Стоя на рельсовом пути и ожидая поезд, не забывай смотреть в нужную сторону. Иначе рискуешь быть сбитым реальностью.
На границе двух штатов образовалась огромная пробка. У меня складывается ощущение, что я как минимум пытаюсь выехать из Мексики с багажником, забитым дурью. Причем, все тачки, образующие этот огромный затор, в свою очередь, тоже напичканы пропагандой. А на самой границе топчется кучка людей и все они вместе решают, кого пропускать, а над кем подумать еще. Но нет, спокойно, это всего-лишь въезд в Вирджинию. Если б я знала, поехала бы другой дорогой. — Сиена, газировка в багажнике? — ноет Люк, который уже готов протянуть ноги от духоты. На самом деле погода не жаркая, но воздух кажется таким горячим, словно на пляже в Калифорнии (если еще при этом уткнуться лицом в песок). Тяжело вздыхаю и закатываю глаза. Многие водители рядом стоящих авто уже повылезли из машин, заглушив мотор. Кажется, мне пора сделать то же самое, иначе капот начнет кашлять дымом. С жалостью погладив руль любимой тачки, я глушу мотор и открываю дверцу. — Нужно было в объезд, — бормочу как бы себе под нос и покидаю авто. Теперь мне куда лучше видно длинну пробки. Эта «железная чешуя дороги» напоминает очеред в самый Ад. — Я думаю, там что-то вроде аварии, — говорит Люк, вылезший из машины вслед за мной. Он лениво потягивается и подходит к багажнику. Его молящий взгляд несколько раздражает меня. Это я должна ныть: я провожу чертову кучу времени за рулем; еду хрен знает куда и зачем. Я устала, мне нужен нормальный отдых, трехразовое питание и мягкая, мать вашу, кровать! Да…с этими мыслями я покорно открываю багажник. — Стой, мы ведь брали больше… — с непониманием того, куда делось, как минимум, три бутылки колы, говорю я, а потом медленно перевожу испепеляющий взгляд на парня из Луизианы. — Какого черта?! — Эй, я же говорил, что взял пару бутылок в салон. Но было жарко и я выпил их! И я предлагал тебе, но ты отказалась, ведь ты за рулем и… — Ты не предлагал! — Я знал, что откажешься. Ты ведь за рулем, — оправдывается Люк, а я мгновенно вспоминаю эффективные способы тушения гнева. Закрываю глаза и медленно делаю вдох, а после выдох. Думаю о хорошем. Думаю о том, что еще пара штатов и я буду в Нью-Йорке. Я отдохну. У меня есть деньги и там я наконец-то расстанусь с фотографом Люком из Луизианы. — Окей, значит, ты больше не пьешь, а это все мое. — Окончив минуту медитации, я сгребаю в охапку оставшиеся запасы минералки и колы, и отношу их в салон. Мне в спину летят жалкие оправдания Люка и его стенания о том, что он умрет от обезвоживания у меня на глазах, шепотом моля о помощи. — Значит, я довезу тебя в багажнике, — тут же отзываюсь, а парень в ответ смеется. В каждом из нас живет эгоист, ведь если человек не заботится в первую очередь о себе — в его инстинкте самосохранения есть погрешность, что чревато последствиями проявления пустой доброты, а после и полным, бесповоротным альтруизмом. Кому это нужно? Я все к тому, что я везу Люка в Нью-Йорк только потому, что и сама не прочь провести пару дней в этом городе. До этой минуты я опасалась за свое самочувствие, ведь действительно считала, что еду туда просто так (но это не отменяет мою выгоду в задержке с возвращением в домой).***
Спустя час на помирающих в пробке людишек снизошла благодать в виде легких порывов ветра. Духота отступила и, кажется, можно жить дальше. Я сижу на излюбленном водительском сидении, спустив ноги навстречу асфальту. Повсюду слышится ругань людей о том, что они погрязли в этой трясине. А пробка действительно мертвая. За целый час мы не сдвинулись с места ни на метр. Кто-то уже успел смотаться к самой границе, откуда появились известия о крупной автоаварии. Как я сумела расслышать, подобное автомобильное месиво сравнивают с настоящей катастрофой. Кто бы мог подумать, что я попаду в этот час пик. Зато Люк времени зря не теряет. Достав из рюкзака все свои штуки от фотоаппарата (ну или для него), он что-то настраивает. Сейчас-то настраивает, а потом в ремонт понесет, я чувствую. Зато с таким умным видом отдался делу! Поднявшись на ноги, я поднимаюсь на ступень под дверцей, держась руками за крышу авто, чтобы посмотреть вдаль и понадеяться на то, что где-то там движение восстановилось хотя бы на скорости простой черпахи. — Твой парень, который по-тихому смылся, хотя бы говорил, что ты очень красивая? — вдруг спрашивает Люк, а я в буквальном смысле соскальзываю ногой со ступени и падаю на асфальт, бормоча себе под нос все ругательства, которые только знаю. Люк смотрит на меня с какой-то уверенной жалостью и, кивнув, добавляет: — По-видимому, нет. — Не говори о том, чего не знаешь, — сквозь