцию, а именно скорость реакции делала Беллу хорошим боевым магом. Промедление могло стоить ей жизни. В особенности теперь, когда стычки с Орденом Феникса стали обычным делом. Волновался ли я за неё? Безусловно, как ни за кого другого. Но что я мог поделать? Моя помощь ей не была нужна. Рядом с Беллатрикс были лучшие боевые маги, такие, как Долохов. А опять бегать за Беллой хвостиком я уже морально не мог. К тому же, насколько я знал, Милорд всё же берег Беллатрикс и никогда не рисковал ею. Психическое состояние Беллатрикс усугублялось, но не так быстро, как я опасался. И, отводя душу на рейдах, в повседневной жизни моя супруга была довольно стабильна. Только один раз сняла с горничной скальп за то, что та подпортила ей волосы заклинанием для укладки. Дело удалось замять, к счастью. Но оставшуюся человеческую прислугу из Холла как ветром сдуло. Милорд, к слову, умел направить неумную психопатическую энергию Беллатрикс в нужное ему русло. Он находил задания, подходящие ей. И Белла, выплескивая все силы на неугодных ему волшебников и волшебниц, успокаивалась на время. Ещё одним успокоительным был сам Тёмный Лорд: после их встреч Беллатрикс бывала совершенно нормальной недели полторы. Я решил прогуляться и аппарировать недалеко от Лестрейндж-холла. Но для этого пришлось выйти из особняка Тёмного Лорда и отойти на некоторое расстояние, чтобы выйти за антиаппарационный барьер. Уходя, я невольно оглянулся. Только одно окно светилось на фасаде здания. И в этом окне виднелось два силуэта — мужчины и женщины. Милорд уже встал из-за стола, а Белла стояла к нему непозволительно близко. На том этапе, когда Волдеморт склонился и стал её целовать, предварительно взяв за горло, кажется, я отвернулся и зашагал прочь быстрее. И всё равно, как бы я ни гнал эти образы из головы, совсем избавиться от них не удавалось. Я всё пытался понять, как же Милорд так подчинил Беллатрикс. Когда я отстранился, Белла очень скоро совсем растворилась в нашем Повелителе и окончательно лишилась чувства гордости. А Милорд очень умело держал Беллатрикс в подчинении, уделяя ей ровно столько внимания, чтобы она не совсем сходила с ума, но всё же думала только о нём. Мне думалось, что Милорд холодно и расчётливо манипулирует Беллатрикс, чтобы использовать её чувства в своих целях. Ведь в её верности он был уверен так, как ни в чьей другой. Белла любила его фанатично и безумно. А ведь, согласитесь, не так уж просто добиться беспрекословного подчинения и обожания от столь сильной натуры, как Беллатрикс. Может быть, она чувствовала в Милорде большую силу, поэтому подчинялась? Он один умел выбить из Беллатрикс всю дурь при необходимости и привести её в чувство. Чаще всего словесно, но иногда я замечал на запястьях или на шее Беллы следы его рук… Впрочем, она скорее гордилась этим. Всё же дело было в том, что Белла никогда не могла насытиться Милордом в полной мере. Я испытал подобное на собственной шкуре. Когда объект любви недоступен и крохи его внимания приходится буквально завоёвывать, интерес никуда не пропадает. Чувство удовлетворенности не наступает, но кажется, что ещё чуть-чуть и получится добиться счастья… Я аппарировал к воротам в наше поместье и, произнеся пароль, зашёл на территорию Холла. Вдалеке светились окна замка. Но я шёл нарочно неспешно, наслаждаясь ночной прохладной и обдумывая прошедший день. Итак, нужно было помешать отъезду Гиббона из Британии и наложить проклятье на миссис Крауч. У меня уже были кое-какие соображения насчёт этого. Как ни удивительно, задание Тёмного Лорда навело меня на мысль, как можно решить и