Вестерос, золотое борское и куртизанки

Дрого уже несколько раз пожалел, что согласился хотя бы приехать в пыльный Порту на эту встречу. Первый взгляд на предлагаемое ему дело дал понять, что выиграть его не сможет даже он. — Дон Кхал, — этот мальчишка с бешеным взглядом обращался к нему либо почему-то на итальянский манер, хоть и распинался около четверти часа, что Португалия — его истинная родина, и чувствует этот белобрысый выскочка себя именно португальцем, либо всячески пытался показать, насколько он уважительно относится к собеседнику, — но Ланнистер же заставил отца переписать завещание, когда тот был уже болен. — Документов об этом не сохранилось, — мрачно отозвался Дрого, подлив себе минеральной воды. Духота стояла жуткая, и шея под воротом рубашки сильно вспотела. Он привык к чуть более прохладному климату в Бильбао, куда недавно переехал офис их юридической конторы. Разумеется, они давно могли бы перебраться в Мадрид, но Дрого любил любой мелочью подчеркивать свое баскское происхождение. — Только вы и сможете нам помочь! — Визерис зачем-то стукнул кулаком по столу – чем, впрочем, не произвёл должного впечатления — и перевёл взгляд на вывеску ресторана на другой стороне улочки. Это был самый первый рыбный ресторан его предка из теперь уже известнейшей сети. «Семь Королевств» работали по всему Пиренейскому полуострову: от Сан-Себастьяна до Фору, от Лиссабона до Валенсии, от Гибралтара до Андорры. Высокий класс обслуживания, свежайшие морепродукты. Столики бронировали за месяц. Отдельные рестораны имели и Мишленовские звёзды. Отличное наследство отпрысков магната, погибшего в пожаре дома умалишённых. — Мы вас не обделим! — красноречиво поднял брови Таргариен. — Вы же понимаете, сколько будет стоить весь этот бизнес, если мы докажем мошенничество Ланнистера… — Он — британский лорд, и за ним стоят серьезные люди, — Дрого закинул ногу на ногу и подставил лицо чуть уловимому ветерку, столь редкому гостю в полуденный августовский зной. Надо было постричься и сбрить бороду перед этой пусть и совсем кратковременной поездкой. Голова просто кипела. — А вы — лучший юрист на Пиренейском полуострове с целой армией молодых адвокатов, — не унимался наследник без наследства, всё ближе придвигаясь к Кхалу. — Нам нужна ваша армия! — Мне необходимо подумать, встретимся завтра, — Дрого поднялся на ноги, собрав бумаги в папку, и нехотя подумал, что дорога до его отеля лежала отнюдь не по теневой стороне. — До завтра, сеньор Визерис, сеньорита Дейнерис, — он кивнул сестре наследника. Бледнокожей девчонке в идиотских фиалковых линзах едва ли исполнилось восемнадцать. Всю их беседу она лишь внимательно слушала, переводя огромные глазища неестественного цвета с одного оратора на другого, и, изредка, бросала грустные взгляды на старый — с более чем полуторавековой историей — ресторан её предков. — До свидания, — кротко ответила Дени.

***

Дрого бросил папку с документами на постель и распахнул огромные окна. С улицы повеяло запахом океана. Ему обязательно стоит пройтись вечерком по набережной Дору и отужинать местной рыбой с бутылочкой какого-нибудь вина. Завтра он даст ответ, что не берётся за это дело. Слишком мало документов, слишком серьёзный оппонент. Слишком низкий процент успеха. Его карьера как-то очень уж стремительно взлетела вверх сразу же после выпуска из университета. Пара резонансных дел, несколько успешных защит сепаратистов и один очень успешный и очень громкий процесс. Кто же знал, что его крохотная адвокатская практика так быстро превратится в крупную контору? К нескольким университетским приятелям примкнули их знакомые, и вот теперь их всех называли не иначе, как «Армия кочевников». Да, они кочевали из суда в суд, победоносно выигрывая все процессы. Конечно, дело против Ланнистера было бы только на пользу Дрого: в остальной Европе к нему до сих пор не слишком серьёзно относились. Дикарь-самоучка, сепаратист, позёр с внешностью вышибалы — как только его не называли. Но садиться в лужу он не планировал. Ведь Дрого не проиграл ещё ни одного процесса в своей жизни! Солнце клонилось к закату, когда он решил прогуляться. Небо на Востоке ещё было ярко-голубым, но жара спала. Наконец-то можно было вздохнуть полной грудью. Кхал не слишком любил Порту: обветшалый