Мы прах и тени

Огромный черный дракон, распахнув свои кожистые, покрытые броней крылья, пролетел над Майроном и устремился в небесные глубины. В нем сочетались захватывающая дух красота и смертоносная сила. Дивно устроенный, с гибким аэродинамичным телом, он будто бы плавал в воздушных потоках. Покрытые чешуйками тела драконов натолкнули кузнеца на мысль о том, что можно делать такие доспехи, как альтернативу обычным латам. Чешуйки можно отковать, закрепить на прочном материале, что обеспечит легкость и пластичность движений. А сами драконы станут достойным ответом пернатым питомцам Манвэ. Давно Майрон не испытывал этого распирающего грудь восторга, так, что ему захотелось тоже превратиться в это грациозное, опасное животное, и взмыть ввысь. Ведь по замыслу так и должно быть: творить и радоваться сотворенному. Так почему же на их долю выпали только холод и пустота разрушения, застилающая кровью взор война? *** Майрон тревожно осознает, что хроа Мелькора постепенно берет вверх над фэа. Он становится похожим на людей, что как кажется темному майа, не подобает вечным духам. Он видит застывшую усталость в его глазах. Почему так? Мелькор становится все более порочным, он не чуждается таких земных прелестей как вино, еда, женщины, в нем укрепляются зависть, похоть, ненависть, жажда разрушать, деспотично повелевать и собственнически обладать. На языке горечь при воспоминаниях о великой музыке. Ведь ни Мелькор, ни он сам не хотели изначально этого. Их мотивами было творить, безгранично совершенствоваться, достигнуть чего-то необъятно великого. Что их ждет в будущем? Нет с падением, ни темный вала ни темный майа не утеряли способность предвидеть и предчувствовать, а значит сейчас, частично трезвея от триумфа своего мятежа против светлых сил, видели наперед, что эта дорога ведет в никуда. Майрон с брезгливостью наблюдал за кровожадными, мерзкими и уродливыми орками, потерявшими божественную сущность бесповоротно, навсегда. И замирало сердце, — это ли их ждет? Кто бы мог подумать, что у Гортхаура Жестокого, темного мага, безжалостного убийцы и мучителя, чье имя вспоминают с проклятиями, либо вообще стараются не вспоминать, там внутри, под огрубевшими эманациями физического тела, все еще живет та изначальная душа, жаждущая созидать и познавать. И в Мелькоре живет все тот же творец-демиург, сокрытый под льдистой шипованной броней железной воли к разрушению. *** У темного Владыки был целый гарем наложниц, из плененных эльфиек и смертных женщин. Раз теперь у него вполне физическое тело, то почему бы не потакать его желаниям. Поначалу это было море новых ощущений, пьянящих и волнующих. Он — истинный король мира, и может получить все, что пожелает. Но со временем ощущения стали притупляться, Мелькору наскучило предаваться плотским утехам с теми, кто намного слабее его. Теперь секс с ними казался жалким, примитивным и убогим, и падший вала обращался к нему разве что для удовлетворения своих садистских наклонностей и желания унижать и подавлять. Тем более, что военные дела не ждали, и он все чаще запирался с Сауроном в зале советов, где они тщательно разрабатывали стратегию ведения войны, прорабатывая все возможные ходы, не давая расслабляться ни на минуту своим подчиненным. В этом было что-то пленительное — часами спорить с Майроном, язвить, показывая друг другу свое остроумие, а затем удивляться его аналитическому гибкому уму. У парня определенно был талант стратега и тактика. Интимная же близость с Майроном никак не поддавалась никакому сравнению с вроде бы тем же действом с наложницами. Это было нечто качественно другое. Если с наложницами это грубое и примитивное удовлетворение желаний плоти, то с Майроном это было единством их фэа. И Мелькор чувствовал не только физическое удовлетворение, оставляющее после себя сосущую пустоту, но духовное, напротив наполняющее его черную выжженную душу жизнью. С каждым испытанным практически одновременно оргазмом, их сущности будто бы переплетались, обмениваясь энергиями, глубинными чувствами и переживаниями, становясь частью друг друга, становясь одним целым..