мою проблему. Подпортить здоровье Гиббона! Это же было элементарно. Он уже был не молод, вёл не самый здоровый образ жизни, много работал… Никто бы не удивился, если бы у него, скажем, внезапно открылась язва. Или же начались бы сильнейшие мигрени. Или ещё что-нибудь в этом духе. Как это осуществить? Проклятья и яды — оружие женщин по большей части. Мужчины обычно имеют смелость вызвать врага на дуэль, или же располагают связями, чтобы насолить ему на службе или в бизнесе… Совершенно очевидно, что настало время обратиться за помощью к прекрасной вдове. Эмили Кларик, она же Нелли Пламли, она же Эмилия Руссо, по чрезвычайно трагическому стечению обстоятельств потеряла своего мужа-итальянца. Бедолага совершал прогулку на яхте, начался шторм, и он сгинул в море. Говорят, кто-то подпортил днище корабля, но найти виновных не удалось. И безутешная вдова, похоронившая третьего мужа, разбирая горем, не в силах более находиться в Италии, где всё напоминало о горячо любимом супруге, перебралась в Британию. На средства, оставшиеся от супруга, она приобрела небольшой особнячок за городом, а также открыла на Косой аллее магазинчик косметических зелий и снадобий. Вместе с ювелирной лавкой, оставшейся от первого мужа, и акциями, оставшимися от второго, это приносило ей где-то пять тысяч галлеонов в год. Что позволяло содержать особняк, а также весьма безбедно существовать. Но, судя по тому, в каких платьях она ходила и какие украшения носила, прекрасная вдова жила на десять тысяч галлеонов в год, не меньше. И, поскольку у нас с ней установилась некая дружба, я примерно представлял, как это было устроено. Вернувшись в Британию два года назад, Эмили Кларик с поразительной ловкостью обстряпала свои дела — наладила работу обоих своих магазинчиков, приобрела особняк, сделала там ремонт и наняла прислугу. А потом вдруг вступила в благотворительное общество! Антонин Долохов чуть не помер от смеха, когда узнал об этом. Я же сразу понял, почему такой ход был стратегически важным. В благотворительном обществе состояли самые родовитые и обеспеченные дамы Магической Британии. Состоять там означало относиться к элите. Поэтому-то Эмили не пожалела целую тысячу галлеонов в качестве вступительного взноса. И, представляясь несчастной одинокой итальянской вдовой Эмилией Руссо, ловко влилась в высшее общество. А потом она просто дождалась первого благотворительного бала, на который явилась уже не в трауре, а при полном параде. Полагаю, уже на этом этапе светские матроны пожалели о том, что пустили эту змею в свой круг. Но было уже поздно. Не прошло и месяца, как Эмили собрала вокруг себя блистательную плеяду ухажеров и любовников, и раскручивала каждого так, словно бедняги были под действием Империуса. Всюду, где бы ни появлялась прекрасная вдова, за ней тянулся целый шлейф поклонников. Для всего общества она оставалась одинокой вдовой, но при этом как минимум четверо мужчин были убеждены в том, что они у неё — единственные и любимые. Один, чиновник из Визингамота лет шестидесяти, проникся к ней настолько, что ежемесячно давал пятьсот галлеонов на аренду особняка (напомню, тот был у Эмили в собственности), второй, богатый делец пятидесяти четырёх лет, был убеждён в том, что муж оставил Эмили без средств к существованию, и выдавал ей триста-четыреста галлеонов в месяц на жизнь. Третий, перспективный аврор тридцати лет из обеспеченной семьи, регулярно вывозил её то в горы Шотландии, то на отдых на Лазурном берегу, то куда-то ещё, и делал дорогие подарки. Ещё один, скуповатый воздыхатель из Италии средних лет, был уверен, что вдова