городишко, который даже не пытался вылезти из своих руин. Было в нём только одно шикарное место: ресторан «Семь Королевств». Дрого быстро прошёл мимо уже успевшей набить оскомину вывески и, сунув руки в карманы, завернул к смотровой у какой-то церкви. Она больше напоминала замок. Местная архитектура была интересна, если бы за ней кто-то ухаживал… — Не думала вас здесь встретить, — Кхал, облокотившись на камни, рассматривал панораму города, когда из-за спины раздался знакомый тихий голосок. — И я вас, — искренне удивился он, когда, обернувшись, понял, что перед ним сеньорита Дейнерис. Девчонка всё ещё была в лёгком платье, несмотря на неминуемо опускающуюся ночь. — Что же вы здесь делаете? — Люблю пройтись перед сном, — мечтательно протянула она, опираясь о парапет и привставая на носки. — Люблю Порту в лучах закатного солнца. — Да, в это время суток город особенно хорош, — согласился Дрого. — Вы ведь совсем недавно вернулись сюда? Он спрашивал лишь для вида. Его коллеги выдали огромную папку, в которой расписали всю жизнь непутёвых отпрысков сеньора Эйриса Таргариена. Чуть ли не одновременно с трагической смертью отца, при не до конца выясненных обстоятельствах, скончался их старший брат. Поговаривали даже об убийстве от руки чемпиона Европы по боксу в супертяжёлом весе Роберта Баратеона, но он именно в тот момент лишь приземлился в Лиссабоне, что подтверждали отметки о пересечении границ и записи камер видеонаблюдения аэропорта. Сирот отправили к каким-то друзьям семьи в Венецию, откуда они вернулись лишь в этом году: девчонка — поступать в Университет Коимбры на филологический факультет, а мальчишка — отсудить империю своего отца. — Верно, — Дени улыбнулась, не отрывая взгляда от золотистой воды реки. — Знаете, я ведь почти не помнила своей родины, как мне казалось. Только лишь какие-то отдельные детали, здания, запахи. Знали бы вы, какое это счастье: просто идти по мостовой и видеть ту самую церковь, которая снилась столько лет… Она прикрыла глаза и глубоко вздохнула. Ресницы отбрасывали длинные тени на щёки, и Дрого показалось, что перед ним стояла богиня из сказок, настолько непохожей на всех девушек казалась эта светловолосая хипповатая Дейнерис в сношенных пыльных кедах. — Не желаете поужинать вместе? — Дрого очень не хотелось разрушать момент, но поесть ему нужно было давно. — Да, если я вам не помешаю, сеньор Кхал, — виновато опустила глаза Таргариен. — Вы знаете здесь какой-нибудь неплохой рыбный ресторан? — спросил он и тут же осёкся. «Семь Королевств» были прямо за их спинами. Лучший рыбный ресторан Порту, если не Португалии. — Знаю, — загадочно улыбнулась Дени, либо не заметив, либо сделав вид, что не заметила некоторого замешательства Дрого. — На набережной у моста есть очаровательное местечко с прекрасным видом на реку. Они молча спускались по крутым ступенькам, судя по сорнякам, росшим прямо из камней, не слишком популярным у туристов, которых в Порту было не так уж и много. Пройдя сквозь узкую арку, они очутились у небольшого ресторанчика: в зале Дрого насчитал пять столов, ещё три он заметил на улице. Он жестом дал понять Дени, чтобы та сама выбрала, где сесть. Официант, появившийся тут же откуда-то из недр заведения, вежливо поздоровавшись на португальском, выдал им меню и, наверное, чем-то поинтересовался. — Вы же пьёте алкоголь? — чуть понизив голос, спросила Дейнерис, смотря на Дрого исподлобья, немного заговорщицки. — Конечно, — кивнул он, вновь опустив глаза в меню: читать по-португальски было намного проще, чем воспринимать на слух. Тут же перед ними очутились небольшие бокальчики с плотным тёмным вином, скорее всего местным, креплёным, и по бокалу обычного домашнего красного. — Я думала, испанцы легко воспринимают португальскую речь на слух, — улыбнулась Дени, закрыв меню. — Я же баск, — Дрого выпятил вперёд грудь. — Это совсем другой язык. Испанский для меня — как иностранный… А вы, получается, владеете английским, португальским, итальянским… — Французским, каталонским и немецким, баскского явно мне не хватает, — ещё шире улыбалась Таргариен. — Я же — филолог. — Но поступивший лишь в этом году в университет, — приподняв бровь, ухмыльнулся Кхал. — Я всегда любила иностранные языки, — она взяла в изящные пальцы небольшой бокальчик. — Я бы хотела выпить