зубы проговариваю это и, откряхнув руки о шорты, поднимаюсь с асфальта. Люк протянул мне руку помощи, которую я проигнорировала. — Почему тогда ты злишься? За такие вопросы хочется убивать. Сильно сжимаю челюсти так, что становится больно. Внутри меня пронесся ураган негодования, раздражения и гнева, что разом сокрушило мое апатичное настроение. — Калум любил меня, слышишь?! Хотя что ты можешь знать, черт возьми, о подобном явлении? Думаешь, что три года — разница не большая, но ты чертовски ошибаешься, умник. — Моя взрывная натура дает о себе знать, хотя еще минуту назад я собиралась уладить все миром. Люк смотрит на меня так, будто перед ним не рассерженная я, а карманная собачка, попусту тявкающая на всех вокруг. И это бесит вдвойне. Обхожу машину вокруг, чтобы быть от Люка немного дальше. Скрещиваю руки на груди, мысленно ненавидя этого парня. — Заметь, ты сказала «любил». Мне ли объяснять тебе о прошедшем времени?… — Знаешь что, вокруг сотни машин. Выбирай любую, забирай вещи и уматывай! Была бы я твоей матерью, я бы пожизненно держала тебя под домашним арестом, закрепив кольцо сразу через две губы, чтобы твой рот не открывался! Только теперь я осознаю, что на меня смотрят все посторонние люди, стоящие рядышком в этой убогой пробкой. Гнев резко сменяется неловкостью. Я сильно краснею, после чего решаю, что разумнее всего убраться в машину и не высовываться. Черт, но как же он меня бесит! Но треклятый Люк успевает забраться в тачку раньше, чем я подумала заблокировать двери. Ну что за гадство. Положив локоть на опущенное боковое стекло, я подпираю рукой голову, целиком и полностью игнорируя пиздюка из Луизианы. Все мои внутренности сковывает боль, отчаяние и желание воевать за правду. Только правда где? Мне противны все очевидные выводы Люка, потому что я очень долгое время искала убежище в себе от подобных мыслей, а теперь этот мальчишка вскрывает затянувшиеся раны. Почему просто нельзя забыть о том, что со мной не так?! Неужели это так приятно — копаться в чужой проблеме, брать ее на себя и еще огребать за это. Вот это как раз тот пример деффекта инстинкта самосохранения. Через пару минут я начинаю осознавать, что злость проходит, а на смену ей возвращается спокойствие и…горечь. — Неужели тебе так приятно причинять мне боль? Что я сделала не так, Люк?! Почему ты просто не можешь понять, что… — Я просто сказал, что он чертов идиот, если не говорил тебе, как ты красива. И я начинаю плакать. Люк никак не может понять, что это не комплимент, а резьба по живому? Я сглатываю огромный и болезненный ком в горле, закрыв глаза. — Я думаю, что проблема не в том, что я пытаюсь причинить тебе боль. Просто ты — боль. Представь оголенный электрический провод. И все сплетение маленьких проводов — это нервы. Так вот, этот электрический провод — тоже ты. — Слова Люка отдаются эхом в моей голове. Он отлично видит и понимает, что я его слышу и слушаю. После чего добавляет: — Неприкасаемая. Ответить мне нечего. Ему девятнадцать, а мне двадцать два. Я беру свои слова назад про малолеток.***
Вечер кажется слишком прохладным, но если постоять на террасе несколько минут — можно привыкнуть к холоду. Солнце уходит за горизонт, а вместе с ним и этот день. Я часто задумываюсь о том, что сейчас, вот прямо эта минута — она такая единственная в моей жизни и больше такой же не будет. Прошлое не вернуть. Возможно, в будущем будет безмерное количество похожих минут, но все они не будут точно такими же, как эта. Так вот… Я думаю о том, что жизнь — это медленный переход в прошлое. А каждая минута жизни — это частичка нас самих. И смерть наступает тогда, когда все становится прошлым. Ты становишься прошлым. А ведь можно загнать себя в угол при жизни. Когда у тебя в запасе еще много минут, но тебя уже нет, ведь в прошлом жизни нет. И совершенно каждый из нас занимается таким самоуничтожением. А все потому, что не нужно представлять себя Богом. И не нужно спешить. — Я не помешаю? — за моей спиной раздается тихий голос Люка. Сильнее кутаюсь в вязаный кардиган и бросаю на парня взгляд через плечо. — Вовсе нет. Мы остановились в недорогом, но хорошем отеле города Норфолк. Отсюда чуть больше шести часов до Нью-Йорка. Уже завтра мы будем там. Люк протягивает мне бокал с каким-то напитком, украшенным бумажным зонтиком на палочке. Это точно не алкоголь, ведь ему девятнадцать. Все же принимаю бокал, с благодарностью улыбнувшись парню. — Пообещай мне, что не взорвешься от того, что я у тебя спрошу, — с усмешкой говорит Люк, а мой взгляд бродит по его рыжеватой длинной щетине, которая, как ни странно, очень ему идет. — А ты рискни, — отвечаю парню, а он, услышав