вернулась в Британию, дабы пожить какое-то время у родителей, и ежемесячно присылал ей сто галлеонов, чтобы той «было чем платить по долгам почившего мужа». Наконец, у неё точно был молодой любовник лет двадцати пяти, которого вдова держала «для здоровья». И это только то, о чём я знал. Да, чуть не забыл: ещё Долохов навещал её время от времени. Почему же она не завела одного богатого любовника и не раскручивала его по полной программе? Это прекрасная вдова объясняла одной старой английской поговоркой. — Не кладите яйца в одну корзину, — философски изрекала она. — К тому же, имей я официального любовника, для мужа места бы не нашлось! А я всё ещё надеюсь обрести семейное счастье. Но это всё было не так уж важно. Куда значимее было то, что я прекрасно знал: в её лавке с косметикой можно из-под полы купить и приворотное зелье, и медицинское снадобье, и даже яд. Поэтому-то я и вспомнил про прекрасную вдову в тот теплый осенний вечер. Вскоре я дошёл до Лестрейндж-холла. На парадном крыльце уже были зажжены фонари, у входа ждала Долли, преданно меня встречавшая. Когда я поднялся по лестнице, эльфийка подобострастно приветствовала меня и много кланялась. В столовой уже ждал ужин на столе. И мой отец за столом. Он был рад меня видеть, потому что я по-прежнему оставался его любимым сыном. Обсудив мои успехи в Германии и условившись завтра посетить джентельменский клуб, в котором состояли, мы разошлись. Удивительное дело, но я опять чувствовал себя дома в Лестрейндж-холле. Даже более-менее спокойно проходил мимо детской. В своём кабинете я написал письмо прекрасной вдове с просьбой найти для меня время. И, велев Долли отправить его, благополучно отошёл ко сну.***
На следующий день, когда я вышел к завтраку, Долли подала мне ответное письмо от прекрасной вдовы. Оно было запечатано в аккуратный конверт и обильно обрызгано духами. Мой отец не мог не заинтересоваться. — У тебя что, появилась любовница? — без обиняков спросил он. Несмотря на то, что мне было двадцать девять, мой родитель по-прежнему считал, что вправе быть в курсе всех моих дел. Я же, устав оберегать свои границы, давно научился лгать без запинки. Как показывала практика, это было легче, чем пускаться в объяснения. — Не то что бы… Так, последствия командировки, — пожал я плечами, ломая печать на конверте. — Чистокровная? — требовательно спросил сэр Сильвий. — Чистокровная. — Молодая и способная выносить наследника? — Ну разве только вы хотите, чтобы я наплодил бастардов. — Мне бы хотелось иметь законнорождённых внуков, — вздохнул отец. — Время-то идёт! Тебе уже почти тридцать, Рабастану — четверть века! Пора подумать о наследнике для нашего рода. — Не представляю, почему вы упорно обращаетесь ко мне с этим вопросом, — отозвался я, читая письмо. Оно было коротким, всего в пару строк. «Дорогой Рудольфус, Конечно же, я найду для вас время, мой друг. Приходите завтра к полудню в мою лавку с косметическими снадобьями.Э.»
— Потому что ваша с Рабастаном беспечность меня убивает! — выговаривал тем временем отец. — Я понимаю, что сейчас вам обоим кажется, что жизнь чрезвычайно долгая штука, и что спешить некуда. Но, пойми, всё может случиться, Рудольфус. Тем более в наше время. А ответственность за семью? За наш род? Роду Лестрейндж более тысячи лет, и наши предки не для того столетиями старались прославить нашу фамилию, чтобы наша семья прервала своё существование на двух моих бестолковых сыновьях! Пока отец произносил свою тираду, я небрежным жестом сжёг письмо над блюдцем. Сэр Сильвий только головой покачал. — Отец, моё положение вам известно, — спокойно