Мы прах и тени

По ночам Майрон слышал протяжные завывания волколаков, скорбные стенания пленников, глухие низкие голоса темных майар, рождающие бесконечное устрашающее эхо в коридорах и залах Ангбанда. Раздавался размеренный стук разбивающихся о каменную кладку капель воды. Соединяясь, эти звуки порождали ужасающую симфонию смерти и тления, от которой кровь стыла в жилах, а внутренности наливались свинцом. Перед глазами стояли жуткие картины истерзанных им тел, на которых не было живого места. Сырость и холод Ангбанда проникали глубоко под кожу, до костей. И темному майа казалось, что его, подкравшись незаметно сзади, обнимает что-то огромное, холодное и липкое тысячами щупалец. Жестокий давно уже привык ничего не чувствовать, быть глухим к чужой боли. Но есть одно существо, смотря на которое, все его существо внутри сжимается, выворачивается. Боль Мелькора он чувствует остро, и это невыносимо. Невыносимо. Он видит чудовищную усталость на его лице, стремительно покидающие его силы. Мелькор растратил себя на пустую злобу, на бессчетные армии и на присвоение себе плоти Арды. А что останется Майрону?! Неужели это конец?! К горлу подступает комок леденящего страха, он давится немым криком, рвущимся из груди. Пустота и бесконечные сожаления… Находится в Ангбанде стало невыносимо, и он бежит его. ***

Tears from the eyes so cold, tears from the eyes, in the grass so green. As I lie here, the burden is being lifted once and for all, once and for all. Beware of the light, it may take you away, to where no evil dwells. It will take you away, for all eternity. Night is so beautiful (we need her as much as we need Day). Burzum - Gebrechlichkeit I

