Мы прах и тени

Мелькор был лишен света, своего имени Лучезарный, и от того на месте застарелой обиды разрасталась нестерпимая, поглощающая его суть ненависть к свету. Если и не вернуть, не присвоить силой, то, чего был несправедливо лишен, то хотя бы постараться растоптать, разрушить, осквернить весь ненавистный ему Свет. Варда. Мелькор не мог простить Отца за то, что он наделил ее тем самим сиянием, которого был лишен сам. А потому в его голове созрел хитрый план, переманить ее на свою сторону, и так насмехнуться над Эру и осквернить святой, дарованный Им свет. Затем были Светильники, потом Древа, и проклятые камни гордого эльда Феанора. А теперь эта дева — Ариэн. И Мелькор видел в ней все тоже сияние, что и в Эльберет. И если не получилось с Вардой, то с Ариэн все должно пойти по плану. Она ведь всего лишь майэ. Майрон про себя в сердцах часто называл Мелькора безрассудным и самонадеянным глупцом. К этому чувству досады примешивалась часть восхищения его уверенностью в себе и смелостью. О да, Мелькор был уверен в своем успехе. Но строптивая майэ все никак не соглашалась на его посулы. Темный вала начал со своей болтовни на отвлеченные темы, вплетая постепенно с лова ложь, хитроумно-извращенную истину. Майэ была непреступна, что стало порядком выводить Мелькор из себя. Тогда он уже в открытую предлагал ей власть, место подле себя в качестве королевы мира, все то, чего она сама пожелает, ухмыляясь про себя: «Отец Лжи вовсе и не обязан исполнять свои обещания». Но всякому терпению приходит конец. Тем более, что ее сияние было невыносимо болезненно для Властелина Тьмы. Мелькор не стерпел, и с рыком бросился на девушку, схватив ее нещадно за длинные пламенные волосы. — Что ж, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Майрон все это время не находил себе места. Его холодная воинская выдержка, которой его учил Мелькор куда-то улетучивалась. Он утверждал себе, что не ревнует, ведь эта девчонка никогда не займет его место в Ангбанде. Сердце же Мелькора было черным лесом, и не было надежды, что там для кого-то вообще найдется место. То есть, Майрон никогда и не думал о такой любовной чепухе осознанно и всерьез. У них есть общее дело, общие цели — и этого достаточно. Тем более у Мелькора было полно наложниц, к которым Майрон научился не относиться серьезно. Но не в ревности было дело: в Свете майа видел угрозу для Мелькора, так как, ни одно покушения на него не проходило бесследно для Падшего. *** Дверь в тронный зал резко открывается, Майрон вздрагивает и обращает свой взгляд на Мелькора. Кажется, будто окружающие его тени стали еще чернее. Намного чернее. И весь его облик стал более суровым и мрачным. — Ничего не вышло, — со злобой констатирует Мелькор. Майрон резкими движениями преодолевает расстояние между ними и подходит вплотную к темному вала, шипит ему в лицо: — А я тебе говорил, что это плохая затея! — майа щурит пламенные глаза, пытаясь всячески скрыть гнев, лютый страх за своего Владыку и беспокойство, терзавшее его все дни, пока Мелькор отсутствовал, ревность, в которых не хотелось признаваться даже себе самому. Совсем неожиданно, наперекор всякому здравому смыслу и логике, Мелькора вдруг отпускает, и он смеется в лицо своего первого командира, заливисто и беззлобно. Майрон в удивлении вскидывает бровь. — Да ты никак ревнуешь и беспокоишься обо мне? Совсем как верная женушка! — и кажется, Мелькора накрывает новая волна истерического хохота. Майрон ухмыляясь, толкает Мелькора к стене, опираясь руками по обеим сторонам от него, пытаясь закрыть рот своими губами, выдыхает с поцелуем: — Знаешь, ты порой не выносим.