напомнил я. — Я связан узами брака. Басти же, я думаю, вполне может дать продолжение нашему роду. — Дождёшься от него… — пробурчал отец, накладывая себе в тарелку бекон. Я решил подшутить. — В конце— концов, вы и сами ещё достаточно молоды. И, конечно, найдётся немало юных красавиц, желающих осчастливить столь солидного волшебника… — Рудольфус! — рыкнул на меня сэр Сильвий. — Ну, знаешь ли, я смотрю ты совсем забываешься! Я усмехнулся. Что правда, то правда. Отец уже давно не вызывал у меня богобоязненный трепет. Я был женат на Сатане в юбке, что уж там строгий папаша. — Ну а что? Будет запасной вариант, — пожал я плечами. Сэр Лестрейндж фыркнул и резким движением поправил салфетку на груди. Ему нравилось притворяться этаким образчиком морали в нашей беспутной семье. Но я-то знал, что и за моим отцом водились грешки. Официальных любовниц у него никогда не было, но интрижки с прислугой в старые времена случались. И я знал, что сэр Лестрейндж был довольно близок с вдовствующей сестрой Трэверса… Но, конечно, приходилось делать вид, что я представления об этом не имею. Шуточек на эту тему отец бы уже не снёс. — Вот дошутишься, приведу в дом молодую жену и отпишу всё наследство на сына, которого она мне родит, — пробурчал мой отец. — Я не хуже вас знаю, как работают законы наследования в нашей семье, — отозвался я. Старший сын всегда получал практически всё. Обойти закон было практически невозможно. Хотя мой отец в своё время решил вопрос весьма кардинально… После завтрака я оделся и, договорившись с отцом встретиться в Лютном переулке в обед, был таков. Сперва по дороге заглянул к Рабастану и уведомил того, что он обязан пообедать со мной и нашим отцом. Затем направился в лавку прекрасной вдовы в Косом переулке. Это было довольное изящное дамское заведение. Витрины были начищены до блеска, за ними заманчиво переливались на солнце декоративные пузырьки и скляночки. Вывеска с золочёными буквами гласила «Косметические средства мадам Помпадур», ведь прекрасная вдова владела лавкой тайно. Над дверью игриво покачивался колокольчик. Я вошёл в лавку, сопровождаемый звоном колокольчика. Внутри вкусно пахло парфюмом и пудрой, несколько дамочек щебетали с миловидной продавщицей у прилавка. Чистота и аккуратность лавки удивляли в хорошем смысле этого слова. — Добрый день, сэр! — поздоровалась, сияя улыбкой, ещё одна симпатичная девушка. — Чем могу вам помочь? Я машинально скользнул взглядом по девушке. Она была среднего роста, со светло-русыми волосами, убранными в элегантный пучок, и с серыми глазами. Вроде бы неплохо сложена, хотя за шелковой форменной мантией мятного цвета особо не видно. — Добрый день. У меня назначена встреча с владельцем, — ответил я, позволяя себе чуть более выразительную улыбку, чем требовала обычная вежливость. — Как я могу о вас доложить, сэр? — спросила девушка. — Мистер Лестрейндж. Её глаза расширились, а личико преисполнилось уважением. — О, мистер Лестрейндж. Вас уже ожидают, пройдёмте. И она, покачивая бедрами так, что лёгкая мантия колыхалась, пригласила меня за прилавок, там открыла какую-то дверь и повела меня по коридору. Остановилась у двери, выкрашенной в кремовый лаковой краской, и дважды стукнула маленьким кулачком. — Да? — отозвался приятный женский голос. — Пришёл мистер Лестрейндж, мадам, — пропела девушка. Послышался цокот каблучков, и дверь распахнула сама прекрасная вдова. Она, как всегда, лучилась красотой и обаянием. Моя провожатая исчезла в коридоре, а Эмили Кларик провела меня в небольшую светлую комнату. — Ах, как давно мы не виделись! Получив ваше