(Где-то в лесах Средиземья) Майрон лежит на ярко зеленой траве, его золотые волосы разметались, смешались с такими же золотыми кленовыми листьями. Он чувствует энергию земли, ее музыку, и понимает, что до сих пор ощущает с ней связь, единство, как и полагается ученику Великого Кузнеца. Глубоко вдыхает кристальный холодный осенний воздух, пропитанный солнцем. Запахами трав и смолы. Смотрит в необычайно яркое синее небо. Такое огромное и глубокое. Его зрачки обретают обычную форму, а глаза превращаются из золотых в янтарные, навсегда запечатлевшие в себе мягкое тепло солнца. Сердце замирает в восторге. Он, кажется, и забыл, каково это — радоваться жизни, наивно восхищаться ее потоку, принимающему различные формы, предпетые в великой музыке. Осень. Удивительное время года. В нем сочетаются теплая сладкая прелесть лета, и морозная горчащая красота зимы, достигая гармонии. Совершенный мир — лишь режущие осколки в ладонях. *** — Твои волосы пахнут травами… и медом. — Можно было добавить, что они пахнут теплыми солнечными лучами, но темный вала пропускает эту мысль. Майрон сжимает руку Мелькора, задержавшуюся на его плече. — Мелькор, ведь мир прекрасен. То есть… мы все спустились в Эа, очарованные его красотой. Почему все получилось так? Я устал от войны, устал проливать кровь, смотреть на разруху, гниющие трупы вокруг себя, на это растление. Мы падаем, и ничто не может остановить нас. Что же от нас останется? — Мы давно пали в глубины зла. — Мелькор едко усмехается. Дурманящее и столь сладкое чувство власти, повергающее в эйфорию от ощущения собственной силы и могущества. Оно восхищало и прельщало падшего вала. В будущем оно еще раз полностью захватит Майрона, тогда он и решит выковать кольца власти. А сейчас они осознают, что играют лишь в чью-то навязанную грязную игру. Власть не доставляла больше той эйфории, а воспринималась скорее как должное. Какой может быть восторг от повелевания несносными гордыми эльфами, порочными людьми и жадными, упрямыми гномами, не говоря уже о мерзостных орках и темных прихвостнях майар. Все лучшие устремления, со временем, оказались смешанными с грязью. И Мелькор и его наместник, не привыкли отступать, признавать свою слабость, но сейчас, Майрон стоит и ловит себя на мысли, что нет, он не сдается, не бежит от проблем, и это не слабость, а просто не видит больше смысла. Ужасается и отгоняет эту неправильную мысль. Но ведь уже давно они преследуют не желания своей души, а лишь исполняют чужую волю. Мелькор тоже устал, он разочарован, но сдаваться и отступать на пол пути не в его правилах. — Мы оказались обманутыми Илуватаром, орудием в Его руках. Без нас Средиземье превратилось бы в скучный Аман. — Мелькор терпеть не мог всяческие тирады о Свете и Тьме, и о том, что Света не бывает без Тьмы — это тоже всего лишь установленные Эру правила, — Живые существа не развивались, у них просто не было бы стимула. А так, мы позволяем проявить им свои лучшие качества: храбрость, честь, любовь, верность, благородство. — Темный вала выплевывает слова с отвращением. Саурон стоит ошарашенный. Он никак не ожидал услышать это. А между тем в лице и глазах Мелькора читалась безграничная тысячелетняя мудрость и осознание смысла бытия. — И знаешь, я ненавижу Отца за это. Ненавижу поганое Средиземье, и всех его населяющих. И буду несказанно рад всё здесь разрушить, превратить в ничто! ДОКАЗАТЬ ОТЦУ, ЧТО ЕГО ДЕТИ НИЧЕМ НЕ ЛУЧШЕ НАС! Кузнец направил взгляд на Мелькора. Казалось бы, в золотых глазах вот-вот проступят слезы. Но нет, Гортхаур Жестокий не позволит себе такую слабость; у него был слишком хороший учитель, научивший держать свои чувства под контролем. Однако из его уст льются полные горечи слова: — А что будет с нами?! — и после мучительной паузы: — Мы можем раскаяться, все бросить. Просить о том, чтобы Единый отпустил нас из Эа! Пусть этот мир катится к чертям, но без нас! * Глаза Мелькора полыхнули пламенем, он в бешенстве сомкнул пальцы на шее темного майа: — Не смей мне говорить о Едином! Майрон и сам осознал, что от отчаянья сказал непростительную, ужасную глупость. Мелькор резко развернулся и зашел внутрь. Постояв, Жестокий отправился следом. В тронном зале, полыхающий яростью, стоял темный Властелин. Майрон тихо подошел сзади и опустил руку на плечо. Владыка Севера обернулся. — Я всегда останусь верен тебе, мой Король, — поклонился и уверенно ушел отдавать распоряжения оркам. *** Майрон резко насаживается на член Мелькора. Растворяется в острых ощущениях, топя в них горечь предчувствия, впитывает каждый миг близости, пытается до мельчайших подробностей оставить в памяти то, что и так не дано будет забыть. Оставляет алые следы на холодной коже, жадно впивается в губы, осознавая, что все равно никогда не смог бы насытиться ими сполна. Затем уткнувшись в волосы тихо прошептал на ухо болезненное: — Я люблю тебя. Майрон не был трусом, когда вел войска Моргота в бой, когда охотился за Барахиром, когда вышел против Хуана. Но ему всегда не хватало смелости сказать это. Эрухини любят за что-то. Что-то хорошее, светлое. Ему же досталась странная участь — любить того, кого все ненавидят, Черного Врага Мира, бросившего вызов самому Всеотцу, способного лишь искажать, извращать, разрушать и уничтожать. Любить Мелькора означало принимать его таким, какой он есть — эгоистичным, самовлюбленным, несдержанным, жестоким, всегда быть рядом и во всем его поддерживать. ** *** Они заранее знали исход битвы. Им не нужно было принимать в ней непосредственное участие. Отдав заранее приказы военоначальникам, они находились в глубине Ангбанда. Самые нижние ярусы, рассчитанные на штурм крепости, которые так и не обследовали западные войска во время Войны Стихий. Теперь они не допустят такой ошибки… В огромном подземном помещении висит гнетущее молчание уже много часов, дней, недель? Изредка разбавляемое донесениями о ходе битвы. Они проигрывают. Время от времени зал сотрясается и с высоких сводов осыпается земля. Лик Мелькора темен и мрачен. В абсолютной неподвижности, сложив руки на груди, Майрон будто бы прирос к полу, окаменел. Его вечно юное лицо тоже помрачнело, осунулось, глаза запали, прибавляя возраст. Минуты слетают прахом в бездну вечности. Раздается тяжелый голос Моргота. Он давит, словно огромная толща воды: — Если они схватят нас обоих, это будет означать полную победу войск Запада. — Я знаю, — голос Майрон твердый, бесцветный, неживой. Старательно маскирующий любые эмоции. — Ты сможешь потом собрать то, что останется от наших армий. — Я так и сделаю, — морозное мертвенное равнодушие в словах. — Ты не дашь им долго наслаждаться своей победой. Глаза Саурона полыхнули, а на губах промелькнула призрачная улыбка: — Верно. Не дам. Когда они почувствовали приближение валар, Майрон подошел к трону, поклонился и вышел в тайную боковую дверь, ведущую наверх. Там, превратившись в летучую мышь, он поспешил покинуть уже начавший обрушиваться Ангбанд…