это, морщит нос. — А потом я снова буду виноват, да? Так не пойдет, мне нужно твое слово, что я в безопасности. Его пламенная речь рассмешила меня. Хотя я собираюсь согласиться. — Окей, даю слово, что ты не пострадаешь. Так что там у тебя? Парень несколько застенчиво улыбается, после чего опускает взгляд в пол, на свои кеды. Мне становится тревожно, ведь я действительно не знаю, что ему взбрело в голову, и что он сейчас ляпнет. — Я фотограф, а ты красивая. — Люк проговаривает это очень быстро, очень стесняясь собственных слов. Это очень похоже на констатацию факта и предписанное ко всему этому обязательство. Как и обещала, я реагирую на…немое предложение спокойно и адекватно. — Ты хочешь спросить разрешения сфотографировать меня, верно? — уточняю я, дружелюбно улыбаясь Люку. Совершенно не понимаю его смущения, ведь…это не приглашение на танец или прогулку. — Ну…сделать несколько фото, если быть точнее. Можешь быть уверена — я хорош в этом деле! — с горостью произносит последние пару слов голубоглазый, а я хихикаю. — И кто же тебе так говорит? — Моя мама, — тут же отвечает Люк, а мое хихиканье переходит в полноценный смех. — Она никогда не станет лгать мне. — Давай проверим, как ты хорош. Тащи свою аппаратуру!***
Мы покинули отель и вышли в город. Многочисленные огни улиц отлично освещают все вокруг. Здесь очень атмосферно, а вечерняя прохлада, а скорее уже ночная, помогает дышать полной грудью. Ради такого дела я сменила джинсовые шорты и широкую, больше похожую на мужскую, футболку на легкое платье с накинутой перверх него джинсовкой. Вид все равно уличный и явно не для вспышек фотоаппарата, но, выезжая из дома, я не задумывалась о «выходных нарядах». — Видишь ту стену, обклеенную плакатами? — Люк указывает на рекламный щит с ободранными в некоторых местах плакатами и объявлениями. Хмурюсь и не понимаю, что он имеет ввиду. Парень подталкивает меня за плечи к этому самому щиту. — Там? — со свойственной мне брезгливостью задаю вопрос, а Люк кивает в ответ. — Будет круто, я обещаю. С недоверием еще несколько секунд посматриваю на фотографа из Луизианы, но все же направляюсь, куда он сказал. Еще у мусорных баков можно пару фоток сделать, раз уж так. Парень садится передо мной на одно колено, чтобы уловить какой-то там удачный ракурс, а я надменно смотрю на него сверху вниз, криво улыбаясь при этом. — Если ты прислонишься плечами к стене и согнешь ногу в колене и… вполоборота посмотришь на меня, то будет очень хорошо… Чувствую себя скованно. Мне неловко, тем более, на нас смотрят люди, прохожие. — Я не волшебник, Сиена. Качество фото будет улет, но ты постарайся, чтобы фотография не была пустым кадром, окей? — Уговоры Люка не очень хорошо действуют на меня. Зря старается, я бы сказала. Все-таки пытаюсь встать так, как он посоветовал, но ощущение того, что я выгляжу безумно глупо портит всю картину. — Черт возьми, сегодня на трассе тебя мало волновали люди вокруг, когда ты кричала на меня. В чем проблема? — Люк уже кажется несколько раздраженным. — Я забыла предупредить, что это плохая идея… — Бросаться вдогонку за своим парнем — плохая идея. А почувствовать себя красивой… Черт, мне надоело упрашивать тебя и давать советы! — Ты опять? — Нет, я снова! И из раза в раз. Потому что я не понимаю, как так можно, и где ты вообще откопала этого выродка. Ты забилась в угол и уверяешь себя и всех, что ты кому-то принадлежишь; что должна отыскать человека, который бросил тебя! Бросил — это значит оставил. А вообще, как тебе слово «выбросил»? Потому что именно так это называется! Во взгляде Люка загорелась невероятная злость. Он давно поднялся на ноги и сейчас просто кричит на меня, так и не сделав попытки меня понять. — Ты…Ты идиот, слышишь меня?! — даю Люку ответ на весь этот поток обидных слов, что он сбросил сейчас на меня. Чувствую сокрушительную боль в груди. И, черт возьми почему бы просто не оставить меня в покое?! Мы завтра будем в Нью-Йорке. Почему нельзя просто заткнуться, а потом выбросить из головы все, что со мной связано?! — Потому что хорошо знаю, каково быть брошенным, Сиена. И я бы заплатил любой, которая согласилась бы сделать с твоим Калумом то, что он сделал с тобой. У меня все. Люк поворачивается ко мне спиной, убирая фотоаппарат в чехол. Вот и отлично. Я не хочу, чтобы он видел меня прямо сейчас. Разбита, убита, уничтожена и…бред это все. Мне просто плохо. Очень плохо. — Не защищай меня, ладно? — наконец говорю я, а Люк замирает. — Мне нечем тебе ответить. Я не нуждаюсь в тебе. Мне не нужен ты и твоя помощь. Я вижу, как дрогнули его плечи. Он оборачивается, и я замечаю легкую улыбку на его губах. — А я и не предлагал себя.