письмо, я несказанно обрадовалась, что смогу быть чем-то полезна моему дорогому Рудольфусу! Её голос был чарующе-обволакивающим, походка — грациозной, движения тонких рук изумительной красоты — завораживающими. Глядя на неё, я прекрасно понимал, почему столь многие мужчины теряли головы. Всё в Эмили Кларик притягивало и влекло, и всё сулило несказанное удовольствие. За всю жизнь я встречал только двух женщин, которые бы излучали такое магнетическое притяжение. Первой из них была моя жена, но в Беллатрикс чувствовалась некая загадочная сила, интригующая опасность и огненная страстность. Прекрасная вдова, напротив, умела создать вокруг мужчины атмосферу покоя и сладкой неги. Адский огонь, способный испепелить всё на своём пути, и тёплое, ласковое весеннее солнце. — Итак, чем бы я могла вам помочь? — спросила Эмили Кларик с хитрыми смешинками в золотисто-карих глазах. — Ну что вы, Эмили, как будто мой визит носит сугубо деловой характер, — улыбнулся я, присаживаясь в кресло напротив прекрасной вдовы. — Может быть, мне просто хотелось увидеть вас? Эмили переливисто рассмеялась, обнажая ровненькие белые зубки. — Рудольфус, как замечательно, что вы научились флиртовать в конце концов. Мне приятно, — игриво заметила она. — Если бы и ваш друг был столь же обходителен в общении. — Антонин? Помилосердствуйте, мадам, вы требуете от него невозможного, — усмехнулся я. Вдова мечтательно вздохнула. — Ах, Тони по-своему очарователен своей прямотой. По крайней мере, я перед ним совершенно безоружна. К слову, Антонин давно не заходил меня навестить. У него всё в порядке, я надеюсь? — В полном, — кивнул я. — Но слишком много работает. — Бедняжка, — сокрушенно заметила вдова. — А как поживает ваша супруга? Уж не ей ли вы пришли выбрать подарок в моей лавке? — Благодарю, у леди Лестрейндж всё хорошо. Но мне сложно представить снадобье, которое могло бы сделать её прекраснее. — Ответ истинно любящего мужа, — проговорила вдова. — Как же повезло вашей жене, Рудольфус. Меня же, как вы знаете, в личной жизни преследует злой рок… Она так тяжело вздохнула, словно ощущала всю тяжесть мира на своих покатых плечах. — Не грустите, Эмили, уверен, что и вас ждёт семейное счастье, — усмехнулся я. Мы с вдовой хитро переглянулись. — Итак, Рудольфус, чем я могу вам помочь? — спросила красавица уже серьёзнее. — Мне нужно два особенных косметических средства, — проговорил я, подчеркнув слово «особенных». — Могу ли я узнать, для кого они предназначены? — Одно — для женщины лет сорока, которая отличается слишком хорошим здоровьем. Нужно действенное проклятие, чтобы медленно, но верно свести её в могилу, — проговорил я с выражением светской благожелательности на лице. — Хмм, — задумалась прекрасная вдова. — Выбор сложный. Линейка моих особенных косметических средств довольно обширна. Есть ли у вас какие-нибудь предпочтения? — Это должно быть что-нибудь необратимое и неизлечимое, разумеется. Что-то, что бы тянулось года три-четыре, изводя не только больную, но и всех её близких. Вся беспечность испарилась с лица Эмили Кларик, и теперь оно сделалось сосредоточенным. В глазах можно было угадать недюжий для женщины ум. — Что бы такого вам предложить… — протянула она, постукивая ноготками по подлокотнику кресла. — Кукла вуду, пожалуй, наиболее действенный вариант. Но для этого мне понадобится локон вашей недоброжелательницы. — Не думаю, что это можно будет устроить, — подумав, ответил я. — Менструальная кровь тоже подошла бы, но с этим ещё сложнее, я полагаю, — вздохнула прекрасная вдова. — А что насчёт какого-нибудь близкого её сердцу