Мы прах и тени

В видении, данном Эру, айнур были открыты перворожденные и те, что придут следом. И они четко делились по половому признаку, и каждый пол имел свои не только физические, но и психические особенности, врожденные поведенческие реакции. Валар и майар хоть и принимали мужское или женское обличье, но все же не определялись им, а стояли намного выше этого. Совершенные айнур заключали в себе обе природы, не являясь ни тем ни другим, а чем-то намного более совершенным, и все же, подобно детям Единного, облекались в обличье мужское либо женское, согласно своим пристрастиям и нраву. Потому Мелькор, да и Майрон, остановились на мужском, как более сильном, волевом, предназначенном быть воином, захватчиком и повелителем. Эрухини будут объединятся в пары, согласно своей противоположной природе. Валар и некоторые майар тоже поступают так. Майрон же никогда не испытывал желания быть с кем в этом смысле. Как и все высшие создания, он не был ведом влечением плоти, так как его дух был намного сильнее тела. Вспоминая дни, когда он жил у Аулэ, к ним приходило много майар Йаванны, и Майрон часто любовался их плавными формами, длинными волосами с веночками из веточек, листьев и цветов, миловидными лицами просто из эстетических соображений, так как любил все прекрасное. И теперь он чувствовал, что духовно привязывается к одному существу. Мелькору. Темный вала учил его не только черному колдовству, владению оружием или правилам ведения войны. Но Майрон учился через него воспринимать мир. Воспринимать по-другому. Отныне их с Мелькором объединяло и связывало многое, что и порождало глубокую духовную связь. Иногда Майрону просто хотелось подойти к нему, обнять, прижаться, вдохнуть его запах. И это было бы физическим выражением чего-то глубинного. Но он отгонял от себя столь не приставшую статусу чепуху. Мелькор, как ему казалось, вообще не нуждался в том, чтобы к кому-то привязываться, или искать искренних соратников, друзей и прочее, прочее. Однако он проводил все больше времени с Майроном, обучая его тонкостям словесной игры, что позволяла незаметно завладевать умами своих слушателей, изысканно примешивать к истине ложь, так, что даже самые мудрые не могли бы распознать ее, а также плести интриги. Либо просто делясь мудростью, рассказывая то, чего не знал майа. Бывало, они гуляли вместе по отвесным льдистым скалам, покрытым вечными льдами, и у Майрона захватывало дух от этой холодной и жестокой красоты. Две темные высокие фигуры неспешно скользят по необъятным просторам севера. Грандиозные горы и плато, изрезанные глубокими трещинами во льду. Стужа, пробирающаяся сквозь ткани одежд, и впивающаяся миллионами игл в кожу. Огромное тускло-серое небо. Все это казалось таким же прекрасным, как и зеленые луга, шелест листвы деревьев, покачивающиеся на ветру тяжелые бутоны цветов, выражающее лишь другую сторону природы и бытия, только более суровую и величественную. Во время таких прогулок, сам того не замечая, Мелькор начинал делиться с ним сокровенными переживаниями, либо мыслями, обнажающими его суть. Да, отныне их можно было назвать настоящими соратниками, и даже, не побоясь сказать этого слова, — друзьями. *** Однажды после очередной «попойки», которую конечно же учинил темный вала, собрав своих самых приближенных слуг, Майрон не стал сразу покидать залу, задержавшись ненадолго, пока все не угомонятся и не покинут помещение. Надо сказать, данная «попойка» сопровождалась нецензурной вульгарной лексикой, кою Мелькор позволял себе только при таких обстоятельствах, пахабными шуточками, и изобретенной им игрой в карты.Темный вала хитро улыбаясь, специально проигрывал, и все это знали, чтобы лишний раз показать свою щедрость, одаряя присутствующих золотом.* И вот, когда они остались наедине, Мелькор, воспользовавшись моментом, спросил у Майрона: — Ты не жалеешь о своем переходе на мою сторону? — что это? Попытка завязать разговор? — Нет, — твердость в голосе. Несколько секунд они молчали. И Майрон чувствуя, что не связан ни какими рамками морали, которую так ненавидел Мелькор, а холодный расчетливый рассудок в нем сейчас слегка задурманен алкоголем, подошел к своему королю, обвил его талию руками, прижимаясь своей грудью к его, осуществляя то, что втайне желал, и чувственно коснулся своими губами губ Мелькора. Последний же, уже давно любовался огненным майа, его стройным, гибким, прекрасно развитым в кузне телом, золотыми длинными локонами, тонкими чертами лица с четко очерченными скулами, и испытывал к нему сексуальный интерес, но считал, что Майрон отличный помощник, его наместник и правая рука, а потому он не может насильно требовать от него интимную близость, если только тот сам этого не пожелает. Проницательный Майрон в глубине души догадывался об этом интересе, так как начинал «чувствовать» Мелькора. А теперь представился подходящий случай. Мелькор крепко сжал его в объятиях и углубил поцелуй, ухмыляясь про себя, какой же Майрон, все-таки, неопытный. Майа расслабился в руках своего повелителя, позволяя выйти своим чувствам на свободу. Он исследовал тело Мелькора, утонченное, заключающее в себе смертельную железную силу. Да, им обоим не нужна была груда мышц, как к примеру вала Тулкасу, чтобы вселять животный страх в окружающих лишь своей злой темной волей. Мелькор смахнул со стола посуду, опрокинул на него спиной Майрона и принялся стаскивать с них обоих одежду. Затем устроившись между ног Майрона, начал поочередно вводить смоченные слюной пальцы, растягивая и массируя его изнутри, от чего низ живота наполнило сладкое, тягучее тепло. Все это было так необычно для майа. Но он полностью доверял Мелькору. — Думаю, ты умеешь контролировать свою боль, по началу может быть неприятно. — сообщил Мелькор с улыбкой, начиная вводить в него свою плоть. От этого вторжения Майрон выгнулся, зажмурился и закусил губу, а темный вала начал ритмично двигаться в нем, зная, что так будет легче привыкнуть к болезненным ощущениям. Глаза Майрона закатываются от наслаждения, а из горла вылетают слабые стоны. — Мелькор, глубже. Темный вала берет его длинную стройную ногу, закидывает себе на плечо, толкается внутрь и входит до упора. …сдавленный стон. Майрон подносит кисть руки к губам и закусывает ребро ладони. Их обоих будто лихорадит от нахлынувшей страсти, голова кружится, а перед глазами все плывет. Решив, что стоять на полу неудобно, Мелькор грациозно забрался на стол, накрыв собой Майрона. Они уже не сдерживают своих стонов, отдаваясь друг другу без сомнений и остатка, пытаясь сделать телесный контакт еще ближе, все сильнее вжимаясь друг в друга. Резкие толчки. Мелькор погружается в ослепительный круговорот высшего наслаждения, когда чувствует, как Майрон выгибается и сжимает его изнутри.