за национальное самосознание… — Хороший тост, — искренне рассмеялся Дрого, подмечая, какие милые ямочки у этой проклятой девчонки появлялись на щеках, когда она улыбалась. — За самую странную португалку, которую мне доводилось встречать! Терпкий чуть сладковатый вкус креплёного вина отлично дополнял золотистый пейзаж набережной реки. — Вы что-то выбрали? — на точёных белых скулах заиграл румянец. — Морского окуня, — Дрого протянул меню официанту и, показав на крошечные бокалы, уверенно заявил: — Бутылку вот этого. — Да вы решили гульнуть! — звонко рассмеялась Дейнерис, откинувшись на спинку кресла. — Кстати, это вино производит друг моего брата. Увидев этикетку «Портвейн Коннингтона», Дрого усмехнулся про себя: про этого друга и брата юной Таргариен он нашёл много занятного материала. Поговаривали, что они были ну очень близкими друзьями… — Отличный вечер в отличной компании требует отличного вина, — Кхал поднял бокал домашнего и чуть пригубил. Разумеется, как истинный сын своей страны, он предпочитал баскские вина, но нужно было отдать должное местным — они были на уровне. — Вы же, хоть и родились здесь, но, как бы это сказать, — он немного замялся, — ваш род же не из этих мест? — Не из этих, — улыбнулась вновь Дени. Без брата она оказалась куда более разговорчивой, да и глаза не опускала в стол, а смотрела на Дрого. — Но от того государства, из которого сюда приехали мои предки три сотни лет назад, больше ничего не осталось. Он хотел сказать, что знает, и знает намного больше, но или вино, или этот проклятый закат, или её звонкий голос, а может, и всё вместе… Дрого хотелось слушать эту девчонку бесконечно долго. — Так забавно! — Дени не обратила внимания на тарелку с осьминожками, оказавшуюся перед ней. — Я видела эту набережную столько раз во сне! Знали бы вы, как быстро билось моё сердце, когда поезд из Мадрида прибывал на вокзал! — она подняла свои глаза с фиалковыми линзами на мост, оказавшийся у Дрого за спиной. — Я знаю, что вы можете думать о Порту: грязный, полуразрушенный, никчемный! Да, вы будете правы! — Кхал разлил ещё креплёного вина и с интересом смотрел на живое молодое лицо. Казалось, что девчонка читает ему стихи, а не рассказывает об этом пыльном городишке: так воодушевлённо она говорила, с придыханиями, паузами. — Но эти улочки и люди, эти разноцветные дома, лодки, покачивающиеся сейчас на воде! Мне хотелось смеяться и плакать! Ведь я помнила что-то, и узнала! Знаете, каково это: потерять родину и вновь её обрести? Дрого знал. Он помнил теракты, помнил, в каком страхе они жили. Они боялись, но верили в правое дело, учили свой язык и развешивали красно-зелёно-белые флаги. А у этих двоих не осталось ничего. Он прекрасно видел по бумагам, что Ланнистер не чист на руку, но доказательств не хватало. Мальчишка Визерис лишь хотел отцовское наследство, а вот сеньориту Дейнерис капитал интересовал куда меньше. Девчонка была не глупа, иначе бы не поступила на стипендию. Но платное образование она себе позволить и не могла. Приходилось быть умной. Как и Дрого. Отец — рыбак, а мать занималась хозяйством. Когда это малыш Кхал решил стать юристом? Наверное, тогда, когда того молодого парня — его обожали все в деревне, да ещё он хорошо бился с быками — осудили за терроризм. Да, именно тогда. Дрого решил, что корриду и так выиграет, а вот чтобы защищать правых — нужно образование. Окончить университет в Мадриде, чтобы защищать басков, — это был вызов! Он уже почти не слушал, что именно говорила Дени, лишь смотрел на её пухлые губы. Она была красива. Всё в ней ему нравилось: и лучистый взгляд, и этот юношеский задор, и та откровенность, с которой она делилась детскими воспоминаниями… Совсем ребёнок, с чистой открытой душой. Она верила в добро, счастье, и, разумеется, в любовь. Дрого подпёр щёку рукой и кивал, чуть улыбаясь, страстной речи юной Таргариен, потягивая отличный портвейн этого извращенца Коннингтона. Она всё говорила и говорила, и Кхал даже не стал её перебивать, когда заметил, что её голые плечи покрылись гусиной кожей: он просто протянул ей свой кардиган, который девчонка тут же надела, благодарно кивнув. — Знаете? — подал Дрого голос, когда Дени замолчала, отпивая из своего маленького бокальчика креплёного вина. — А я верну вам «Семь Королевств».