предмета? — В лучшем случае можно претендовать на пуговицу с платья, — нехотя признал я. Только это можно было бы незаметно срезать где-нибудь в толпе Косой аллеи. — Вы связываете мне руки, — покачала головой Эмили Кларик. — Ну хотя бы подклад получится сделать? — Это возможно, — согласился я. — Но слишком ненадёжно. Любой целитель мог бы определить, от чего чахнет миссис Крауч, и выкинуть подброшенную проклятую вещь. — Ну хорошо, а её имя хотя бы не очень редкое? — с надеждой вопросила Эмили Кларик. — Элеонора, — ответил я. — Это уже что-то, — констатировала прекрасная вдова. — В полнолуние я разрешу вашу проблему. — Но как? — изумился я. Она только кокетливо улыбнулась в ответ. — Маленькие женские хитрости, — невинно произнесла вдова. — Но если вам так интересно узнать, я скажу всего три слова: свежая могила, жертвенное животное и два золотых галлеона. — Так дешево? — удивился я, доставая кошель. — Не обижайте меня, Рудольфус, — оскорбленно попросила Эмили. — Это не для меня, а для покойницы. Так требует ритуал. — И способ действенный? — уточнил я, не веря, что всё и впрямь так просто. — Кукла вуду была бы надёжнее, — досадливо заметила вдова. — Но привязка покойника тоже подойдёт. Из бедняжки попросту будут высасывать жизнь день ото дня. И, я вам ручаюсь, не найдётся такого целителя, который смог бы определить причину её недуга. — Сильно она будет страдать? — спросил я, запоздало вспомнив, что речь всё же идёт о жизни женщины, которая лично мне ничего плохого не сделала. — Будет увядать, как нежная роза по осени, — ответила Эмили изящной метафорой. — Но сильных болей быть не должно. — Замечательно, это то, что нам нужно, — согласовал я. — А что насчёт второго особенного средства? — поинтересовалась Эмили Кларик. — Это для вашего второго особенного друга? — Можно и так сказать, — кивнул я. — Нужно приковать старика к постели на месяц-другой. И в его дом я могу входить, когда пожелаю. — В таком случае всё довольно просто, — пожала плечами прекрасная вдова. — Я пришлю вам одно снадобье, которое нужно будет подливать ему в пищу ежедневно по капле. Или же по три капли каждые три дня, но никак не реже. Иначе ничего не выйдет. Устроит вас такой вариант, Рудольфус? — Вполне, — кивнул я. — Но к летальному исходу ваше снадобье не приведёт? — Смотря, как долго его давать. Если станете подмешивать дольше двух месяцев, то болезнь станет уже необратимой. — А в чём же будет выражаться недуг? — поинтересовался я. Эмили округлила глаза в притворном ужасе. — Жуткие боли в желудке, сопровождаемые кровавым поносом и рвотой, — рассказала она замогильным голосом. — Главное не переборщите, а не то конец будет быстрым и ужасным. — Ну, это я обдумаю уже в процессе, — заметил я. — Можно и так, — согласилась вдова. — Что-нибудь ещё? — Да, у меня закончилась гомеопатия, помогающая от бессонницы. И ещё бы хотел приобрести лосьон для применения после бритья. — Нет ничего проще, — улыбнулась вдова. Вскоре Эмили засобиралась на встречу с одним из любовников — молодой аврор пригласил её на променад. Я же отправился вниз, где хорошенькая сероглазая девушка-консультант помогла мне подобрать лосьон для чувствительной кожи и упаковала его вместе с гомеопатией от бессонницы. А, передавая мне свёрток с покупками, коснулась пальчиками моей руки. — Наше заведение работает до шести, мистер Лестрейндж, — прошептала она, обольстительно улыбаясь. — Может быть, в это время вы случайно будете проходить мимо? — Может быть, — осклабился я в ответ. Закончив в лавке «Косметические средства мадам Помпадур», я неспешно направился в сторону Лютного переулка. В нём находился старинный джентельменский клуб, в котором состояли мы с отцом. В этом солидном заведении можно было не только выпить стакан отменного огневиски, но и обзавестись полезными знакомствами, договориться о выгодной сделке или решить какие-нибудь вопросы, касающиеся бизнеса. По пути в клуб я повторно зашёл к брату, и вовремя: тот выбирал между коричневым камзолом и ярко-зелёным. — Басти, ты ума лишился? — вопросил я, забирая у него зелёный кошмар и бросая его на руки домовику. — Значит, коричневый, — пробормотал мой брат, закатывая глаза. — Эдмунд делает так же, — смягчился я. — Ничему хорошему ты его, конечно, не мог научить. — Я хотя бы стараюсь не выражаться при твоём сыне, — хмыкнул Басти. — Кстати, мальчишка весь в нашу породу, а? — Весь в тебя, — фыркнул я. — Кто же виноват, что я провожу больше времени с твоим сыном? — поинтересовался Рабастан, застегивая коричневый сюртук. Я помрачнел, и брат заметил это в зеркале. Развернулся ко мне с виноватой миной на лице. — Ну, Рудольфус, я не говорю, что ты плохой отец. Ты даёшь Эдмунду то, что можешь дать, учитывая положение. А то, что парень — озорной, так это возраст. — Про тебя так же говорили, — заметил я. — Так что, ты собрался, наконец? — Да, почти, — отозвался Басти, и водрузил себе на голову коричневый цилиндр. — Ну, как? — Маггловская безвкусица, — резюмировал я. — И напоминает котелок Крауча. — Многие носят сейчас такие, — пожал плечами Рабастан, поправляя свой головной убор. — Ах да, я ещё купил трость. С золотым набалдашником. Такая изящная. Теперь пришёл мой черед возвести глаза к потолку. — Оставлю это без комментарием, — отозвался я, и мы оба пошли к выходу. Рабастан стал таким денди, что только держись. И страшным волокитой. Не пропускал ни одной юбки, а для этого всегда старался одеваться модно и броско. Хотя, вероятно, дам привлекала не эта мишура, а его темно-карие глаза с дьявольскими огоньками, обещающие лавину страсти. Басти захватил упомянутую трость из подставки для зонтиков, и мы с ним вышли на улицу. Брат запер дверь особняка невербальным заклинанием. — Хотя бы скажи мне, о чём там пойдёт речь, — попросил он. — Отец подумывает приобрести несколько ритуальных кубков гоблинской работы — цены на эти артефакты неуклонно растут. Также есть заманчивое предложение вложиться один прибыльный бизнес… — Неужели ты меня тащишь, чтобы я слушал про это? — воскликнул Басти. — Имей совесть, — шикнул на него я. — За девками таскаешься, а семейными делами совсем не занимаешься! Прояви себя и, может быть, отец увеличит твоё содержание. — Да даром оно мне не нужно такой ценой, — зашипел Рабастан в ответ. Я подавил в себе желание отнять у брата трость и стукнуть его ею по голове. — Это не обсуждается. Пора тебе вникать в дела семьи, — отрезал я. Препираясь и споря подобным образом, мы дошли до старинного здания, в котором располагался клуб. Почтительный домовой эльф, сам не младше здания, пропустил нас внутрь. Отец уже ждал нас на втором этаже, покуривая сигару. Вместе с ним сидел Сигнус Блэк. Они уже о чём-то договаривались. Мы подошли и поздоровались рукопожатием. — Рудольфус, Рабастан, — обрадовался мой тесть. — Давно я не видел твоего младшего, Сильвий. — Я тоже, — глухо проговорил отец. — Садитесь. Он явно был чем-то недоволен. Басти поспешил сесть рядом с Блэком, а я — опустился на мягкий диван возле отца. — Дьявольщина, — выругался мой родитель сквозь зубы. — Этот паршивый щенок Малфой уже скупил все интересные артефакты и заломил за них такую цену, что я скорее брошу деньги в мой ночной горшок, чем отдам такую сумму за гоблиновские безделушки! Время от времени мой родитель выдавал такой вот поток брани. Причём с таким чувством и выражением, словно собирался исполнить обещанное — мгновенно. И как он мог ругать Рабастана на слишком длинный язык после этого? Любовь к крепким выражениям тот унаследовал именно от отца. — Да уж, хватка у него даже лучше, чем у покойного Абраксаса, — заметил Сигнус Блэк. — Умён, шельмец, — вынужденно признал мой отец, выпуская кольца табачного дыма. — А Люциус, между прочим, твой ровесник, Рабастан! — Я помню, отец. Проучился с ним семь лет, как-никак, — отозвался мой брат. — И ничему не научился, — отмахнулся мой отец. — Ладно, джентльмену на самом деле даже неприлично иметь такую хватку. В самом деле, как у гоблина! Рабастан заметно расслабился, а я попросил проходящего официанта принести нам всем бренди. Уж больно он был хорош в этом заведении. — Сигнус предлагает вложиться в добычу яда акромантула, — продолжил отец. — Очень прибыльный бизнес, — поспешил вставить мой тесть. — Завести небольшую ферму акромантулов, сцеживать их яд… Очень дорогой ингредиент, между прочим. Также можно использовать пауков для производства шелка… — Не сегодня завтра это запретят, — отозвался я, доставая папиросу из портсигара. — Действительно, даже я это знаю, — поддакнул Басти. — Сейчас невыгодно заниматься разведением каких-либо волшебных животных. А акромантулы, вдобавок, считаются очень опасными. Проверки замучают. Сигнус Блэк совсем погрустнел. — Это всё политика Минчума, — выплюнул он сквозь зубы. — Бизнес душат в зачатке… Мы бы непременно пустились злословить про нынешнего министра, который и впрямь вёл слишком жесткую политику. Но внезапно с лестницы вышел Орион Блэк и направился прямиком к нам. Уже по его лицу было понятно, что что-то случилось. Этот красивый мужчина, всегда сохраняющий вид, полный королевского достоинства, был смертельно бледен и взволнован до такой степени, что его глаза выражали смертельный страх. — Сигнус, слава Мерлину, ты здесь, — выдохнул он вместо приветствия. — Что случилось, Орион? — удивленно проговорил мой тесть, поднимаясь навстречу родственнику. — На тебе лица нет! Орион Блэк обвёл нас всех совершенно безумным взглядом. — Регулус пропал, — глухо уронил он. — Что значит — пропал? — ничего не понял Сигнус. — Два дня не появлялся дома. Его нет у друзей и у родных. Нужно начинать пояски, — быстро и отрывисто проговорил Орион. — Какие его годы, Орион, — подал голос мой родитель. — Может быть, задержался у какого-нибудь прелестного создания? Или… занят делом? — многозначительно сказал сэр Сильвий, приподнимая бровь. — Нужно срочно найти Беллатрикс! — не слушая его, воскликнул Орион. — Она сможет спросить у Него. Может быть, что-то выяснится… Взгляды всех присутствующих обратились на меня. Как будто я всё ещё был в ответе за свою жену, Мерлин всемогущий… — Где Белла, Рудольфус? — спросил меня Сигнус. — У Него, насколько мне известно, — холодно ответил я. Окружающие уже заинтересованно на нас косились. Приходилось говорить аккуратно, не называя имён. — Рудольфус, мне нужно срочно поговорить с племянницей! — громче прежнего воскликнул Орион, хватая меня за плечо. Я тяжело вздохнул. Как обычно, не успел я вернуться в Британию, как вокруг взвился водоворот чужих проблем. И опять мне нужно идти к Беллатрикс и Тёмному Лорду. *Гарольд Минчум — Министр магии в 1975–1980 годах. Считается сторонником жесткой линии. Минчум разместил еще больше дементоров вокруг Азкабана, но был неспособен справиться с ними, что повлекло за собой неудержимый приход к власти Темного Лорда.